безупречно (1/1)

—?Потанцуешь со мной?Сэм резко останавливается, будто бы натыкаясь на невидимую преграду, и удивленно смотрит на Баки, продолжая медленно, рефлекторно вытирать голову полотенцем.—?Что, прости?—?Ты слышал,?— Джеймс закатывает глаза, откладывая телефон на кровать, и поднимается на ноги, улыбаясь. —?Давай, Уилсон, всего лишь один танец.Это было… странно. Сэм с сомнением покосился сначала на протянутую живую ладонь, потом посмотрел мимолетно на оставленный на мягком темном покрывале телефон, а затем?— снова на Барнса. Тот, мягко улыбаясь, прямо смотрел на него, даже, кажется, не моргая; во взгляде светлых, будто бы прозрачных в бледном свете луны глаз ярко горел интерес и мелькал легкий страх.—?Это шутка какая-то? —?он продолжал стоять на месте, неловко комкая полотенце в руках. —?Потому что, знаешь, если да, то…—?Сэм,?— Джеймс качает головой и деланно устало вздыхает, улыбаясь. —?Я не шучу,?— он делает маленький шаг вперед, вытягивая руку чуть дальше, и смотрит так, что Уилсон просто не может ему отказать.—?Чёрт возьми. Ладно,?— кидает полотенце на кровать и принимает протянутую ладонь, на секунду задерживая дыхание. Этот контраст в цветах всегда сносил ему крышу, и каждый раз Сэм даже зависал на несколько мгновений, не отрывая взгляда от того места, где они касались друг друга открытыми участками кожи.Баки тихонько просит Пятницу включить песню, выводя Уилсона почти на середину комнаты, и мягко привлекает его ближе к себе, устраивая правую ладонь на талии. Сэм хотел было возмутиться, мол, какого хрена ведет Барнс, но в итоге сдается под его прожигающим взглядом, кладя левую ладонь на голое плечо, пальцами поглаживая шрам на стыке живой кожи и металла. И он даже почти не вздрагивает, когда холодные пальцы бионики касаются его собственных, мягко сжимая, поднимая руку вверх.Когда в спальне начинает звучать мелодия, легко узнаваемая с первых секунд, Сэм не сдерживает короткого смешка, начиная покачиваться в такт музыке.—?Серьёзно, Джеймс? Эд Ширан?—?А что такого? Прекрасная песня, по-моему.Он и не думает спорить с этим, потому что, да, песня действительно прекрасная. Немного, может, слащавая, если про музыку вообще можно так сказать, но очень романтичная, отлично подходящая под такие вот медленные танцы в лунном свете. Сэм мысленно благодарит Старка за шумоизоляцию практически в каждой комнате и прикрывает глаза, растворяясь в песне.Если честно, это всё как-то немного неловко. Он ещё не привык к тому, что в Баки порой пробивался романтик. Не то чтобы Уилсон был против, совсем нет, просто ему было… неловко, да. Сэма, вообще-то, довольно трудно смутить, но каждый раз, когда Джеймс делал что-то такое, то он краснел (благо на темной коже этого практически не было видно), бледнел, сбивался с мыслей, что-то невнятно мямлил и вёл себя как какой-нибудь школьник, который пытается пригласить на свидание девчонку (ну или мальчишку, наверное), в которую влюбился по уши. Но ему это определенно нравилось.Они медленно танцуют в лунном свете под песню Эда Ширана, и у Сэма сердце бьется чуть быстрее, а пальцы немного подрагивают. Он думает, что вот если сейчас помрет от переполняющих его чувств к этому человеку, то виноват будет Баки, и повторить они уже не смогут. А повторить определенно хочется, уже сейчас.Когда у самого уха раздаются тихие слова песни, посылающие по телу дрожь, Уилсон распахивает глаза, тихонько вздыхая. Джеймс подушечками пальцев поглаживает обнаженную поясницу сверху вниз, останавливаясь у самой резинки пижамных штанов, и напевает ему на ухо эту песню, продолжая его вести в танце. Господи, у него сейчас правда сердце остановится, если…—?И я не заслуживаю этого. Ты выглядишь безупречно сегодня.—?Заслуживаешь,?— губы касаются открытого участка голой шеи, оставляя легкий поцелуй, и Джеймс вздрагивает, поднимая голову. Сэм нежно целует его в губы, останавливаясь вместе с последними нотами, и обхватывает его лицо ладонями, поглаживая большими пальцами кожу.

Сэм думает, что Баки определенно заслуживает этого, что бы тот ни думал. И если ему нужно будет опять расшибиться в лепешку, чтобы опять доказать это, то он готов.

Он его слишком сильно любит, чтобы отступать.