интерлюдия (1/1)

?бечено? Чёрные облака валили из здания токсичным веществом. Густые, зловонные, они умело выпрыгивали из-под ало-оранжевых языков огня и, выплюнув горящие тела людей, безжалостно вздымались в небесный купол, даже не пытаясь протянуть пепельную ладонь пострадавшим. Смотрели, как человеческая плоть догорала до состояния угля, как крошилось испепеленной спичкой, стоило повреждённому и хрупкому телу упасть на асфальт, и равнодушно кряхтели, когда очередной невинный работник пытался спасти себе жизнь. Они словно шептали смертельное заклинание, хмуро бросая взгляды на многоэтажку. Ранее дорогой клуб превратился во врата Ада, что не отпустят людей просто так: кому-то оставят ожоги, кому-то сломают конечности, а у кого-то, с особой гордостью, душу заберут. Чаще огонь забирал жизни просто так?— без разбора, оставляя мизерные шансы пожарным и медикам выиграть в этой ужасающей партии. Полиция оцепила близлежащую территорию, очертив клетку злу, которое пыталось выбраться в мир, и выстроила спасателей на передовую. Красные машины окружили высокое здание, беспрерывно заливая его водой. За ними стояли машины скорой помощи, что быстро сменяли друг друга, отвозя раненых в больницы. Запах смерти червями заползал в нос. От него хотелось блевать, скрутиться в беспомощный клубок. Убежать из этого пекла, в конце концов. Но это не смущало окружившую полицию толпу, с открытыми ртами наблюдающую, как разваливается ?Peak of savage?. Люди стояли по ту сторону пешеходного перехода, ведущего к основному входу на территорию. Крутили головами и с недовольством рассматривали, как перекрикивались между собой спасатели, как полицейские тщетно пыталась прогнать взбунтовавших людей. Ни жёлтая лента, ни машины полиции, что щитами делили область между безопасной и смертоносной зонами, не смогли отпугнуть жителей Иокогамы и их повисшее в гари осуждение. Говорливые языки готовы обвинить мэра, прокурора, владельца высотки и даже простых работников. С их карих безликих глаз так и брюзжала отрава-фрустрация*, адресованная каждому и без разбора. Минору, который стоял позади столпотворения и изучал происходящее, улыбался. Какая превосходная картина! Минору норовит поднять руки вверх и, не спеша, с чувством и тактом, зааплодировать самоотверженным актёрам погорелого театра. Наклонить голову вперёд и буравить взглядом из-под бровей реальность, что превращалась в пейзаж сюрреалиста. Вот один человек ещё немного и перевернётся через ленту из-за толчков толпы, лицом упадёт на машину полицейского; другие, смеясь, или строя лицемерно грустный вид, снимают себя на телефон, стараясь как можно живописнее встать на фоне горящего клуба. Совсем близко кричит мать, чей ребёнок случайно попал под обломки и ноет?— боится умирать. На пятом этаже многоэтажки что-то мощно взрывается, вызывая истошные крики у людей?— уж теперь те решили побежать прочь. Минору накрывает лицо рукой, прикусывает до крови язык и пытается не… заржать. Какое хваленое общество! Кто-то додумался вытащить ребёнка в пять часов утра, а теперь страдает от собственной тупости. Но это так, лишь примеры. Савада бросает взгляд стальных глаз сквозь пальцы на оранжевую фигуру ?Пика дикости?. Он хорошо постарался?— поджёг почти середину, тем самым сделав спасение людей на верхних этажах невозможным. А нижние этажи?— бомбой замедленного действия. Дорогое световое оборудование, алкоголь и вещества, профессиональная защита, что должна была спасти во время перестрелок, стали тянущим в бездну булыжником для столь мерзкого места. То, что было предметом роскоши здания, что демонстрировали элитный статус ?Peak of savage?, хладнокровно губило его. И это дико иронично. Раздается ещё один взрыв, но уже более сокрушительный, прямо со второго этажа, и Минору улавливает резкие перемены в лицах полицейских. Только сейчас собрались стать серьёзнее и оттащить людей, которых могут накрыть летящие обломки? Неужто никого не смущало, что пожар пытаются потушить второй час? Что за отвращение застыло на их лицах? Минору не сдержал смешка, понимая, сколько времени понадобиться, чтобы справиться с огнём и не позволить этому зданию задеть другие постройки. Наивно надеяться и верить в новейшие технологии, если в данный момент они рушатся как карточный домик и, возможно, накроют ещё и торговые центры? Всем пора проснуться и предпринять реальные действия, а не смехотворные попытки уменьшить последствия. Минору разворачивается и уходит, понимая?— самое интересное он увидит по новостям, но ведь даже так вкуснейшее маячит впереди! Парень перестаёт сдерживать рвущийся на лицо оскал и обнажает клыки, проводит по ним языком, чувствуя яд пьянящий. Этим ядом он готов питаться, ведь пока он кормится страхом первобытным, звенящей слабостью и глупыми надеждами?— у него всегда будут жертвы. И это необычное место, в котором он оказался по странным причинам, идеально для него. Джокер доказал это, лихо развернувшись в важной преступной точке. Его опыт, что отображался в бесконечных войнах с полицией Готема и Тёмным рыцарем, смешался с интуицией и интеллектом, позволив ему устроить празднование. Было сложно сориентироваться в другой стране, в новом теле. Но если знать, куда надавить, чтобы получить желаемое,?— к примеру, воспользоваться верными работниками,?— то можно устроить даже самые невообразимые вещи. У Джокера имелась бездонная и извращённая фантазия, однако, очень жаль, что она будет не оценена. Что на него не броситься огромная летучая мышь, и ему не придётся изворачиваться из крепких и сильных рук Бетмена, чтобы избежать меланхоличного цирка в виде Аркхема. Здесь?— страна восходящего Солнца?— сплошь разочарование да тоска. Но… Джокер прикрывает глаза, вспоминая слова о Наследнике, в чьём теле оказался мужчина. О, да-а, важная фигура на доске итальянской мафии?— всё же Джокер умеет развязывать языки, когда ему это остро необходимо. Принц криминального мира?— опять, ха?— глуповатый, немного неуклюжий в своих суждениях… но хотя бы Минору настоящий. Живой, в отличие от этих картонных лиц персонажей. Так всегда: стоит тебе оказаться в среде иллюзорного мира, как эта самая вселенная попытается тебя схватить и переживать. Забрать душу или здравость ума. Каждый отдаёт то, что может, и Джокер, в принципе, понимает всё то, что выпало на судьбу младшего Савады. Для этого экспертом не нужно быть, достаточно просто самым ненавистным человеком в своём мире. О-хох, они и здесь похожи! Будто близнецы! Юноша скручивается, вжимая грудную клетку в себя, и утробно смеётся. Всё также рукой обгоревшей закрывает себе рот, сворачивает с забитого перекрёстка на улицы, где меньше людей. Скрыться от толпы в Иокогаме трудновато: улицы уставлены десятками маленьких-ларьков магазинов и часто веду в парки-аттракционы. Внезапно взгляд цепляется за жёлтую полоску на красных пальцах, и игривость отступает. Точно-о-о, они уже нашли его? Несчастного, что будет упокоен лжекоролём? Минору старался, когда, спустившись на нижние этажи, выбирал себе жертву, что заменит его. Пытался найти самого похожего парня, на которого можно будет одеть кольцо Вонголы и сразу сжечь. Насколько понимал Джокер, и с каким энтузиазмом подсказывала обострённая интуиция, с кольцом что-то не так. Не выйдет по-простому избавиться от него, будто оно могло не захотеть отпускать Минору. Это ложилось странным ощущением, даже цепью, которая от пальца сжимала плоть прямо до плеча. Чувствовалось, как драгоценность противно ограничивает, ухватиться старалась за подростка. Это украшение и чужая личина стали первым, от чего захотелось избавиться навсегда. Джокер не любит быть чем-то скованным, обожает свободу и полный, на грани абсурда, хаос. Эти вещи мешали ему в достижении определённых идей. Да и Джокер сомневается, что человек, который держится за жизнь, может так легко скончаться. Джокер превосходно научился ощущать любые вещества и их влияние на организм?— благодарный поклон больнице Аркхема?— так что отчаянное самоубийство явно не станет концом человека, что любил и ценил жизнь. Скривился. Крыша?— так типично для Азии, мог выбрать более оригинальный способ! И не оставлять следов, раз намеревался отдать кому-то другому свое тело. Почему-то мужчина был серьёзно уверен, что перед смертью парень торжественно и осознанно спихнул проблемы на чьи-то чужие плечи. Правда, вонгольский груз косвенно оставался висеть на его же плечах. Однако смена душ в теле не изменило того, что Джокеру пришлось красиво заканчивать начатое. Толкучка и хаос, которые развернулись прямо перед глазами в тот волшебный вечер, только играли на руку, давая сотню поводов разойтись. Которыми зачинщик не воспользовался, а ограничился убийством одной крикливой суки и пятерых охранников, двое из которых были довольно стеснительными, оттягивая время пребывания Савады в самодельной печи. Да, подобные развлечения усложнили выход наружу?— пришлось прикрываться жертвами пожара и шустро свинчивать от пытливых медиков. Минору шикнул и развернулся, бросая придирчивый взор на виднеющееся здание, что даже через пройденный километр горело факелом проклятым. Тогда стоило воздерживаться, ведь ситуация могла завершиться не в выгодную Минору сторону. А кто захочет, чтобы столь милое хобби обернулось раздражающей трудностью? Сейчас лучше не глотать кости. Ладно, стоит подумать о более волнующем: как закончится это происшествие? Какова будет дальнейшая цепочка у домино событий? Куда и как завернёт? Со сколькими пешками столкнётся? О, нет-нет, рано задавать себе такие вопросы?— не будет же Минору портить себе впечатление? Никак нет! Всё только ради безудержной забавы и такого приятного стука упавших пешек, что льстит, заводит и возбуждает. Особенно то, что остановить некому. Нет никакой мешающей и огромной мыши, но, может, найдётся замена Бэтси? Фигура в чужом чёрном пиджаке резко и энергично подпрыгнула, провоцируя нескольких прохожих осуждающе посмотреть на неё?— они явно не ожидали встретить по дороге на работу очередного ненормального,?— и пружинистой походкой скрылась в узком повороте, сливаясь с темнотой тускнеющих ларьков. *** Утро наступало постепенно, тяжело шаркая поношенными галошами, укрывая маленький Намимори пасмурной погодой и слабым светом. Если выглянешь в окно, то может показаться, что часы спутались, и унылый вечер так и не покинул уютный пригород: серо-голубой фон, шелестящие от прохладного ветра деревья и мелкие капли на окне. Точь-в-точь как вчера. Будто дождь оказался смолой и брызгами труднорастворимыми застыл на мутном стекле. Вошедшая на кухню женщина оторвала взгляд от окна и повернула голову в сторону часов, выглядывая в сбивающих, тонких тенях коричневые стрелки. Только проснувшаяся Нана, тихо зевнула сетуя на утро. Она отдёрнула нежные и легкие занавески, впуская на кухню немного света. Нана на автомате заметила, что ночь прошла, забрав с собой неприятные моменты, и сейчас настал очередной, но новый день. Нана немного пошатнулась и, потягиваясь, пошла в ванную, лелея надежду, что холодные струи душа помогут проснуться. Прийти в чувства и снова закрутиться по бесконечной плёнке однотипных будней. Но, что странно, уютно привычных. Бесшумным шагом шатенка проходит пару спален, и аккуратно открывает дверь ванной комнаты, задумчиво придерживая её?— боится издать лишние скрипы и шорохи, что могут потревожить ещё сладко сопящих жителей сего дома. Нана осторожно закрывает дверь за собой, проворачивает замок и, выдохнув, плавно мажет рукой по стене, машинально озаряя темноту светом. На секунды застывает, когда яркие белые лучи ударили в глаза, заставляя коротко сощуриться от контрастного перехода. Мысли в голове с возмущённым бурчанием двигаются, достают из-под подолов мантий тёмных недавние воспоминания, что успели уже стать чужими. Точно! Вчера ночью, около часов одиннадцати, отключили свет. Вроде это связанно с протягиванием городских проводов и заменой старых. Нана не особо вдавалась в подробности, когда за два дня до этого неожиданно получила уведомление от городских властей на телефон. Она тогда бросила лишь быстрый взгляд на иероглифы, отстранённо спросила других воспитательниц на перерыве, чтобы убедиться в правдивости сообщения. А получив положительные ответы и сетования, опять вернулась к работе. Тогда Нана в принципе была особенно загружена основной работой и домашними делами, поэтому на такие мелочи не обратила внимание. Да и времени думать о подобных деталях особо нет, ведь все силы чёрной дырой всасывают воспитание детей, работа, содержание дома, поскольку Нана?— мать одиночка и единственная хозяйка. Так она привыкла думать за семь лет полного отсутствия отца её детей. Да и по-другому вряд ли захочет. Женщина еле слышно стучит пальцами по поверхности двери, на которую та опёрлась. В голове настала недолгая тишина, спрятались все мысли, только ощущения недавнего и тяжёлого пробуждения мягкими раскатами проносились в сознании. Сложное состояние, когда в теле чувствуется усталость, а думать о чём-то даже попыток нет. Опустошённость поглотила утро, заставляя Нану механически и легко отталкиваться о двери, буравя бесцветным взглядом пол под ногами. А потом резко отмереть и мелким шагом направиться к ванне. Нана, словно завороженная, закрывает смыв, сыплет морскую соль и включает горячую воду. Небольшую комнатку наполняет журчание воды, но женщина будто ничего не слышит. Садится на стиральную машинку и притягивает правую ногу к себе, обхватывая её. Утыкается носом в острую коленку и безэмоционально наблюдает, как постепенно набирается вода в ванну, как жидкость окрашивается в лёгкий персиковый цвет, как доносится приятный сладкий запах мандарина и кардамона, а пар серебристой дымкой стелется около самой глади. Жёлтой змеёй проползает слизкая мысль, что было бы неплохо, окажись жидкость паралитиком. Тогда Нана навсегда бы лишилась негативных мыслей, сложных и противоречивых чувств, на её устах бы застыла вечная и безмятежная улыбка. А пока в её жизни поселились страх и непредсказуемость, позитивные эмоции спрятались куда-то глубоко и показываются крайне неохотно, из-под палки. Но они нужны. Не для неё, никак нет. Савада гордо справиться и без них, только в ритм жизненный сложно будет влиться, но возможно. Муки метаний и ласковые улыбки для детей, ради которых она просыпается и засыпает каждый день. Нана бросает спешный взор на замок, убеждаясь, что дверь точно закрыта, и её никто не потревожит, вяло к ванне тянется. Слезает, протягивает руку к горячей воде и, отрицательно махая головой, понимает, что немного забылась. Прохладный душ превратился в мягкую и тёплую ванну, из которой вылезать не захочется. Совсем в мыслях потерялась. Нана снимает халат, аккуратно укладывая одежду на машинку. Возвращается к воде, накрывая гладь рукой, и гипнотизирует взглядом появившиеся мурашки на коже. Как медленно круги от невесомого касания проносятся по всей глади и, оттолкнувшись от стенок, снова возвращаются к изначальной точке. Подушечки пальцев обжигает, отдаёт короткой вспышкой пульсации, и шатенка выпрямляется. Взявшись сухой рукой за край, она быстро опускает одну ногу за другой, не боясь чувств от контраста горячей воды и холодного воздуха. Розовато-белую кожу колет, краснотой ложится на плоть жар. Но женщина за считанные секунды полностью оказывается в воде?— в тысяче ласковых, но колких ощущений. К телу жвачкой прилипает тонкая ночнушка, которую та не сняла. Хоть что-то должно скрывать тело, которое женщина видеть не желает. Обхватить плечи руками и задрать голову, чувствуя, как мокрые волосы защекочут тонкую и худую шею. Закрыть глаза и утонуть в тишине. В такой манящей, безмятежной и уютной. Пару минут Нана сидит бездвижно, а после резко, не делая глубокого вдоха, опускается под воду. Слышимый шелест воды эхом разноситься по комнате, а в нос ударяет вода со сладким ароматом. Волосы лианой закручиваются перед лицом, отливают благородным золотом под преломлёнными белыми лучами лампы. Пропускают блеклое пятнышко света на ровный лоб женщины и, снова закрутившись, тенью укрывают. Прикрытые веки не дрожат, по лицу не пробегает ни один дрогнувший мускул, словно ничего в этой ситуации не вызывает малейшей реакции шатенки. Только одинокие пузырьки воздуха наверх поднимаются, намекают о том, что женщина под водой ещё жива. А коснувшись с поверхностью, мыльным пузырём лопаются, будто иллюзия всё это. Женщина под водой также лопается. Не выдержала постоянное давление извне. Внутри неё?— аннигиляция** души: разбивается материя тонкая на тысячи пазлов спутанных, перевёрнутых и помятых. Кусочки отдаляются на неисчислимое расстояние, в пустотах человеческих растворяются. Внезапно хладнокровное лицо Наны искажается в гримасе, и женщина кричит, выпуская изо рта остатки необходимого кислорода, что группой пузырей огромных на поверхность воды быстро вздымаются. В этом крике всё: усталость, злость, обида, отчаяние, гордость и протест. Ей легче представить, что та временно сломалась, что сдалась и не выдержала испытаний жизни. Ей легче это спрятать, ведь никто не обратит внимания на немного шумное бульканье? Крик заканчивается, и комнату обнимает пустая, могильная тишина. Будто в ванне никого нет. Через долгие и вязкие секунды звучит всплеск и жадное, горячее дыхание серпом полощут по покою в воздухе, заполняя пространство голодным стуком изнеможённого сердца. Фигура в воде выпрямляется, пальцами до побеления костяшек за края ванны хватается. Хватка жёсткая, крепка, словно теперь ничто Нану не опрокинет. Савада давление невидимое с грудной клетки сбрасывает, убирает мокрые непослушные волосы с лица, дабы осмотреться, и, протяжно выдохнув, легко улыбается. Да, теперь она Приятный запах готовки смешался с паром кипящего чайника, поднимаясь в воздух чем-то теплым и уютным. За спиной готовящей хозяйки доносился гул от проснувшихся и ожидающих завтрака жителей, что делал атмосферу в кухне-столовой плотной. Нана у плиты весело качалась в такт лиричной и нежной песни с радио, одновременно стараясь следить за едой и бегающим из гостиной в столовую Ламбо. Ребёнок ураганчиком носился под ногами, задевая стол и стулья, на которых сидели громко разговаривающие Тсунаёши и Хаято. Парни словно не замечали ребёнка, который то залазил на светлые стулья, то подбегал к нижним шкафчикам, где хранились приправы. Даже заметный шелест пакетиков в руках начинающего повара не смог привлечь внимания подростков к нескромной персоне экспериментатора. А постоянно шикающая на Ламбо Нана не имела глаз на затылке, поэтому появление Бьянки, что решила снизойти на кухню, заставили Ламбо бросит дурную затею. Тихая, но сильная затрещина настигла затылок пятилетнего ребёнка, который от неожиданности упал, рассыпая приправы, и ударился больно попой. Нависшая над Ламбо старшая сестра Гокудеры одарила презрительным и осуждающим взглядом ребёнка, намекая, что тому лучше побыстрее убраться отсюда. Малыш притих, сдерживая слёзы, бессовестно оставил убирать рассыпанное добро горевоспитатильнице и обиженно потащился в зал, к телевизору, ища утешения в мультиках. В прочем, успешно, так как энергичный звук писка мальчика прозвучал с началом опенинга популярного аниме. Бьянки, с хмыком поправив свой высокий хвост, принялась убирать, бросив испепеляющий взгляд на опешившего Хаято. Через считанные минуты пол был ловко и незаметно подметён, ведь Нана, что периодически тянулась к холодильнику, не обернулась, чтобы оценить редкую картину уборки самой Бьянки. Однако, это не помешало девушке напомнить о своём присутствии. Бьянки встала немного сбоку, оставив расстояние в виде пяти футов, и оценила действия женщины, пытаясь понять, что готовит шатенка.—?Я помогу,?— бесшумно оказалась за спиной хозяйки дома Бьянки, ядовито сверкая глазами. Нана беглым взглядом прошлась по делано расслабленному лицу и мило улыбнулась. Девушка стояла в странной и напряжённой позе, будто некоторое время та незаметно наблюдала за ней.—?О, Доброе утро, Бьянки-чан. Спасибо, но я уже заканчиваю,?— Нана вернула всё сосредоточенное внимание равномерной нарезке овощей на салат, упуская из виду чужое разочарование, что короткой пеленой отразились на насыщенной радужке.—?Я могу закончить с омлетом и… —?Бьянки, видимо, не привыкла легко отступать и упускать возможности, она намеревалась схватиться за ручку сковородки, как была прервана более ловким движением Наны.—?Нет, не стоит. Лучше позови И-Пин и Фонга к столу,?— жизнерадостно прозвучала Савада, поворачивая ручку к себе. Бьянки скривилась в шипящем выражении всего на секунду, словно упоминание имён заставило блондинку подавиться ядом. Но, ощутив острый взгляд Хаято прямо в область лопаток, показательно закатила глаза на упёртое поведение домочадцев.—?Хо-ро-шо,?— коротко пропела сквозь зубы девушка. И зачем эта китайская крыса осталась спать с ними под одной крышей? Как Реборн смог позволить стать китайцам ближе, чем положено? Или те настолько упорно пытаются протиснуться на корабль итальянской мафии? Подавив агрессию, Бьянки вздёрнула подбородок, решая, как ей стоит разбудить Фонга, и направилась в сторону комнат, где остались ночевать гости. Только девушка покинула комнату, Нана бросила изучающий взгляд через плечо, удивляясь скачущему поведению Бьянки. Хоть контраст между равнодушием с какой-то необъяснимой завистью и притворным, дружелюбно покладистым напрягал, однако вдумываться в столь специфичное поведение женщина не собиралась. Нана вряд ли сможет залезть в чужую голову, да и кому это нужно было? Её дом был сборищем тех ещё ?чудаков?, чего стоили лучшие друзья Тсунаёши. Иногда мать опасалась фанатичного и пылкого нрава Хаято, что часто чуть ли не бегал хвостом за старшим из сыновей Савады. Чего стоили одни визиты в полшестого утра к небольшим воротам двухэтажного дома. В этом плане Нане симпатизировал сдержанный и вежливый Такеши, который появлялся только тогда, когда Тсунаёши собрался с горем пополам идти в школу. Но оставлять мокнуть и мерзнуть Хаято не особо хотелось Нане, зная, как обижается и дуется её сын, поэтому Гокудера стал завтракать вместе с ними. Заодно будил Тсуну, заменяя педантичного Минору. Хоть скандалов нет с утра пораньше. Нана покачала головой и поставила тарелку с салатом на стол, замечая, как увлечённо ведут разговор подростки. Жаль, что сыновья плохо ладят между собой, но отлично то, что у обоих есть друзья. А вопрос о характерах… Что же, хозяйка была далеко не глупа, и, возможно, понимала причины заскоков, но не подавала виду. Конечно, всё это было в меру: она спокойна, пока жизни её детей ничего не угрожало. Вот тогда Нана начинала активно предпринимать попытки действовать. Женщина нахмурилась, отключая огонь. Несколько секунд буравила взглядом плиту, вспоминая, что до сих пор не получила звонка от следователя. Может, она его пропустила вчера за делами, или дело попытаются замять? Но тогда Нана лично постарается добиться наказания для нападающих, избивших Минору до полусмерти. Карие глаза потемнели, утонув в воспоминаниях. Как же там её сынок? Последний раз она была у него позавчера, и выглядел тот измученно… Нана повернулась к висящему шкафчику с посудой, намереваясь достать несколько тарелок. Спустя мгновение одна из них начала сильно наклоняться и чуть ли не падать. Нана стушевалась и постаралась поймать, но внезапно смуглая и широкая рука молниеносно ловит предмет, бережно ставя на стол, рядом с облокотившейся на поверхность женщиной.—?Аккуратнее,?— глубокий и очень грубый голос звучит прямо над макушкой, вызывая необъяснимые мурашки по шее. Нана задирает голову вверх, ощущая, как чужое дыхание мимолётно щекочет кожу. Как внезапная близость сплетается со сверкающих взором серо-чёрных глаз. Женщина замирает с этим секундным мгновением, но Реборн только отстраняется точно за это время, оказываясь где-то рядом с посудой. Карие глаза растерянно моргают, переводят взгляд с безэмоциональной мужской фигуры на заканчивающих есть ребят. Кажется, что сейчас ничего не произошло, и Нана успевает согласиться с этой мыслью, как на кухне появляется Бьянки с гостями. И, почему-то, мимолётно кривиться, переглядываясь с Реборном, и показательно отворачивает голову.—?Когда будем есть? —?звонко и мелодично тянет девушка, продолжая смотреть в сторону. Нана открывает рот, чтобы пригласить к столу, но её жестко обрывает Реборн:—?Здесь самообслуживание,?— голос мужчины звучит почему-то страшно. Настолько, что Нана успевает ощутить крупную дрожь по позвоночнику и поискать глазами в обманчиво спокойной комнате утешение. Она даже согласна разглядывать детские магнитики на холодильнике слева, но только не ощущать внезапную чёткую опасность на её кухне. А потом Нана внезапно понимает, что это её дом, и непристойно ей вести себя так испуганно.—?Ладно,?— хлопает себя по бедру Нана, легко улыбаясь,?— давайте садиться завтракать, у нас же ещё время! —?вот только адресовала последнее шатенка самой себе, напоминая про работу и про школу. Но это как-то по-особенному повлияло на домочадцев, и те задвигались. Через короткий промежуток времени стол покидают подростки, и на бледно бежевой поверхности строятся порции взрослых. Нана решает позволить детям позавтракать перед телевизором, и выносит маленькие тарелочки в зал, покинув принявшихся за трапезу Фонга, Реборна и Бьянки. Поэтому Савада попадает на крайне интересный и показательный момент. Диваны, на которых сидела молодёжь, были мятые, подушки скинуты на пол, а сами вышеупомянутые делили пульт. Просторное помещение наполнилось регулярными щелканьями, резкой сменой звуков от картинок на телевизоре и руганью ребят, что вцепились друг другу в глотки. А точнее: Ламбо и Тсунаёши. Нана, оглядев скорчившегося над пультом в цепких детских ручках сына, опешила.—?Мы хотим мультики! —?Ламбо безжалостно кусает за руки Тсуну и несётся прямо в противоположную сторону.—?Ауч! Ну, вы уже смотрели! А я тоже хочу!—?Тсуна-кун,?— чётко зовёт сына по имени мать, обращая на себя внимание,?— ты в школу не опоздаешь?—?Но!..—?Тсуна-кун,?— осуждающе покачивает головой Нана, ставя на кофейный столик тарелки,?— вы ещё успее… Резкая смена с шоу на новости,?— Ламбо решил поиграть с кнопками на пульте,?— как тяжёлый и взволнованный голос ведущей растекается в ушах острым льдом: —?Ситуация, что начала упорно ухудшаться в Иокогаме, пугает, — невысокая женщина стоит на фоне гудящих пожарных машин. — Как вы можете видеть, здание известного клуба ?Пик дикости?, начиная с трёх часов ночи, до сих пор не удалось потушить, — камера поднялась вверх, демонстрируя яркий оранжево-алый огонь, что чернел ближе к земле. —?Эксперты подтверждают аномальную, не поддающуюся тушению природу огня, что странно, — свист ветра проноситься прямо за спинами группы. — Поэтому для устранения используется песок. Конструкции не выдерживают натиска давления и температуры; верхние этажи с ужасающей скоростью обрушиваются, усложняя работу пожарным. Из-за летящих обломков огонь перекинулся на соседний торговый центр, но службам удалось вовремя вывести людей, не позволяя числу жертв достигнуть планки двух тысяч, а также остановить огонь. Но с основной проблемой так и не удалось справиться,?— женщина говорит громче из-за поднимающегося ветра, а вой отдаётся ужасающими завываниями в динамики. Кажется, что в доме замер каждый. —?Приблизительное количество жертв?— тысяча семьсот, из которых около тысячи?— мертвых, в их числе как посетители, так работники и спецслужбы. Больницы забиты людьми, большинство умирают по дороге. Остальные находятся в критическом состоянии,?— ведущая запнулась, так как сзади послышался хруст. Чётки, громкий и устрашающий.

— Что это? —?спустя короткую заминку подал голос оператор. Хруст ещё раз повторился.— Я-я не знаю, — рука ведущей задрожала, а взгляд забегал. Женщина начала оборачиваться по сторонам, а с ней и фокус камеры. Однако произошло то, чего никто не ждал: почти взрыв гранаты отдался эхом сзади, вбиваясь шпагами ожидания ужаса в беззащитные спины, и накрыл могильной тишиной округу. Людей на видео будто пригвоздили к земле, и те обездвижено стояли под пламенем-людоедом, боясь сделать вдох. Хлопок с хрустом повторился, но вслед ему пошла реакция в виде истошного вопля. Ведущая, на которой в упор остановилась камера, побледнела, на её лицо резко начал падать тёмень. Полоска тени сгущалась, закрывая всё лицо, и делая землю чёрной, вырисовывая бескрайнее ожившее полотно. Дальше время будто разрубили на чёткие фрагменты, под которые не дышишь, а задыхаешься. Раз?— и на лицах съёмочной группы первобытный ужас. Два?— и видео смазывается, превращаясь в пятна, которым в аккомпанемент звучали крики, писк и беспрерывный хруст. Три?— звук трескающегося бетона смешивается со звуком ломающихся костей и гула машин, а картинка оборачивается к ведущей. Та стоит слегка пошатываясь, задрала голову к верху и дрожит. Её лицо и шея в ярких красных пятнах, а из-за трепыхающегося пальто, кажется, что женщину сейчас снесёт мощным потоком воздуха. Мгновение,?— всего одно мгновение,?— испуганную ведущую прижимает к полу горящий кусок здания, сдавив её тело как вату.

Оператор сдавленно кричит имя, поднимает вверх камеру, но замирает под фигурой разрушающегося здания. Оно летит прямо на них.— Пом..! Телевизор вспышкой переключается на безобидный канал мультиков для детей, а чувства после увиденного становятся пустыми и беззвучным. Перебивчиво шипят, перескакивая с мёртвой тишины, и отдают колющим хрустом в ушах. Нане кажется, что та сейчас упадёт на пол, будучи придавленной увиденным, и больше не встанет. Шатенка отшатывается, её клонит назад, прямо на диван, но облокачивается спиной и затылком на твёрдую грудь. Чувствует, как её мягко приобнимает за плечи Реборн, придерживает. Та коситься на руку, в которой трещит пульт. И когда он успел?.. Но всё становиться неважным, стоило мозгу ещё раз воспроизвести падения здания, смерти, которым стали свидетелями десятки тысяч людей, что в этом момент смотрели утренние новости. Нану окатывает ледяной водой, заставляя широко распахнуть глаза и не дышать. Какой ужас… А дети тоже застали всё. И в сердце остро колит, провоцируя дёрнуться и обернутся на лицах детей. Вот только хватка Реборна становиться крепче, он притягивает к себе ближе, закрывая рукой обозрение. Но Савада успевает застать жалость и серое равнодушие на лицах сидящих ребят. Скука, жалость и разочарование на лице поникшего Ламбо, будто лучше он посмотрел мультики, чем нечто настолько мрачное и безвкусное. Заторможенность и лёгкое любопытство плескались в темных глазах И-Пин, но грубую отстранённость отображали бесчувствие и хладнокровие. Отвращение, презрение и злость на беспомощность, что залегли в искривленной мимике светлого лица Хаято, говорили, что и здесь сочувствия искать нет смысла. И только бездонный интерес, что перекатывался в жажду узнать, разгадать, читался в горящих глазах сына, что спрятались за чёлкой в жесте фальшивого сожаления. Нану трясёт, словно её ударила молния. Почему дети отреагировали настолько холодно?.. В чём причина такого стального бесчувствия? Разве их это не пугает? Или… Они не понимают всю глубину происшествия?.. А если не хотят понимать? Ведь далеко не каждый взрослый готов принять этот дикий хаос. Однако Нана лишь сильнее сжимают в специфичных объятиях. Намекают не думать, забыть об увиденном, позволяя спрятать глаза от осуждающего света в угольной ткани пиджака. Савада утыкается носом, и даже в стойком Реборне не чувствует ни намёка на испуг или на малейшее сопереживание погибшим. Шатенка оказывается единственной, кто в притихшем доме дрожит от яркого ужаса и страха, успокаивая подкатившую тошноту в горле. И это пугает пуще, чем кадры с Иокогамы, провоцируя волосы на загривке встать дыбом, а горячим слезами покатиться по щекам. Что, чёрт побери, происходит?..