16. Не сажайте кипарис в слишком сырых местах (2/2)
Потом Ирен вышла, чтобы принести немного кристаллов йодистой соли, а когда вернулась - Рюхэй лежал неподвижно, закрытые глаза ввалились. Дыхания не было слышно. На лице его застыла блаженная светлая улыбка; струйка крови, протянувшаяся от уголка рта вниз, уже успела подсохнуть....Доктор Мацумото оперся о перила, словно переводя дух после тяжелой ноши.
- Придется привыкнуть, - повторил он.- Это не первая смерть, которую я вижу, Мацумото-сэнсэй, - покачала головой Ирен. - Но мне кажется, врач не должен к этому привыкать.
Ей хотелось сейчас уйти из этого обиталища смерти. Это слабость, слабость, но сейчас эта слабость необходима. Уйти... Ирен прошла через двор лечебницы и, обойдя пустующую часть здания, углубилась в заросли ивняка. Скоро повеяло сыростью - река была совсем близко. Ирен шла, дыша глубоко, всей грудью; прелые влажные запахи реки, рыбы и водорослей казались сейчас божественным ароматом - это были запахи жизни. Сыро здесь, вот уж совсем не место для больницы и больных. И дорог нет, только тропинки. Ирен шла и ловила себя на том что все время сравнивает окрестности с теми, где она жила семь лет назад. Словно она искала в Японии свой потерянный рай. Бывшая усадьба, Янагимачи, тот храм... это ведь совсем недалеко отсюда, полтора десятка миль...Бесполезно, сказала себе Ирен. Она вспомнила рассказ Кидо. Бесполезно... ничего не вернешь и не отыщешь - вместо дорог тут тропинки, люди умирают тут также, как и везде, а Соджи... Она ведь почти не вспоминала его все эти семь лет, отчего же теперь так больно?
Она услышала поскрипывание и поняла, что где-то тут старая водяная мельница, о которой упоминал доктор Мацумото. "Туда не ходите, там все разрушено, непролазная грязь". Ирен собиралась повернуть назад, когда прямо под ноги ей метнулось черное звериное тельце - черный кот, большой, взъерошенный, видно, дикий или полудикий. Он остановился на тропинке, внимательно рассматривая ее желтыми большими глазами.
- Кис-кис-кис... - севшим от волнения голосом позвала Ирен: кот напомнил ей Черныша, который бесследно исчез после пожара в усадьбе Сэги Комона. Но этот кот презрительно прищурился на нее и, гордо задрав хвост, потрусил по тропинке вдоль полузаросшей ивняком стены. И Ирен, будто привязанная, пошла за ним.***ОкитаВ доме кто-то был. Сперва он подумал было, что Хиса зашла навести порядок и принесла ужин - угасший было очаг явно оживили. Но запах - сладковатый тонкий и нежный запах не мог принадлежать Хисе. От племянницы доктора всегда пахло снадобьями и травами, горьковатыми и честными, без уверток и кокетства благовоний. А сейчас в доме был кто-то чужой. Сёдзи оставались поднятыми - так же, как он оставил их, уходя. Бесшумно подойти и заглянуть внутрь. И увидеть у очага женщину в темном платье чужого покроя. Она одна; Соджи, больше не скрываясь, подошел к двери и отодвинул ее. Женщина в темном платье подняла голову, и его будто опахнуло жаром - это была Изуми.
- И-рен... - раздельно произнес Соджи два слога ее европейского имени - и вспомнил свой сон....Странным было то, что он почти не удивился. И она словно боялась удивляться, изо всех сил стараясь держаться так, будто они расстались вчера, будто им снова было пятнадцать и семнадцать. Ирен расказывала обо всем, что видела, где бывала, о больнице в далеких горах, где лечилась ее мать. И помимо воли Соджи втягивался в ее зажигательный рассказ, задавал вопросы, смеялся. И вдруг она остановилась, будто наткнувшись на невидимую преграду.- А ты... что ты тут делаешь? Ты плохо выглядишь - ты здоров? И почему ты живешь тут один, отдельно ото всех?Сказка рухнула. Соджи разом перестал смеяться. Он словно впервые заметил, как она изменилась - прошедшие годы, целых семь лет, подхватили скулы, убрав полудетскую округлость и мягкость лица, очертив резче, обозначив, надломив линию брови. Сделав весь облик четче, определеннее - и прекраснее. Горько-сладкий блеск почудился ему в светло-карих - темнее, чем прежде, - глазах. Сказалась иноземная кровь, японки так не взрослеют, подумал он с какой-то злостью. И чем дольше он смотрел на нее, тем более явной становилась эта злость - на себя, на судьбу, на них, прибывших из-за моря. Зачем появилась она сейчас? Зачем?..
- Как ты здесь оказалась? - холодно спросил Соджи, не отвечая на ее вопросы.- Джастин Локвуд, врач-англичанин и мой друг, бывает в госпитале тут рядом, они дружны с доктором Мацумото. Я тоже изучаю медицину. Вот вышла пройтись по окрестностям, дошла почти до мельницы, а там - черный кот, так похож на того... помнишь? Как в сказке, привел меня сюда.- Так это не доктор тебя прислал? - к предательствам он почти привык, но предательство Мацумото-сэнсэя было бы слишком уж неприятной неожиданностью.- Да нет, причем тут доктор? Он сказал, что тут все разрушено, только колесо мельницы еще продолжает крутиться.
"Я мог убить тебя".- Соджи... - Кажется, она тоже поняла. Но встала и подошла без всякого страха, разом сломав всю выстроенную оборону, протянула руку... - Соджи... мне сказали, ты погиб... Соджи...Он сделал шаг назад и чуть отвернулся, избавляясь от ее руки.
- Как ты здесь оказалась? - повторил он.- Я приехала в Японию вместе с мужем, - в ее голосе сквознуло удивление - словно впервые она вспомнила о муже.
- Это он - врач?
- Нет, нет, не врач, - она засмеялась, откровенно радуясь возможности уйти от серьезного тона. - Лоран - коммерсант, у него какие-то дела с большими шишками из... кажется из Сацума, поставки оружия. Я не лезу в его дела, знаю только в общих чертах.- Сацума... - повторил Соджи с расстановкой, чувствуя, как вскипает знакомая холодная ярость. - Так значит, ты сама сюда пришла? А твой муж поставляет оружие Сацума...Ирен тихонько ахнула.
- Ты ведь знаешь, кто я, - продолжал Соджи тем же тоном. - Может, хотя бы скажешь, по старой дружбе, когда за мной придут и сколько их будет?..
Несколько мгновений Ирен смотрела на него, а, поняв, содрогнулась всем телом, как от тяжелой пощечины.- Хочешь сказать, я донесла на тебя? - прошептала она. - Ты... хочешь сказать...- Уходи! - Соджи резко отвернулся, чувствуя, как проклятый душащий ком подкатывает под горло. - Слышишь, убирайся вон!Уже почти ничего не видя от удушья, он успел приобнажить меч для убедительности, успел расслышать удаляющиеся торопливые шаги, прежде чем кашель, прорываясь, сжал грудь как когтями и заставил согнуться. Приступ бросил его на колени, на вытертую циновку, заволок сознание мутной пеленой, за которой были боль и тьма.
Когда тьма рассеялась, он увидел прежнюю пустую комнату. И только разожженный очаг говорил о том, что все это ему не приснилось.***ИренИллюзия. Все это иллюзия. Она встретила человека, казавшегося ей самым важным и нужным - но даже он не вернул ее потерянного рая. Ирен вернулась опустошенной, растерянной и испуганной.
Окита Соджи жив. И живет совсем рядом. Наверное, теперь ему приходится скрываться. И самочувствие его явно оставляет желать лучшего - лихорадочный румянец на скулах, в глазах нездоровый блеск, изможден."...не думаю, что в Японии найдется много равных ему бойцов. И столь же искусных и безжалостных убийц..."Если бы Кидо-сан знал, что тот, о ком он говорил, живет тут, недалеко от Эдо... Она вспомнила, как сперва Соджи показался ей совсем не изменившимся, будто и не было семи лет - та самая мальчишеская, чуть смущенная радость видеть ее. А потом... Что-то в нем есть от двуликого Януса. Есть - и всегда было. Она вспомнила ту поспешность, с которой он сменил радостную приветливость на холодную отстраненность - словно захлопнул перед нею ворота в дом. Слишком поспешно для простой ненависти...Мацумото-сэнсэю она решила ничего не говорить. Но по настороженным взглядам, которые бросала на нее Хиса, Ирен поняла, что Соджи живет тут с ведома доктора и что племянница Мацумото догадалась, куда ходила иностранка.
Иностранка? Ну уж нет, больше она не будет иностранкой в своей собственной стране! Пройдя в свою комнату, Ирен достала из нижнего ящика шкафа аккуратно упакованную одежду, которую она не позволила горничной разобрать. Вынула шпильки из волос и слегка тряхнула головой - волнистые пряди с тихим шелестом упали на плечи и поползли вниз, укрыв спину до самой поясницы. Ее волосы теперь темнее, чем были раньше, совсем черные. Мягче, конечно, чем у чистокровных японок, и не такие прямые, немного вьются, но все же... Ирен позвала служанку и с ее помощью уложила волосы в низкий узел, прикрывающий шею, и закрепила его большим деревянным гребнем. Надела светло-зеленый комон - тот, который когда-то купила ей мама, - и мысленно порадовалась, что это японское одеяние не нужно подгонять по фигуре. За семь лет комон не стал ей ни короток, ни тесен. Она почти не выросла, если не считать груди и бедер - хотя в Европе ее и сейчас назвали бы безгрудой узкобедрой худышкой. Что Лоран во мне нашел, с досадой подумала Ирен, разглядывая себя в зеркало. И ей тотчас же стало стыдно - такие рассуждения, сказала бы мадемуазель Дюран, подходят глупой кухонной гусыне, а не умной современной женщине.
Мадемуазель Дюран... Перед внутренним взором Ирен встала догорающая усадьба Сэги Комона. Все семь лет она старательно хоронила эти воспоминания на самом дне памяти - обгоревшие обломки, обугленное тело мадемуазель Дюран, которое опознали только по остаткам волос и простенькому серебряному кольцу на пальце...
Соджи тогда притащил Ирен туда, где жил сам - в додзё Шиэйкан. Ирен живо вспомнила ласковые руки О-Цунэ, жены Кондо Исами, который был главой додзё. О-Цунэ ухаживала за ней, пока Ирен была в полубеспамятстве - случившееся потрясло ее так, что она слегла в нервной горячке. Она то впадала в глубокий сон, то истерически рыдала, требуя, чтобы все ушли и оставили ее одну. И тогда О-Цунэ и Соджи, который тоже почти все время был рядом, старались удержать ее, не давая метаться по футону. Все это рассказала ей потом мама...
А когда Ирен окончательно пришла в себя, первое, что она услышала, было радостное восклицание О-Цунэ - "Изуми-тян проснулась!" И затем укоряющий голос Кондо - "Соджи, ты должен сейчас быть очень осторожен. Сильная радость вредна не менее, чем сильное горе". И робко улыбающийся Соджи, принесший весть, что ее отец и мать живы..."Я знал их командира, Кондо Исами, это был весьма достойный человек..."
Кондо, Хиджиката... Ирен вспоминала всех, кого видела тогда в Шиэйкане - застенчивого пожилого Иноуэ - "Гэн-сан наш общий дядюшка", шепнул тогда Соджи, - непоколебимо спокойного Яманами с его мягким задумчивым взглядом и мягкой полуулыбкой, и полусерьезный тон, каким Яманами с ней разговаривал. "Яманами-сан - очень серьезный человек. И очень умный", - так Соджи аттестовал старшего друга.Если все эти люди погибли, если их всех... Значит, Соджи сейчас так же тяжело, как было ей тогда. Даже хуже - он один, его разыскивают, ему приходится скрываться. А она - она просто сбежала. Снова сбежала. Дура!Ирен вцепилась пальцами в края столика и застыла, закрыв глаза. Дура, шептала она себе, какая же дура!
Только голос Лорана вывел ее из этого оцепенения. Лоран оживленно рассказывал что-то Джастину, до Ирен донеслось "...на поваленном дереве. Ей-богу, я и сейчас не знаю, что меня так напугало".- И что же тебя так напугало, дорогой? - нарочно громко спросила Ирен, выходя в большую комнату. - Добрый вечер!Джастин Локвуд приветливо кивнул, и глаза его восхищенно заблестели.- Добрый вечер, дорога... - привычно начал Лоран и оборвал себя на полуслове, разглядывая наряд Ирен. - Ба! Да ты... ты теперь словно жена самурая.
Для того, чтобы быть женой самурая, нужно, чтобы муж был самураем, подумала Ирен, но молча улыбнулась в ответ и сказала только: - Я распоряжусь, чтобы подавали ужин.- Так что же тебя тебя так потрясло? - спросила она, вернувшись.Лоран начал рассказывать, как сегодня он решил срезать путь и проехать прямо вдоль реки, заплутал и, спешившись, вышел к отмели, чтобы осмотреться.- Ровно ничего не произошло. Я сначала даже не отличил этого парня от ребятишек. Невзрачный такой парнишка, тощий, одет как... ну, самурай без хозяина...- Ронин, - подсказал Джастин.- Да, благодарю. Именно - ронин. Сидит себе на бревне и вырезает что-то. И клянусь богом, в нем было нечто... не знаю... Будто он был готов умереть в любую минуту. А он просто сидел."Самурай должен жить так, как будто он уже умер", - процитировал Джастин.
- А потом он запустил такую, знаете ли, вертушку - маленькую, деревянную. Раскрутил и выпустил. Она полетела, понесло ее - и приземлило прямо возле меня. Я хотел было ее... - Лоран запнулся, - поддать сапогом хотел. Так этот парень... то ли посмотрел, то ли... не знаю. Прямо мурашки по спине - я, знаете ли, mes amis, отчетливо понял, что если я двинусь, он меня убьет. Дерево шагах в десяти от меня, не меньше - а страх такой, будто на меня нацелили револьвер. Кстати, о револьвере - я решительно настаиваю, Ирен, чтобы ты ходила с оружием.- Слушаю и повинуюсь, мой повелитель, - с полуулыбкой наклонила голову Ирен.- Дорогая, я говорю серьезно. Среди ваших больных могут быть... - Лоран перешел на французский. - Мне сказали, что этот ваш доктор-японец - ярый сторонник сегуна. Вполне возможно, он укрывает у себя кого-то из тех, кто нынче в списках разыскиваемых.- Все, кого я видела, действительно тяжело больны, - тихо ответила Ирен. - Сегодня один человек умер. Но я согласна, осторожность не помешает."Все, кого я видела, действительно тяжело больны", - повторила она про себя. Вспомнила чахлый молоденький кипарис неподалеку от входа в тот флигелек - и бледное, несмотря на природно смуглую кожу, с темными кругами вокруг запавших глаз, исхудавшее лицо Соджи.