хиёджун, романтика (2/2)

Какого хрена ты меня фотаешь, когда я сплю?!

☆FABULOUS HIYORI☆ 13:30

Ой, я не только фотаю!

JSaza 13:31

...........чо?

☆FABULOUS HIYORI☆ 13:31

Ну, в смысле, ещё и любуюсь! И ты сам виноват, что спишь до победного

13:32

Джун-кун очень красивый, когда не морщит лоб и рот закрыт!

JSaza 13:34

Взаимно.

☆FABULOUS HIYORI☆ 13:34

Джун-кун?..

JSaza 13:37

Я хочу рождественский венок на дверь.

☆FABULOUS HIYORI☆ 13:37

О, отлично! А я хочу ветки омелы

JSaza 13:38

Нахрена?

☆FABULOUS HIYORI☆ 13:39

Потому что тогда Джун-кун не отвертится, и я смогу его поцеловать!

JSaza 13:39...

13:41

Зачем тебе вообще меня целовать?

☆FABULOUS HIYORI☆ 13:41

Как это зачем? Потому что я люблю Джун-куна!

13:45

Джун-кун, ну ты опять?! Не пропадай посреди диалога!

13:49

Я лидер юнита, вот разозлюсь, и будешь наказан! Хиёри обиженно сопит и обещает себе сегодня обязательно затащить вредного Джун-куна под ветку омелы. Ну, или он придумает что-нибудь другое.

Или посвятит очередную ночь тому, что будет впиваться ногтями в собственные плечи и моргать в стену, представляя, представляя и представляя, как горят их глаза, щёки, как крутит приятным спазмом живот и короткие волосы на загривке хочется сжать чуть сильнее.

Хиёри с энтузиазмом тянет руку, предлагая помощь с украшениями.

— Охии-сан.

Хиёри сияет на него глазами, маслянисто улыбается, так, что едва по подбородку не стекает, и хочет махать хвостом от радости.

Хвоста нет. Угнетающая атмосфера — есть.

— Что за херня?

— Как — что? Гирлянды!

— Из омелы?!

— Да! Потому что иначе Джун-кун будет сбегать от меня!

Джун вздыхает, Хиёри не сидится на месте: хочет подскочить к нему, потрепать за разрумянившиеся щёки, ткнуть пальцем в хмурую складку на лбу и обнять так крепко, чтоб чужой аромат застрял на вдохе.

Потолок и дверные проёмы были сплошь обтянуты гирляндами из омелы.

— Ну, — наконец говорит Джун после гнетущей паузы, — за венок спасибо. Красивый.

— Я знал, что Джун-куну понравится именно такой.

Хиёри, вообще-то, в курсе, что Джуна устроил бы любой — как и любое внимание к его излишне скромной персоне. Но не так он хотел встретить его после занятий. Ох, совсем не так.

— Джун-кун, тебе не нравится, когда я к тебе прикасаюсь?

Джун дёргается, как от удара током, вскидывается и смотрит на Хиёри, вытаращив глаза.

— С чего ты взял?

— На практиках ты всегда отталкиваешь меня, — Хиёри принимается поочерёдно загибать пальцы, — а на обеде не даёшь сидеть близко. Когда гуляем, не разрешаешь брать тебя за руку, а на прошлой неделе, на общей физподготовке, вообще отказался стоять со мной в паре!

— П-потому что! — Джун втягивает голову в плечи и взгляд в пол опускает. Сразу стал похож на испуганного щенка, и Хиёри показалось, что если его сердце пропустит ещё удар, — умрёт. — Потому что так ведут себя парочки, Охии-сан.

— А мы кто?

— В смысле?!

— Мы партнёры. Мы юнит. Мы — пара, единственные друг у друга!

Хиёри шагает ему навстречу осторожно, цедит каждый шаг и вдох. Когда берёт Джуна за руку, тот дрожит, и Хиёри сжимает его крепче.

— Я хочу, чтоб Джун-кун доверял мне больше. А доверие и тесные контакты — вещи неразделимые.

— Неразделимые — да, но не... — Джун запинается, в растерянности смотрит на их руки; на то, как Хиёри перебирает его пальцы, один за другим, а потом сцепляет в замок.

— Джун-кун, — зовёт Хиёри, и Джун, когда поднимает на него затравленный взгляд, видит поднятую руку с веточкой омелы. — Какое совпадение, что у меня осталась одна неприкаянная.

Хиёри улыбается, держа Джуна крепко и делая ещё полшага — чтоб вжать спиной в стену и уж точно не дать шанса сбежать. Не в этот раз.

У Хиёри уже следы от ногтей зудят, между прочим.

— Ты дурак, да? — Джун сдаётся. — Целуй, если хочешь. Всё равно не отстанешь.

Он закрывает глаза, такой покорный и совершенно непроницаемый лицом, что Хиёри теряется. Потом замечает, как подрагивают тёмные ресницы. И по-прежнему — руки. И что ни черта Джун не спокойный, скорее, смиренный, и Хиёри от этого настолько паршиво сразу и ничего не хочется, что он роняет ветку омелы на пол, тяжко вздыхает и прижимается лбом к чужому плечу. Скулит:

— Дурак, Джун-кун, — обнимает.

Джун растерянно моргает в занавешенный бело-зелёными гирляндами потолок, хочет взъерошить кудрявый затылок, но не решается (его и так трясёт всякий раз, когда чёртов сенпай ближе пушечного выстрела); думает, что утром, наверное, получится проснуться пораньше и полюбоваться на Охии-сана подольше обычного. И что он, в отличие от него, улик на телефоне не оставляет — лишь в мыслях и за закрытыми веками.

А может, и найдёт смелость решиться уже на что-то.

Шансов ведь — целая комната.