8. Осенние травы и полсуна до цели (1/2)
Япония, Эдо, 1860г
ОкитаЛето кончилось, отпустила душащая как ватное одеяло жара. Прошел сезон хризантем и пришла осень - тихая, вкрадчивая, на лисьих мягких лапах.Заливались кровавым багрянцем клены. Сестра Мицу родила девочку в середине девятой луны. Умер старший брат старого мастера Шюсая. Очередная пассия Хиджикаты уехала в Киото. И вода в озерце у Тамагава стала темнеть раньше, чем успевало сесть солнце, а тяжелая палка, которую в Шиэйкане использовали вместо легкого синая, взлетала в руках легче, потому что державшим ее не приходилось преодолевать ватное одеяло духоты.Доннеру-сан несколько раз беседовал с Соджи наедине - расспрашивал о привычках, самых простых, о том, что нравится есть и пить, и даже о том, какие сны снятся. Изуми всякий раз после таких разговоров смеялась, говоря, что отец обязательно внесет его в свою "классификацию". Однажды она все-таки растолковала, что это была за классификация - оказывается, Доннеру-сэнсэй, как стал мысленно называть его Соджи, ищет способ, как можно определять преступника еще до того, как он совершил преступление.- Мне кажется, это дело безнадежное, - добавила Изуми. - И мама тоже так считает.- Благородное дело не может быть безнадежным, - проговорил Соджи, внимательно следя, как Изуми перекладывает книги на полочку узкого открытого шкафа. Книги из ее рук словно выскальзывали сами, и Соджи порой казалось, что каждое движение Изуми сопровождает тонкая нежная звенящая музыка - вроде той, которую иногда играла Мэри-сан на большом чужеземном инструменте в форме груши. "Ги-та-ра" - так она называла этот инструмент.- Совсем как в старой сказке, - улыбнулась Изуми. - Рассказать?Не было ничего лучше, чем сесть на краю энгавы, свесив ноги и положив меч рядом, и слушать. У Изуми отлично получалось рассказывать - светло-карие глаза ее словно делались больше, и в них начинали мерцать золотистые искорки, словно светлячки. И едва заметное золотистое сияние, казалось Соджи, медленно разливалось вокруг нее, будто останавливая весь мир.- В далекой горной стране жила-была одна девочка... - начала Изуми....Позавчера, возвратившись в Шиэйкан, он услышал:- Кат-тян, ну пожалуйста!
- И не проси! Вон, возьми с собой Окиту - у него лучше получается улаживать дела подобного рода.Из внутренних комнат вышел - нет, вылетел, - разъяренный Кондо и, буркнув что-то, скорым шагом пошел к додзе.Вслед за ним появился Хиджиката - тоже, судя по виду, не в лучшем расположении духа.
- Идем! - бросил он на ходу.
- И вот девочка увидела, как жестокая птица терзала тело прикованного узника, вырывая из его груди окровавленные куски мяса...- Что стряслось, Тошидзо-сан? - он едва поспевал за широко и размашисто шагавшим Хиджикатой. Но увы, даже обращение по имени не действовало - Хиджиката не отвечал.
- Вы снова решили помочь женщине сбежать из "веселого дома"? - Соджи припомнил ту великолепную драку, в которой и ему пришлось поучаствовать. Против них двоих тогда было человек семь, никак не меньше, и все со здоровенным палками. После этого до ребер и спины дня три было больно дотронуться, но они с Хиджикатой тогда славно уделали противников.
- Вы такой опытный человек, Хиджиката-сан, - попробовал Соджи зайти с другой стороны. - Может, вы знаете ответ на вопрос... - он мучительно подбирал подходящий вопрос, но в голову, как назло, лезла всякая ерунда. Не к месту он припомнил, как поразили его аккуратные ноготки Изуми - она тогда плела красивую цветочную гирлянду, а он не мог оторвать взгляда от ее тонких пальчиков с аккуратными чистенькими ноготками. У сестры Мицу на пальцах всегда заусенцы, и даже у жены Кондо-сэнсэя руки гораздо менее аккуратные, подумалось тогда Соджи, и отчего-то он ощутил невнятное беспокойство. Сейчас вот это припомнилось, и губы сами произнесли:- Отчего девушки вдруг начинают заботиться о своих руках?
- И сказал узник, что для того, чтобы его освободить, она должна будет сплести длинную-предлинную веревку из колючего терния, и в продолжение всего того времени, что будет она плести, не должен никто знать и видеть ее работу, - рассказывала Изуми.Хиджиката с размаху остановился и повернулся к нему.
- Чего? Что ты болтаешь?
- Мы идем неведомо куда, уважаемый Хиджиката-сан отказывается посвятить недостойного меня всвою высокоумную стратегию - так что приходится говорить о пустяках.- Болтун ты, Соджи! К одному знакомому аптекарю стали цепляться неприятные люди из Хатиодзи, - а может, они из Эдо. Я иду разобраться с этим.- О!Все так просто. А то мне Яманами-сан как-то рассказывал...- Этот порасскажет! - Хиджиката недолюбливал Яманами.- ...рассказывал, что у одного аптекаря очень красивая дочь. Ничего подобного Яманами ему, конечно, не говорил - просто, увидев яростного Кондо, нетрудно догадаться, что без женщины тут дело не обошлось.
- Соджи, твой длинный язык тебя подведет.
- Она плела и плела веревку, и ее пальцы были все исколоты. Но она этого не замечала, только и думала о том, как спасти узника...
- Кстати, девушка начинает заботиться о своих руках, когда собирается выходить замуж, - сказал вдруг Хиджиката.Позади остался тракт Косю, тропинка свернула вв густые заросли.
- Подождем. Им нужно сегодня перехватить одного человека, а мы потом перехватим их.Смеркалось, когда послышались шаги и на лесной дороге показались длинные тени.Четверо остановились неподалеку и тоже притаились. Топот копыт, дробный, дерзкий - только смельчак, не дорожащий жизнью, может так беспечно скакать верхом по вечереющему лесу. Три тени метнулись навстречу всаднику, шарахнулся конь, сбросил седока.- Жители ее деревни заметили, что девочка все вечера проводит одна, запершись, и огонек не гаснет в ее окне до самого утра. Они решили, что она колдунья и наводит порчу на них, их скот и все их добро, - продолжала Изуми.Но они с Хиджикатой успели прежде тех четверых - прежде, чем четыре меча опустились на упавшего. Свист клинков, когда они полосуют живую плоть, похож на треск рвущегося шелка...
Упавший всадник медленно поднялся на ноги, прихрамывая, поковылял к своему оружию, отлетевшему в сторону - вспомнить бы, как называли это маленькое ружье Доннеру-сама и Изуми! И только тогда Соджи узнал в нем иностранца, который приезжал несколько раз к Доннеру-сэнсэю. Переводчик американского консула. - Они пошли за девочкой, когда она отправилась в дикие горы, и там отобрали у нее сплетенную веревку и бросили в костер. А девочка горько заплакала, и от ее слез обрушились скалы и похоронили под собой злых людей...Соджи вспомнил, как слушала этого осанистого усатого иностранца Изуми. "Девушка начинает заботиться о своих руках, когда собирается выходить замуж". Изуми уже четырнадцать, может, ее воспитатели присмотрели кого-то для нее...Руки сами собой стиснулись сильнее на рукояти меча - всего два шага, взмах и удар. И никто не узнает...- Уезжайте, - вместо этого бросил он иностранцу. - Уезжайте и никогда не ездите по темноте, тем более в одиночку.Гнедая лошадь иностранца никуда не убежала - она остановилась шагах в десяти, вид мертвых тел беспокоил ее, она нервно прядала ушами, а тонкие ноги беспрестанно переступали на месте, будто земля горела под ее копытами. Хиджиката, тщательно обтерев кровь с меча, с отсутствующим видом рассматривал его лезвие. Соджи знал этот отсутствующий вид слишком хорошо: в любой миг смертоносная пружина готова была распрямиться и бросить Хиджикату вперед. Убить иностранца - слишком соблазнительно...
- Уезжайте, скорее! - крикнул Соджи.- У него тут женщина, неподалеку. Живет в старом домике у запруды, знаешь? - сказал Хиджиката, когда топот копыт почти смолк. По лицу Хиджикаты невозможно было понять, хотел он разделаться с иностранцем так же, как и с теми четырьмя, или ему было на иностранца вовсе наплевать.- И что же девочка? - с улыбкой спросила вышедшая из своей комнаты Мэри-сан. - Мне кажется, Ирен, ты перепутала сразу много сказок.Изуми вздрогнула, словно разбуженный лунатик, и с затаенным недовольством обернулась на мать.- А девочка заснула волшебным сном в большой пещере, на ложе из прозрачного хрусталя. И прошло много-много лет, а она все спала, - Изуми повернулась к Соджи и продолжала, не отводя взгляда: - А через сто лет появился принц и поцеловал ее, и девочка ожила.Соджи показалось, что на него обрушились попеременно ведро горящего масла и ведро ледяной воды. Вода не могла погасить огонь, могла лишь чуть-чуть охладить - временно, чтобы не сгореть дотла, до черных угольков.
- Я бы хотела совершить небольшую прогулку, - голос Мэри-сан показался ему спасением. Можно было вскочить и с готовностью поклониться - так, чтобы пылающее лицо его было в тени и не так видно было, как горели щеки.- Конечно... - начал Соджи и, не удержавшись, взглянул на Изуми.
- Можно, я тоже пойду? - спросила та.- Можно, если... - далее последовали непонятные Соджи иностранные слова. Он уловил только имя "Дюран" и поискал глазами рыжую воспитательницу. А потом мысленно поблагодарил будду Амиду и заодно Бисямон-тэна за то, что той нигде не было видно.Метелки сусуки уже по-осеннему засеребрились, а длинные лезвия листьев стали почти желтыми. Они тихо шелестели, переговариваясь. Мэри-сан заговорила об искусстве составления букетов, которым она восхищалась.Изуми шла молча - ее глаза были чуть печальны, отчего она казалась совсем взрослой. Когда Мэри-сан заговорила о "печальном очаровании", Изуми вслух прочла стихотворение, которого Соджи никогда не слышал - в нем упоминались "семь осенних трав"(1). К стихам он всегда был равнодушен, но сейчас подумал, что надо бы попросить Яманами-сана научить его немного стихосложению - чтоб не выглядеть таким неотесанным болваном.- Если стебелек сусуки связать кольцом и надеть на руку - можно отогнать злых духов, - сказал Соджи и с затаенной радостью заметил, что Изуми повеселела.- А вы в это верите, Окита-сан? - спросила она, улыбаясь. При матери она никогда не называла его "Соджи" или "старший братец". Соджи улыбнулся и хотел было ответить шуткой, когда новый, едва слышный звук донесся до него.- Будет дождь, - тихо сказал Соджи, останавливаясь. - Нам стоит повернуть назад.
- Ну что вы, Окита-сан, на небе ни облачка, - засмеялась госпожа Мэри.Изуми же сразу стала серьезной и остановилась рядом с ним, стараясь по выражению лица отгадать причину его беспокойства. Ничего и никого вокруг, только переговариваются стебли и листья сусуки. Но своему чутью на опасность Соджи уже привык доверять.- Идемте домой! - жестко проговорил он. И, спохватившись, прибавил почти просяще: - Пожалуйста, О-Мэри-сан!Но они не успели: слева и справа послышался приближающийся громкий шелест - те, кто пробирался в зарослях, поняли, что уже нет смысла таиться.