Благоразумие (1/1)
Вскинув голову, Зэф всматривается в точеные черты каменного лика с ненавидящим вызовом. В какой-то степени, Принц с ней согласен: учитывая, что происходило здесь, в пропахшем мертвечиной и бальзаме зале, статуя Божественного Люциана похожа на чью-то злую шутку.—?Ну что? —?переломанные измененной гортанью слова её разливаются в спертом воздухе горловым рычанием. —?Смотришь?Хозяин подземной пыточной лаборатории скрючился у ног изваяния Божественного, раболепно прижавшись к кровавой каменной поверхности остатками щеки. Даже вытекший глаз и развороченные лицевые хрящи не скрывают того, что факт собственной гибели магистр воспринял с глубоким, почти обиженным удивлением. Как будто он и не догадывался, что праздник может закончиться. Несмотря на то, что Принц не разделяет склонности Зэф общаться с неодушевленными предметами и не наблюдал за собой любви к дешевым театральным жестам, зрелище вызывает у него мрачное удовлетворение.Во всех смыслах изувер оказался не самым приятным противником?—постоянно норовил ударить исподтишка, чтобы потом снова скрыться за спинами своей безропотной прислуги и любимых игрушек. В этом закрытом каменном мирке, где магистр проживал, как опарыш?— в мертвой туше, смерть была развлечением, чем-то, что происходит с кем угодно, только не с ним. А Принцу же всегда нравилось, когда наглецов ставили на место.—?Дай знать, если он ответит.Серебряный Коготь обходит стороной неподвижные тела тварей, которые напоминают вывернутых наизнанку гигантских обезьян?— извлекать голыми руками застрявшие в сочащейся болезнетворным мускусом плоти самодельные болты он не решился. Вместо этого, человек подбирает с пола кинжал. По изогнутому, зазубренному лезвию ленивыми жирными каплями ползут рыжеватые отблески. Оружие не для быстрого убийства, а для страшных ран и долгих мучений. Наемник бегло, бесстрастно пробует рукоять в ладони. Точно так же он изучал магистерский арбалет?— полезный трофей от первой жертвы собственной самонадеянности.—?В очередь встану.В отличие от Зэф, Одинокий Волк не рычит. Наоборот, давит из себя кривую улыбку. Но голос у него остается тяжелым.—?Вот уж не стоит,?— говорит Красный Принц и тут же замолкает, покашливая в кулак. Каждый вдох вяжет язык плотными трупными миазмами, размазывается по чувствительному небу неосязаемыми комьями свернувшейся крови и паленого мяса.О налете сукровицы, желчи и слюны, осевшим на него тончайшей пленкой, он старается и не думать?— слуги магистра умирали долго, до последнего исполняя волю ?папочки?. Ползли за ним, волоча за собой собственные внутренности, игнорируя вплавливающуюся в кожу горящую одежду, глядя в никуда своим рыбьим взглядом.Ноющая, тупая боль липко прокатывается от затылка позвоночнику, стучится в виски.Он не ожидал, что дальше будет лучше и выход любезно откроется перед ними в конце сырого тоннеля. Погружаясь все дальше, в самое нутро форта, переваривающего своих узников медленно и неторопливо, любому благоразумному беглецу следовало быть готовым к любой гадости. Безумец-трупоед, помешанный на арнике? Изрыгающий полувнятные звуки агрессивный комок слизи? Излишне самоуверенный псарь, подкармливающий своих питомцев плотью Колдунов?Через все эти преграды Принц переступил так же непринужденно, как делал всегда. Ему почти не жаль времени, потраченного из-за нежити, который вдруг стал донельзя агитированным и захотел изучить демоново подземелье повнимательнее в поисках одной ему известной вещи, а после чего привел их в обитель смерти.Конечно, вряд ли омерзительное лечение Ордена зиждилось лишь на одном человеке?— но по меньшей мере Форт обеднел на одного мастера, способного создавать големов из тел заключенных. Обнаруженные в недрах личного кабинета изувера записи и жезл тоже оказались не лишними. Работа Ордена по вытягиванию Истока из чужого тела была грубой, нелепой, чудовищной?— но пока что это всё ещё походило на пробные, детские шаги. Дожидаться, пока Орден набьет руку и сделает из своих открытий нечто, способное стать серьёзной угрозой Империи, Принц не собирается.Зэф поворачивается, озираясь неохотно, почти невидяще. Движения её несуразны, скованы. Словно не все суставы нашли свое место. Блики факелов точат проступающие среди распухших кровавых точек несуразные человеческие черты, то заостряя их, то сглаживая обратно. Алая полоса срезанной кожи и задетого мяса тянется от скулы к уху?— если бы Зэф вовремя не уклонилась, то на месте её правого глаза красовалась бы развороченная дыра. Вспоминая свирепость, с которой она бросалась на свежевателя, едва ей стоило прорваться через оцепление его рабов, Принц удивляется, как её лицо осталось при ней. И не только этому.Обычные рубаки обладали ограниченным знанием магических техник: абсолютного минимума, достаточного для запугивания и нанесения тяжких телесных.В области полиморфии их познания, как правило, были особенно скудны?— парочка трюков с рогами или отращиванием толстой кожи, помноженная на массу бахвальства. Более серьезная трансформация собственной плоти и костей давалась в разы больнее, к тому же требовала недюжинной самодисциплины и усилий, отягощать себя которыми стал бы далеко не каждый головорез.Использование Истока значительно облегчало задачу, помогая даже не самым опытным метаморфам преодолевать сопротивление собственного тела и плести мускулы словно ремесленные лозы. Но Принц четко помнил, что когда из рук Зэф выбили секиру, а полная неистовой одержимости туша подмяла женщину под себя, ошейник на ней никуда не делся. Присутствовал он и на том, что появилось из-под отброшенной туши, и замелькало в безумной мешанине гномье-эльфо-человеческих лиц смазанным, оскаленным пятном.—?Фейн. Что там? —?отходя от алтаря, Зэф бросает мимолетный взгляд на свои руки, точно впервые их увидев, а потом неуклюже стряхивает прилипшую к ладоням вязкую, розовато-сизую паклю. Принцу требуется секунда, чтобы опознать белесые длинные волосы вперемешку с лоскутами оторванной кожи.—?О, всё превосходно!Не подававший всё это время голос нежить постоянно маячил где-то на поле зрения. Принц не привык уделять ему много внимания вне экстренных ситуаций и засим его не особо интересовало, что же ещё умертвию захотелось изучить, пока остальные вытирают кровь с оружия. По крайней мере, пока умертвий не привлекал к себе нежеланного постороннего внимания.—?Состояние, не побоюсь этого слова, идеальное. И как раз то, что я искал.Фейн оглаживает костлявой ладонью бритвенно-острые грани инструмента, формой напоминающего что-то среднее между расплющенным пауком и карнавальной маской, если бы те делали из железа.—?Теперь осталось только собрать образцы, найти парочку Сферу Истока,?— доверительно сообщает скелет, наблюдая за пляской собственного отражения в отполированной до зеркального блеска поверхности?— И можно сделать новое лицо.Зэф морщится и зарывается пальцами в волосы. Обезьянья привычка постоянно чесать голову преследует её ещё с гриффовой кухни. А вот настроение подыгрывать своему подопечному умертвию у неё пропало с того самого момента, как она одним кратким, точным движением свернула шею истощенному подобию эльфа, почти полностью состоявшему из телесных нечистот, некротического гноя и лихорадочной агонии.—?Ну охуеть теперь. Только я за руку спрашивала.—?А? —?повернув череп в сторону своего правого плеча, Фейн инспектирует висящую плетью руку так, словно не его здесь мотали тряпичной куклой и чью-то другую конечность временно отделяли от туловища.—?Ерунда. Если бы меня было так легко взять грубой силой, я бы рассыпался в прах ещё пару тысяч лет назад.—?Значит, перерыв окончен,?— отвечает Бен-Мезд, протягивает Зэф поднятую с пола секиру. —?Лодка не будет ждать нас вечно.—?Она и не нас ждет. Если вообще ждет,?— Зэф забирает оружие, опирается о него, сжав пальцы на древке так, будто готова пустить секиру в ход прямо сейчас.Наблюдение это не очень нравится Принцу. Хороший полководец знает, когда нужно наступать без пощады, а когда стоит избегать битв?— или хотя бы не носиться среди павших взбесившимся зверем. Ловить за загривок разъяренных приматов полководцам и вовсе не пристало.Не то, чтобы он верил слову избитого до багровых кровоподтеков магистра или обожал хвататься за соломинки сомнительного качества, но оставшийся за ними щедрый след из трупов исключал вероятность того, что им дадут вдумчиво прогуляться по казематам, методично ощупывая каждый кирпичик.—?Не узнаем, пока не увидим,?— произносит Красный Принц спустя усилие над собой и комом дурноты в желудке,?— Да и к тому же…Посторонний звук слишком тих, чтобы быть топотом магистерских сапог, лаем охочих до колдовской крови ищеек или даже шарканьем босых, изъеденных паразитами ног по каменному полу и внутренностям товарищей по несчастью.Но его достаточно, чтобы Красный Принц втянул в себя остатки невысказанных слов, обратился в слух, едва ли не позвонками ощущая, как все остальные замерли, и вслушались в камерную тишину.Сырой, хлюпающий хлопок. Так чвакает грязь?— или размягченная кадаверином плоть?— под чьей-то суетливой пяткой.Бен-Мезд предостерегающе опускает руку на костлявое плечо Фейна, вытягивая пальцы второй руки в указательном жесте?— куда-то за спину Принцу. За ступени, в глубь мясницкого алькова, где перед недрами канализационных стоков удушливой стеной стоит запах разложения.Кто бы не забился в тот смрадный уголок?— неудачливый ассистент или же наскучившая игрушка, они вряд ли могут представлять ту же угрозу, что стража у входа. Действуй бы Принц в одиночку, он не уделил бы факту случайного свидетеля особого внимания?— но к сожалению, благоразумие его доступно не всем присутствующим.Замершая, стиснув древко секиры, Зэф упирается оттопыренным пальцем себе между ключиц, поочередно обведя их уже знакомым, воспаленным взглядом.Поначалу Красный Принц еле сдерживается, чтобы не отвесить ей оплеуху, дабы она, наконец-то унялась, осознала, что всем, кто стоит в коридоре или разложен на столах по частям, оплетает ножки мебели грудой кишок, уже все равно?— как и их мучителю.Но в едва зародившееся ?Не смей тратить моё время? вклинивается воспоминание о тихом, воющем безумии на дне неподвижных, рыбьих зрачков и о печати умиротворения на лице убитой слуги-эльфийки. Новую волну кислотно-желчной мерзости подавить получается не сразу?— и когда Принц, совладав с горьким привкусом во рту, снова обращает на Зэф внимание, то смотрит он уже ей между лопаток. А крадущаяся к алькову с явным намерением прикончить либо виновного, либо измученную, ждущую последней милости жертву женщина даже не думает обернуться.—?Не смей медлить,?— в итоге выдыхает аристократ ей вслед. Не это ли те, кто не владел искусством Шрамов, называли ?идти на компромиссы??***—?Знаете. После того, как алые меня повязали, мне ихняя курица постоянно нотации читала. На каждом привале нудила о том, какая я неблагодарная тварь. Что может быть, когда меня вылечат, то я всё пойму и стану благоразумнее. Так и сказала.Леди делает пазу, а затем цедит, тихо и зло:—?Благоразумнее.Трайс надеется, что это она не из-за укушенной ладони так рассержена.Она не то, чтобы хотела или любила кусаться. Просто от слёз стало бы только хуже. После того, как она расплакалась, потому что Бледный Дядя продолжал тянуть её по коридору, сколько бы она не просила её отпустить, а проходящие мимо магистры почему-то не даже не поворачивались в их сторону, он наклонился к ней и медленно облизал ей щеки. Сначала одну, затем вторую. Скользким, холодным языком.—?Вот ты больше и не плачешь. Здорово, правда же?—?сказал он тогда с таким видом, словно проделал какой-то ловкий фокус. А потом стиснул ей пребольно руку липкими пальцами и добавил, что им всем будет очень весело. Он говорил о своей игровой, как сладко там зазвучит детский голосок, о дружочках, с которыми Трайс будет играть, играть, и играть.А потом она увидела игровую и дружочков.Поэтому, когда её схватили и выволокли из укрытия, где она затаилась, Трайс думать могла только о том, что сейчас она попадает ТУДА. К кровавым столам, острым ножам и ржавым клеткам, ?дружочкам? и всему, что издавало все те ужасные звуки. Она кусалась, лягалась, и царапалась аж до тех пор, покуда её не встряхнули, не заговорили с ней?— и Трайс не заглянула в грязное, окровавленное лицо. Знакомое лицо.?— Будто раньше ты верила в добродетель Ордена.Красный ящер, который воровал на корабле репу и страшно не любил, когда кто-то ему об этом напоминал, тоже тут. Всё такой же вредный и ворчливый. Мама всегда говорила, что ящеры?— злыдни, которых непонятно как земля носит, и самое место им всем на плахе или в клетке. Но Редзик в Форте был добрый, делился с ней похлебкой и хвалил ракушки, которые она приносила. А красный вредина её вообще не трогал. И уж тем более не называл сладенькой бархатной куколкой. Поэтому Трайс не хочется, чтобы кто-то из них попадал в клетку. Или куда похуже.—?Раньше я не понимала, насколько сильно они в неё верят. И насколько глубоко засунули голову себе в…—?Ох, неужели тебя даже присутствие несовершеннолетних не смущает?—?Фэйн, по-твоему, это самое страшное, что она слышала сегодня?—?По-моему, с неё хватит гадостей.Трайс слушает их разговоры вполуха. Она не может понять, куда они идут и для чего. Леди сказала, что они уходят отсюда, из этого страшного места, а затем наказала не шуметь. Но Трайс знает, что движутся они точно не туда, где выход, пляж и ракушки. Наоборот, они все уходят все дальше, в темноту. Холодная и сырая, она пахнет отхожим местом и тухлятиной, а от света факелов кажется ещё гуще.—?Охраны нет. Совсем.—?В форте, где находится драгоценный Александр? Быть того не может, наемник. Они не могли оставить такую удобную лазейку.—?Возможно, это дело рук тех, кого теперь ищет Даллис. Они ведь так и не разобрались, как Колдуны покидают крепость.—?Только если твой сердобольный магистр не поведал своим коллегам всё то же, что и нам.—?Тогда бы мы не застали его в состоянии говорить.—?Да и помнишь псаря, Принц? Даже не почесался, чтобы отправить кого-то за помощью. Эта свинья ни секунды не сомневалась, что никакой Колдун не пройдет мимо.Вдоль стены темнота колышется, дышит. Это стоят гномы, эльфы, люди и ящеры. Почти такие же как во дворе форта, только ещё более худые, бледные и без ошейников. Стоят неподвижно, точно играя в замирайку, и совсем не обращая на них внимания. Они похожи на тех, кто стоял перед комнатой Бледного Дяди?— и тех, кто был внутри. А значит, рот им тоже зачем-то зашили. Трайс на всякий случай старается на них не смотреть, потому что скорее всего она закричит.Только ойкает, когда высокий лысый дядя вдруг покачивается вперед, перетаптываясь с ноги на ногу.—?Не бойся,?— говорит Волк. Так его на корабле, кажется, все называли. Неудивительно. Он лохматый, глаза у него яркие, а зубы?— острые. Ещё говорили, что он головорез и ужасный человек, но, когда их лодку перевернуло, Волк вытолкнул её на поверхность, а потом исчез.Хорошо, что не насовсем.?— Они уже ничего не сделают.—?Если им не прикажут, разумеется,?— тут же говорит красный ящер и Трайс вздрагивает.Леди и Волк одновременно оборачиваются на ящера. В плохом свете ей тяжело понять, как они на него глядят, но широкую ухмылку леди она видит отчетливо.—?Но тогда с ними сразится великолепный Красный Принц! А мы успеем убежать на лодке.—?Браво, Зэф. А я уже было понадеялся, что твое тонкое чувство юмора решило осчастливить нас своим отсутствием.Дальше Трайс не слушает. При упоминании лодки, внутри все леденеет даже больше, чем от вида страшных людей у стен, и перехватывает дыхание, как от волны, которая тогда накрыла их всех с головой.?— Не пойду на лодку! —?вырывается у Трайс прежде, чем она успевает понять, что сказала. Она бы уперлась пятками в каменный пол, но леди по имени Зэф надежно держит её за руку?— не больно и не так, как это делал Бледный Дядя, но все равно крепко?— и не останавливается.—?Цыц,?— лишь произносит Зэф и Принц Ящер согласно шикает на неё, но Трайс не думает о том, что будет, если он рассердится или если их найдут магистры. Только об открытом море?— черном, бушующем, полном огромных, жутких щупалец. Море, глотающем людей целиком.В глазах начинает рябить и щеки сразу холодит, как тогда, после Бледного Дяди. Трайс поспешно трет лицо свободной рукой и продолжает говорить, не зная, какие слова убедят других не заставлять её плыть:—?Не хочу! Не пойду! Нельзя! Нам нельзя уходить! Нас ещё не вылечили! Мы…Она осекается, когда ящер грозно шипит что-то неразборчивое, а её саму хватают в охапку, снова закрыв рот. Пинать и кусать Зэф бесполезно?— бока у неё твердые, а ладонь жесткая, и поэтому Трайс сдавленно хрюкает, не в силах сдержать слёзы.—?В яме она бы вела себя потише,?— слова Принца Ящера долетают до Трайс, как будто бы её окунули под воду. В ушах закладывает.—?Если сейчас на её истерику сбежится весь Форт, разбираться будешь сама, запомни.—?Чего тут запоминать, с первого раза, как ты это сказал, ещё пяти минут не прошло. А ты слушай сюда.Трайс не слушает, пока её снова не встряхивают. Как котенка. И только потом поднимает голову.Зэф глядит на Трайс сверху-вниз. Лицо её попадает в свет факела, плывет выглядывающим из-за ошейника чумазым пятном посреди всклокоченной, грязной гривы.Так в сказках описывали варварских ведьм, которые живут на болотах и едят маленьких, непослушных девочек.—?Ты нас на погибающем корабле ждала, а теперь боишься какой-то лодки? —?говорит, наконец-то, она низким шепотом. —?Боишься её больше, чем того урода?Трайс знает, что случилось с Бледным Дядей. Зэф показала, где он лежал и сказала, что он доигрался. Длинный, долговязый Фейн, правда, очень ругал Зэф за это, требуя, чтобы она не ломала Трайс…что-то там. Но та отмахнулась и сказала, что пусть лучше Трайс видит, что эта свинья мертва, чем постоянно оглядывается.Трайс не очень нравится смотреть на покойников. За эти пару дней она нагляделась на всю жизнь вперед. Но теперь она точно знает, что Бледный Дядя за ними не погонится. Однако от мысли о нем, в животе все равно начинает крутить, как будто мерзкий запах из игровой увязался за ней следом.—?Я так и думала,?— Зэф убирает ладонь ото рта Трайс, словно зная, что она не будет кричать. Может, она и есть ведьма. Ведьмы уходят с тонущих кораблей и пролезают в темные подземелья. Ведьмы видят монстров под любыми масками. И они явно никого не боятся. Даже опять оказаться в море.—?Нечего тебе тут делать. А ещё ты здорова. Дед проверил.Идущий сбоку Фейн заходится в сухом кашле. Наверное, отстраненно думает Трайс, он и правду старенький. Пускай и ходит без палочки. Она не видела его лица из-за капюшона, даже когда он подошел к ней вплотную, и повел над ней замотанными худющими пальцами, чтобы обозвать её ?внорме?.Щеки касаются шершавые, теплые пальцы, снимая то ли слёзы, то ли чувство липкой, слюнявой пленки на щеках. Трайс не чувствует больше ни одного, ни второго.Мельком покосившись на дедушку Фейна, Зэф вдруг добавляет:—?И если хоть какой-то магистр, хотя бы ещё раз позовет тебя лечиться, то шли его в задницу.