Глава 10. Привет тебе из прошлого, и увидимся в будущем! (1/2)

Ох, давно меня здесь не было... Долго толком ничего не писала, поэтому, скорее всего, написано довольно пресно, немного подразучилась. К тому же глава вышла просто огромной... Ну, так уж вышло. Приятного прочтения!P.S. Всех поздравляю с Новым Годом и желаю всего наилучшего!По логике вещей Хошино должна была быть счастлива, ведь всё осталось так, как ей самой хотелось: Мелло всё ещё сидел на своём месте и воротил морду от Мэтта, когда тот подсовывал ему под нос свой извечный PSP, а остальные ребята радостно выкрикивали придуманное ею прозвище Михаэля из разных уголков класса, не обращая внимание на всеиспепеляющие взгляды немца. В этом времени Кель не признавался ей в любви и не предлагал встречаться. В этом времени они всё ещё все вместе, как она и хотела. Однако, стоило Мелло просто поднять на Мамию пронзающий острый взгляд голубых глаз и улыбнуться едва заметно уголками губ, так чтобы лишь она увидела и поняла, Хошино тут же отводила глаза в сторону и бочком неуклюже протыривалась к подругам, на что парень лишь фыркал.

Хоть девушка и не хотела этого признавать, но те слова её брата так и застряли у неё в голове, при чём весьма прочно, раз прошло уже несколько дней, а она до сих пор не может толком смотреть Михаэлю в глаза и даже называть его по имени боится, и с губ срывается лишь неловкое нечленораздельное бормотание. Немца это, кстати говоря, раздражало необычайно, потому что стоило ему приблизиться к однокласснице больше, чем на полметра, она сейчас же вспоминала про ?срочные и неотложные дела? или вообще игнорировала всякие потуги Келя наладить контакт и быстро убегала из класса, а если представлялась такая возможность, Хошино быстро залезала под парту, сопровождаемая недоумевающими взглядами подруг, которые уже начали подозревать, не заболела ли Мамия опять, раз такие глупости вытворяет. Девушка и сама понимала, что творит глупости, но ничего не могла с собой поделать.

А вновь возвращаться назад и пройти через новые круги ада казалось немыслимым, да и бесполезным, - что это изменит-то, в конце концов?

Уже просто видя, как немо злится Мелло, нервно сдувая чёлку с глаз, Хошино отлично понимала, насколько крепко влипла. Во всех возможных смыслах этого слова.

Однажды Мелло всё же удалось поймать Хошино, как раз в тот самый момент, когда она ещё в раздевалке переодевала обувь и, завидев немца в другом конце коридора, попыталась незаметно ретироваться. Он грубо ухватил её за запястье и, притянув к себе, развернул так, чтобы исключить всякие попытки бегства; Кель смотрел ей прямо в лицо со всей серьёзностью и несгибаемостью, на какую только был способен. Мамия несколько раз предпринимала попытки потупить взор, но было совершенно некуда, а смотреть в искажённое то ли злобой, то ли досадой, то ли обидой лицо Михаэля девушки не было не то что желания, ровно никакого расположения или сил.

– Хошино, что происходит? - спросил наконец немец стальным тенором, непроизвольно сжимая руку одноклассницы в своей. - Какого чёрта ты от меня бегаешь? Я тебя что, чем-то задел?

Но Хошино так и не придумала себе в качестве ?алиби? убедительного вранья, и даже она с её ветреной головой, где держалось только расписание работы спортзала да программа бейсбольных матчей, осознавала, что лучше отмолчаться, а дальше — будь что будет, но в срочном порядке начинать врать, чего, кстати, Хошино не умела совершенно и безнадёжно, ей не больно-то хотелось. Отчаянно переминаясь с ноги на ногу, девушка нервно металась в раздумьях, как бы поскорее окончить этот неприятный разговор, но, как ни странно, кусание нижней губы только вредило работе мозга.

В конце концов, когда Мамия уже было собиралась воспроизвести некую псевдо-философскую цитату, выдуманную ею прямо на месте, она ощутила, как натиск на ладонь постепенно исчезает. Широко раскрыв глаза, она увидела, как Мелло, фыркнув, отвернулся и побрёл в противоположную сторону, бросив за спину: ?Ну и ладно, плевать? Не делая мириться с таким позорным и совершенно неоправданным поражением, Хошино в сердцах высунула вслед немцу язык, издав при этом громкий протяжный вой отбывающего парохода. Обида хлестала в ней через край, однако Хошино не знала достаточно много выразительных немецких ругательств, поэтому, пробухтев нечто гневное, удалилась, подобно ошалевшему слону.

Когда Мамия вернулась в класс, Михаэля там не было, хотя портфель как обычно висел на крючке. Было заметно, что подскочившие к ней во мгновение ока подруги явно вздохнули с облегчением, убедившись, что, пойдя за ней к столовой, Кель, как видно, и пальцем до неё не дотронулся, хотя это было не совсем так. В этот день Мелло в школе больше не показался, однако Мэтт то и дело искоса поглядывал в окно, когда на экране его PSP на какие-нибудь краткие десять секунд выскакивало ?You Win?. Но и на следующий день придя в школу, прикрывая лицо портфелем, Хошино не обнаружила там Келя, даже Маил разводил руками и жал плечами, ибо тоже понятия не имел, где может быть его друг по приюту. Было заметно, что даже обычно пофигистичного ко всему Дживасу как-то не по себе от неизвестности, хотя неутомимая Вильмас-сенсей не уставала каждую перекличку восклицать, куда же запропастилась эта хренова Барби.

?Михаэль — придурок!? - сокрушалась Хошино, яростно разрывая пакет с купленными в буфете чипсами. Потом она такими же пышущими гневом и крайним негодованием движениями запихивала их себе в рот так, что крошки по сторонам летели. Сидящий рядом Ниа ни секунды не испытывал к этому расположения. - ?А ведь говорил, что любит меня! А теперь...?

Чипсина застыла в воздухе на полпути к пункту назначения, когда девушка опустила руку и, по-дурацки хлопая ресницами, обернулась к окну, откуда хорошо просматривалась площадка и целая орава играющих в футбол младшеклассников. Мелло часто можно было там увидеть, особенно тогда, когда он, совершенно увлекаясь игрой, обгонял всех третьеклассников и с блеском забивал очередной гол в ворота. На секунду Мамию посетила не хорошая мысль: она так старалась сохранить всё как было, а в итоге они с Михаэлем всё равно разошлись. В сердце девушки закралось странное, выедающее кислотой изнутри чувство одиночества и неполноты ощущений, как будто от неё отделили жизненно важный орган. А ещё по ходу дальнейшего поедания чипсов в непомерных объёмах в Хошино потихоньку стала просыпаться ревность, только не понятно к кому и почему вообще. Неужели ему всё равно с кем из девчонок мутить?Не желая и дальше мириться с бьющим в уши чавканьем, Нэйт незамедлительно пересел за другой столик.

Семьдесят пять. Эта цифра у неё на плече уже давно не давала ей покоя, но, опасаясь, что это окажется какая-нибудь простая примитивная истина, Хошино очень не хотелось признавать, что она тупая. Хотя временами было трудно подобрать другое слово. Она по триста раз за час смотрела на это словно бы наведённое число у себя на теле, крутила рукой так и эдак, но ей ничего напрочь в голову не шло. В конце концов, с разбега плюхнувшись на кровать, Мамия поняла, что дико устала от столь длительной работы головой. Пару раз ей даже пришла мысль ещё разок попробовать вернуть всё назад, но... как раз из-за этих её экспериментов со временем всё и началось.

– …а ведь это неплохая идея, - любовно полируя свою ненаглядную Маргарет, говорил Сато-сенсей. - Вернись назад да и исправь, что наваяла.

– Ну нет!.. - нервно усмехнулась Хошино, поспешно отмахнувшись от этой мысли. - Я не собираюсь возвращаться в прошлое, чтобы изменить чьи-то чувства.

На вытянутом лице молодого доктора проступило некоторое удивление, после чего он произнёс нарочито небрежно, гладя Маргарет по идеально ровному черепу.

– А разве это не то, что ты делала много, много раз? Ну, тогда, с Мелло...?

Иногда Хошино просто ненавидела, когда её старший брат оказывался прав. Она резко отняла голову от колен и с приоткрытым ртом уставилась за Сато, но так ничего и не сказала. Полночи ворочаясь с боку на бок в тщетных попытках заснуть, бросив попытку считать где-то после две тысячи девятнадцатой овцы, Мамия мысленно уповала на то, что сегодня Михаэль как ни в чём не бывало придёт в школу и они снова будут болтать обо всякой ерунде целыми переменами, и она вновь увидит его робкую улыбку из-под сурового взгляда. Однако, решив, что рассчитывать на это было бы слишком наивно даже для неё, девушка наконец погрузилась в неустойчивый, легко рушимый сон.

Ей показалось, что будильник прозвонил сразу, как она закрыла глаза.

Едва заставив себя подняться на локтях, Хошина почувствовала себя такой разбитой, как будто днём ранее она выгрузила тысячу тонн угля с торгового поезда. Она вяло поплелась к высокому зеркалу, что стояло у двери, и то, что она там увидела, её не слишком порадовало, однако девушка была слишком уставшей, чтобы ещё и реакцию давать, поэтому, попытавшись сфокусировать взгляд, что было достаточно проблематично (тем более что, пока она наконец это сделала, Сато успел раз пять крикнуть с кухни: ?Хоши, уже утро!?), Мамия сосредоточилась лишь на одном имеющем для неё значение факте: она чертовски хотела спать.

На пару секунд всё исчезло, а когда девушка очнулась, она вновь лежал на кровати, а будильник показывал те ж грёбаные 7:29, что и в прошлый раз. Про себя хмыкнув — ибо по-настоящему сделать это сил не было даже сейчас, – Хошино решила, что, как говорится: ?Сказал ?а?, скажи и ?б?, и время вновь на краткий миг остановилось и со скоростью, лишь ему подвластной, двинулось вспять. Проделав подобные манипуляции пару десятков раз, Мамия проснулась абсолютно здоровой выспавшейся девушкой, для которой какие-то там проблемы с каким-то там Михаэлем Келем, - так, формальность, которую уладить как два пальца об асфальт. Во всяком случае, в школу Хошино отправилась с серьёзным намереньем не обращать внимание ровно ни на что другое, кроме того, что было её приятно или интересовало, - зря она, что ли, сегодня с таким хорошим настроением?

Даже не взирая на то, что произошло за последние дни, Хошино по-прежнему считала себя везучей личностью, но, как известно, даже у баловней судьбы время от времени случаются чёрные полосы, но они не были бы баловнями, если бы эти самые полосы не исчезали так же быстро и внезапно, как появлялись. И хотя привычной блондинистой шевелюры Мелло пока в классе не наблюдалось, Мамия лишь высокомерно фыркнула и отвернулась от его парты с многозначительным видом, рассудив, что не стоит омрачать такие замечательные осенние дни мыслями обо всяких придурках.

Безмятежно наблюдая за тем, как Нацу пытается материть Грея по-английски, и как при этом вытягивается лицо Фулбастера, Мамия, весело болтая ножками под столом, тихонько напевала себе под нос песенку, которую так часто крутили по радио, хоть девушка её и терпеть не могла, и даже не заметила, как великая и ужасная Вильмас-сенсей зашла в класс, хлопая себя по плечу журналом и целой кипой каких-то листков, которые явно не сулили ничего хорошего. Ранма Саотоме, первым заподозрив неладное, уже начал думать, как можно проложить себе путь к отступлению через трещину в линолеуме.

– Ребяты-ы-ы-ы-ы-ы! - предвкушающе протянула Мисти, вываливая весь свой учительский багаж на стол. - У меня для вас есть ма-аленький подарочек!

– Контрольная?.. - осторожно поинтересовалась Люси, слегка приподняв руку. При этом страшном слове большая часть класс ощутимо вздрогнула.

– Молодец, Люся! - подмигнула тренерша Церулина, встряхивая кипу листков и вручая её Алёнке Ивановой, занимавшей почётное (особенно при её хобби) место на первой парте первого ряда.

Видимо, одна мысль о том, как она досадит этим ?подарочком? своим любимым ученикам, предавала Мисти столько радости и удовольствия, что громкие протяжные стоны со стороны класса не смогли заставить женщину сменить гнев на милость, так что весь урок алгебры был отведём на внеплановую контрольную, или, как лидер стадиона водных покемонов назвала своё творение ?Секретное оружие Ви-тян-сенсея?. 10-А впал в глубокую депрессию и уныние, и даже миленькое красненькое сердечко, накаляканное учительницей в верхнем углу листа, не смогло их приободрить.

Как и ожидалось, с самым невозмутимым, но при этом многозначительным выражением истинного отличника, Лайт закончил одним из первых, в то время, как Эдвард, которого уж слишком сильно запарило десятое задание, формулу для решения которого он так и не удосужился выучить, откровенно на него забил и решил, что будет досматривать прерванный гаечным ключом любимой сон, пока звонок не разлучит их.

Хошино застыла перед листком, и, кажется, от её уверенности не осталось и следа. Обычно в таких случаях, Михаэль закрывал глаза на то, как девушка нагло, даже не пытаясь скрыть этого, списывала у него, через проход между рядами, а сейчас она совершенно не знала что делать. В каждое задание она заглядывала как в дуло пистолета, как будто всё там было написано на иностранном языке. То, как уверенно, строчили остальные ребята, ну, или, по крайней мере, насколько было пофиг Нацу, тоже не особо внушало оптимизма, ибо день начинался так чудесно, к тому не слишком-то хотелось верить, что Госпожа Удача на этот раз, кажется, тебя предала. Не решаясь написать ни буквы, ни даже точки нарисовать, Хошино решила идти напролом, обезоружив учителя своей интуицией, принявшись строчить от фонаря, уповая на то, что ещё не всё потеряно. Ещё раз прочитав свои несколькоминутные труды, Хошино поняла, что уж лучше бы лист остался пустым. Она судорожно стала раздумывать, как поступить дальше, но тут над её ухом раздалось требовательное:– Что застыла, Мамия?! - держа наготове претерпевшее много невзгод широкораспространённое оружие учителей, вопрошала Мисти. - Сдавай работу!

Скрепя сердце, Хошино поплелась к учительскому столу и положила туда чёртов листок.

А ведь всё так хорошо начиналось.

По ходу дела выяснилось, что, применив метод кнута и пряника, учителям всё-таки удалось выцыганить кабинет рисования под урок домоводства, да ещё и та вредная Владислава Семёновна, у которой вечно во вторник (в единственный на неделе урок) был педсовет, так что ей было мягко говоря не до учеников, наконец свалила обратно к себе к чёрту на куличики кружком кройки и шитья руководить. В честь такого знаменательного события, Вильмас-сенсей со всей щедростью, на какую была способна, залезла к себе в кошелёк и накупила всему классу сока, с каждым чокнувшись краешком картонной коробочки.

Правда, никто не учёл, что даже Мей окажется из того разряда учителей, которые мило улыбаются родителям и коварно скалятся детям. За первые пятнадцать минут урока ребята уже начали скучать по Владиславе Семёновне хотя бы потому, что та могла спокойно сидеть за учительским столом и помалкивать, а не раздавать команды направо и налево, как будто бы она была акулой, и как если бы рыба не двигалась, она бы не смогла дышать, так и женщина, если бы не командовала, едва ли у неё были бы шансы дожить эти чёртовы полчаса до звонка.

– Блин!.. - возмущался Эд, прогибаясь вперёд и назад так, что спина хрустела. Он только что миновал вместе с Лайтом два этажа до подсобки, достал оттуда несколько коробок с тяжелейшим инвентарём, и еле-еле с горем пополам они вдвоём допёрли его до класса, после чего оба вымотанные в ноль упали, оперевшись спинами о парты. - Я думал, сдохну, честно! Это как на физре, блин, типа: ?Бегайте быстро и красиво?!..

Он сдул со лба чёлку и громко фыркнул. Было заметно, что слова, которые так и хотел ляпнуть Элрик, вот-вот сорвутся у него с языка, но парень из чистого ?мужиковского? уважения к Лайту и его безупречному воспитанию учтиво старался выбирать выражения.

– Как она это себе представляет, чтобы мы таскали эту хренову байду и при этом даже не потели! Бли-и-ин... Не так сидишь, не так несёшь, не так лежишь!..

Уинри резко остановилась, бросив на юношу взгляд, полный недоумения, и с подозрением скосила бровь, что служило для Эдварда словно красный свет светофора. Он взлохматил себе затылок и широко улыбнулся, хихикнув пару раз, ибо если тормоза на него не найдут, на него найдёт кое-что другое, да потяжелее, предмет, коевый служит исполнением приговоров, объявленных праведным гневом механика. Ещё пару раз бросив в сторону девушки осторожный взгляд, Эд, кряхтя, поднялся на ноги и отряхнул пыльный зад.

Впереди Хошино ждала целая череда испытаний и пыток готовкой. Она с видом мученицы нарезала лук, и при этом её лицо выглядело не лучше, чем распотрошённый овощ; она едва удерживала здоровенный поварской нож, ибо, когда по старой нудной традиции оглашали целый тракт предостережений от возможных ?боевых ранений?, девушка внаглую дрыхла, обложившись со всех сторон учебниками. Мамия даже близко не представляла, как можно пользоваться духовкой, и ?что означают эти странные циферки на кружочке, который двигается?, поэтому поручить ей можно было разве что мыть тарелки, да и то не всегда. Надувшись, Хошино со всей свойственной непосредственностью и неповоротливостью размахивала руками, заявляя, что лучше уж она навсегда останется старой девой и останется жить с братом (кулинарные умения которого не ограничиваются бутербродами), чем станет учиться этой предурацкой ерунде. Пару раз неуклюже разведя локти, девушка больно дала Ранме в почке, от чего чуть ли не матернулся, но, видимо, болевой шок оказался настолько сильным, что из его уст вырвалось лишь сдавленное ?иёёоаэ?, после чего наследник школы беспредельных боевых искусств Саотоме решил больше ни на метр к этой идиотке не подходить.

Между тем из другого конца класса его гневно воззвала к себе Акане Тендо, ибо её золотейший названый жених улизнул как раз в тот момент, когда девушка хотела подсунуть ему своё фирменное печенье. Но так как Ранма не питал никаких иллюзий относительно кулинарных талантов Акане, он сделал единственное верное умозаключение, как следовало бы сделать в таком случае: на этот раз его желудок может и не выдержать.

Ицки Коидзуми, которому по какой-то невероятной счастливой (или нет?) случайности довелось лицезреть Хошино в действии у плиты, вдруг показалось (вернее не вдруг, на то было множество причин, на кои мы с читателем не будем отвлекаться по причине опасности совершенно потерять суть), что добром всё это дело не кончится. Конечно, хоть его невиданная экстрасенсорика проявлялась лишь в замкнутых пространствах, о которых Мамия, к слову, не имела ни малейшего понятия, не нужно было много ума, чтобы в сердце постепенно начал проникать выедать тебя изнутри червь сомнения, и сомнения весьма не смутного. Однако, из-за того, что сейчас всё внимание Ицки было приковано к Харухи, которая в это время боролась с луком, не пролив ни единой слезинки, юноша не заметил, что, поставив запеканку в духовку, Мамия бесхозно позабыла поставить таймер.

Вытерев со лба несуществующий пот и шумно выдохнув, Хошино широко улыбнулась. Она было хотела позвать Ниа, чтобы тот подал ей зубочистки, но заметила его разговаривающим с кем-то в дверном проёме и тактично промолчала, всеми силами стараясь сдержать нарастающее любопытство. Девушка расслаблено опрокинула себя на стул, откинувшись на спинку, и уставилась в потолок, уже чувствуя на языке ароматный вкус готовящейся запеканки...– Хошино-о-о! - нараспев позвала её из другого конца класса Эльза Алая, которая в испачканном мукой фартуке и филе в руках выглядела куда более устрашающе, чем в доспехах и с мечом. - Как там наша запеканка?Над классом на несколько секунд повисла неловкая пауза, которую по прошествии мгновения пронзил душераздирающий вопль девушки, которая вдруг как из ниоткуда почувствовала запах гари. Сорвавшись с места, Хошино через каждые доли секунды вскрикивала на "ой!", перепрыгивая через сумки одноклассников так, как будто танцевала на углях. Не успев изумиться собственной прыткости, Мамия, не думая, схватила первую попавшуюся тряпку, дабы спасти уже и без того еле живую запеканку, но так как сей предмет предназначался для открытой бутылки масла, стоявшей около соседней плиты на весьма небезопасном расстоянии от огня, пользы было не шибко много.

Вздохнув с облегчением, ибо многострадальная запеканка была-таки достата из духовки (хотя, как в последствии выяснилось, много счастья это не прибавило), Хошино было собиралась начать оправдывать эту невероятную глупость своей такой же невероятной невнимательностью, но теперь её кулинарные похождения мало кого волновали. переполошившиеся десятиклассники носились по всему кабинету в поисках огнетушителя, заглядывая всюду, куда только можно, хотя объект столь страстных поисков в свою очередь преспокойно висел у себя на кронштейне. Когда медленно озирающаяся по сторонам Юки наконец заметила предмет столь ревностных поисков, она некоторое время просто смотрела на него, словно не понимая, эта ли странная штука нужна ребятам. В конце концов, оставаясь в лице не более не менее беспристрастной, чем обычно, сняла огнетушитель с кронштейна, пару секунд рассматривала его, после чего протянула его Кёну, мол: эта?

Из горла парня-без-имени вырвался полувосторженный-полуиспуганный вопль, который выбрался на свет Божий не сказать, чтобы по его желанию, но тем не менее столь необъяснимый душевный порыв принёс плоды: все десятиклассники, как один, устремили взгляды на двух членов небезызвестной команды SOS, и класс разразился поистине ужасающим рокотом, что историки-математики-руссоведы тут же повыглядывали из кабинетов, причитая-сетуя про себя: наверное, опять этот ненормальный 10-А с его спятившей классной, который находит нормальным просовывать огромные медные шары через многострадальный кронштейн, чтобы посмотреть ?а реально шар расширится, или учебник гонит?!?. Кён, выхватив из бледных пальцев Юки огнетушитель, бегом направился к духовке, где Хошино по-прежнему боролась с таймером, а Аоки, все тряпками стараясь локализовать очаг, только собственный фартук в ?жерло? не бросила. Заметив, что пора бы сматываться, дабы не попасть под горячую руку Кёна, а заодно и огнетушителя, Хикари быстро отпрянула от стены, и Хошино, притянутая той за рукав, последовала за ней.

Никто не успел сообразить, что произошло, это только потом, когда народ понемногу начал оседать, до всех дошло, чем обернулось это в сущности незначительное происшествие. Кён никогда не считал себя очень внимательным или ловким, ему просто нравилось ощущение наличия галочки в справочнике о нормативах по физкультуре. Дело в том, что даже нашему герою, который, казалось бы, уже многое в этой жизни видел: и инопланетян, и чудовищ, и экстрасенсов... - теперь и умереть можно спокойно! - ни разу не доводилось доносить огнетушитель до очага пожара, и парень даже не подозревал, что должность сия далеко не самая простая. В любом случае, сейчас сам Кён чувствовал только одно: ему казалось, будто он несёт Олимпийский Огонь, и вот-вот доберётся до конечной точки, где его встретят толпы кричащих, обожающих поклонников.

В какой-то момент Кён отчётливо ощутил, как у него из-под ног выбели землю, и он по инерции отлетел назад, больно ударившись головой о пол, хотя по сравнению с тем, как Харухи, схватив бедного юношу за воротник, шандарахнула его затылком о парту, это было сущей ерундой. На мгновение сознание нашего героя отключилось, после чего произошла мгновенная перезагрузка, и Кён вскочил на ноги, правда, ему стоило большого труда удержаться. Он мельком взглянул под ноги, где огромной жёлтой лужей было разлито масло, оно растекалось по паркету, и юноша не решался даже шагу ступить: он знал, что теперь все его дражайшие ботинки изляпаны вот этим вот. Он бы и дальше проклинал одарившую женщин столь вопиющей невнимательностью природу, если бы до его ослабшего слуха не донеслось истошное, исходящее от Люси:– ХОШИНО-ТЯН!Хошино открыла глаза. Она стояла, полусогнувшись, около стены, и сбоку недалеко её окликала Аоки; её длинные чёрные волосы, должно быть, очень неприятно лезли на лицо, она что-то кричала громко-громко, но Мамия не разбирала слов. Прямо на неё летел нечаянно обронённый Кёном огнетушитель, наверняка, достаточно тяжёлый, чтобы тот, кому выпадет роковой с ним поцелуй, сотрясение мозга заработал нешуточное. Девушка не знала, что делать: бежать не получалось, казалось, некуда, всё равно настигнет её это убийственное орудие спасенья, и оставалось лишь согнуться в три погибели и закрыться лицо руками, чтобы не видеть, как тебя покалечат, ну, или, по крайней мере, не замечатьравнодушной маски немца-грубияна, который тут намедни ей в любви признавался, а она сделала так, будто этого и не было никогда. Он меня, должно быть, возненавидел, вдруг подумалось Хошино, хотя она и не думала вспоминать об этом сейчас.

Вдруг сквозь сдвинутые на лице пальцы она заметила, как будто в комнате погас свет, или у природы сменилось расписание, и солнечное затмение вдруг наступило нежданно-негаданно, но только Хошино раздвинула аккуратненькие ладошки, взгляд её глаз упёрся в чью-то спину, ставшую нерушимой стеной между ней и стихией. Когда она окончательно отняла ладони от лица, то перед ней стоял Михаэль Кель во всей своей красе: щуплый, невысокого роста, рубашка была выпущена из потёртых брюк, но было в этой его подростковой фигуре нечто, отчего Хошино на секунду захотелось заплакать или броситься ему в объятья, что-то невообразимо красивое, не смотря на странные формы, как бы выразился знающий в этом толк Лен ?не Генуя, и не Кремона?; могучее, хотя Мелло никогда не был широкоплечим, и великолепное, и он закрывал её собой, закрывал от всего остального мира, чтобы ничто не прикоснулось с этой обалдуйке без письменного на то разрешения.?Михаэль!..? - хотела было вымолвить Мамия, но губы лишь незаметно дрогнули, и с уст сорвался тихий вздох.

Убьётся ведь, дурак... покалечится из-за раздолбайки, которая так и смогла по достоинству оценить его к ней чувств, которые впервые за шестнадцать лет овладели им целиком и полностью... По какой-то странной Божьей прихоти немцу было уготовано полюбить впервые именно её, впервые испытать душевные терзания из-за неразделённого, большого чувства, совершенно потерять землю под ногами, ощутить, как грудная клетка разрывается под напором бешенной сердечной мышцы, метаться в страданиях от стены до стены, видя, как упорно она его игнорирует, не смотрит в его сторону; пребывать в бесконечных, множащихся сомнениях насчёт того, играет ли она с тобой или и в самом деле не понимает разницу между шуткой и сказанным всерьёз.В одно мгновение в ветреной голове Хошино промелькнуло столько разных мыслей, что она, даже не успев толком подумать, потянулась рукой к Мелло, загораживающему её от неотвратимой беды и закричала так, что, казалось, сами пространство и время содрогнулись:

– МИХАЭЛЬ!!!И время повернулось вспять.

Выступили ли ей на глаза слёзы, которые потом быстро смахнул шальной временной поток, пронёсшийся прямо наперекор её лёгкому, словно пёрышко телу, или всё это было лишь сном, и девушка лишь сейчас очнулась от него в холодном поту, но Хошино вновь стояла позади Михаэля, ощущая закипающее под горлом обжигающее отчаяние; девушка вновь тянулась к нему руками, не зная, сколько веков пройдёт прежде, чем она достигнет цели, но всё ещё старалась ухватиться за его рубашку тонкими пальчиками. Когда огнетушитель подлетел к голове Михаэля настолько близко, что даже его светлые волосы колыхнулись на лёгком ветерке, Хошино поняла, что если она не сделает этого сейчас, другого шанса, как тогда, когда она превратила признание Келя в придуманную несмешную шутку, у неё не будет...

– Смешно, Михаэль! Ведь на самом деле, смешно! - хохотала она, вешаясь парню на плечо, пока тот тщетно пытался открыть этой рукой газировку.

– Обхохочешься... - отвечал он, пряча робкую улыбку.

...самым сложным было оторвать ноги от земли, всё остальное произошло как будто само собой. Хошино, навалившись на Мелло всем тем невеликим грузом тела, что имела, резко вцепилась в него пальцами и повиновавшись тяге рухнула вместе с ним на пол, крепко обхватив того руками. Надо сказать, от начала и до конца сам немец пребывал в глубоком недоумении, и, только когда, открыв глаза, он понял, что лежит на земле с Мамией в обнимку (вернее, так ему либо показалось, либо хотелось, чтобы так и было), услышал приглушённую боль в правой руке, на которую приземлился. Сама девушка, медленно приоткрыв сначала один глаз, затем другой, первое время обрадовалась, заметив, что Кель, лежащий рядом, относительно цел и невредим.

Облегчение улетучилось во мгновение ока, как только до ушей Хошино донёсся сдавленный крик, больше похожий на мычание от нестерпимой боли. Он был секундным и затих так же быстро, как и прогремел, но его эхо ещё долго ударялось о стены и разлеталось по классу, заставляя сердца сжиматься. Мамия испуганно обернулась назад. Аоки, согнувшись, сидела на полу, придерживая рукой правое плечо, и тихонько плакала, всхлипывая от разящих выстрелов боли, - видимо, огнетушитель, чудом минув Хошино и Михаэля, отскочил от пола и ударил в Хикари, которой было решительно некуда от него деться. Когда всё это выстроилось перед глазами девушки пугающим ужасающим пазлом, мир словно бы померк и потерял цвета. Ребята толпой окружили Аоки, которая не пыталась даже встать, не чувствовала ни ног, ни земли под ними, просто сидела на холодном полу, пока Уинри и Акане лихорадочно осведомлялись о её состоянии, понимая, что бессмысленно и как-то даже по-дурацки. Ицки, как оказалось, кое-что в этом понимающий (?Почему-то я не удивлён,? - ядовито заметил про себя Кён, хотя вслух он не сказал ничего), осторожно взял Хикари под мышки и повёл в медпункт, и, хотя та старалась не быть чересчур обременительной ему, ноги всё равно подкашивались.

Мелло, вставший и сразу начавший расспрашивать Мэтта о том, что тот видел, почти не смотрел в сторону Хошино, как будто несколько минут назад не укрывал её собственным телом от неминуемой беды. Впрочем, и сама десятиклассница не особо сейчас пеклась о его о ней мнении, не находила себе места и в конце концов, будучи больше не в силах пребывать в неизвестности, поплелась к кабинету на первом этаже, где вот уже второй год заправлял Фауст с Элизой, к которым изредка заглядывала якобы проверить как идут дела Анни, благоверная небезызвестного Брока, когда-то стоящего на арене стадиона в Пьютере. Восьмой, выглядевший как всегда, весьма устрашающе на первый взгляд, был сосредоточен и предельно собран, и в такие моменты даже Уинри вдруг начинала понимать Элизу. Шаман, с мягкой улыбкой взяв из бархатных рук возлюбленной компресс, аккуратно приложил к плечу Аоки, всё ещё всхлипывающей на кушетке для пациентов, где меньше года назад лежала и сама Рокбелл, поражённая убийственным мячом Лена.

– Не плачь, - ровно говорил Фауст своим приятным голосом, закрепляя компресс пластырем. Руки его размеренно двигались по плечу Хикари, от чего та время от времени всхлипывала чуть сильнее. - Это не настолько серьёзно.

– А вдруг шрам останется?.. - неуклюже поправив волосы на лбу, спросила Аоки не слушающимся голосом. Он дрожал, прыгая с одного регистра на другой, то и вовсе прерываясь.

Шаман промолчал. Улыбаясь, он принял от Элизы стакан чая и со вздохом присел на стул. Его губы еле заметно дрогнули, но он не произнёс ни слова, задумчиво отхлебнув глоток, словно в прострации, после чего, отставив стакан в сторону, проговорил:– Не стоит об этом переживать. Шрам вряд ли останется. - В ясных синим глазах художницы засияла надежда, которая после следующей фразы Фауста погасла за считанные мгновения. - А вот... от рисования придётся воздержаться. У тебя сильный ушиб, и будет лучше, если ближайшие недели две ты не будешь сильно напрягать руку.

Эти слова прозвучали для девушки, точно смертный приговор, не подлежащий обжалованию. Даже стоя позади, Хошино видела, как её подруга, согнувшись на стуле, тихо плакала, закрыв лицо руками, для которой, наверное, весь мир померк в этот момент от одной мысли, что ей нельзя не то, что рисовать, даже притрагиваться к кисти. Её здоровое плечо подрагивало, кожа болезненно побледнела, она сгорбилась, сидя напротив Фауста, и хорошо, что ей хватило сил хотя бы начать поднимать лямки бюстгальтера обратно на плечо, - скоро должен был начаться следующий урок. А ведь у неё в голове было столько разных идей, - на днях Аоки просматривала Ван Гога, в очередной раз диву даваясь чудной композиции и фантастической работе с цветом, гениальными фоновыми решениями, сюжетами и непревзойдённостью художника его же временем. Сразу же хотелось вспомнить поездку с отцом в Париж, нарисовать сестру, жующую круассан на берегу Сены, не терпелось вернуться домой и перенести черновые наброски в альбом. Аоки никак не могла отделаться от мысли, что этой дурацкой травмой упустила какую-то редкую возможность, выпадающую, наверное, один раз на миллиарды и миллиарды других.

Видя, как её подруга, у которой уже давно закончился запас слёз, плакать она уже не могла, лишь безвольно стонала, сидя на стуле, слабеющими пальцами застёгивая пуговицы на рубашке, Хошино не знала, куда деться от вины. ***Её энергичная натура жаждала немедленных, решительных, радикальных действий, и неважно было, на что их направить, главное, чтобы это было нечто колоссальное, а результат не заставил себя ждать. И хотя Михаэль всё ещё смотрел сквозь неё, словно бы позабыв о том, как давеча чуть не заработал сотрясение мозга, загораживая девушку от смертоносного поцелуя с огнетушителем, Хошино не желала мириться с мыслью, что все её усилия (не взирая на то, что ничего очевидного, что могло бы пойти кому-либо на пользу они не принесли) были бесплодны, в потому она весь оставшийся день сидела как на иголках, ёрзала на стуле, дико раздражая этим Мисти, которая после столь насыщенного дня была не совсем в духе (?Рыжая бестия!? - плюнул в сторону Эд, когда тренер водных покемонов поставила ему ?три? за то, что он позабыл обособить этот ?хренов деепричастный оборот?), и почти не слышала, что говорили на уроках. Выражаясь простым языком, задница её ждала приключений, которых, как известно, только позови!..

Тридцать. Идя вниз по лестнице, Хошино вновь со всей скрупулёзностью рассматривала цифры на руке, которые ещё недавно представляли собой семьдесят пять. Она обратила на это внимание, когда завязывала в раздевалке шнурки на кедах, но только именно сейчас Мамия страшно не хотела пускаться во все тяжкие и вновь напрягать мозги. В конце концов, день был насыщенней некуда, пора бы и честь уж знать. Глубоко вздохнув, так, как будто собралась покорять Эверест, Хошино направилась вверх по крутому склону, который, как уже однажды было мною сказано, был одним из немногих препятствий учеников на пути домой. А так как школа располагалась внизу, как в середине чаши, особо суеверных это наводило на определённые мысли. Одному богу было известно, что такое здесь творилось раньше, но это не отменяло того факта, что всё, что собой этот слон представлял, это земля, бесформенные куски меди и мрамора, мусор и ещё много чего другого, что в принципе не подлежало определению.

Даже Хошино приходилось выверять каждый шаг, чтоб не навернуться, когда в такой день она вышла из воды относительно сухой. И всё же не шло ей в голову, что это за странные цифры у неё на руке. Может, она избрана для какой-то великой цели, типа спасения мира или ещё чего? И это такое секретное послание, разгадав которое она сможет познать какие-то секреты бытия? Возможно, она проклята? Больна?

Хошино насупилась. Даже если это и так, ей было бы интересно посмотреть, что это за человек такой, которому вдруг пришло в голову её проклясть, видя, как и без того непросто ей живётся. Садист, подумала она гневно. А самым обидным было то, что никому, кроме брата, она рассказать об этом не могла, а Сато в свою очередь мог бы только предположить, что это и для чего, с ним-то ничего такого никогда ещё не было. К тому же, у него есть свои насущные проблемы, вроде той, что раз в неделю приносит ему пирожки, и зовётся Розой Томас, в которую он, дурак, безрассудно влюбился года полтора назад, и теперь разрывается между неё и Маргарет. Хошино было хотела пожалеть бедного старшего брата, но её внимание привлекла девчушка, шагающая рядом, щуплая, в новых джинсах, ровесница с видом не оформившегося подростка. Но мордашкой милая.

Она, осторожно выверяя шаги, шла параллельно с ней и что-то мурлыкала себе под нос, видимо, не обращая на Мамию столького же внимания, сколького та обратила на неё. Возможно, та ещё долго бы не подняла глаз от воображаемой точки где-то в области карманов, если бы её ножки, аккуратненько обутые в ботинки, не скользнули по одному из того, что покоилось в недрах этого холма, что я описывала и к чему, дорогой мой читатель, не хотела бы возвращаться в такой животрепещущий момент. Она не успела толком подумать, только слегка подалась руками вперёд, должно быть, где-то в глубине души надеясь смягчить сим своё падение.

Дурацкий день, право слово. Одну вылечить не успели, сидит ревёт, другая, вон, падать собралась...?Э-э-э, дело дрянь!? - подумалось Хошино. - ?Ну-ка, время...?

...назад!

Слегка опустив подробности того, как наша героиня весьма успешно спасла незнакомку от столкновения с полом (которое всё ж таки свершилось, хотя и не так болезненно, как могло бы), могущее закончиться для той трагически, и сразу перейдём к тому, что произошло после того, как две шестнадцатилетние девушки очнулись, лежа на пожухлой, облепленной инеем траве около забора. Надо сказать, что Хошино была немало удивлена, узнав в спасённой ею незнакомке ту, что недавно признавалась Мэтту в любви, учащуюся параллельного класса, симпатичную, хоть и незаметную особу. В глубине души Мамия почувствовала даже некоторую гордость за то, что помогла не кому-нибудь, а именно ей, а ещё она убедилась, что подобная ей переменчивая фортуна ещё не окончательно повернулась к ней задом.

Как оказалось, девушку звали Юри, - имя типовое, ничего не скажешь. Она носилааккуратненькие очки в тонкой бесцветной оправе, и только переносья были странного голубовато-зелёного цвета, как после зелёнки. Наверное, болела чем-то, сделала Хошино умозаключение на уровне пятиклассника. Юри не была худышкой, какой казалась на первый взгляд, у неё было круглое румяное лицо, правильные черты лица и ровня персиковая кожа. Вьющиеся карамельные волосы, распущенные под хлопковой шапкой ни чуть не мешали её удобству, и вид она имела в общем и целом милый и приятный. Она, не обладая никакими особыми спортивными навыками (уроки физкультуры буквально даже вопили об обратном), состояла в секции по лёгкой атлетике, в следствии чего её ладони были немного больше, чем было положено при её среднем росте. Конечно же, в том, что такой, как Мэтт, – странный, диковатый, с вечной зажатой между зубов сигаретой, этакий ?плохой парень? – её отшил, не было ничего необъяснимого или ахового.

– Спас... сибо, - не подобрав слова получше, пролепетала Юри, слегка согнувшись в неуверенном поклоне. - Е-если бы не вы, я бы, наверное...– Да ладно! - ответствовала Хошино, потирая ушибленный бок. Ей бы и хотелось выглядеть, как можно скромнее, и она не думала, что будет так сложно скрывать самодовольную улыбку.

– Нет-нет, просто это удивительно, что знакомая Дживаса-куна мне помогла, - разгорячённо воскликнула Юри, что аж очки, не смотря на прохладу, вспотели. - Было так здорово, когда он помог мне с документами...– Ты только не думай про Мэтта плохо, - взявшись зачем-то теребить шею, сказала Мамия. - Вообще-то, он классный, только счастья своего не понимает.

Юри самозабвенно улыбнулась, и у неё намокли глаза. Но выручать очки из пут вьющихся волос было бы слишком большой обузой, поэтому она предпочла сдержать выступающие слёзы. На её лице не было ни капли обиды или сожаления, там была только тихая грусть и смиренная благодарность, которая делала девушку куда более взрослой, чем она была на самом деле, потому что её следующими словами были:– Что бы не случилось в будущем, я ни за что и никогда не стану думать о нём плохо. - Хошино удивлённо акнула и тут же умолкла, потому что Юри продолжила: - Честно говоря, я дико нервничала, когда признавалась ему, меня просто трясло от страха, сердце выпрыгивало из груди, я думала, что в обморок рухну. Дживас-кун казался мне таким... не таким! Я-то думала, что он меня пошлёт куда подальше, а он спокойно меня выслушал и даже не засмеялся в ответ. За одно за это я безмерно ему благодарна. За одно только это он заслуживает огромного уважения.

Хошино аж рот открыла. Каким-то диким необузданным зверем в ней закипело желание действовать (Снова!), которому она не умела, да и не собиралась учиться, как ему противостоять, а потому, оставив растерявшуюся Юри на холме, рванула вперёд, решительно не отличая зелёный цвет светофора от красного. В ней всё бурлило, подобно лаве в пробудившемся вулкане, мозги кипели, пульс зашкаливал, подскакивая до заоблачных отметок, но конца края видно не было.

?Мэтт! Она же... она же такая замечательная! Куда лучше, чем я! Так почему ты ей отказал?! Почему?! Мэтт, я... я открою тебе глаза!?

Юри стояла посреди школьного коридора напротив Маила и трясущимися руками цеплялась за джинсы, силясь не разреветься прямо на месте, не зная, куда деться или податься от стыда. Её щёки пылали, сердце обещало проломить грудную клетку или и вовсе остановиться, - хотя разницы особой для девушки не было, всё одно, в конце концов. Самым верным сейчас ей казалось просто закрыть глаза и ждать, пока на неё обрушится возмездие за этот смелый, но безрассудный и унизительный шаг, подобно топору в руках палача, но даже сейчас, находясь на краю бездны отчаяния, Юри радовалась тому, что ей хватило храбрости взглянуть в глаза парню, волновавшему её сознание с самой их первой встречи, когда он помог ей с потерянными документами.

Мэтт стоял прямо напротив Юри, как всегда, сам себе на уме, в полосатой толстовке, геймерских очках, из-за которых настоящий цвет его глаз оставался загадкой для многих, в солдатских ботинках и в кожаных чёрных перчатках, оголяющих верхние фаланги пальцев. Он, ровно как и обычно, курил свою пятнадцатую за день сигарету.

– Извини, - вполголоса сказал он, после долгой паузы взяв сигарету и затушив её о джинсы, после чего просто засунул её в карман, мол, выкину потом. - Не в тебе дело, ты вроде девчонка нормальная, просто неохота мне ни с кем встречаться. Прости.

Мэтт меланхолично достал свою обычную дневную пачку ?Black Stones?, зажигалку и медленно прикурил, скучающе созерцая, как тоненькая струйка дыма медленно взлетает к потолку. Юри долго собиралась с духом, чтобы поднять глаза, а когда наконец решилась, то сзади послышался какой-то странный шум, как будто к ним приближалось стадо мамонтов, и хотя бежала всего лишь одна девушка, её топот эхом отскакивал от всех четырёх стен. Хошино Мамия, великая и ужасная покорительница времени, бежала к ним во всей своей красе, которую сейчас скрывал её запыхавшийся вид. Мэтт нехотя перевёл на неё взгляд, и из приоткрытого его рта вылетела сигарета. Странно, но он был свято уверен, что она уже ушла домой. Юри же пребывала в полном неведении, ибо видела эту особу вообще впервые в жизни.

– Мэ-э-эт! - кричала она издалека срывающимся голосом. - Какого... ты её внимательно выслушал?! А как же документы?! Ты ведь помог ей их найти!

– О-о-откуда ты знаешь про них?! - подлетела к Хошино Юри, совершенно сбитая с толку и пребывающая в полном беспорядке. - Я про них никому не рассказывала!

?Чёрт!? - вскинулась про себя Мамия, поняв, как сильно она только что облажалась. Но, как говорится, не получилось с первого раза, получится с десятого!

Итак, пожалуй, опустим подробности того, как раз за разом наша героиня перемещалась в один и тот же временной пласт, и как каждая очередная её попытка направить Маила на путь истинный проваливалась. Скажу только, что пару раз она, не рассчитав места посадки, падала прямо на Юри со спины, один раз даже кончилось тем, что её пришлось вести в медпункт под матершину Дживаса, но, вновь совершив прыжок во времени, это событие само собой кануло в Лету. В другой раз Хошино, ни секунды не потратив на составление бессмысленного плана действий, прямо с ходу начала сыпать на геймера многочисленные претензии относительно того, как же он может так бесчеловечно и равнодушно втаптывать в грязь хрупкие, чистые и непорочные девичьи чувства. Под конец своего чувственного монолога, Мамия не без восторга от своих ораторских способностей добавила, что ни его внешние данные, не мозги, не должны ни коим образом иметь отношение к том, что Юри в него влюблена (Стоит заметить, что на тот момент Юри, успевшая стать во всём этом диалоге второстепенным персонажем, успела вымолвить лишь: ?Дживас-кун, я уже давным-давно тебя...?). Закончилось всё тем, что бедная девчушка вся в слезах убежала прочь с причитаниями вроде ?Вы ошибаетесь, вы ошибаетесь!..?

Мда... и в самом деле хреновый день.В ходе своих экспериментов со временем, Хошино успела сделать одно небольшое, но довольно важное открытие. Так как само по себе время необратимо, есть люди, способные самостоятельно перемещаться в потоке времени, однако, как это возможно в одном направлении, так и в другом. Следовательно, переместясь в прошлое на некий промежуток, можно с таким же успехом вернуться назад. Такой алгоритм срабатывает только в том случае, если будущее, в которое хочет переместиться человек, заведомо известно, в противном случае, перемещение не в состоянии произойти. Например, нельзя, учась в одиннадцатом классе, переместиться вперёд в свои студенческие годы, ибо никто не знает, что с тобой случится за это время, в таком случае будет неправильно выстроена цепочка реакций и событий.

Пользуясь своим открытием, Хошино немедленно вернулась назад, не сумев сварганить ничего путного. Правда, она не ожидала, что вернувшись, будет вновь стоять вместе с Юри на холме, пока та высказывала природу своих чувств к Мэтту. Мамия точно знала, что та скажет, поэтому уже и не слушала её почти, и очнулась только когда почувствовала неприятное ощущение в области кармана, где держала мобильник. Вскользь извинившись перед собеседницей, она подняла трубку и не без удивления обнаружила, что звонит ей небезызвестный Маил Дживас. Помяни чёрта, злорадно подумала девушка, нажимая на ?ответить?.

– Чего?

– Слышь, Хош, мне тут съездить надо к ЖД вокзалу, а деньжат на проезд нет. Ничего, если я твой велик одолжу, ты же его в школе оставила?– Бери, - с лёгкостью махнув рукой бросила Мамия и выключила телефон, положив его обратно в карман. - Ладно, пока!

И они с Юри разошлись в разные стороны. Несуетно двигаясь в сторону светофора, Хошино испытывала какое-то давящее чувство дежавю. Ноги её не слушались из-за быстрого бега, а мозг словно бы вихлялся внутри черепа из стороны в сторону, не находя успокоения. Впрочем, Мамия вовсе не ощущала себя какой-то грустной или подавленной, она со спокойной душой направлялась в клинику к брату, когда в голову ей вдруг ударила совершенно дикая неожиданная мысль.

А зачем она вообще оставила велосипед в школе?

Хошино резко остановилась, и её прошиб холодный пот, не смотря на осеннюю прохладу. Она сглотнула, чувствуя, как ноги немеют от страха. У неё внутри всё похолодело.У её велосипеда были сломаны тормоза. И она оставила его там, чтобы если вдруг что не оказаться в просаке из-за невозможности остановиться. А он, дурак, наверняка не проверял тормоза... уехал вот так, а она позволила... на ЖД вокзал, где полно поездов и народу... со сломанными тормозами...

А вдруг...