4. Печь. (1/2)

Барнс остаётся в комнате Наташи до темноты. Слушает её, теряя минутам счёт, и даже не замечает, как время переваливает за полночь. Сидит на краю мягкой кровати в метре от девушки и молча слушает весь её подробный рассказ о КГБ, о Красной комнате, о том, как Зимний Солдат делал из неё и других девушек профессиональных бойцов.Лишь об одном Наташа умалчивает — об их личной связи. Гораздо большей, чем могли себе позволить тренер и ученица. Хочет сказать, но смотрит на него и прикусывает язык в последний момент, искренне веря, что так ему будет лучше. Слишком много информации, утерянных воспоминаний, неизвестных фактов из прежней жизни, которые не дают Барнсу спать по ночам. Беспокоиться ещё и о том, что когда-то между ними было, ему ни к чему.Во всяком случае, так думает Наташа.

Барнс слушает её внимательно от начала до конца, не задавая вопросов. Заинтересованный взгляд изучает лицо девушки, когда она говорит, скользит по всё ещё влажным после душа рыжим волосам. Он не переспрашивает, принимает на веру каждое её слово. Изредка хмурит тёмные брови и выглядит при этом совсем как ребёнок, заставляя девушку улыбаться.

Когда Наташа заканчивает, Барнс долго молчит. Его взгляд устремляется куда-то сквозь неё. Он поджимает губы и задумчиво вздыхает. Механически перебирает складки одеяла живыми пальцами.

— Пирс основательно покопался в моей голове, — говорит он хрипло лишь спустя пару минут. — Я не помню почти ничего. Ни тебя, ни тренировок, ни других вдов. Только...— Я понимаю, Джеймс, — шепчет Наташа, протягивая руку, и осторожно касается пальцами его горячей ладони. — Я знаю, что это такое — быть оружием в чужих руках, но это осталось в прошлом. Гидра осталась в прошлом.

Барнс неуверенно кивает, и несколько прядей сильно отросших тёмных волос падают на его лоб. Он сидит так ещё несколько минут в тишине, после чего поднимает голову, смотрит на Наташу и растягивает уголки губ в неком подобии улыбки.

— Надеюсь, хотя бы тебе я тогда не причинил боли, Наташа. Ты не заслуживаешь боли. Ты заслуживаешь лучшего.

— Ты тоже, Джеймс.

Девушка улыбается ему, чувствуя, как что-то внутри неё разрывается в этот момент. Сердце пропускает три или четыре удара при мысли о том, как много боли тогда причинило его отсутствие, но она не подаёт виду. Отпускает его руку, когда прикосновение затягивается, и Барнс поднимается с её кровати.

— Спасибо, что поделилась со мной, — говорит он с долей неловкости, посматривая на стрелки настенных часов. — Прости, что занял так много твоего времени.

—Всё в порядке, — отвечает Романофф, тоже поднимаясь вслед за ним. — Я рада, что могу помочь тебе… хотя бы так.

Барнс кивает, снова коснувшись взглядом её волос. Смотрит на рыжие пряди несколько секунд, вспоминает их тягучий медовый запах. Хочет потрогать рукой, накрутить локон на палец, но понимает, как странно это будет, особенно сейчас, и потому просто молча идёт к двери.

— Доброй ночи, Джеймс, — тихо произносит девушка, когда он уже выходит в коридор.

Барнс останавливается, задерживается на пороге её комнаты. Медлит несколько секунд и оборачивается через плечо, натыкаясь на взгляд изумрудных глаз.

— Доброй ночи, Наташа.

Когда дверь за ним закрывается, шпионка облегчённо вздыхает, обхватив лоб ладонью. Прикрывает глаза, проводит пальцами по волосам и закусывает губы. Вот чёрт!

Она ведь научилась жить со своим прошлым. Приняла и отпустила все многочисленные утраты, одной из которых Барнс был когда-то. Но оказалось, что сидеть рядом с ним и говорить обо всём, кроме того, что все эти годы она так старательно пыталась забыть, слишком тяжело до сих пор. Даже тяжелее осознания того, что он ничего о ней не помнит, с которым Наташа уже примирилась.

Хотя может оно и лучше. Прошлое должно оставаться в прошлом. Ведь так?Шпионка тушит свет и по обыкновению включает себе тихую музыку фоном. Ложится на кровать поверх одеяла и надеется, что просто провалится в свой привычный короткий неглубокий сон, но несмотря на жуткую усталость, уснуть не может. Недавно полученные ушибы и порез на боку надоедливо ноют, мысли роятся в голове как дикие пчёлы.Девушка лежит так несколько часов. Молча смотрит в потолок, стараясь не погружаться в воспоминания слишком глубоко, но в итоге понимает, что это бесполезно, и вновь встаёт.Собирает успевшие высохнуть волосы заколкой, завязывает пояс на длинном шёлковом халате. Сон не идёт, но усталость всё же берёт своё, и, несколько раз зевнув, Наташа отправляется за кофе на кухню. Кофемашина соглашается сотрудничать не сразу — Старк как обычно использовал все зёрна и не насыпал новых, но на этот раз она почему-то даже не злится. Шпионку веселит вид уснувшего на диване в окружении пустых банок от пива Уилсона, и она улыбается, наполняя чашку живительным напитком.

Часы показывают половину четвёртого, на этаже не слышно ни звука. Возможно, дело в шумоизоляции, но, возвращаясь по коридору к себе, девушка думает, что все действительно уже спят. Пока не заходит обратно в комнату.

— Джеймс?В ночной темноте силуэт Барнса она замечает не сразу. Не успевает включить свет, как взгляд упирается в его широкую обнажённую спину и цепляется за металлическую руку, в пластинах которой отражаются редкие проблески света с улицы. Он сидит на краю её кровати лицом к стене и не двигается, не отзывается даже на звук собственного имени, когда Наташа его зовёт.

— Джеймс…Барнс молчит. Шпионка ставит чашку на стол и подходит к кровати, но он не реагирует даже на это, уставившись пустым бессмысленным взглядом в рисунок обоев.Наташа опускается рядом с ним на кровать и только в этот момент замечает, что всё его тело бьёт мелкая дрожь. Его руки безвольно опущены на колени, пряди тёмных волос упали на лицо и липнут к влажному от пота лбу. Девушка касается его бионического плеча, проводит по нему и осторожно обнимает за шею, притягивая к себе.

Барнс безвольно поддаётся. Его кожа оказывается горячей как при лихорадке.

— Плохой сон? — шёпотом спрашивает Наташа над его ухом.

Барнс не отвечает. Лишь подаётся ближе и обхватывает держащие его руки своими. Сжимает её ладони и прикрывает глаза, прислушиваясь к успокаивающему биению сердца.— Всё хорошо, — так же тихо шепчет Романофф, поглаживая его затылок. Смотрит на него, такого разбитого и дрожащего от того, что происходит под покровом ночи в его собственной голове, и физически чувствует всю его боль, которой оказывается слишком много для одного человека. — Всё хорошо, Джеймс.

Барнс льнёт к её груди, рваными кусками глотая воздух. Кусает губы до металлического привкуса и крепче сжимает тонкие запястья в своих, хватаясь за них как за спасательный круг.Он тонет. Захлёбывается в жгучей ледяной воде. И только эти руки держат его на плаву.

— Ты можешь остаться здесь, если хочешь.Он по-прежнему молчит, но на этот раз всё же едва различимо кивает.

Наташа откидывает одеяло и укладывает его тяжёлую горячую голову на подушку. Кончиками пальцев убирает волосы с его лица и сама осторожно опускается на постель рядом. Барнс беспокойно шарит по кровати, ища её руку, и девушка обнимает его со спины, обжигаясь о горячую как раскалённый металл кожу. Он снова сжимает её ладони в своих, замирает, словно боится случайно выпустить. Широкая грудь вздымается всё размереннее, пока дыхание окончательно не выравнивается. Дрожь утихает.

Забытый кофе остывает на столе. Наташа устало закрывает глаза, несмотря ни на что, чувствуя себя рядом с Барнсом совершенно спокойно, а когда просыпается утром, заботливо укрытая одеялом, в кровати рядом с ней никого нет.

Всё это кажется странным — не осталось ни следа его присутствия. Ни единого намёка на то, что он действительно пришёл ночью, напуганный очередным кошмаром, именно к ней. Как и всегда, Солдата ничто не выдаёт.

Но Барнс совершенно точно был в комнате Наташи. Она сама сомневается, но это помнят её руки, что он держал в своих, когда она обнимала его со спины. Помнит её грудь, к которой он прижимался, и кожа, по которой скользило горячее дыхание. Помнит эту ночь, как десятки других, когда он также приходил к ней и засыпал рядом. Много лет назад, в другой стране и в окружении совершенно иных людей.

Задумываясь об этом, Наташа грустно вздыхает. Поднимается со своей постели и подходит к письменному столу, крутя в пальцах огненно-рыжий локон.

Она никогда не считала себя сентиментальной. Ей это просто несвойственно как профессиональному агенту, шпиону, подготовленному бойцу. Она всегда старалась относиться к себе объективно, научилась принимать себя со всей запутанной историей, тёмным прошлым и внушительным послужным списком. И тем не менее, был ряд вещей, которыми Романофф искренне дорожила.Кулон на шее — серебряная подвеска-стрела, подарок на память от Клинта.

Старый одноразовый телефон. Совсем дешёвый, купленный где-то в Нью-Джерси для одного-единственного звонка Стиву. Нужно было выбросить его сразу после использования, но Наташа не смогла, — в тот день Роджерс первый раз назвал её своим другом.Кожаный пояс с изображением песочных часов. Символ Чёрной Вдовы, подарок Марии Хилл.Видавший виды Berretta 92 — первый пистолет, что Фьюри доверил ей, когда она только пришла в ЩИТ.Нет, Романофф не была сентиментальна — просто не могла себе этого позволить. И тем не менее, что бы она не делала и под каким бы прикрытием не находилась, все эти долгие годы она настаивала на том, чтобы оставить свой рыжий цвет волос. Опасная привычка для шпиона, несколько раз выходившая ей боком, но она всё равно оставалась рыжей, как русская осень.Чтобы Барнс вспомнил, чтобы пришёл за ней, ведь за осенью всегда приходит зима.И вот он здесь, снова рядом и даже выглядит почти также, как и десятки лет назад. И каждый раз, смотря на него, Наташа надеется, что вот-вот что-то щёлкнет в его искалеченном сознании и он вспомнит её, но... ничего не щёлкает. Хотя, быть может, спустя столько лет, уже и щёлкать нечему.***— Мо-ло-дцы! Нет, серьёзно, браво! Я аплодирую стоя, потому что так облажаться на ровном месте нужно ещё постараться!

— Тони... — тихо подаёт голос Стив, пытаясь перетянуть его злость лишь на себя одного. — Никто не мог знать, что это будет так...

— Да это было очевидно, Кэп! — возмущается Старк, закатывая глаза. — Мы же уже говорили об этом! Барнс в международном розыске! И ты хочешь сказать, что никто и подумать не мог, что его заметят на улицах Нью-Йорка? Ты в своём уме?

Роджерс тяжело вздыхает, откидываясь на спинку дивана. Жалобно смотрит на Баки, будто бы сам виноват в том, что кто-то на улице его узнал. Или подумал, что узнал. В любом случае, теперь на первой полосе вместо вчерашних новостей от теракте красуется размытое чёрно-белое фото Барнса в профиль.

Похолодание в Нью-Йорке.

Зимний Солдат вернулся?Так гласит заголовок смятой газеты, одиноко лежащей на стеклянном журнальном столике. Наташа сверлит его взглядом, прислонившись плечом к прохладной стене и сложив на груди руки, так пристально, будто вот-вот прожжёт.Сэм, развалившись на диване, протяжно охает, держа бутылку холодной воды у гудящей с похмелья головы.

Тони нервно ходит туда-сюда вдоль дивана. Мысленно прокручивает варианты того, как из этой ситуации можно выйти,пока где-то в соседней комнате уже разрывается от звонков его телефон.

Стив нервно ёрзает на месте. Складывает руки на широкой груди и вновь смотрит растерянно исподлобья своими светлыми глазами на Барнса. А Барнс...

...молчит. Тихо стоит, оперевшись о спинку дивана живой рукой и опустив голову. Поникает весь, ни на газету, ни на Стива глаз не поднимает. Часто дышит, перебирая пальцами складки на обивке и кусая бледные губы.

— Слышите это? — спрашивает Старк, поднимая указательный палец вверх и явно имея в виду звуки звонящего в соседней комнате телефона. — Слышите, конечно, — отвечает он тут же, — он ведь уже минут десять разрывается. А знаете, кто мне звонит? Ставлю сто баксов, что это госсекретарь, который тоже читал утреннюю газету и наверняка подавился своим яйцом-пашот за завтраком.

— Ты же можешь не отвечать, — предлагает Стив и тут же получает от Тони укоризненный взгляд. — Ты не обязан...

— О, ты прав, — кивает Старк, поднимая плечи, — я не обязан. Но если я так и не отвечу на чёртов звонок, он припрётся сюда как к себе домой и потребует выдать Зимнего Солдата. И что мы будем тогда делать, умник?— Я сдамся.

Старк удивлённо вскидывает брови.

Все оборачиваются на Барнса, впервые за всё это время сказавшего хоть слово. У Стива на лице выражение полнейшего замешательства. Он даже открывает рот, чтобы возразить, но все слова разом застревают в горле, и он просто молча смотрит на друга, распахнув светлые глаза.

— Прости, — хмурится Тони, подходя ближе, — я не уверен, что правильно понял. Что ты сказал?

— Я сдамся, — повторяет Барнс уже более твёрдо и поднимает глаза, встречаясь взглядом со Старком. — Так будет лучше для всех. Нужно было сделать это сразу, вам не нужны эти проблемы.

Брови Старка ползут всё выше с каждым словом, и он складывает руки на груди, пальцами почёсывая подбородок. Стив поднимается с дивана, а Наташа, сама того от себя не ожидав, бросается наперерез, закрывая Барнса спиной.

— Нет, — твёрдо говорит она Тони и поворачивается к Баки лицом, повторяя: — нет. Никуда ты не пойдёшь. И никому не сдашься.

— Я должен был сдаться с самого начала, Наташа, — качает головой Барнс, стараясь не смотреть ей в глаза. Как будто боится, что, если наткнётся на пронзающий изумрудный взгляд, передумает. — Я опасен. Я в розыске. И теперь у вас из-за меня могут быть...

— Мы разберёмся с этим, — успокаивающе говорит Стив, подходя к ним, и переводит полный мольбы взгляд на Старка. — Мы же разберёмся, Тони?

Старк молчит. Смотрит на них, столпившихся вокруг Барнса и готовых даже защищать его силой, если понадобится, и гладит подушечками пальцев бороду на подбородке. Смотрит на решительное лицо и сжатые кулаки Наташи, на огромные просящие глаза Стива и на абсолютно растерянного Барнса, стоящего за их спинами. Смотрит с минуту в полной тишине, после чего глубоко вздыхает, склонив голову на бок.

— Никто не выдаст тебя властям, отмороженный, — говорит он, растягивая губы в невесёлой улыбке. — Ты теперь один из нас. Придумаем, как оставить тебя и не наделать слишком много шуму.