Часть 6. СЕЙХТШИ. Гл. 2. Хрустальное эхо (1/1)

Вероятно, прибудь ?Белая звезда-44? на Минбар чуть более месяца ранее – это было бы самым значительным событием в общественной жизни этого мира. И может быть, прибудь она чуть более месяца позже – это тоже было бы так. Но судьбе было угодно распорядиться так, выбрать именно это время. Когда они спускались по трапу, когда Виргиния бросила только первый взгляд на толпу встречающих – здесь не было её матери, но она уже и не ожидала её здесь увидеть, слишком много времени прошло, чтобы, даже с упрямством Кэролин Ханниривер, продолжать верить и ждать – она почувствовала это. Словно, кроме всех этих людей и минбарцев, и, кажется, представителей ещё каких-то рас – она не обратила внимания – на взлётной полосе присутствовал кто-то ещё, кто-то безмерно огромный, кто-то, представляющий собой персонификацию скорби, некий мифический ангел смерти, распростёрший серые, как непогода, крылья над всем космодромом, над всем городом, над всем миром. Не нужно было прилагать усилий, чтобы почувствовать это – то самое, что дрожало в голосах рейнджеров и военных, с которыми они говорили по вновь ожившей связи, что пульсировало в мыслях каждого. Столь немыслимое, столь осязаемое, не личная потеря – потеря для всех…На Земле немыслимо было подобное – в дне сегодняшнем, не в каком-то легендарном переложении. Так, должно быть, отправляли в последний скорбный путь ладью с телом великого героя, полководца, короля в древних балладах, так, может быть, коммунисты прощались с Лениным или Фиделем. Больше, чем человек, больше, чем занимаемая им должность. Он был для них оплотом, был духом эпохи…Она узнала среди встречающих Дэленн – собственно, не узнать бы не могла, Дэленн такая одна… Она не слышала, о чём она говорит с Ли и Шу'Далом, что говорит ей подошедшая Далва… Андрес и И стояли рядом. Всего трое их, телепатов, вернулись из этого путешествия живыми...?Словно попали на похороны. Словно… как в сказках, где герой ненадолго зашёл в гости к гномам, выпил с ними чарочку-другую, приятно посидел за весёлой байкой… А когда вернулся – оказалось, что миновало сто лет, и вся его семья тлеет на погосте, и сквозь прохудившуюся крышу обветшалого дома прорастает бурьян… Всё не так, конечно, но ощущение похоже. Тот же вопрос – зачем же, с каким же смыслом я вернулся??Отчаянием назвать было сложно. Скорее… Бессилие, горе по утрате, ожидаемой, возможно, настолько, насколько вообще можно подобного ждать. Словно грустные серые волны друг за другом бежали его воспоминания, словно перебираемые старые фотографии. Но потом вдруг словно рокочущая волна вздымалась – боли, протеста, горечи, и разбивалась о гранит… И падали, рассыпаясь ворохом сухих листьев, старые фотографии…Из тех, кто подошёл к ним, она узнала одного - несомненно, это Дэвид. Дэвид тоже такой один, у кого же ещё, кроме него, сквозь гриву чёрных волос могут пробиваться зачатки костяного гребня. Девушка - похоже, центаврианка, а вот странное существо, поддерживающее под руку человеческого мужчину, кажется, слепого, Виргиния идентифицировать не сумела. Существо выглядело несколько пугающе - у него не было лица. Только маленький, невыразительный рот выделялся на передней стороне головы. Вероятно, органами зрения им служит что-то другое…– Вы Виргиния? А вы, вероятно, И? Сюда в этот час пришли не многие, но здесь и не поместились бы все, кто переживал, молился, ждал вашего возвращения. Кто теперь вздохнёт с облегчением…Андрес опустил взгляд.– Так себе облегчение-то вышло… Мы оставили на Бриме, кажется, половину состава.Было видно, как Дэвид сглотнул горький комок.– Да, я… знаю. Андо погиб. И Алан… Полагая, что вам не менее больно, чем мне, говорить об этом, всё же я хочу знать, как это произошло. Но сначала моя мать хотела бы поговорить с вами.Виргиния бросила взгляд в сторону – где капитан Ли и Далва беседовали с группой минбарцев, из которых часть была в рейнджерских одеяниях, а часть – в воинских или жреческих, и капитан со сдержанной жестикуляцией что-то объяснял, и лица Далвы видно не было, но чувствовалось, что кивает она удручённо. В дороге Виргиния ни с кем не обсуждала предстоящее, кроме как, немного, с Андресом. Нет смысла говорить, что теперь, после всего пережитого, она никому не позволит разводить политесы ?вы этого не должны были, вы на это не имели права? в отношении тех, кто шёл по её следам. Когда этот вопрос поднимется, им ещё придётся в этом убедиться.– Да, понимаю. Думаю, и моя мать хотела бы поговорить со мной… Я даже не знаю, что из этого должно бы страшить меня больше. Сейчас, признаться честно, мне даже не верится, что это не сон. Что я действительно ступила на Землю Минбара и чувствую минбарский ветер в своих волосах, это казалось уже недостижимым, как звёзды над головой в таком мире, как Брима…И может быть, пусть бы это так и осталось недостижимым – лишённая корабля и почти всего оружия, в тёмных туннелях, где согреться можно было только непосредственно у костра, она уже мало об этом думала. Главным было – показать Бул-Буле, чем чревато подобное обращение с доверчивыми гостями. Главным было – не остаться жертвой…– Я Рузанна, Рузанна Талафи, - хорошенькая центаврианка протянула ей руку, - мы сожалеем, что ваше возвращение, как и наше, состоялось в столь неудобный, тяжёлый момент. Что отравляет радость и облегчение от встречи, от того, что вы живы... Я прибыла вместе с Дэвидом и Диусом, хотя мой дом на Тучанкью, потому что просто не могу не быть с ними рядом в это время. Хотя и понимаю, что слова утешения бессильны здесь. Я поняла, что и вы пережили боль потери там, в том мире, откуда вы вернулись, и не один раз. Нет ничего ужаснее войны… Ужасно то, что вам пришлось пережить.Она здесь не из простого дружеского сочувствия, сразу поняла Виргиния. Кто-то из тех, о ком она говорит, очень нравится ей, но она совсем не уверена в возможности взаимности…Существо без лица по-птичьи повернуло голову, из-за спины высунулись гибкие отростки, сканируя окружающее пространство и лица собеседников.– Я шиМай-Ги, женщина-пилот. Я тоже прилетела, сопровождая возлюбленного, - на этих словах Рузанна покраснела и бросила на прямолинейную тучанк укоризненный взгляд, - глаза у Май-Кыл видят всё хуже, и он просил меня был рядом. И я счастлива буду узнать этот мир, хотя, конечно, очень печально, что мы прибыли сюда именно тогда, когда он скорбит об утрате своего великого вождя. И вдвойне печально, что и вы, оставившие в чужом мире могилы друзей, вернулись к тем, кто вас ждал, в пору траура. Если будет позволено, я исполню для вас Песню Вереска – это наша погребальная песня, но она не только погребальная, в ней обещание возрождения для такой души, которая жила честно и смело, которая любила и воспевала красоту на земле!?В разных культурах, в разных мирах существует такой образ, как Вестник смерти, - вспоминал Фрайн Таката лекцию принца Винтари, - правда, не во всех случаях это именно Вестники, в том смысле, что не всегда они являются прежде смерти, как предупреждение самому умирающему или его близким, иногда правильнее определить их скорее как Плакальщиков, сопровождающих смерть, но не возвещающих её. Можно выделить следующие общие признаки таких существ в разных мифологиях…?Сейчас Такате казалось, что, может быть, Дева Илсуна, девушка-птица из мифологии дрази, спустилась на крышу самой высокой башни резиденции, закрыла крыльями лицо и завела свою тихую, горестную песню, и из-под перьев падают слёзы, и катятся вниз, сверкая бриллиантами в свете остановившейся над шпилем кометы-колесницы – никому не видимой, но всё озаряющей своим мертвенным, торжественным светом.Он не подходил ни к кому из этих людей – он чувствовал, время слов утешения ещё не пришло. Покуда не допела свою печальную песнь Дева Илсуна, пока не погас свет кометы и колесница богини не продолжила свой неспешный, неизменный путь по вселенной. Прошёл месяц, и рыдания замерли на губах оплакивающих, но их эхо срывается с множества новых уст - тех, кто прибывает из далёких миров, с дальних рубежей. И те имена в траурных рамках, которые привезли с собой вернувшиеся почти с того света - это тоже эхо. Долго, долго ещё оно будет дробиться, звенеть, отражаясь от множества стен, множества сердец…Он не умирал здесь, не отсюда его душа отправилась в иной, таинственный и, стоит верить, лучший мир. Но Дева Илсуна прилетает не к умирающему, не его оплакивает. Она выражает сострадание горю близких, испытавших самую страшную в мире разлуку. И свет колесницы богини, обращённый к живым, призван напомнить – вы встретитесь вновь… Но когда глаза застилают слёзы, невозможно увидеть этот свет…Дэленн баюкала Дэвида, лежащего головой у неё на коленях. Замершие поодаль Райелл и Шин Афал были безмолвны, слов не было сейчас, пожалуй, и в их мыслях. Молитвенная внутренняя тишина…– Когда ты родился… Когда твой отец первый раз увидел тебя… Смешно и восхитительно было смотреть на него, как много эмоций умещаются в один момент в человеке, сколько всего отражается на его лице. Он коснулся тебя так осторожно, кажется, сперва одним только кончиком пальца. Ты ведь был такой маленький, крошечный, что сам он себе показался огромным и неуклюжим, ничего не умеющим. Я уговорила его не бояться, взять тебя на руки, и смотрела, как на его лице расцветает понимание, что он стал отцом, что у него на руках – его сын. Когда я была совсем ещё девочкой, я видела иногда в храмах семьи воинов с детьми, видела, как лица суровых несгибаемых воинов, отмеченные шрамами, преображаются, когда они смотрят на своих детей, и думала, что это высшее счастье, которое может дать женщина мужчине. Нет, даже не детей как таковых… Возможность вот этого преображения, новой любви, вошедшей в жизнь, новой жизни, которая доверчиво тянется к родительской силе и мудрости, как росток к солнцу…Диус сидел рядом, опустив лицо в ладони. Он вспоминал усталое, улыбающееся лицо на экране межпланетной связи, и ему казалось слишком невероятным, что больше не увидеть этого лица, не услышать этого голоса… Он ушёл как настоящий центаврианин, не желая скорби по себе, но разве можно запретить это чувство потери, эту тоску и обиду? Нет, можно увидеть, можно услышать… Видеозаписи сохранили… В них он навсегда жив…– …Один раз он зашёл ко мне с какими-то бумагами, долго, как мне казалось, думал, как объяснить суть того дела, с которым пришёл… И тут сказал, что проходил мимо зала и увидел вас с Диусом за какой-то логической игрой. Он не видел, во что именно вы играли, ты загораживал стол собой… Но он заметил выражение лица Диуса. ?Я узнал в нём себя в его годы, - сказал он, - я делал такое же серьёзное, вдумчивое, прямо торжественное лицо, когда чувствовал, что проигрываю. Как будто именно сейчас он обдумывает гениальный ход, который принесёт ему неожиданную и блестящую победу?…Представить по рассказам, что за удивительное место эта резиденция, наверное, было невозможно, и сейчас, шествуя по озарённому призрачным светом призматических светильников на стенах коридору, Рузанна понимала, что её воображение сделало максимум из возможного. Она ведь читала и о минбарской, и о земной культурах, кое-что из этого она могла представить…

Да, вот здесь Диус прожил… почти десять лет. Здание, кажущееся сравнимым с дворцами богов из древних легенд, если не вспомнить, что оно не вполне принадлежит постоянно обитающей там семье: здесь почти всегда обитают представители самых разных миров - дипломаты, религиозные вожди, деятели культуры. Некоторые коридоры отделены шлюзами – там оборудованы комнаты для некислородников. Коридоры сходятся к залам, оборудованным для совещаний по тем или иным вопросам, библиотекам, лестницам, ведущим к выходу в сад. Может, правильней назвать это элитной гостиницей или домом правительства. Для кого-то, может, это и немыслимо – по сути, получить уголок для проживания там, где работаешь, но на Минбаре это норма.Когда Рузанна вошла в тёмную комнату, она не сразу заметила, что там есть кто-то ещё. Потом лунный свет обрисовал привыкающим глазам силуэт Шин Афал в тени длинных тёмных штор.– Простите… - центаврианка поколебалась, уйти ли, или подойти с утешением – что из этого юная минбарка скорее может воспринять как бестактность? – потом всё же подошла, - я не знаю, могу ли я… найти нужные слова… Может ли тепло моей дружеской руки что-то значить в этот момент…Девушка подняла огромные, блестящие от слёз и внутреннего огня глаза.– Так больно, когда в день и час великой скорби… Ты ничего не можешь сделать…Узкая полоса между глубокими складками тяжёлой ткани являла величественную, захватывающую дух картину – луна Лири стояла высоко в небе, и снизу в её пронзительное сияние вплеталось свечение кристаллов, лучи фонарей и прожекторов, всё это сливалось в удивительную симфонию – если б кто-то захотел изобразить музыку на картине, у него должно б было получиться что-то подобное. На Тучанкью такое и представить невозможно – фото и видео в справочных материалах о Минбаре для этого недостаточно.– Вы о Дэвиде? – Рузанна вздохнула, - я понимаю вас. Именно здесь, именно сейчас – ничего нельзя сделать. Никакие слова утешения, никакие действия не закроют произошедшее от взора того, у кого эта потеря вырвала часть сердца. Можно только быть рядом. Пусть молча, пусть только обнимая или только поднося чай или завтрак, о котором сам он может не вспомнить… Кажется, что это так мало, что боль за него может разорвать сердце… Когда умерла моя мать, мой отец жил ещё три дня. Но я знала – он уже не жив… Он ходил иногда по дому – неслышно, как призрак, как тень себя самого, и я почти видела – смерть держит его за руку, и её словам он внимает, а не моим. Потому что она обещала ему скорую встречу с любимой, а я… Что я могла ему сказать? Что всё будет хорошо, что у него есть я, что жизнь продолжается? Я знала, что отпущу его. И не потому, что та же болезнь, что сразила мать, забирала и его. Потому, что любящие сердца стремятся к воссоединению, и счастье для них – воссоединиться. Но я – не умерла, хотя боль моя была беспредельна, как чёрная беззвёздная ночь. Дети продолжают жить, когда умирают их родители. И Дэвид будет. И Диус… тоже…Шин Афал стиснула переплетённые пальцы.– Хоть и говорят, что нам не даётся того, чего мы не способны вынести - сейчас это то, что не вмещается в моё сознание, что оставляет меня поверженной и растерянной, не в силах найти не то что слов, а даже оформленных мыслей. Не наступило бы такого момента, когда Дэвид был бы готов принять смерть отца, как не наступило бы такого момента и для Дэленн. Но пережить две потери, два потрясения подряд… Это было слишком жестоко. Это то, чего я не могу понять и принять.Рузанна присела на край соседнего диванчика, носки их с Шин Афал туфель стояли на границе полосы света от окна, словно по берегам реки.– Вы говорите… о том друге Дэвида, который погиб в мире, из которого вернулась потерянная ?Белая звезда??– Да, об Андо. Вы не были знакомы с ним, а по рассказам, боюсь, можно составить минимум два разных представления о нём. Впрочем, он действительно был… противоречивой фигурой.– И он был дорог Дэвиду.– Да. И это то, чего ни я, ни кто-либо ещё не может в полной мере понять. Я знала Андо до центаврианской кампании, он жил в резиденции, и когда я навещала Дэвида, мы так или иначе пересекались… Он был довольно резким и, кажется, всё время под властью чего-то, что открыто ему одному. Кто-то считал это одержимостью, кто-то потерянностью. Но там, на Центавре, вероятно, многое изменилось… во всех, и в нём тоже. Иногда Дэвид удивлял меня, рассказывая об Андо что-то такое, что просто не мог знать…– Не мог?Минбарка отвернулась, водя ладонью по глубоким складкам тяжёлых длинных штор.– Дэвид знал о смерти Андо до того, как корабль вышел на связь. Не знаю, как такое возможно. Точнее, знаю, но… Что с этим делать - представления не имею. То есть, ничего сделать уже и нельзя. Их связь, чем бы она ни была, оборвала смерть. Но если он, действительно, знал его мысли, видел его сны, чувствовал каким-то образом его жизнь, протекавшую в сотнях световых лет от него - так, что, как я полагала, путал их со своими - то почувствовал и смерть… Ощутил, как свою. И я уже ничего не могу. Даже представить… Могу только ждать и верить, что он сможет с этим справиться, и что у меня когда-нибудь достанет сил понять.Виргиния и Андрес сидели на истёртых, пригретых солнцем ступенях храма. Они ждали Софинела, старого жреца - наставника Кэролин, чтобы расспросить о её жизни всё это время, о последних днях, проведённых на Минбаре. Больше-то, в общем-то, они уже ничего не могли сделать.– Какая-то дикая ирония, а… Она улетела дня за два до того, как прилетели мы. Немного не могла подождать…Андрес, вернувший рейнджерское одеяние законным хозяевам, был в земных рубашке и брюках, вручённых ему со сдержанным пояснением, что в резиденции слишком много одежды, чтобы делать всю её неким неприкосновенным памятником. Что ж, ему в этом плане оказалось проще, чем субтильному И, которого сперва пришлось облачить во что-то из гардероба Дэвида. Чего в Тузаноре, как и на Минбаре в целом, некоторый дефицит – так это магазинов готовой одежды, здесь шьют либо сами себе, либо на заказ.– Жизнь вообще полна иронии. Но мне кажется, что-то есть в этих словах Дэленн. Она не стала говорить чего-то вроде того, что птенцам приходит пора покидать гнездо, или что у родителей, когда дети вырастают, есть право пожить для себя… Она сказала, что нам нужно помнить, что мы не только дети и родители, мы – души, приходящие в этот мир получить свой опыт, совершить то, что должны совершить. И если не получим, не совершим – получится, что страдания наши и наших близких были напрасны. И может быть, чья-то цель и назначение – в том, чтоб служить своей семье, и этого будет довольно… Но Кэролин уже не могла служить своей семье – семьи у неё не осталось. И было правильнее не решить, что теперь она бесполезна и жизнь её бессмысленна, а отдать своё служение другим. Наречь своим больным, страдающим сыном больной, страдающий мир.Камень ступеней был зеленоватым с синими прожилками, камень плит, которыми частично вымощен двор – серым с зелёно-синими. Гармонирует и с травой, и с сероватым грунтом, в котором она растёт, и с причудливо извивающимися мелкими деревцами, напоминающими японский бонсай – так же извиваются эти прожилки, словно прихотливые ручейки сходятся, сливаются, сплетаются в замысловатый рисунок. Дворик рукотворный, а основа храма цельная, высеченная в скальном монолите во времена, когда человечество о звёздах не помышляло, по причине непоколебимой веры в геоцентрическую систему мироздания. По наружним стенам камень стёсан так, чтоб прожилки вились минимально хаотично, складывались в подобие растительного орнамента, устремлённого к вершине. Действительно интересно б было узнать, как они этого достигли.– Но ведь она не верила, что Алан погиб…– Она не хотела в это верить. Не могла в это верить. Хотя и веры в скорую встречу у неё не осталось… Но она поверила, что если Вселенная отняла его из её рук – значит, ему пора… Пора, быть может, к собственному служению. Да, она прониклась философией минбарцев, для неё неудивительно, наверное… Нам сложно такое понять. Сложно понять, что у них дети, с ранних лет редко видящие родителей, не чувствуют себя обделёнными, не считают, что родители им недодали… Мы, земляне, другие, мы жадные. Нам нужно как можно больше родительского внимания, родительского тепла. Хотя, сколько бы его ни было, мы всё равно потом жалеем о потерянном времени.По ветке одного из бонсаев деловито прыгала птичка с волнистым, как у попугая, оперением и издавала звуки, отдалённо напоминающие арнассианскую речь. Иногда могло показаться, что слышишь знакомые слова. И ассоциация с попугаями кажется весьма забавной, вот только – кроме неё здесь никто не знает даже основ арнассианского.На Минбаре, говорят многие, хоть раз в жизни нужно побывать. Но определённо, сделать это стоило до Арнассии – если хочешь говорить о самой поражающей воображение архитектуре на свете. Конечно, это совершенно разные вещи – но сравнивать их вполне можно, по крайней мере, по вот этому пункту размытия границ природного и искусственного…Будучи по происхождению насекомыми, изначально арнассиане, вполне логично, жили на деревьях. Деревья на Арнассии – огромные, высота девятиэтажного дома для них норма. На их толстых крепких ветвях и строились первые жилища – сплетённые из лозы и лиан шарообразные ульи, ветви и ствол служили дорогами, соединяющими между собой дома и прочие здания, появляющиеся по мере развития цивилизации – культового, образовательного, медицинского назначения. А потом – стали строиться и ?деревья?, выше настоящих, крепче, долговечнее, оснащённые подъёмниками в ?стволах? и скоростными туннелями в ?ветвях?. И так же логично, как на Минбаре всё сводится к треугольнику, конусу, пирамиде – на Арнассии сводится к шару, как самой совершенной, естественной, тысячелетиями являющейся незыблемым идеалом фигуре. И могли ли арнассиане воспринять избавителей, явившихся на шарообразном кораблем, иначе, чем с восторгом?– А твои родители, Андрес? Они ведь уже умерли?Она не видела сейчас его лица, но это и не требовалось – слишком хорошо представляла его выражение.– Да… Я не видел своих стариков больше никогда с того времени, как ушёл в подполье. Так было нужно, навещая их, я подвергал бы их ненужной опасности. Не моё решение разлучило нас, мой П10 разлучил нас. Решение людей, лишённых совести и морали, ещё до моего рождения, разлучило нас. Я мог бы, конечно, согласиться на приём препаратов… Но я видел, что эти препараты делают с людьми. Один из тех детей… смешно, наверное, я говорю ?тех детей?, хотя это мои братья и сёстры… У него способности проснулись раньше, чем у меня, ещё в детстве. Он, как и я, был единственным ребёнком, родители просто не смогли с ним расстаться. И он проходил… эту терапию… Однажды он попал под машину – потому что шёл по дороге и просто не замечал ничего вокруг. Мои родители не заслужили того, чтоб нянчиться с ребёнком, который постепенно становится тихо помешанным, равнодушно смотрит на отца, на мать, на любимые с детства книги, на друзей, с которыми уже не пойдёт играть в футбол – потому что и футбол уже больше не радует, не влечёт его… Так кажется только тем, кто не видел - что приём препаратов легко и просто превращает телепата в нормала. Первые года три это, может быть, и так… Но мы родились с этим, это часть нас, любимая или проклятая. Препараты подавляют мозговую деятельность, то есть, медленно, но верно превращают человека в идиота. И они никогда не стремились улучшить эти препараты, сделать их менее вредными… Потому что им никогда этого не хотелось. Им вовсе не нужно было давать телепатам возможность беспечально наслаждаться жизнью нормалов, любой путь, кроме Пси-Корпуса, должен был быть путём страданий. Кроме того, для высокорейтинговых они могли этого выбора просто не дать, на подобное… расточительство они шли слишком неохотно. Ту же мать Алана, он рассказывал, они просто похитили, силой отобрали у отца.Птичка улетела, на её место тут же приземлились два насекомых с длинными, непрерывно трепещущими крыльями – так что даже не получалось разглядеть, сколько их, этих крыльев. Возможно, как раз ждали, когда птичка улетит и можно будет заглянуть в узкие бледно-голубые дудки редких цветков.– Когда я была маленькой, и ещё не знала, кто я такая, подумать не могла… Родители, конечно, знали о маркерах телепатии, но зачем было мне-то об этом сообщать? После того, как в нашем доме звучало что-нибудь о телепатах – о войне, о каких-то новых заявлениях или акциях Корпуса… Я думала – как же так? Вроде бы, ведь это чудесная способность… Ты всегда знаешь, как тот или иной человек к тебе относится. Ты можешь подойти к мальчику, которому нравишься, но он стесняется это сказать, и предложить ему дружбу, можешь подойти к человеку, который не знает, как решить свои проблемы, и дать ему денег…Он обернулся с улыбкой.– Ты так и поступала с тех пор, как у тебя открылись способности?– Ну да. То есть, это понятно – не могут телепатами быть все, и тем, кто не телепаты, обидно, что ничего такого не могут… Но тут уж извините, музыкальным слухом тоже одарены не все. Надо учиться не завидовать. Сейчас вот я вижу – многие расы нормально уживаются с телепатами, не создавая проблем себе и им, это только Земле надо было пойти особенно мрачным путём…– Неужели ты никогда не боялась того, что кто-то узнает твои тайны?– Узнает – ну и что дальше? Разболтает – тумака получит. И вообще, тайны можно узнать и другим путём, без телепатии.– Есть и более опасные способности – гипноз, телекинез…– Есть пистолет – тоже опасная штука в руках психа. Вообще в руках психа и молоток опасен, и авторучка… Запрещать из-за этого молотки и авторучки или выдавать их по лицензии – уже маразм. Вообще люди боятся телепатов именно потому, что много врут. Минбарцы вот не врут, у них это законом прописано, потому и телепатов не боятся.Андрес приобнял Виргинию, прижимая к себе.– Да, человек тварь трусливая и завистливая. Для него нестерпима мысль, что кто-то его превосходит.– Большинство людей так или иначе верит в бога. Их не беспокоит, что бог намного во всём превосходит их? Помнится, маменька сказала об этом однажды кое-что очень такое… меткое…– Кстати, о маменьке. Ты ведь с нею уже говорила?На лице Виргинии появилась сложноописуемая гримаса.– Говорила… Если резюмировать - я самая потрясающая тварь во вселенной. Ну, там ещё много было всяких выражений, ты много потерял, что не слышал, ругаться маменька умеет. Деньги на перелёт обещала скоро выслать, тут, правда, вопрос, отпустят ли меня восвояси… Мне, вообще-то, солидное обвинение светит. Скоро я пожалею, что не стала правителем всея Бримы или Арнассии, это б дало, наверное, эту… дипломатическую неприкосновенность. Ну, есть в этом и хорошие стороны, пусть ещё немного Милли порадуется, что я исчезла с горизонта. …Шучу, шучу, конечно. Не собиралась выставлять её монстром каким-то. Но я действительно бешу её очень, она ж у нас вся такая правильная, серьёзная. Мы шутили, что она в нашей семье подкидыш…– Надеюсь, с тобой всё же не будут слишком суровы. Потому что ты немножко помогла спасти парочку миров, так-эдак, и потому что если уж так говорить, в угоне вашей с Аминтаниром вины поровну. Идея была твоя - ну, или твой запал, но без его знаний ты бы вряд ли далеко улетела. Правда, Аминтанир благоразумно свалил в техномаги… До сих пор не могу понять - а почему ты этого не сделала?Виргиния ответила широкой, несколько нервной улыбкой.– Наверное, потому, что я не шучу некоторыми святыми вещами, Андрес. Впрочем, не думай об этом особо. Если уж край припрёт, ты ж понимаешь, я и здесь могу угнать что-то не очень сложнозамороченное и отправиться искать мир, в котором для меня найдётся пристанище… Но я тебе этого не говорила.Двери на Минбаре запираются вообще крайне редко, в основном в двух случаях – если находящееся за ними подлежит доступу очень ограниченного числа лиц (и то не обязательно – минбарское воспитание рано выключает склонность совать нос в то, что тебе не полагается) или если обитатель – иномирец. Но в этом доме местные порядки освоили, определённо, легко.Стрельчатая арка дверного проёма кухни здесь располагалась напротив входа, и тонкие створки с плетёным орнаментом сейчас были раздвинуты.– Маренн, опять не ту сумку взяла? – Ганя обернулся, едва не упав с конструкции из двух стульев, на которой он балансировал, пытаясь дотянуться до верхней полки, - а, это вы, рейнджер Дормани?Эта квартира, определённо, просторнее ячейки странноприимного дома, где на одну кухню и гостиную приходились комнатки трёх семей, зато досталась со всей обстановкой, и сиротливой переездной неустроенности и пустоты не наблюдается. Ещё и обещанный второй вышивальный станок доставили и уже собрали – эта монументальная конструкция только чуть-чуть не достаёт до высокого потолка гостиной.– Мы собираемся ехать за Лаисой и малышом. Поедешь с нами?– А этого что, тоже с собой потащим? – дилгарёнок кивнул на восседающего на детском стульчике Уильяма, - а кроме того, у меня тут готовка вообще-то в разгаре… Да зачем же они эти чашки так высоко засу-ну-ли...Крисанто скромно присел на низкий диванчик и огляделся. Прежде он в этой квартире не бывал, хоть и знал, кто обитал здесь раньше. Лаиса не находила странным, что её заботам вверили чужих детей, но удивилась, когда получилось, что она переехала к детям...– Подождём Маренн, она ведь скоро вернётся?Ганя, одной рукой обнимая три составленных друг в друга горшочка, осторожно спустился со стульев и разобрал шаткую конструкцию.– Да много она понимает, Маренн… То есть, конечно, понимает, да, но его-то она так, как я, не знает. Давайте уж, это ж всё равно не долго, а мы пока тут всё приготовим… Как всё разом-то получается! Вечером к нам ещё Маркус обещал прийти…Уильям наконец получил в свои жаждущие ручонки первый из помытых фруктов и принялся его с наслаждением мусолить.– Ты сердишься на них, на Сьюзен и Маркуса? – сам не ожидая от себя, спросил Крисанто, - получается, они вас обоих бросили… Что ещё печальнее – бросили Уильяма на тебя.– Ничего не бросили, это моё собственное решение, - лохматая голова Гани скрылась в недрах стола, - это моё дело, моя обязанность. Он ведь мой брат. Он человек, маленький, слабый, о нём заботиться нужно… А они – у них свои дела, они люди значимые, им не до того, чтоб возиться с пелёнками.– Ты действительно так считаешь?– Разумеется! Мы, дилгары, такие вещи понимаем. У нас никому в голову не пришло бы ожидать от воина или чиновника, что он будет посвящать много времени своему потомству. Достаточно того, что он породил их, передал им свои достойные восхищения качества. А взрастить их, в подобающем уважении к родительскому примеру – задача воспитателей. Детям и ни к чему много наблюдать своих родителей, они должны относиться к ним с почтением и трепетом, а не видеть их в домашней обстановке, обычными людьми… Минбарцы в этом плане мудрее землян, они с ранних лет отдают детей воспитываться при храмах, мастерских или военных школах, а сами могут целиком и полностью посвятить себя своему служению.В горшочки с тихим шорохом посыпалось зерно, Ганя, занеся щепоть над баночкой со специями, ещё раз сверился с книгой рецептов. Уильям, домучив фрукт и не зная, что делать с косточкой, возил ею по перекладине стульчика.– Да… специфические у вас взгляды. Но ты ведь… скучаешь по ним? Тем более зная, что Маркус-то ещё будет вас навещать, а Сьюзен вы, может быть, не увидите больше никогда?– Разумеется, скучаю. Они показали мне другой способ жизни – вместе с родителями, это было необычно и в чём-то неправильно, но это было и очень хорошо. Они ведь, к счастью, не какие-нибудь обычные люди, и они никогда не оставляли своих обязанностей ради семьи. Сьюзен, конечно, отказалась от поста анлашок-на, но теперь у неё новая, не менее важная миссия. Она будет нужна там, потому что она очень сильная, умная женщина, воин и организатор, у меня на родине такое ценилось. А Маркус сможет теперь отдать своей работе столько времени и сил, сколько потребуется, потому что заботу о Уильяме я возьму на себя. Ну, и матушка Лаиса, конечно – она тоже очень сильная женщина, уж вы-то это понимаете. Мы сумеем воспитать Уильяма в почтении к родителям и их делу. Вы беспокоитесь, не будет ли он в чём-то обделён? Не думаю. Я достаточно понимаю Уильяма – он ещё, правда, не говорит связных слов, но сёстры научили меня понимать его, и всё-таки я провёл с ним очень много времени – ему хорошо здесь.– Своеобразный мальчуган, - усмехнулся Крисанто, занимая пассажирское место рядом с Франсуа, - даже дилгарскую идеологию как-то сумел приспособить под обстоятельства… Надо, в самом деле, быть Лаисой, чтоб не сойти с ума в этом межрасовом детском саду.– Человечек, дилгарёнок и получеловек-полуцентаврианин… Ну да… А ты… уже видел этого мелкого, сына Лаисы? И… как он…Мотор тихо мелодично загудел и гравилёт мягко взмыл в воздух. Крисанто, как обычно, вперил взор в приборную панель – минбарские значки он уже довольно неплохо разбирал, и когда наконец перестанет путаться, где шкала высоты, а где скорость ветра, можно будет попытаться сесть за руль.– Выглядит-то? Как младенец. Лысый, без зубов, орёт очень громко. А на кого больше похож, на него или на неё – понять пока сложно, сколько там той мордашки…– Да не, я не об этом, - Франсуа старательно пялился на дорогу, усмехаясь в усы, - он… ну… больше центаврианин или человек? Ну, то есть, внешне, конечно, это очень похоже, но…– Знаешь ли, гребень у них в любом случае позже отрастает, клычки тоже.– А…– А этого – три, если ты об этом, пошляк. Ну, один обычный, человеческий, и два отростка по бокам, над бёдрами. Врач беспокоится, не сказалось бы это потом какими-нибудь осложнениями, от чрезмерной нагрузки на кровеносную систему – сердце-то одно, как у землян… Правда, строения не совсем земного.Франсуа был одним из тех рейнджеров, что остались на Лорке, для сопровождения лишившегося рассудка Дерека Вандермейера. Теперь, осознавая, что мимо него прошелестело, как причудливо распоряжается судьба жизнями людей, он старался как можно больше общаться с сослуживцами и прочими, вернувшимися с Бримы, и Крисанто для него, навещающего в госпитале Гариетта, был лучшим попутчиком.

– Отчаянная она, конечно, женщина, что ни говори… Она ведь тебе нравится, Крисанто?– Франсуа, с тобой что сегодня?– Я просто видел, как ты на неё смотрел…– И интерпретировал по-своему, разумеется. Тебе знакомо, вообще, понятие о восхищении женщиной, достойной дамой, женой твоего наставника, в конце концов? Восхищения чистого, без плотского желания? Или ты просто не ожидал подобного от центаврианина? Нет, я могу тебя понять в этом… Но Лаиса – нет, я ни в коем случае не хотел бы ею обладать. Это другое. Помогать ей, иметь возможность быть полезным… Большее, чего я мог бы желать – быть всегда рядом с нею и малышом, оберегать их, защищать… Знаешь, Лаиса… Я не знаю, поймёшь ли ты меня, но ты ведь землянин, ты должен понять… Мария.– Что?Над шкалой высоты зажглась лампочка – предупреждение, что ?по встречной? летит другой гравилёт, но на безопасном расстоянии, требуется лишь небольшая корректировка касаемо вихревых помех. В воздухе нет дорог, но есть весьма искусственное понятие воздушного коридора – как таковое оно для Центавра и Минбара схожее, но многое и различается. Центаврианские уличные регулировщики принимали гораздо меньше сигналов от движущегося транспорта, поэтому столкновения в воздухе случались чаще и виртуозность вождения, по мнению Крисанто, требовалась большая – в некоторых городах, где регулировщики не модернизировались лет 200, вообще никто не побеспокоится о твоей безопасности, кроме тебя самого.– Франсуа, помнишь, я же говорил… У нас, на Центавре, бывает очень своеобразное отношение к предметам культов иных миров, и, соответственно, к самим культам. Наверняка, мы понимаем их как-то неправильно, через свою призму, но кого и когда это волновало? Во многих семьях, в частности, и в моей так было, очень большую ценность имел образ наиболее почитаемого на Земле божества – девы с младенцем, Марии, матери Христа. Ну, ничего удивительного – заправляют в доме, как правило, женщины, мужчина часто кочует от одного своего дома к другому, так что женщина и дитя – близкий образ… Но дело в чём – я обратил внимание, изучая тексты, что имя Мария встречается очень часто, и применительно не только именно к этому божеству. В текстах этого культа упоминаются ещё, кажется, три или четыре разные Марии. Мариями звали некоторых женщин, которые первыми узнали о воскресении Христа, Марией звали сестру человека, которого Христос воскресил из мёртвых, а ещё была Мария Магдалина – одна из ближайших учениц Христа, кстати, бывшая блудница… Ещё, уже многим позже, была Мария Египетская – тоже бывшая блудница, впоследствии святая… Понимаешь?– Честно говоря, не очень.Теперь предстоял поворот, но лампочка загорелась красным – здесь в воздушном коридоре слишком много машин, придётся или облетать по другой улице, или менять высоту.– Странно… Я думаю, в этом есть какая-то глубокая символика. Что это не простое имя, а… Понимаешь, они все – Марии. Может быть, это… не то чтоб одна и та же женщина, но некое единое понятие о женщине, которой поклоняются? Ты ведь происходишь из христианских родов, ты должен знать – та, первая Мария, мать Христа, поклоняющиеся называют её Мадонной, что значит ?моя госпожа?, Царицей неба, воспевают её в гимнах, с благоговением рисуют её изображения… Это ли не вершина красоты в отношении к женщине? Наши матери знали, что выбирать из земной культуры.Лампочка погасла – они вышли в относительно чистый коридор, предстоят ещё один или два поворота, и они будут на прямом направлении к госпиталю.– Но, строго говоря, эта Мария – она такая одна, тем, другим, она вовсе не равняется, они просто святые, хотя им, разумеется, тоже молятся, и…– Подожди. Марию ведь, в самом начале, когда у неё родился Христос, обвиняли в том, что её сын – незаконнорожденный, что она, получается, тоже блудница… Ведь её муж был слишком стар, чтоб быть отцом. Не важно, вымышлен или нет этот догмат о непорочном зачатии, и правы или нет те менее популярные течения, которые утверждают, что другая Мария была возлюбленной или даже женой Христа. Важно…Вот и показались знакомые своды. Замигало табло, показывающее свободные места для посадки.– Ты хотел бы быть… вроде как… Иосифом-Обручником для Лаисы?– Возможно. Хотя думаю, всё же это слишком нескромно.Лаиса, представления не имеющая, что она новое рождение религиозного символа, осторожно, чтоб не разбудить сопящий свёрток, протиснулась на заднее сидение.– Ох… Хорошо, домой наконец едем. Понятно, этим врачам дайся только - они б, наверное, до совершеннолетия там продержали, всё наблюдали, изучали, беспокоились… Я уж извелась вся, как там мои гномы.– Гномы?– А, один из ваших, когда заходил, ещё племянники Калин у нас были – назвал так. ?Белоснежка и семь гномов?. Их, правда, и тогда не семь было, но и я так себе Белоснежка.– Зато Ганя – главный гном, иначе не скажешь… Уже придумали, как назовёте?Лаиса, что-то нежно нашёптывавшая куда-то в белое пышное облако одеялка, подняла улыбающееся лицо.– Вадим.– Ва-дим… Необычное имя, красивое. Центаврианское?– Что нет, то нет, - Лаиса посмотрела на Франсуа удивлённо, как и многие инопланетяне, она не сразу соображала, что Земля – не некий единый конгломерат, и не каждый землянин знает все земные имена, уж точно не имя, не относящееся к культуре местности, откуда он происходит, - оно земное. Знаете, разговор с Кэролин… той Кэролин, которая мать Виргинии… После этого разговора я поняла, что неправильно воспринимать Рикардо только как члена рода Алваресов. Другой его род, хоть он его почти не знал, тоже был важен для него. Их высочество – вот странно, что именно он нашёл больше всего информации об этой семье – рассказывал мне немного… Их мать звали… - центаврианка напряглась, стараясь выговорить имя правильно, - Йанна… Как-то так. Вроде, это имя очень по-разному произносят в разных местностях. А детей – Вадим и… Второе имя я всё время боюсь, что не смогу произнести правильно. Выбрала то, которое научилась выговаривать. Всё равно уже невозможно точно определить, кого из них как звали… Ну и ничего страшного, думаю. Имя ли это Рикардо или его брата – всё равно это будет и почётно, и правильно. Возможность воздать должное и этому роду… И храбрости этой мужественной женщины, их матери.Франсуа пробежался по кнопкам, выбирая воздушный коридор.– Вадим Алварес… Ничего, славно звучит. Хоть для человека, хоть для центаврианина.– Да, и мне так показалось… Крисанто, Франсуа! Одна медсестра говорила мне, на Минбаре у некоторых кланов есть традиция – приносить новорожденного в храм, чтобы его имя прозвучало под сводами, куда возносятся молитвы многих, чтобы одним из первых в своей жизни он услышал имя Валена, увидел его мраморный лик… И может быть, получить благословение от жреца, какое-то древнее изречение, которое скажет о судьбе ребёнка…– Не совсем – скажет о судьбе, это не гадание, скорее – изречение, которое пригодится ему в жизни. Но вообще – любое изречение может пригодиться в жизни и стоит того, чтоб над ним поразмыслить…– Вы можете отвезти меня в какой-нибудь храм? Всё-таки, мой ребёнок родился на Минбаре, и здесь ему, судя по всему, расти, центаврианин ли он или землянин, вокруг себя ему видеть минбарскую культуру… Если, конечно, для минбарцев не будет оскорблением появление в святом для них месте полукровки других рас. Хотя в больнице мне показалось, минбарцы отнеслись к нам с большой симпатией…Виргиния спокойно, твёрдо, с прямой спиной всходила по ступеням лестницы в здание Альянса. Её вычурный наряд, наверное, сильно удивлял встреченных людей и минбарцев, но тут уж ничего не поделаешь – генерал должен явиться при полном параде, что значит в её случае – в том самом жутком эклектичном прикиде, который был собран с миру по нитке в трёх мирах, и в котором она водружала стяг повстанцев на башнях отвоёванных крепостей Бримы. И с ?Фа? на правой руке - она обещала не расставаться с нею, конечно, это было опрометчивое обещание, мало ли таких мест, где действует запрет на ношение оружия, но, к счастью, не на Минбаре. Здесь культура требует отношения к оружию с почтением. Местные получают в смысле лицензии одобрение старейшин кланов, с иномирцами вот посложнее, но пока Виргинию снабдили браслетом-датчиком, призванным доложить в случае использования оружия, и пропустили восвояси.Дэленн ждала их в президентском кабинете. Виргиния думала, когда молчаливый минбарец открывал перед ними дверь, что когда-то, почти уже невероятную вечность назад, так же по этим лестницам, этим коридорам шла её мать, шла с вопросами к президенту, что известно о её дочери, что делается для того, чтоб её найти, и ей было и легче, и тяжелее.?Прости, мама… Ты у меня, конечно, одна… Ты одна, а их много. У тебя есть Милли и Джо – они, конечно, другие, и послушнее, и спокойнее, не как старшее, первое, взбалмошное и своевольное дитя… А у них там никого не было, только я?.Дэленн встретила вошедших лёгкой грустноватой улыбкой и указала на кресла перед столом.– Здравствуй, Виргиния. Садись. Теперь мы сможем поговорить обстоятельно и подробно. Я хочу услышать обо всём, что произошло с вами на дальних рубежах.– Рассказ будет долгим, - усмехнулась Виргиния, осторожно – пластины брони на груди и животе несколько сковывали движения – опускаясь в кресло с высокой спинкой. Андрес какое-то время переминался рядом, потом уселся в соседнее кресло - так осторожно и даже скованно, что с ним это даже не вязалось, - время в чужих мирах, как оказалось, летит прямо невероятно. Хотя в то же время – месяц за целую жизнь… Ну, последнее сообщение от ?Белой звезды?, как я поняла, вы получили о том, что они отбывают в неизведанный сектор космоса, куда ведёт след нашего корабля, то есть, ?Золотого Дара?? Хотя думаю, хронику своего пути они изложат куда лучше меня, а мне нужно рассказать свою, с того момента, как мы… ну да, угнали корабль. Ну, о том, кто такие лорканцы и какое безграничное удовольствие доставляет общение с ними - не мне вам рассказывать, вы тут член правительства Альянса. Тут важно то, что они нас, вообще-то, обманули, их ?ценный груз? оказался живым, конвоируемым домой беглецом от тотальной святости - хотелось парнишке посмотреть, как в других мирах живут, как этот порок и разврат выглядят-то хоть. Но не свезло, далеко не убежал. А мне так жалко стало этого ханорика – ну, совсем они его там затюкали, со своим Наисветлейшим, молитвами, постами, поучениями. Я и предложила ему, раз уж, по возвращении, всё равно влетит – пусть хоть за дело влетает. Углубиться в свою религиозную муть он ещё успеет, жизнь длинная, опять же, разве господу не приятнее один кающийся грешник, чем 99 праведников? То есть, я думала показать ему наши миры – Минбар, Землю, ну, допустим, Нарн, если они разрешат… Но как-то вот так получилось, что именно сюда мы так и не попали. Сначала я неправильно задала системе координаты… Точнее, задала-то их правильно, да система поняла неправильно. Они ж ещё по древнелорканским координатам живут… О древних лорканцах вообще ещё будет… В общем, нас вынесло на Накалин. Не, мы знали, что планета карантинная, но ничего сделать как-то не успели… Но знаете, накалины, оказывается, нормальные ребята, если с ними телепатически поговорить. Они от этого балдеют. Ну, тот, с которым говорила я, нам даже очень помог – отладил системы, перевёл кое-что… Ну да, накалин, а чему вы удивляетесь? Они же жрут сознание, вот он насосался памяти нашего компьютера, сразу получил больше, чем за всю жизнь мечтал… Теперь, наверное, накалинский пророк. После этого мы бы, конечно, полетели к вам, но нас там спугнул один центаврианин на своей посудине… Мы подумали – нафига вам центавриане у нас на хвосте, они нервные, на Альянс до сих пор косо смотрят… Вот поэтому мы и вырулили на окраины. А там как раз война. Может быть, слышали про зенеров? Ну больше, во всяком случае, не услышите. Это бывшие пособники Теней, неприятные ребята, как выражается Гелен… Гелен – это техномаг, он там мимо пролетал, сказал, что ему скучно, и он, пожалуй, поработает у нас переводчиком… Мы отбили у зенеров захваченный корабль с арнассианами, это молодая раса, но перспективная, недавно в космос вышли. Как-то им повезло не попасть под замес в войне с Тенями… Они восприняли нашу помощь очень воодушевлённо, ну а дальше как-то само пошло…Постепенно говорить Виргинии становилось всё легче, она вспоминала, как пересказывала те события сначала бреммейрам, потом своим товарищам с ?Белой звезды?.– Хроник войны я особо не вела, как-то в голову не пришло… Арнассиане, может, подробнее смогут пересказать, если выйдете с ними на связь – сейчас уже должно получаться, Гелен там настроил им тахионные передатчики. Так-то они уже знали, что не одни во Вселенной, даже кое-какие передачи ваши ловили, правда, с опозданием на десяток-другой лет. Но мы с Аминтаниром им небольшой исторический курс дали, между осадами колоний… Например, когда Ранас осаждали… Там очень важно было выдержать характер. Ранас изначально слишком-то укреплённым не был, но после того, как мы отвоевали Тавата-Кри – ну, просто взяли нахрапом, они не ожидали от нас такой прыти, не успели подготовиться – они психанули, стянули к Ранасу много кораблей… Вот мы ждали, когда они снова психанут, когда кто-нибудь нарушит строй… Дождались, и в образовавшуюся брешь… Вам, наверное, смешно это слышать, от какой-то сопливой девчонки, к военной службе сроду и близко не касавшейся? Я понимала, конечно, что никакой я не генерал… Я, вообще-то, и не стремилась. Но настоящих генералов там очень мало осталось, а что-то делать было надо. Мама говорила мне: ?Дочка, не бойся браться за то, чего не умеешь, Ноев ковчег построен любителем, профессионалы строили ?Титаник?.? Дома, на Земле, я поигрывала в компьютерные игры – виртуальная реальность, вы должны знать, у вас тоже некоторые симуляторы используются в обучении, а у нас вот и просто для развлечения. После лекций иногда лучший отдых. По Третьей мировой – но там так себе, если честно, по дилгарской, Яношу, по Изначальным – но в ней два выпуска уже глюки устранить не могут… Общее представление, как летать и стрелять, короче говоря, было. В конце концов, чинно всем подохнуть или попасть в рабство к зенерам успелось бы ещё… А так – может быть, моя бестолковая тактика их спутала, может, внезапное воодушевление арнассиан, которых, они думали, будут неспешно глотать, как крокодил птенцов… В общем, после Клунукху они уже сами решили сматываться, да кто б им теперь дал. План атаки на крепость мы с Геленом ещё при осаде Ранаса начали на досуге набрасывать…Пальцы Виргинии осторожно прошлись по пластинам брони. Металл этих пластин невероятно крепок, но тогда, в том решающем сражении, уже внутри взятой штурмом десанта крепости, зенерский штык очень удачно попал в зазор между пластинами. Что поделаешь, эпизодов с рукопашными в тех играх было намного меньше, и там всё-таки физические параметры были настраиваемые, а не свои собственные. Зенеры, конечно, тоже не здоровяки, зато у них эта подаренная Тенями нечувствительность к боли, а шарашить ментально – быстро выдохнешься, что, в общем, и произошло…– Ну, дальше мне уже не по своей воле задержаться пришлось – в крепости меня ранили… К счастью, несмотря на то, что местная медицина под землян, мягко говоря, совсем не была заточена, меня вытянули. К тому времени Гелен как раз разобрался со всеми обнаруженными в летающей крепости пленниками – ну, идентифицировал по роду-племени, и мы с Аминтаниром начали развозить их по домам. Ну, не бросать же их было на Арнассии, что им делать там, у них дома родня и дела, и вообще некоторые даже арнассианским воздухом дышать бы не смогли… На бреммейрах, на последних, мы и споткнулись. Нас и до этого многие приглашали сесть на планету, про правительственные награды там всякие заговаривали, но мы всегда отказывались – дел ещё по горло, не до того. А тут согласились – они ж у нас последние, вреда не будет, если спустимся поглазеть, и им приятно, и нам интересно. Конечно, когда нас во дворец доставили, я сразу поняла, как там Бул-Була собирается выразить своё восхищение и отблагодарить… Но, увы, поздно было. Жаль, да, что по видеосвязи сканировать невозможно, я б тогда этому жуку… Ну да что поделаешь. Ну да, попались, ну да, как дети малые… Должны б были, да, вспомнить и подумать, что эти бреммейры, которых мы везли домой, говорили что-то о неких тревожных тенденциях в родном мире. Но мы вообще-то мало поняли, мы только благодаря Гелену и вычислили, что это за мир вообще и где он, а с языком всё плохо было, ретрансляторы у нас для арнассианского были, один только бреммейр лорканский знал немного, но набор слов, мягко говоря, узкий, в основном для торговли, а не для бесед о сложностях внутренней и внешней политики. Вроде как, они отбыли для поиска иных миров незадолго до того, как Бул-Була узурпировал всю власть в мире, их отправляло другое государство, не то, где Бул-Була княжил или что он там делал. Но он уже тогда шёл к владычеству семимильными шагами. Тут тоже нас понять можно, думаю - ну, кто ж о конкурирующем государстве хорошо-то отзывается? А оказалось, это они преуменьшили даже… Я называю Бул-Булу тупым, и есть, за что, но вообще-то он не такой уж тупой, всё-таки он сумел очень хорошо выучить три инопланетных языка, его страна, за счёт торговли с иномирцами, очень возвысилась, точнее, он возвысился, стране-то мало что перепадало, всё то, что получал, он пускал в военную промышленность, и сперва все очень радовались - страна становилась самой сильной… Но скоро всем стало не до радости. Да, другие страны покорились им, ну а как тут не покориться, хорошо ж, когда добром просят, а если с инопланетными пушками придут? Да, он много всякой науки от своих торговых партнёров взял - как запугать всех своей военной мощью, как выкачивать все соки из родной земли, чтоб обменять на новые машины, ещё больше оружия… У них там отборная публика гостила. Отбросы трёх миров - Громахи, Адромы и Лорки. Некоторые вообще обосновались на Бриме, в качестве консультантов, потому что в родных мирах их если рады были видеть, то на плахе. Ну, у лорканцев те, кто торгует наследием древних в чьи попало руки, понятно, нерукопожатны, но кем надо быть, чтоб тебя выгнали с Адромы?.. И естественно, он стремился создавать как можно больше оружия сам, встать на ноги, как он сам это видел. Предстать тоже космической державой, хотя бы на уровне своих новых друзей. Колонии завести… А народ вот как-то перспектив не оценил. Народу жрать хотелось, а не горбатиться с утра до ночи на заводах, глядя, как их хлеб едят пришельцы. Усмирять недовольных оружием надоедало, так же скоро станет некому вкалывать-то… Вот он и придумал задействовать одну свою интересную покупку, машинку для промывки мозгов… Тут очень большое спасибо Аминтаниру, всё-таки я за это время лорканский и на троечку не выучила, а древнелорканский тем более, в основном все сложные разговоры он вёл. Он и объяснил, что в тюрьме мы не потому, что Бул-Була падла, хотя и поэтому тоже, а потому, что ему нужны те, кто знает лорканский, а лучше древнелорканский, чтобы помочь ему запустить эту самую машину, кстати, она с Лорки была– адское изобретение, которое убило её прежних обитателей… А Аминтанир же жрец, этот язык он не до совершенства, но знает… Из тюрьмы мы сбежали, к Сопротивлению попали, а там, опять же, уже само пошло. Ну а вот кто угодно на нашем месте – не обиделся бы, если б его в гости звали, настаивали, уговаривали – а потом в тюрьму посадили, требуя помочь, возможно, своими руками уничтожить целую цивилизацию? Тем более что, наше или не наше дело эти их внутренние разборки – хотя если меня спросить, то я вот лично считаю, что вполне моё, ибо нефиг тут – чтобы добраться до кораблей, в любом случае постараться пришлось бы… Так что, как-то и они мне, и я им рады были, и мы вполне нормально сработались, хотя языковой барьер первое время, конечно, мешал. Но когда вместе планируешь подрыв какого-нибудь склада или захват эшелона – язык в разы быстрее учится, чем со всякими нейролингвопримочками… И знаете, я понимаю, в ваших глазах это всё даже уже не мелкое хулиганство, и вообще так делать нельзя… Но ни о чём жалеть я не собираюсь, раз уж моя глупость меня туда занесла – у меня, конечно, там где-то мать, и мои собственные дела, за которыми я на Минбар летела… А у них свобода и жизнь. Так что, что вы теперь с нами ни сделаете – то есть, главным образом со мной, да, всё же заварила это всё я – в тюрьму посадите, оштрафуете, пошлёте на Пак’Ма’Ра в общественной столовой работать – уже не важно. Нет, не обещаю, что не сбегу…Андрес беспокойно заёрзал в своём кресле.– Знаете… Позвольте сказать… Я, правда, наблюдал далеко не всё из этого… Вот если б тут был этот Аминтанир или хотя бы Гелен, они б лучше рассказали… Но я так думаю, если вы её сейчас накажете – хотя понимаю, что порядок требует… дело даже не в том, что вас ни Брима, ни Арнассия не поймут… И вроде бы, что значат для огромного межрасового сообщества судьбы двух-трёх маленьких, отсталых миров, и тем более судьбы отдельных маленьких людей… А что этим мирам, что этим отдельным людям поступок Виргинии принёс только хорошее… Так, помолчи, пожалуйста!... Мы тоже очень много не самых печатных слов ей готовили, пока на Лорке настраивали сбитые их бегством системы наших кораблей, пока настраивали радар, чтобы поймать их след, пока летели за ними сперва к Накалину… Если б она не оказалась такой вот взбалмошной дурой – всё шло бы как шло, это верно, Арнассия сейчас была бы под владычеством зенеров, Бримы, наверняка, не было б уже как цивилизации, мы бы не попали в Колодец Вечности, лорканцы вернулись бы к себе и продолжали свои бесплодные гонки за высшим совершенством, Виктор сел бы в тюрьму, а не умер, как герой… Скажите, кому от этого лучше бы было? Мы все могли бы сказать в своё оправдание, что на Бриме у нас другого выхода не было, кроме как вмешаться, но по правде, это тоже не вполне верно будет. Хотя удобно. Когда обстоятельства, вроде как, принудили тебя к тому, что и так нужно было сделать…

Дэленн помолчала, обдумывая его слова. Виргиния смотрела на скорбные складки у её губ и сердце ей щемило от невысказанного, невыразимого сочувствия. Свалились же ещё они, именно сейчас, на её голову… Совершенно невольно, не отдавая себе отчёта, Виргиния коснулась её сознания…Словно хрустальный звон разбивающегося ледяного кружева, в каждом бриллианте-слезе – своя надрывная, трагическая нота. ?Как растопить Ледяной город? - вспомнила она пойманный в сознании Андо образ. Ледяной замок тает в беспощадном огне чужого солнца, опадает кипящими слезами на прозрачные плиты, прожигает в них кипящие дыры. Всё знали, всё понимали – но нельзя быть готовым, нельзя проглотить, пережить… Не проглотить столько слёз, не сдержать в себе столько горя.– Вообще-то, прямо сейчас какое-то решение мы всё равно не смогли бы вынести. И дело даже не в том, что для полноты картины нам нужно опросить всех и дождаться ответов с Лорки, Бримы и Арнассии… Точнее, за Лорку отвечает Синдикратия, под протекторатом которой этот мир находится, а с Арнассией и Бримой у нас, сами понимаете, языковой барьер… Но сейчас приходится решать ещё… очень много всяких вопросов. Думаю, излишне просить вас не покидать Минбар до завершения расследования. Тем более что нам нужна вся полнота информации о новых контактах, а вы в этом отношении лучший источник.Лаиса смотрела на уходящие в небо высокие шпили с нарастающим трепетом.– Франсуа, ты куда меня привёз? Это же… как бы не главный храм города! Не слишком ли нескромно-то? Нет, что уж теперь, не разворачиваться же…На Центавре есть одна легенда о цельновысеченном здании – светлице принцессы Фонны, дочери богини Иларус, богиня создала её в цельном куске хрусталя, и там принцесса жила до своего совершеннолетия. Лишь двое видели воочию это место – будущий император, которому суждено было встретить божественную принцессу и взять её в жёны, и их сын, спустя 50 лет принёсший тело матери для погребения в том месте, где началась когда-то её жизнь. Оба единодушно описывали это здание как столь искусное и ослепительное, что было совершенно очевидно – подобное не под силу рукам смертных, хоть императорский род не единожды пытался достичь слабого подобия этого великолепия, высекая в цельных скальных комплексах усыпальницы.Здесь же такие божественные чудеса – нормальная работа инженеров. Конструкцию нужно не просто рассчитать, а увидеть в камне в совершенном, законченном виде, и на пути от безликого камня к шедевру архитектуры не ошибиться ни разу.– Ну, это один из тех храмов, в которых я бывал чаще других, и хорошо знаю дорогу. Эти дни, кстати, в жизни храма особенные…Из высокого арочного проёма доносился мелодичный перезвон колокольчиков. Поддерживаемая под руку Крисанто, Лаиса всходила по широким, истёртым множеством ног ступеням. Франсуа, пожав плечами, пошёл следом.– Ой, мы, видимо, не вовремя… У них тут какая-то служба…Но стоящие у дверей минбарцы – один в форме воина, другой в одеянье мастера – посторонились, пропуская их внутрь.– У минбарцев вообще очень сложно с понятием ?не вовремя?. Считается, что если что-то привело человека именно сюда именно в этот момент – значит, в этом есть смысл.– Ну, меня-то сюда ты привёл… Ладно, подожду, когда они закончат, и просто постоим перед статуей Валена. Думаю, этого с нас и довольно.Беглым взглядом сложно было оценить, насколько велико помещение храма. Стены, сходящиеся под небольшим наклоном, образовывали своды, теряющиеся где-то в вышине. Рельеф этих стен изображал, казалось, стволы деревьев, но если приглядеться – можно было угадать в стволах стилизованные фигуры, и в руках они держали небольшие мягко сияющие призмы, эти маленькие искры можно было увидеть, сколько хватало взгляда, до самого верха, но не они, конечно, были основным источником света здесь. В центре своды подпирали три светящиеся колонны – символизирующие три касты, подтвердил Крисанто догадку Лаисы.Народу было довольно много – белоснежные с серебряным и золотым одеяния жрецов, чёрные с металлическим – воинов, жёлто-синие комбинезоны мастеров. Виднелось и сколько-то рейнджеров, и кажется, то были не только земляне, что несколько успокоило опасения Лаисы, не оскорбляют ли они всё-таки храм своим неминбарским присутствием. Толпа стояла полукругом вокруг центра, где сияли три колонны, а из глубины храма, от мраморной статуи Валена, двигалась процессия жрецов, торжественно несущая некую небольшую конструкцию. Обогнув треугольник, образуемый колоннами, справа, они шествовали в направлении выхода и притихшей возле него троице.– Удивительное место – Минбар, тут на каждом шагу что-нибудь светится. Это, должно быть, реликвия какая-то?Голос Крисанто дрогнул от благоговения.– Это трилюминарий, один из трёх, самых таинственных артефактов в религии минбарцев. Я говорил ведь, сейчас особенные дни в жизни этого храма. Дни, когда трилюминарий находится здесь. Раньше у простых людей едва ли была бы возможность его увидеть, но Дэленн настояла, что этот символ света учения Валена… Светится?!– Ну да, а это… разве так и не должно быть?– Опять я что-то в лекциях пропустил, - прошептал Франсуа, - я думал, трилюминарий светящийся и есть, такой вечный фонарик без батареек.– Да нет, только по особым случаям…По мере приближения к дверям сияние, исходящее из маленького предмета в центре благоговейно поддерживаемой жреческими руками конструкции становилось всё ярче, что не осталось незамеченным уже никем из собравшихся в храме. Один из жрецов, видимо, главный, обратился к рейнджерам – Лаиса не поняла ни слова, её знания адронато касались преимущественно бытовой, швейной и кулинарной сферы, и то больше не заслугами Калинн, Маренн и других взрослых минбарцев, а детей, с которыми общался Ганя.– Велят подойти.Все трое шагнули к процессии, свечение трилюминария стало почти ослепительным, словно в руках жрецов была маленькая карманная сверхновая.– Он говорит – им не казалось правильным явление трилюминария всем, потому что его свечение, проявляющееся лишь на род Валена, может дать кому-то мысль, что в одном может быть больше света Валена, чем в другом. Это было бы неправильно, совершенно не соответствует воле Валена особое выделение его потомков… Но если их вождям кажется, что явление древней реликвии – как приоткрытие завесы тайны над прошлым – сближает нас с предками, пусть будет так… Но совершенно немыслимо, чтобы трилюминарий засветился на кого-то из неминбарцев.– Ну, по легенде, Вален ведь родился не на Минбаре, пришёл из космоса? Хотя как он умудрился родиться минбарцем в каком-то другом мире – это, конечно, хороший вопрос…– Говорят, уже был случай, когда он светился в присутствии землян…Жрец сделал Франсуа знак отойти подальше. Свечение трилюминария не изменилось.– Да в общем-то, я и не думал, что это я… Что у меня общего с Валеном? Кроме того, что я рейнджер, конечно…Жрец велел отойти Крисанто.– Я? – Лаиса огромными глазами смотрела на светящийся предмет, - нет, это как-то… Может быть, он… ну, заглючил?– Мария так Мария… - пробормотал Франсуа.Жрецы обменялись с Крисанто несколькими фразами на том же адронато, Крисанто шагнул обратно.– Они попросили передать пока младенца мне и… Можешь ненадолго отойти к Франсуа, Лаиса?В одинаковом шоке Лаиса и Франсуа смотрели, как жрецы потрясённо и благоговейно касаются маленьких ручек её ребёнка, тихо переговариваясь между собой.– Что происходит? Что всё это значит?– Они сами хотели бы это понять, - так же шёпотом ответил Крисанто на центарине, - прежде такое не встречалось никогда. Трилюминарий светится в присутствии того, в ком есть частица Валена, и он способен сказать что-то о душе, о её свойствах, принесённых из прежних воплощений…– В моём ребёнке не может быть частица Валена, он не минбарец!– Говорят, в войне с Землёй минбарцы капитулировали потому, что обнаружили, что у многих землян – минбарские в прошлом души…– Я что-то не пойму, он запрограммирован на кровь, на физическое тело – или на душу? А… А на Рикардо трилюминарий тоже реагировал?– Рикардо никогда не видел трилюминарий. А узнать что-то о прошлом его души жрецам не удалось – никто никогда не мог просканировать Рикардо, этому факту тоже не нашли объяснения…– Они просят вас не уезжать никуда с Минбара, им нужно поразмыслить над случившимся, поговорить об этом со старшими наставниками…– Да куда ж я уеду… А я-то просто хотела, чтобы бог минбарцев принял и моё дитя…