Часть 2 (1/1)
***Дом, в котором они нашли временное пристанище, был одним из брошенных на произвол судьбы крестьянских хозяйств. Полусгнившие доски, заросший огород и запах холодной смерти. В таких местах если и остаются, то только лишь затем, чтобы переждать непогоду – слишком уж велика опасность стать целью диких зверей. Мало кто из людей может позариться на заплесневелый кусок хлеба в капкане.Но для снайперов этот дом был подобен манне небесной. Нет сомнения, что их искали - и теперь отступникам из обеих армий приходилось скрываться.
Когда Огата очнулся, он услышал треск пламени. В первую минуту он боролся с двумя желаниями: соскочить с постели и продолжить схватку или разразиться ругательствами по поводу того, что этот русский их выдаст. Однако Василий, услышав шорох плаща, которым укрыл японца, со стороны кровати, повернул голову и быстро сунул тому листы бумаги. На них, при помощи рисунков и пометок, он изобразил сухие дрова, самодельный канал для отведения дыма, прикрытый ветками для маскировки и рассеивания производных горения, а также густые кроны деревьев над самим домом. ?Плюс, -мысленно отметил Огата, - должно было уже стемнеть, а за стенами и завешенными окнами отсветов пламени видно не будет?. Черты лица японца немного расслабились. Привыкший считать себя умнее многих прочих, он не ожидал встретить человека, у которого на удивление работают мозги.- Хорошо, - пробормотал он, - хорошо.От усталости и переутомления голос его звучал ниже обычного, добавляя в тембр мурчащие низкие нотки. Василий как-то странно повел плечами при звуке его голоса, но тогда Огата не обратил на это внимания.
Отвлекшись от первых мыслей о грозящей опасности, Хякуносуке принюхался и смог различить витающий в воздухе аромат еды. Что-то незнакомое, но пахнущее довольно вкусно.- Что это? – спросил он. – Русские моти?
Василий с неумолимым видом выкладывал на листья запеченные кусочки теста, явно с какой-то начинкой.- Пирожки, - с трудом произнес он, морщась от боли. Огата впервые услышал голос русского, и было в нем что-то такое… словно холод, зима, запах хвои и одновременно – тепло бабушкиных рук. Контраст противоположностей.- С чем? – продолжал любопытствовать японец.Вместо ответа Василий молча указал в сторону горки чего-то зеленеющего. Присмотревшись, Огата понял, что это остатки ?зонтиков? белокопытника, хотя русские наверняка называют его иначе. Значит, стебли пошли в начинку. Судя по тому, что девчонка айну из подобного готовила вполне съедобные блюда, должно было получиться неплохо.Война войной, но обед по расписанию. Вряд ли Василий станет пытаться его отравить сейчас, если спас до этого. Огата сунул за щеку одно из творений русского снайпера.
- Вкусно, - произнес он. Возможно, чтобы просто что-то сказать. Возможно – поддразнить Василия тем, чем тот сейчас не мог пользоваться. К тому же сейчас японец заметил забавную реакцию русского на его голос – тот замирал, словно заяц, услышавший выстрел охотника. Всего на мгновение, но все же.Василий уселся напротив, но отвернулся, приспуская шарф, закрывающий лицо. Кажется, он и есть собирался в таком же положении.
- Дай мне посмотреть, Васири, - неожиданно мягко попросил Огата, - хочется оценить свою работу.
Было что-то больное и неестественное и в его просьбе, и в безмолвном согласии Василия, выраженном чуть запоздавшим кивком.Японский снайпер потянулся вперед и аккуратно снял шарф с шеи русского. Пальцы его непривычно нежно, почти интимно коснулись краев едва зажившей раны, оставленной пулей, прошедшей насквозь. Один из его лучших выстрелов. След тех времен, когда он не чувствовал себя птицей с подрезанными крыльями. Несколько забывшись, он снова провел пальцами по краям раны, в какой-то момент скользнув ими и по губам русского.
- Аригато, - прошептал Огата.***