больше некому (1/1)

—?Я один схожу.Роджерс, собравшийся было выйти из машины, замер, бросая через плечо удивленный взгляд на друга. Баки поправляет пальто, сжимает в живых пальцах небольшой букетик ромашек, ерзает, взглядом буравит затылок Старка; на Капитана не смотрит, потому что в его честных голубых глазах читается одно и то же уже месяц?— жалость, поддержка, ?ты не виноват? и ?он бы тебя простил?.Сэм, может, и простил бы, только вот суть в том, что Баки сам себя простить не может.—?Помнишь, куда идти?У Старка глухой, немного даже жесткий голос, чуть дрожащие пальцы, крепко сжимающие руль, и синяки под глазами из-за постоянной тяжелой работы с Барнсом. Найти способ снять триггеры?— это вам не шутки, за один день такое не делается, как, собственно, и за неделю. У Тони ушел почти месяц (три недели и пять дней, если быть точнее; не то чтобы Джеймс прям считал дни, проведенные в мастерской), чтобы найти решение этой проблемы?— правильное, единственно верное из десятков других, точное, с минимальной погрешностью. Потом ушла ещё одна неделя, чтобы всё-таки их снять. Когда всё это закончилось, Старк громко выдохнул, хлопнул Баки по плечу, избегая прямого зрительного контакта, и зачем-то пожелал удачи.—?Помню.Он выходит из машины, обрывая ещё не начавшуюся душещипательную поддерживающую речь Кэпа, краем глаза замечает, как гений сжимает пальцами плечо своего супруга, удерживая на месте, и что-то говорит ему. Баки крепче сжимает пальцами цветы, ощущая неровности на стеблях и чуть примявшихся листьях, передергивает плечами от холодного сентябрьского ветра и отходит от машины, делая первый шаг.Странно, но идти к нужной могиле ему почему-то легко. Будто бы шагает по какому-нибудь парку во время обычной прогулки с Сэмом, сжимая его ладонь в своей живой, а не идёт к его могиле. Так было и в первый раз, на самих похоронах; Барнс тогда шёл впереди всех, низко опустив голову и сжав пальцы в кулак, шёл легко и свободно, чувствуя на себе внимательные взгляды тех, кто был позади. Они всё знали, но не винили его, а Баки… да, Баки винил себя. Винит до сих пор.Выбитые на сером могильном камне слова ?Сэмюэль Томас Уилсон? отдаются горечью на языке, и Джеймс гулко сглатывает, кривит губы, глядя на свежие алые розы, лежащие на земле. Сэм такие слишком вычурные цветы не любил; он вообще не особо любил цветы, постоянно говорил, что он не барышня и спокойно может прожить без букета на свидании или на какой-нибудь праздник, но прийти сюда сегодня с пустыми руками (с одной пустой, если уж быть точнее) Баки просто не мог.Пустой рукав болтается на ветру, бьет по боку, и без бионики всё-таки тяжеловато, непривычно. Но он сам попросил?—?настоял, потребовал, угрожал всем, чем только мог,?— снять её. Потому что каждый день она напоминала о том, что он сделал, напоминала снова и снова главной ошибке в его жизни, о разрушенных шансах на что-то хорошее после многолетнего кровавого кошмара. От новой Баки отказался сразу же, стоило Старку только заикнуться об этом. Он мог бы ходить с рукой из дерева или из какого-нибудь камня, но воспоминаний это не стёрло бы.Где-то вдалеке слышится раскат грома. Джеймс чуть вздрагивает, хмурится, глядит на серые тучи, медленно плывущие по осеннему небу, и коротко вздыхает. В голове всплывают воспоминания: в тот день, когда Мстители нашли его (и того самого мужика, который активировал триггеры) где-то на границе Люксембурга и Германии, был сильный ливень, с самого утра и до позднего вечера; на похоронах моросил мелкий, противный дождь, от начала и до конца церемонии, как будто кто-то наверху включил душ, а потом в нужный момент просто закрутил вентиль; когда он спустя неделю после похорон смог выйти на улицу, то сразу же попал под непрекращающийся надоедливый дождь, за которым не видно было слёз.Баки приседает на корточки, чуть дрожащей рукой кладет букет простых белых ромашек на холодную землю. Пальцами проводит по безжизненной гранитной плите, касается букв, складывающихся в родное любимое имя, переходит на цифры, отдающиеся тупой болью где-то в области сердца, смаргивает подступающие слёзы. Если бы Сэм был рядом сейчас, то обязательно бы обнял его, ласково погладил по голове, поддержал бы без слов, одним молчанием, в котором так явно чувствовалось бы понимание.Внутренний голос шепчет, что Сэм рядом. Только не стоит за спиной, а лежит под землей в гробу. И он, Баки, приложил к этому руку.Что бы ему не говорили, Баки знает, что виноват в смерти Сокола. К тому огромному неспокойному морю вины в его душе перед всеми, кого он убил, добавилась одна капля?— самая большая, самая красная и горькая, а разбивающиеся о скалы его выдержки огромные волны эмоций сводили его с ума.На живую ладонь с хмурого сентябрьского неба падает первая холодная капля, разбиваясь о теплую кожу. Джеймс поднимается на ноги, поправляет пустой рукав пальто и, проведя напоследок пальцами по надгробию, разворачивается, уходит отсюда, вперив бессмысленный взгляд в виднеющуюся машину и сжав пальцы в кулак. Ещё редкие капли дождя падают на плечи, длинные темные волосы, лицо, и можно сделать вид, будто это не его собственные слёзы текут по щекам, а всего лишь дождевая вода.Обеспокоенное лицо Роджерса, топчущегося около машины, видно издалека, и Баки глубоко вдыхает-выдыхает, стараясь успокоиться. Нечего волновать друга ещё больше.Джеймсу кажется, будто позади Сэм окликает его ласковым Джимми. Он знает, что это просто глупая игра его больного воображения, отчаянные обнадеживающие мысли, не сулящие ничего хорошего.Баки знает, что Сэм мертв.

Больше некому звать его Джимми.