Глава 11 (1/2)
Незадолго до событий на дороге.О твердынь владыка, ты прежде всехЗащитник и покровительПо воле которого разом дрожатОба края земли, -Прими, о Зуфмут, покаяние мое.Благосклонно взгляни,На агнца своегоУбереги его ото зла величайший из воинов.
Оглушительный треск, словно ствол могущего дуба, ломающийся под собственным весом, прервал Марка от молитвы. Этот звук в наполнившей, будто пропитавшей каждый уголок этого дома тишине, громом средь ясного неба, потряс Марка не хуже, клинка дроу, приставленного к шее. Покрывшись испаренной, и сжав рукоятку меча с такой силой, что побелели костяшки пальцев, тяжело дыша, он поднялся на ноги, но не посмел сделать и шага. Глаза марка уже адаптировались к темноте ночной избы, но даже так хозяйственная утварь и мебель, под градусом раскалённых нервов и несовершенством человеческого зрения, изгибалась, пучилась и сливалась в жуткие, неестественные формы. В этих формах он видел множества глаз, цепких лап и острых зубов чудовищ. Молитвы Зуфмуту уже не помогали. Бог порядка отвернулся от него. Чего и следовало ожидать. После всего, что он совершил, ему впору начать молить Эмроя о снисхождении.
- О Эмрой, царь хаоса, владыка раздора… - едва различимым стоном сорвалось с губ легионера.
С раннего детства, Марк восхищался легендами о доблестных воинах девятого легиона, стоящими у истоков самой империи. То, как они покоряли город за городом, народ за народом, принося свет цивилизации в некогда дикие земли. Совсем еще юнцом он бегал по полям родной деревни с деревянной палкой, представляя, как режет на части злобных дроу и иных порождений подземного мира. Пока его многочисленные братья уже познавали азы земледелия, славя Миритту, богиню плодородия, Марк продолжал как говорил его отец “летать в облаках” напрочь отказываясь перенимать семейное дело. И стоило ему окрепнуть, Марк сразу покинул отчий дом, чтобы вступить в ряды девятого легиона, избрав своим покровителем Зуфмута, бога порядка, справедливости и воинской чести.
Крепкого молодого парня, родом из зажиточной крестьянской семьи обученного писать и читать, без лишних вопросов взяли в рекруты, отправив познавать основы военного мастерства и воинской дисциплины.
И хоть еще в подготовительном лагере, Марк начал понимать, что реалии легионерской жизни далеки от тех идеалах чести и доблести, о которых он так много читал в детстве, Марк был тверд в своих убеждениях. Но даже закончив обучение став велитом девятого легиона, Марк по-прежнему видел в легионе лишь кумовство, взятничество, принижение тех, кто подозревался в нечистой человеческой крови. И хоть Марк понимал, что люди во всем превосходят остальные расы, что способны жить мирно и цивилизованно лишь под пятой имперского закона, но в конце концов, даже распоследний зверолюд, может получить гражданство, коли поступками докажет свою полезность делу империи. Были и вполне здравомыслящие командиры, к примеру, тот же Аппий, но то были скорее исключения.
Из воспоминаний Марка вернул резкий, режущий слух визг, и топот ног, проходящий под самыми окнами этого дома. Они нашли его. Учуяли запах его страха, вонь его грехов. Они подошли к самому входу этого дома и их точно не остановят хилые деревянные ставни. Кара настигнет каждого из них.
К тому моменту как их потрёпанный отряд догнал старый, но все еще крепкий, как высушенный дуб, деревенский мужик, легионеры были далеко от холма Арнуса. Но порождения иномирья успели уже добраться и до этих мест. Этот человек назвавшийся деревенским старшиной, путая слова от волнения, страха и облегчения, рассказывал, что его деревню настигла напасть. Этой ночь их посетили твари нижнего мира. Деревня жила засчёт охоты, и нередка подвергалась нападкам лесных хищников и диких зверолюдей, потому ее жители знали, как обращаться с топорами и луками. Но эти твари, словно бы и вовсе не знали боли и страха, ведомые лишь голодом и необузданным гневом. Лишь из-за их небольшого числа и слаженности жителей деревни, людям удалось отбиться от напасти. Только одно из чудовищ забралось в дом самого старейшины, когда тот защищал деревню. У его жены и дочери не было и шанса выжить. Но не зря Миритту так же называют богиней защитницей. Мать защищала дитя до последнего, отбиваясь острым кухонным ножом, забрав ворвавшееся чудовище с собой. Но даже так, дочь старейшины получила несколько ран, которые воспалились, и терзали девушку постоянной болью. Оттого он и спешил к холму Арнус, чтобы позвать на помощь и собрать краснолистьев, дабы облегчить с их помощью боль родного чада.
Но декан заверил старейшину, что в этом более нет нужды, ибо их отряд легко справиться с ночными чудовищами и у них есть целебный отвар из краснолистьев, что много эффективней обычных цветов. Повидавший жизнь мужчина, потерявший жену, отправившийся, в практически безнадежные поиски помощи, не знал, как и благодарить своих спасителей.
Марк также в тот момент не знал, что как ему поступить. Ведь у их отряда не было никаких отваров и целебных снадобий, брошенных на том проклятом холму. Впрочем, припасов чтобы продолжить свой путь у них также не было.
Невольно, Марк вновь погрузился в воспоминания о том бое... Нет, побоище. Десятков монстров хватило, что бы втоптать гряз всякое сопротивление легионеров, и усыпить своими чарами. Достойные мужи Империи дрались до последнего. И Марк тоже должен был быть среди них. Но он бежал. И теперь он, как и остальные дезертиры, рыскали в поисках еды и крова, оставив честь среди тел павших сослуживцев, готовые на все дабы их получить.
Словно крысы, бежавшие остатки девятого легиона, разбежались в разные стороны. Кто знает сколько еще отрядов вроде его рыщет по этим землям?
Марк понимал, что он должен был что-то сделать, предупредить старейшину кого он ведет в свой дом. Но он смолчал. Движимый страхом и банальным голодом, как и остальные члены его отряда, он безмолвно принял план декана, готовый принять новые грехи на свою душу.
В деревне, когда-то легионеры, а нынче обычные бандиты, воспользовавшись доверием селян обезоружили их, связав и покалечив тех, кто более остальных сопротивлялся. Тех, кто шел на легионеров с оружием, защищая родные дома и семьи, легионеры убивали без суда и следствия, в назидания остальным. Старейшина, находящийся ближе всех к декану ухитрился выбить тому глаз. Опьянённый злобой, болью и уязвлённым самолюбием, декан решил наказать старейшину особенно извращенным способом. По приказу декана, обессиленную лихорадкой дочку старейшины выволокли на главную площадь в неприглядном виде, на обозрения всех оставшихся в живых жителях. Туда же декан привел оставшихся у нашего отряда орков, троих закованных в кандалы, бугаёв. Обладающие лишь зачатками разума зверолюды, со свиными рожами, не терзались тонкими душевными переживаниями, зато казалось постоянно вожделели к чревоугодию и похоти. И именно последним и воспользовался декан. Орки без особых возражений принялись насиловать больную девушку, которой едва стукнуло четырнадцать лет. Она кричала, вырывалась, кусалась и царапалась. Но для толстой кожи орков это было не страшней, комариных укусов. Тяжелые, да еще и поглощённые вожделением, даже простыми прикосновениями оставляли синяки на тонкой коже девушки, ломая и без того ослабленное существо. Под конец девушка, могла лишь хрипеть, потеряв всякую волю и надежду на спасение. Но обезумевшие зверолюды продолжали насиловать обмякшее тело, отпихивая друг друга, сталкиваясь в непродолжительных стычках, даже после того как девушка испустила последний дух. И все это происходило на глазах, связанного отца, орущего и проклинающего легионеров через плотный кляп во рту.
Никогда в жизни Марк не мог помыслить не то что будет учувствовать в подобном, но что человек вообще способен на похожее. Он желал найти в себе силы вмешаться, умереть, но сохранить в толику человечности. Но так и не нашёл их. Как и остальные легионеры он просто смотрел на все происходящее. И пока он собирал всю волю дабы не опустошить желудок, его братья по оружию подшучивали и делали ставки сколько еще продержится эта девчонка.
Как только представление закончилось, перевозбужденных орков силой затолкали в хлев. Все еще орущего проклятия старейшину привязали к столбу, а сами бывшие легионеры принялись праздновать хороший ?улов?. Но Марк, несмотря на голод отказался присоединиться к пиршеству, предпочтя уединиться в опустевшем доме старейшины.
В ту ночь Марк так и не уснул, мучимый кошмарами. В них лица его сослуживцев все больше напоминали ему искаженные похотью хари орков, издевающиеся над маленькой девочкой. Но именно его уединение и бессонная ночь, позволили ему пережить божью кару.
Неожиданно, когда объевшиеся до отвала, и насильно бравшие деревенских дев, солдаты, заснули, тишину ночи заполнил душераздирающий крик. Марк мгновенно поднялся на ноги и побежал к отряду, откуда этот крик и доносился. Отчаянных воплей становилось все больше, а ужас в них все гуще. Благо впопыхах Марк забыл взять с собой факел, что спасло тому жизнь, ведь темнота бывает союзницей не только подземным дроу.
Трое существ, огромных, разбухших, с серо-зеленой кожей покрытой вздутыми венами выбрались из разбитого в щепки деревенского хлева. С непропорционально длинными передними конечностями, крючковатыми толстыми, но мощными пальцами. Перекошенные, отдаленно напоминающие кабаньи рожи, с рядами выпирающих, кривых клыков от которых их челюсти были не в состоянии сомкнуться, а губы сочились кровью и пеной. Глаза, налитые кровью, бегали как у полоумных. Остатки изодранной, и до того скромной одежды указывали на то, что эти монстры раньше были оставшимися у отряда орками.
Твари бегали по деревне, бесились, рвали людей на части и… Марк просто не мог поверить глазам. Одна из тварей прижимала пойманного декана к земле, с дикой свирепостью погружая в того свой оголённый орган. Декан, чьего имени Марк так и не узнал, кричал и вырывался как полоумный, его тазовые кости давно были расколоты, а монстр все не успокаивался. Увидев подобное, Марк окончательно понял, что их постигла кара богов. Как и прежде, подавшись страху, Марк предпочел вернуться в дом, чем помочь разрываемым на части товарищам.
Но вместо того чтобы разбить его убежище, выволочь его на улицу, растерзав и выпотрошив, судя по звуку стоящее у дверей чудовище просто прошло мимо. И хоть в душе Марка теплой водой разлилось облегчение, вместе с тем он почувствовал иной, может даже куда худший страх. Неужели он не достоин даже расплаты за свои грехи? Без шанса на искупление. Чего будет стоить его жизнь, без цели, без чести?