11. Сказка о маленькой принцессе (1/2)
"Глупый ангел пятнадцатилетний,
Иностранка испуганных лет".(А.Вознесенский, "Юнона и Авось")
Танжер, наши дни, 40 дней назадЕваХодить из одного дома, где спит похожим на смерть сном молодой мужчина, в другой дом, где также спит похожим на смерть сном другой молодой мужчина - в этом есть что-то от неудачного фарса.Но оставаться в одиночестве надолго, смотреть на теряющую полноту луну, проваливаться в ночь... Ева набрасывает светлую шелковую пашмину, Ева выходит из дома, Ева спускается по крутым узким ступенькам и ныряет в ущелья улочек. И неожиданно натыкается на Билаля, который идет ей навстречу. Ни разу до этого Билаль не попадался ей на улице. Ни разу за все время, пока она его знала. Ни разу за все время, пока он был чем-то вроде секретаря и агента при Ките - при Кристофере Марлоу, ее самом давнем друге, который знался с тех времен, с каких Ева только и помнила себя. У их породы есть странная особенность - они мало что помнят из времени до того, как их обратили. Воспоминания о человеческой жизни стираются, поглощаются последующими событиями - так же, как поглощается их человеческая природа другой, нечеловеческой.
Но Билаль, араб-писатель, которого неизвестно как и неизвестно где нашел Кит, был несомненно человеком. И человеком была старуха Харуна. Вместе с именем Харуны на ум Еве пришел плащ - расшитый золотом и каменьями с одной стороны и рваный, выцветший и бедный с другой. Плащ Харуна ар-Рашида, калифа и мудреца. Что кажется бедным и грязным - не всегда им является, произносит в ее голове знакомый голос Кита Марлоу. Она хочет спросить Билаля, где теперь тело Кита, но спрашивает совсем другое.- Что такое "привратница", Билаль? - Они уже поднимаются по грязным ступенькам на самый верх, в жилище Харуны. Араб в ответ виновато пожимает плечами.- Учитель, - так он всегда называет Марлоу, - учитель назвал ее так; так же ее всегда называл и я. "Привратник - тот, кто при вратах. Ни там, ни здесь, ни внутри, ни снаружи - при вратах". Когда я был мальчишкой, она уже была такой старой. Ей, верно, больше сотни лет.Больше сотни лет. Для человека это много.Убывающая луна на одном из круты поворотов лестницы плеснула в Еву горсть своего серебра, заставив зажмуриться. "Зачем я иду к ней? Чего я хочу? О чем тоскую?.." Плещет в лицо луна, плещет звенящим холодком света, который не дано ощутить никому, кроме существ их породы. Луна утихает только в комнатке Харуны, где узкие окна завешаны темным полупрозрачным газом, лишающим луну ее силы.
- Интересно было бы посмотреть, где он сейчас, - говорит Ева, внимательно смотря в лицо лежащего Сайто. - Нашел ли, кого искал?Она говорит, и сама понимает, что говорит глупость - если бы Сайто уже выполнил то, зачем отправился так далеко, то не лежал бы он так неподвижно. Ни там, ни здесь, ни внутри, ни снаружи, ни живой, ни мертвый...Харуна поднимает на нее глаза, отрываясь от вязанья - она вяжет что-то сложное и очень пестрое, многоцветные нити мелькают в коричневых сухих пальцах.- Утро уже прогоняет ночь. В такое время я обычно рассказываю мальчику сказки, - говорит она. Маленький немой слуга, сжавшийся в комочек в углу ковра на подушке, робко улыбается. Ева не ощущает его природы - словно он тень, словно его и нет. Он не вампир и не человек, он темен и невнятен...
- Я бы тоже не отказалась послушать. - Все что угодно, только не быть одной, не слушать заунывный лунный плеск, навевающий нечеловеческую тоску.
Старуха окидывает Еву долгим взглядом золотисто-карих глаз - сейчас тихо мерцающих, как камень авантюрин. И начинает, снова опустив взгляд на свое рукоделие.- Жила-была одна маленькая принцесса. Была она весела и добра, знала только свет и добро, которому учили ее родители - мудрый король и добрая королева, которая умела летать. И была принцесса весела и добра...- ...и прекрасна, - с улыбкой добавляет Ева. Старуха бросает на нее неодобрительный взгляд.- Нет, она была самая обыкновенная девочка. И уши у нее слегка оттопыривались.Ева смеется и ворошит маленькими костяными грабельками песок в маленьком "саду камней", устроенном в маленьком низком деревянном ящичке. "Эбеновое дерево, китовая кость. Япония, 1876 год", говорят Еве ее чуткие руки.- Было это в одно ясное утро - привелось маленькой принцессе встретить одного юного рыцаря, бесстрашного и обладавшего чистым сердцем ребенка. Было это в одно ясное утро.- Разве так бывает? - смеется Ева.- В сказках бывает все, - вторит ей Харуна хриплым старческим смехом. Закашливается, и немой мальчик-слуга приносит ей воды в китайской чашке. Ева успевает заметить, что на чашке, белой и полупрозрачной, синим нарисованы большие персики на дереве. Небесные персики бессмертия на чудесном небесном древе, которое хранит в горах Куньлунь волшебница Сиванму.- И сердца их потянулись друг к другу...Упала тьма на лес, и поглотила толстые древесные стволы, поглотила людей, которые соединялись плотью под сенью дерев, под сенью благословения древних божеств. Поглотила и тех двоих, которые соединились в этой тьме не плотью, а сердцами и душами. И двоим казалось, что мир вокруг них прекратил свое вечное движение, затих и сделался недвижен и безмолвен. И казалось им, что никто и ничто не сможет разорвать той связи, что соединила их...
- Но случилось так, что как раз в это время в королевстве произошло большое несчастье, поглотила тьма несчастья дворец родителей принцессы. Случилось так....- Мама!!!! Мамочка!!!- Изуми, не надо!- Она не могла... не могла! Мама!!!...Бедное жилище, чистенькие, но старые и вытертые циновки, на которых положен тощий футон. Над ней склоняется незнакомая женщина, едва прикасаясь, гладит по лбу.- Вам надо выпить вот это, Изуми-тян, - ласково говорит женщина.- Соджи?..- Он скоро придет. Они ушли разузнать все, что возможно о случившемся... Он был тут все время, пока вы не пришли в себя.- Несчастье, большое несчастье! Исчез, превратился в бесполезные черепки дворец, где жила прежде принцесса. И она ломала руки, и в отчаянии заливалась слезами, думая, что ее родители также погибли. Но вот пришли люди и сказали, что мудрый король и добрая королева живы. Однако лишилась королева своих крыльев и не могла больше летать, не могла подняться к самому солнцу и оттуда славить красоту мира и его величие, так что смягчались самые черствые сердца. Несчастье, большое несчастье!
- Мама... что с твоими руками?Больше нет прекрасных белых рук, ласкавших белые и черные клавиши фортепиано, ласкавшие серебристые, как лунный свет, струны гитары, заставлявшие петь и плакать звонкие струны. Есть обожженная кожа, есть обугленная в иных местах до самых костей плоть. Есть обернутые тряпицами, пропитанными вонючей желтой мазью, раны. И руки - не руки, а запакованные в бинты обрубки.- Пустое, доченька. Главное, что ты жива и невредима. Вот только мадемуазель Дюран...- ...Соджи, ты же обещал! Ты же обещал, что с ней ничего не случится. Ты же сказал, что на него можно положиться.- Изуми... Жизнью клянусь тебе, он отвел ее в усадьбу и оставил там целой и невредимой.- Изуми-тян, я отвел вашу служанку...- Она была моей воспитательницей! И моим другом, Хиджиката-сан!- Я отвел Дюран-сан в усадьбу сразу же, как пронесли праздничный паланкин. Она не пожелала оставаться. Видимо, пожар случился сразу, как я ушел.- Ушла из сердца принцессы радость. Бывает так, что самое большое счастье омрачается несчастьем, будто бы и не связанным с ним. Так и принцесса чувствовала себя виноватой, что не была с родителями во время большого несчастья, что будто бы бросила их, променяв на свое счастье. И горевала она по погибшим во время несчастья, и горевала по белым крыльям, которых лишилась ее мать. Ушла из сердца принцессы радость.
- Яманами-сан!..- У меня есть друзья в Йокогаме. Они сообщили мне, что вчера из порта вышел английский корабль... Окита-сан!Тихо. Только легонько стукает о стойку тяжелая палка, которую в Шиэйкане порой используют вместо боккена. И далее слышны лишь тяжелые выдохи, и палка взлетает и опускается - резко и тяжело, как молот. Выбить... убить... избыть...- Не молчите, Окита-сан!
- Мне нужно приготовиться к занятиям. Кондо-сэнсэй просил сегодня заменить его в додзё.Прошу меня простить.- В таком случае не уделите ли вы мне время и не станете ли моим противником? Я давно не тренировался, боюсь потерять форму.- Сочту за честь, Яманами-сан.Стучит дерево о дерево, сшибаются боккены с яростью настоящей стали, и выкрики звучат как голоса хищных птиц, которые камнем падают на добычу из высокого холодного поднебесья.- Грудь!.. Голова!.. Голова!Победитель не ощущает радости, побежденный же чувствует, что достиг своей цели.- Благодарю за поединок, Окита-сан.
- Был рад... Спасибо вам, Яманами-сан. Большое... спасибо.- И тогда они уехали в далекую страну. Мудрый король, добрая королева и маленькая принцесса уехали в далекую страну за теплыми морями, за холодными горами и ледяными водами. И долог был путь по морю, когда все они уехали в далекую страну...
- Хотите посмотреть на летучих рыб, мадемуазель Доннел? Они как раз по правому борту. Пройдите сюда, на бак, отсюда видно гораздо лучше.- Благодарю вас, лейтенант Перье. С удовольствием. - В голосе нет удовольствия, голос тих, как со сна.
- Взгляните-ка, их стало больше. Не к добру это, - ворчит пожилой матрос и вбирает голову в плечи при виде лейтенантского кулака в белой перчатке. - Не слушайте глупых суеверий. Рыб стало больше, потому что они приветствуют вас, мадемуазель Ирен. Не правда ли, они похожи на огоньки фейервека?- Скорей они похожи на взлетающие лезвия мечей...- Какое странное сравнение для такой юной мисс, - бормочет себе под нос пожилой почтенный джентльмен, поднявшийся на борт в Бомбее, и кутается в клетчатый шотландский плед.- И для принцессы то было равносильно бегству. Однако душа ее была отравлена горем и виной, вина придавила ее, как давит на живую грудь могильная плита. А добрая королева, ее мать, которая только и могла облегчить горе и тяжесть маленькой принцессы, сама была больна и долго находилась между жизнью и смертью. А мудрый король был так поглощен своими мудрыми занятиями, что почти ничего не замечал. И для принцессы то было равносильно бегству.