Глава седьмая, пробная, в которой история продолжается после слов "и жили они долго и счастливо". (1/2)

-- Сейчас нас арестуют за нарушение приличий...-- И ты впадешь в спячку в тюрьме.Обратно в поселок поднимались уже под руку, как приличная пара.

-- Ну что ж, милая фрау, куда теперь?

-- Мне надо отнести бумаги в школу. Пойдешь со мной?

-- Ну уж нет. Мне же надо в город успеть. Знаешь ли, сегодня вечером результат анализов будет нам как никогда кстати.

-- Фух! Я и забыла. Снусмумрик, ну правда же, ничего такого не может быть?

-- Не должно. В крайнем случае, вылечусь сначала.

-- Ну, знаешь ли, я теперь замужняя фрау, и вовсе не собираюсь больше ничего откладывать!

-- Фрау Снусмумрик, ведите себя прилично!-- Кто бы говорил, маэстро Филифьонк!

Филифьонке, взбегавшей по ступеням школы, казалось даже, что стало светлее, будто солнце поднялось, не дожидаясь завтрашнего дня. В школе она с трудом напустила на себя уместно-скучный вид, и, переодев туфли, сразу же направилась к кабинету директора.

Директриса приняла ее после недолгого ожидания. Это была немолодая, но все еще прямая, как стрела, пожилая хемулиха со старорежимной прической. Седые волоски уложены один к одному, темное платье со стоечкой, на груди — золотые часики на цепочке. Сколько Филифьонка себя помнила, никаких украшений, кроме них, директриса не носила.

В ее присутствии Филифьонка всегда робела, вот и сейчас ее радость словно бы выпустили, как воздух из шарика. И все же, ей надо быть твердой.

-- Госпожа директор. Возможно, госпожа завуч ужепоставила вас в известность или до вас могли дойти слухи... Я пришла прояснить вопрос со своим семейным положением.Филифьонка втянула в себя воздух. Посмотреть в глаза директрисе она так и не решилась, но все же взгляд подняла. Глядя ей куда-то в область уха, Филифьонка подрагивающей рукой вытащила из внутреннего кармана жакета сложенное свидетельство о браке и вручила директрисе.

Сейчас та скажет, что это уже не имеет значения, и она уже подписала приказ об увольнении...

-- Поздравляю, фру Викстрём. Надо полагать, вскоре вы временно оставите нас.. примерно на год?

-- О. Нет. Не так скоро. И вообще, может быть... В моем возрасте... Мы пока не думали о детях.

-- Что ж. Рада, что все так разрешилось, - директриса бережно сложила свидетельство и отдала Филифьонке. - Надеюсь, это к лучшему, но, боюсь энтузиазм нашей доблестной госпожи завуча сподвиг вас на поспешные решения.

-- Они не были поспешными, госпожа Линдберг, мы уже давно...То есть мы просто не придавали значения условностям...

-- В любом случае, помните, милая, у вас здесь есть друзья.

Филифьонка сглотнула. Да уж.

-- Думаю, некоторые детали не стоит доводить до сведения коллектива, не так ли? - участливо добавила директриса, от взгляда которой, конечно же, не ускользнули ни дата заключения брака, ни годы рождения брачующихся.-- О... Да. Спасибо. Я бы предпочла не вдаваться в подробности.

-- Разговор с госпожой завучем я беру на себя.

-- Спасибо!

-- Ко мне заходила фру Филифьонка, - сообщила между делом директриса завучу. Та была ее полной противоположностью — крупная, шумная, отяжелевшая, хотя старой назвать ее было нельзя. Вот и сейчас она нависала над маленькой сухонькой директрисой ноздреватой глыбой. -- Она полностью развеяла ваши опасения. Фру Викстрём состоит в законном браке. Просто, как это принято у нынешней молодежи, они не афишировали его заключение.

-- Не может быть!

-- Фру Викстрём предъявила мне свидетельство о браке.

-- Ах! Но как так... И что, сильно он ее моложе? Почему она не взяла его фамилию?-- Так теперь принято.Думаю, на сем этот неприятный вопрос можно считать полностью исчерпанным.

Новость разнеслась по учительской, как пожар.

-- О небо, дорогая, и ты нам даже словечком не обмолвилась!Разве так можно!-- Да кто он, кто он?!-- Так тебя теперь надо называть фрау — как? - Снусмумрик?

-- Ты должна нам его показать!-- И никого не позвала!

-- Могла бы пригласить хотя бы на регистрацию!

-- Если бы не фру завуч, мы бы так ничего и не узнали, до чего же ты противная, Фелисия!?О, как бы было хорошо, если бы вы и дальше ничего не знали!? - Филифьонка замерла посреди учительской, и не знала, куда деваться.

-- Поздравляю, поздравляю, поздравляю!-- О-о, моя дорогая, дай я тебя обниму!-- Боже, боже, боже, наша Филифьонка вышла замуж!Айсбергом среди галдежа проплыла завучиха, и заключила Филифьонку в объятия.

-- Дорогая Фелисия, я так за вас рада. Вы же понимаете, что я хотела вам только добра, но вы могли бы и раньше сказать. Мы ведь одна семья.?Да боже упаси?.

Филифьонку спас звонок. Наконец-то у нее появился законный повод бежать.

-- Говорят, он бродяга, алкоголик и уголовник.-- Бедная наша Фелисия.

-- Она такая доверчивая. Наверняка, беременна.

-- Он ее дочиста обворует и сбежит по весне.

-- От самого себя человека не спасешь!

-- Он полностью задурил ей голову. Живет за ее счет.

-- Безработный.

-- Его не один раз видели с этой ужасной Туу-тикке, а всем известно, что она гонит самогон!-- Наверняка скоро начнет ее поколачивать! Если не уже.

-- Боже мой, но мы же не можем это так оставить?!Пока Филифьонка несла свет знаний о музыкальной культуре в души подрастающего поколения, вучительской было твердо решено, что она просто обязана предъявить им своего мужа. Они придут все вместе и дадут ему понять, что у Филифьонки есть настоящие друзья, на которых она может опереться, и пусть не думает, что может делать с ней, что хочет! Они найдут на него управу!В электричке было тоскливо так, как может быть только в пригородном поезде зимой в середине тусклого дня. Народу было мало, но и это не радовало. Снусмумрик сидел, скорчившись у окна, и так плохо ему уже давно не было. В голове все смешалось. Ему казалось, что он исчез. Полностью. Вместо него теперь кто-то другой. И этому другому очень, очень страшно. И было бы еще пол-беды, если бы страшно было только за себя.Он сам взял и взвалил на себя кучу забот. Впустил в себя толпу людей. От которых теперь не укрыться. От переживаний за которых теперь не спастись!И он даже близко не знает, что со всем этим делать. И как отвоевать угол для себя самого. Если под этим завалом чужого еще осталось хоть что-то от своего.А еще могут появиться дети.

И это просто ужас. Потому что дети — это все, это не отменишь, и даже уйти не получится. Потому что можно бросить ребенка, но нельзя сделать так, как будто его никогда на свете не было.

У меня могут быть дети! Обалдеть! Настоящие дети в пеленках, вот эти вот розовые жопы, живые, сопливые, обожающие тебя совершенно ни за что.

Это у меня-то.

Но как же теперь?.. Не побыть мне одному. Не уйти просто так в любой момент, ни о чем не думая. Не послать всех и вся в одночасье. Не разбить палатку в первом понравившемся месте, просто восхитившись закатом.

Теперь всегда в голове будут стоять заплаканные глаза Филифьонки, растерянная морда Муми-тролля, и даже рожа Туу-тикки! И чертов сарай (а все-таки только ли лесные зверушки пытались в него залезть?!), и забор заваливается, и крышу бы перебрать однажды...

И не подцепил ли я правда чего такого. Вот фокус будет, если болячка окажется нешуточной.

Как у Фил все прошло? Надо было все-таки пойти с ней. Эти крысы школьные ее схарчат. Наговорят ей гадостей, доведут до слез. Надо было идти вдвоем. А потом бы вместе съездили в город. Выпили бы кофе с пирожными в приличном кафе каком-нибудь. Отметили бы. А то... Блин, ведь все эти филифьонки, муми-тролльши и хемулихи с детства мечтают о красивой свадьбе, о всяких там платьях с фатой, букетах и прочей дребедени.И Фил тоже наверняка хотела бы и свадьбу, и платье, и торт с букетом, и чтобы все было красиво. А что вышло?! Ну ты герой вообще, принц на белом коне, ага. Осчастливил любимую своим согласием. Подаришь ей газовую плитку на ее же деньги.

Ну, главное, чтоб не сифилис, конечно.Крысам-училкам даже не придется придумывать никаких гадостей. Просто выскажут ей все как есть, и Филифьонка снова расклеится. И спячка у нее сорвется, и свадьба эта дурацкая, никому не нужная... Лучше бы она воспользовалась поводом, и выгнала бы меня к чертям. Ей было бы спокойнее, и я бы остался самим собой.

Так чего тогда сам не ушел? Ты предложил ей пожениться. Что, понравилось, когда жопа в тепле?!Поезд приехал. Снусмумрик вылез на платформу, и нахлобучил шляпу пониже. Пригородный вокзал — не самое приятное место в городе. Пожалуй, правильно, что не не взял с собой Филифьонку.

Зато до госпиталя Красного креста идти всего ничего. Снусмумрик стоял в очереди в регистратуру за результатом своих анализов среди таких же бродяг, слушал разговоры — сплетни, выяснение отношений, обмен полезными адресами, – и хмурился. Вокруг него были понятные и привычные ему персонажи. И сам он чувствовал себя естественно. И куда ты пытаешься вырваться из своего мирка? Ты здесь свой, тут твое место.

Если анализ плохой, не вернусь. Ни за что не вернусь.

Снусмумрик заставил себя отойти от окошка, а не вскрывать конверт сразу. Надорвать его получилось не с первой попытки. Во рту пересохло. Отрицательно. Отрицательно. Не обнаружено... Он пробежал список до конца, потом еще раз. Отрицательно. Он чист.

Снусмумрик прислонился к стене, закрыл глаза. От облегчения он весь обмяк, и только теперь понял, как боялся плохих результатов.

Терзания, грызшие его всю дорогу, сразу скукожились до смехотворных размеров.Ну а теперь купить плитку — и домой. Сегодня отличный день! Сходимпопляшем у зимнего костра, вот и отметим свадьбу!

По пути к вокзалу Снусмумрик наткнулся на кофейню, вспомнил, что так весь день ничего и не ел, и забежал выпить кофе. А там в витрине стоял торт. Здоровенный, покрытый белой глазурью, с какими-то завитушками. И сверху маленькая сахарная звездочка.

Когда-то такая же звездочка венчала собой торт, испеченный Муми-мамой к дню рождения Муми-тролля. Тогда прилетала комета, и Ондатр с размаху сел в тот самый торт. Но звездочка выжила...

Снусмумрик поймал себя на том, что неприлично пялится на витрину. Торт стоил ого-го. Без разницы, он мне нужен. Снусмумрик заказал кофе, облокотился на стойку и завел задушевный разговор с продавщицей, выманивая скидку.Пришлось взять обратный билет, не бегать же от контролеров с двумя коробками, так можно и торт помять. Вот так и становятся добропорядочными гражданами!Всех, сошедших вместе с ним на станции, ждали машины, и на автобусной остановке Снусмумрик остался в одиночестве. Спустя минут пятнадцать приковылял еще какой-то дед, сел на лавку и задремал. Казалось, он может запросто обрасти мхом, пока сидит, настолько монументальна была его неподвижность. Потом приперлись две бабки. Они завели длинный муторный разговор о своих болячках, подозрительно на него поглядывая, а автобус все не шел. Пошел снег. Снусмумрик пожалел, что сразу не отправился пешком, а теперь что уж. Темно, да еще и снег.Пришла еще одна электричка, выкинула партию трудоспособных граждан. Все они, одинаково нахохлившись, побрели к остановке, и заполнили ее целиком. Лысый хемуль с зачесанной поперек лысины прядью стоял, подняв воротник, а ветер все сдувал его куафюр на глаза, обнажая стремительно краснеющую от холода макушку. Немолодая филифьонка переминалась с ноги на ногу в узких лаковых сапожках, на ее торчащем между норковым воротничком и шляпкой носике застыла стремительно замерзающая капля. Кто-то, подозрительно похожий на Снорка, прохаживался туда-сюда мимо остановки, волоча за собой по снежной каше хвост, и нетерпеливо поглядывал на часы. Минут через десять, мотаясь по дороге из стороны в сторону, за ним приехала на машине жена — нервная филифьонка с потекшей тушью. Снусмумрик было решился набиться к ним в машину, он уже изрядно замерз, но типа-Снорк устроил несчастной такую выволочку, что ему стало противно даже думать об этом. Автобус все не шел. Толпа, сгрудившаяся под козырком остановки, начала проявлять нетерпение. Бабки устроили свару с филифьонкой, требовавшей потесниться и дать ей место на лавке. Бабки побеждали с большим отрывом, но тут вмешался хемуль, и Снусмумрик, в целом симпатизировавший филифьонке, несмотря на ее визгливый голос, - все-таки она одной породы с Фил, - предпочел отойти. Было такое ощущение, что сейчас они пойдут в рукопашную. Автобуса все не было. В пристанционном магазинчике выключился свет, и к собравшимся на остановке присоединилась крупная и чуть хмельная хемулиха. Толкнув печального тощегохомсу, которого постепенно засыпал начавшийся снег, она атомным ледоколом раздвинула всех, бортанула бабок, уселась на скамейку и громко поинтересовалась, сколько уже не было автобуса. Снусмумрик отошел еще подальше.Через четверть часа на дороге появились скорченные фигуры. Это были пассажиры автобуса, несшие скорбную весть — он сошел на повороте с дороги и не может выехать. Снова потянулось ожидание. Бабки, лаявшиеся с хемулихой, объединились с ней в праведном негодовании по поводу разгильдяйства водителя. Снусмумрик изнывал. Он ругал себя за то, что не удосужился запомнить домашний телефон — вот она, телефонная будка, что стоило бы позвонить и предупредить, а теперь?... Когда стало ясно, что автобуса ждать еще незнамо сколько, он даже решился обратиться к печальному хомсе — вдруг тот знает кого-то, кто знает кого-то, кто может знать телефон учительницы музыки? Или Муми-тролля из Муми-дола, в конце концов, можно позвонить ему и попросить приехать...

На станции должна быть телефонная книга, - подняв на него печальные глаза, просветил его ничуть не удивленный хомса. Мало ли, зачем бомжеватого вида юксаре может понадобится телефон учительницы музыки на ночь глядя, в мире много всего непонятного, что ж с того... Поручив ему присматривать за коробками, Снусмумрик пошел добывать телефонную книгу. Вскоре он уже звонил домой.Нет, Филифьонка, конечно же, не думала, что Снусмумрик решил уйти. Но она придумала себе уже целый сомн, нет, сомнище несчастий, которые могли с ним случиться. Придя домой из школы, она поставила тесто, а потом долго решала, что надеть. Закончив с пирогом — с рисом и грибами, - она приняла душ и переоделась в платье, которое с лета перевела в домашние. В нем было холодновато, поэтому сверху пришлось добавить жилетку, и надеть носки, но перед приходом Снусмумрика она намеревалась успеть все это снять. Филифьонка поднялась в спальню, и слегка подкрасилась. Один глаз ей все никак не давался, так что пришлось даже разок умыться. Потом ей пришло в голову, что стоило бы накрыть стол. Хотя бы и на кухне. Это заняло ее еще на полчаса. А потом она села и стала ждать. И ужасы сами поползли ей в голову...

И тут зазвонил телефон.

Филифьонка похолодела и вся обмякла. Точно. Что-то случилось. Что-то ужасное.

-- Да?...-- Фил? - сквозь треск помех еле-еле пробивался голос Снусмумрика. - Это я! Я застрял на станции! Что? Нет, на нашей! Автобус не ходит. Да! Нет, не замерз. Нет, все в порядке. Просто ждем, когда приедет второй. Нет, нас много. Нет, не замерз, говорю. Погоди, еще монетку брошу... Фил! Не беспокойся. Пешком не пойду, снег. Ничего, можно погреться на станции. В крайнем случае, до утра. Погоди. Послушай. Где тут возьмешь такси?! Не выдумывай, не надо брать такси и ехать за мной. Да. Да. Я тоже... Плитку купил. Все хорошо! Подожди, опять прерывается...

Снусмумрик стоял в тесноте будки, прижимал трубку к себе и чувствовал себя полным дураком — но счастливым дураком. Через каких-то пару часов он будет дома. У себя дома. Вот, он слышит голос Филифьонки и понимает — да, именно у себя дома. Какой же он был дурак днем... Какой же он был дурак раньше! Он разговаривал, бросая в автомат монетку за монеткой, и чувствовал, как губы расплываются в улыбке.

-- Да, получил. Отрицательно. Нет! В смысле, все хорошо! Анализы хорошие. Да. Да. Все в порядке. Правда. Погоди, кажется, что-то едет!?Я воду поставлю греть, как придешь, сразу в ванну!? - крикнула Филифьонка в трубку, и села на табуретку у телефона. Он позвонил. Мог бы и раньше! Она вытерла слезы. Не позвонил раньше, значит, не мог. Ведь запомнил телефон, подумал, что она будет волноваться... Замерз весь насквозь. Снова заболеет.

Филифьонка забегала. Включить колонку, для ванны надо нагреть воды побольше. Сбор от простуды. Малиновое варенье где-то еще оставалось. И мед. Бульона погреть, чтобы попил горячего!

Все готово. Чайник на плите, таз— парить ноги. Шерстяной платок и носки с горчичниками внутри. Еловый мед, прополис, сбор от простуды запаривается в отдельном чайничке.

Филифьонка поднялась на второй этаж — оттуда можно заметить мелькание фар автобуса. Правда, его трудно отличить от обычной машины... Вот что-то замигало. Нет, не похоже. Или все-таки автобус? Филифьонка вскочила, вглядываясь в окно. Нет. Она села, положила подбородок на сложенные на подоконнике руки. Зевнула. Бедный Снусмумрик. Голодный. Замерзший...

Филифьонка прикрыла глаза. Сразу в ванну, сразу. И без глупостей. Завтра же вызову врача.В доме было тихо и темно. Снусмумрик открыл своим ключом, несколько опасаясь, что сейчас зажжется свет и на него вылетит толпа всех знакомых Филифьонки, и окажется, что тут уже идет вечеринка...

На кухне был накрыт стол на двоих, стоял под полотенцем пирог, и чайник на плите, но филифьонки не было. Снусмумрик обошел дом, зажигая везде свет и уже начиная слегка нервничать, когда наконец обнаружил Филифьонку в гостевой спальне. Она спала, положив голову на подоконник.

-- Фил, - Снусмумрик осторожно тронул ее за плечо. - Фил!Ну да, время спячки подошло. Что, прям сейчас? Сегодня?!Не сразу, но все-такиФилифьонка проснулась, заморгала от света, зевнула. Встала, прижалась к Снусмумрику, потерлась носом о его щеку.

-- Какой ты холодный... Замерз, да?-- Есть чуток, - Снусмумрик с облегчением вздохнул. - И есть очень хочется.

-- Может, в ванну сначала? - снова зевнув, предложила Филифьонка, кладя голову ему на плечо и гладя по спине, - согреешься?-- Нет, сначала есть. Тем более, пирогом пахнет во всю, - вниз они сошли в обнимку, - с чем он?

-- С рисом и грибами. О-о, Снусмумрик, какой торт! Какой... - Филифьонка замерла у входа на кухню, - белый... настоящий...

-- И даже со звездочкой. Давай уже поедим?

Нет, все-таки было в этом что-то волшебное — вот так вот сидеть вдвоем на кухне при свечах и кормить друг друга свадебным тортом, пачкаясь белой глазурью! Они смеялись, и целовались, и слизывали друг другу с пальцев и щек глазурь...

-- Тебе все-таки надо согреться в ванне, - наконец, когда от торта остались одни развалины, пришла в себя Филифьонка.-- Обойдусь без ванны, - Снуснумрик смотрел на нее, щуря глаза. - Мне и так тепло.

-- Простудишься...

-- Вряд ли. Не до этого сейчас.

В душ он, конечно, все-таки забежал — надо было смыть с себя запах электрички и госпиталя, весь этот бесконечный день.Филифьонка ждала его, сидя на разложенном диване в гостиной. Ее кровать наверху слишком узкая, у него внизу вообще один матрас на досках, в гостевой спальне тоже маленькая кровать... Надо будет что-то думать после спячки. Но вообще, она бы предпочла оставить за собой свою спальню. А вдруг Снусмумрик обидится? К тому же, на двухспальную кровать нет денег. Матрас стоит дорого. Или попробовать ночевать вдвоем прямо здесь?

-- Так он все-таки раскладывается, - Снусмумрик вошел, на ходу вытирая волосы, - а чего мы тогда все это время мучились?-- Механизм сломан, обратно тяжело сложить, - пояснила Филифьонка. Снусмумрик сел с ней рядом, и они какое-то время молча смотрели на пламя в камине.

-- С камином совсем другое дело. Тепло. - Снусмумрик взял Филиьфьонку за руку, положил ее себе на колено, накрыл сверху ладонью. - Слушай, если ты не хочешь, мы можем...

-- Снусмумрик, нет. Мы достаточно долго тянули и так. Я тут думала насчет двуспальной кровати...

-- Потом подумаем.

Снусмумрик откинулся на спину, нащупал где-то в ногах полотенце. Дотянулся, передал его Филифьонке.

-- Все хорошо? - шепнул он.-- Да... - Филифьонка вытерлась и устроилась, положив голову Снусмумрикуна плечо и закинув на него ногу.

-- Я тебя... мне показалось, ты как-то... в какой-то момент... Я тебе сделал больно? Ты вдруг... замерла.

-- Нет, все хорошо.

-- Точно? Пожалуйста, говори, если что не так, я просто... Ну, я не могу знать, что не так, если ты не скажешь, правда?

-- Снусмумрик. Все хорошо. Правда. Я просто... ну, немного испугалась.

-- Я слишком поспешил?

-- Нет. - Филифьонка зевнула. - Все здорово.

Снусмумрик вздохнул. Ладно, не все ж сразу. Надо немного привыкнуть друг к другу, приладится. Ну и слишком быстро, конечно, но это тоже дело наживное. В следующий раз буду сдержанней. Он ногой сбросил на пол грязное полотенце, вздохнул, немного развернулся к Филифьонке, приобнял ее и провалился в сон.Снусмумрик проснулся утром от холода, и первым делом чихнул. Высморкался в простыню, шмыгнул носом. Заложен до самых бровей. Прекрасно.

Филифьонка безмятежно спала, несмотря на серенький зимний рассвет. Снусмумрик дотронулся до нее. Рука холодная. Лоб тоже. Дышит редко. Сердце бьется медленно.

Ну отлично. Впала в спячку.

Он с трудом сел. Кажется, ему еще и в спину надуло. И плечо отлежал. Он хмуро уставился в окно. Здравствуй, рассвет новой жизни...Филифьонку с трудом удалось дотащить до ее спальни на втором этаже и по-человечески уложить в постель. Снусмумрик все-таки прибавил там отопление (да, конечно, спячку положено проводить в прохладном помещении, но не в стылом же погребе?), задернул шторы и тихо прикрыл дверь.

Вот и долгожданное одиночество.

Которое именно сейчас мне нахрен не нужно.

Снусмумрик заварил себе кофе и сел на кухне в окружении остатков вчерашнего ужина. Жутко хотелось, чтобы Фил проснулась. Сейчас ему позарез нужно, чтобы она сидела вот тут вот, смялась, морщила нос, дула на кофе в чашке...

Почему сейчас?! Почему хотя бы не пару-тройку дней спустя?! Почему хотя бы не завтра?! Чертова спячка. Все с ней в этом году не задалось. Снусмумрик раздраженно отхлебнул кофе и обжегся. Почему сразу после того, как у него ничего толком не получилось, а?!

-- Тебя стучаться не учили?! - огрызнулся он, когда Туу-тикки запросто распахнула дверь на кухню. Снусмумрик повернулся к ней спинойис грохотом спустил в раковину посуду.-- Ого! Что это тут у вас? - Туу-тикки подхватила недоразрушенный кусок торта, села к столу. - Налей кофе.

-- Остыл уже.

-- У тебя плита горячая, погрей.

-- Ты должна сейчас отсыпаться после Зимнего костра.

-- Где Филифьонка?

-- В спячку впала.

-- Что, доконал ее, да?

-- Да!-- Чего вчера не пришли?

-- Поважнее дела были.Наконец, Снусмумрик завернул кран, грохнул кофейник на стол и сел.