20 Dead Of The Night PART 3 (2/2)

Так, стоп, подождите…. Джинсы?!При мысли о том, что Кюрш намекнул на то, чтобы Андре раздевал его до конца, Ольбрих едва не лишился чувств.- Джинсы? – хрипло переспросил Андре, широко раскрыв глаза. Взгляд его снова упал на торс Кюрша, и Ольбрих едва не сошел с ума от неожиданного желания потискать Ханси, пообнимать Ханси, уткнуться лицом в живот Ханси, ну и…- Сам снимай с себя джинсы, Ханси! – как можно более возмущенно сказал Андре, вскинув голову и заглянув Кюршу в глаза, которые сейчас хитренько поблескивали. Опять проказничает! Но это не смешно, не смешно совсем.- Ну, я могу их расстегнуть, но снять… — драматично вздохнув, Ханси расстегнул ширинку, а затем развел руками. – Все, на большее я неспособен. Ан, ну будь другом…Другом!!!Едва не зарычав от смеси злости, обиды, смущения и непонятной дикой страсти, вспыхнувшей где-то… где-то внизу, Андре резко сел на корточки, превозмогая боль в голове и, оскаливаясь, стыл быстро стягивать эти проклятые джинсы с Ханси.Он просто издевается надо мной. Видит мое состояние и издевается! Вот чем плох пьяный Ханси: он становится ужасным эгоистом… Кажется, теперь я понимаю, что он имел тогда ввиду, что ему необходима встряска.- Носки и трусы сам снимай, — объявил Ольбрих, и, освободив от джинсов длинные и достаточно волосатые ноги Кюрша, Ан с трудом поднялся обратно. Строго взглянув на Ханси, который по-дурацки улыбался, он подхватил его толстовку и джинсы, и вышел из ванной прочь, в блаженную прохладу комнаты.- Захвати мне чистые вещи, Ан! – крикнул ему вслед Ханси. – А трусы снимать – нелегкая задача, знаешь ли…Наверное, я сейчас просто взорвусь.Кинув вещи Кюрша на стул, Андре тяжело вздохнул и потер переносицу. Да что с ним такое? Он просто увидел Ханси, обнаженного по пояс, что в этом было такого? На пляже, в общественной бане, на футбольных матчах и во многих подобных местах Андре постоянно видел полураздетых парней и мужчин, и только один – один! – вызвал у него такой сумасшедший всплеск эмоций, поток которых Ан просто не мог удержать. А уж когда Ханси говорил про трусы… о черт, хватит!Я просто маньяк какой-то, — с ужасом думал Андре, рассеянно роясь в шкафу, в поисках чистого белья для Ханси. Из-за темноты – Ан все еще боялся включать свет из-за той женщины, — содержимое шкафа было не видно, но Ольбриху было даже не до этого. Ему вообще ни до чего не было сейчас дела, кроме как до своих чувств и до Ханси в ванной. До голого Ханси в ванной.Совершенно голого и мокрого, судя по звукам плеска.- И возвращайся поскорее, Андре, потому что мы так и не договорили!О чем? О том, как тебе понравилось мучить меня, и глядеть на мои эмоции по мере твоего раздевания? – мысленно фыркнул Ольбрих, однако даже и не думал говорить это вслух. Если он даст хоть малейший намек Ханси – и, что более важно, пьяному Ханси, — на то, что ему понравилось его тело (понравилось его раздевать), то все, только держись. Кюрш не отстанет, и, несмотря на то, что с таким Андре сталкивался впервые, он был на все сто уверен, что Ханси не сможет просто так от него отстать.На ощупь Андре вытащил из ящика футболку и трусы для Кюрша, а затем, немного помедлив (?а если он там стоит совершенно раздетый, специально ожидая меня?!?) все-таки вернулся в ванную. К счастью, Ханси вовсю уже лежал в ванне и, напевая что-то, играл с неизвестно откуда появившейся желтой резиновой уточкой. Эта картина была бы очень умилительна и прекрасна, если бы несколько не омрачалась странными мыслями Андре.Он ведь голый, голый, совсем голый… И в ванне нет даже пены! То есть, стоит мне только глянуть, и через воду я просто увижу все…Краска никак не сходила с лица Андре, и он отлично чувствовал это, когда быстро укладывал вещи Кюрша на крышку унитаза. Это дурацкое желание – ну, посмотреть через воду на Ханси, — никуда не уходило, а только усиливалось и заставляло Ольбриха чувствовать себя как никогда скованно. Ох, может, для таких случаев и придумали алкоголь?!

Зря Ханси выпил ту банку, лучше бы отдал мне!Но с другой стороны, кто знает, чем могло бы все закончиться, напейся Андре этим пивом. Ан понятия не имел, как его организм отреагирует на алкоголь: могло быть, к примеру, так, что от первых двух глотков у него снесло бы крышу, и он по поведению стал бы еще неадекватнее Кюрша, а кому оно надо?- Посиди со мной, — невинно сказал Ханси, и, пока Андре стоял, повернувшись к нему спиной, Кюрш немного вылез из ванны и прикрыл дверь. Ольбрих резко обернулся, а затем, глубоко вздохнув, попытался как можно спокойнее сказать:- Ханси, у меня голова болит.- А у меня рука! Я не смогу нормально помыться. И, заметь, ты сам настаивал, чтобы я помылся, а теперь хочешь меня бросить? – лицо Кюрша выражало безграничную жалобность и огорчение, что лишний раз действовало на нервы и на бедное чувствительное сердце Андре. Хоть ему и казалось, что насчет руки Ханси врет, но какая-то часть Ольбриха прямо-таки принуждала его плюнуть на себя и остаться. Забыть на время про головную боль… а еще, про все эти дикие чувства и ощущения. Ну, если забыть их не получится, то хотя бы вытерпеть с достоинством.Видимо, теперь лицо и самого Андре стало каким-то отстраненным, потому что Ханси, не дождавшись ответа, настороженно и, вместе с тем, как-то ласково сказал:- Но одна моя рука здорова, и я могу помассировать твою голову… ну, ее здоровую часть. Ох, мы оба такие калеки сегодня!- Потому что мы очень везучие на травмы, — покачав головой, Ан, и глядя себе под ноги, медленно уселся на коврик возле ванны. – Особенно я. Меня еще никогда не били бутылкой.Ханси как-то сразу замолчал, а потом, обняв мокрыми руками Ольбриха, тихо сказал:- Прости меня, Андре, пожалуйста. Я знаю, как тебе сейчас хреново из-за головы, и ты наверняка думаешь, что я просто ужасен из-за того, что не могу оставить тебя в покое. Но в том-то и дело: я не могу! Я хочу побыть с тобой, пока у нас появилось хоть немного времени.- И поэтому ты напился вдрызг, чтобы завтра все забыть, да? – чуть улыбнувшись, спросил Андре.- Ну, ты ведь мне напомнишь?- Я постараюсь, но… — начал было Ан, но вдруг без предупреждения Кюрш обхватил щеки Андре и, подтянув его лицо ближе к себе, смачно поцеловал его в лоб, затем в переносицу и в уголки глаз, а Ольбриху казалось, что на местах прикосновений губ Ханси к его коже, вспыхивали маленькие огоньки, разносясь по всему лицу и проникая в самое сердце, заставляя его гореть… непонятно от чего.- И об этом расскажешь, хорошо? И о том, как ты меня сейчас будешь мыть.- Думаю, это будет не очень интересно… — пробормотал Андре, нервно облизнувшись. – И я из-за тебя снова мокрый, как и тогда.- Можешь снова переодеться, я не буду возражать, — широко улыбнулся Кюрш.- Нет, спасибо, — Ольбрих, представив, как он будет снимать свою водолазку здесь, в ванной, перед раздетым Ханси…В общем, Ан едва не лишился чувств, и не столько от стеснения, сколько даже от какого-то более сильного и немного пугающего чувства, которое возникло пару минут назад, когда Андре помогал Ханси раздеться, а теперь только усилилось. Чувство… страсти, может? Или даже похоти? Последнее слово пугало Андре, поскольку его мать постоянно твердила ему, что похоть – это один из семи смертных грехов, и за любое ее проявление человек будет наказан свыше. Конечно, Ольбрих сейчас уже не верил, что потолок над ним разверзнется и с неба грянет молния, которая сразу его убьет, но страх все равно оставался, и он, — к счастью или нет, — несколько приглушил то самое сильное чувство.- Но ты так и не сказал, что будешь делать со мной из-за того, что я напроказничал, — хитро улыбнулся Ханси, удобнее устроившись в ванне и протянув Андре шампунь. – Только не надо меня топить.Так, хорошо, давайте отвлечемся.- Хорошо, не буду, — сказал Андре и надавил рукой Кюршу на макушку, заставляя парня опуститься головой в воду. Продержав немного барахтающегося Ханси секунд десять под водой для того, чтобы намочить его волосы (и небольшого для удовлетворения своей неспокойной души), Ольбрих позволил ему вынырнуть и, вылив на почерневшие волосы Кюрша немного шампуня, стал втирать его, при этом спокойно говоря, как с ребенком:- Ничего я с тобой не буду делать. Лучше сам подумай: вот кому ты сделал лучше от того, что все там сломал? Я уже не говорю про людей, покупавших и вешавших эту полку – фиг с ними, тем более, это делалось наверняка главными по этому общежитию. Но вот, та же посуда: она-то точно принадлежит студентам. Таким же бедным и несчастным студентам, как и мы! То есть, они тратились на эту посуду, а ты взял и разбил ее. И это еще не все! Эта женщина побежала искать виновных, и если мы… вернее, ты не сознаешься, то свалят вину на кого-нибудь другого. Если кто-то в общежитии есть, конечно, кроме нас… Хотя мы будем подозреваемыми номер один, потому что пришли сюда самые последние.- Хоть я сейчас весь такой пьяный эгоист, но ты вызвал у меня угрызения совести, поздравляю, — мрачно сказал Ханси после некоторых раздумий. Его голова вся была в мыльной пене, от которой шел приятный запах яблока, и Андре даже хотел снова сделать Кюршу рожки или ирокез, как тогда, но сразу же понял, что он слишком устал, чтобы дурачиться. Домыть бы быстрее Ханси и лечь в кровать – вот, о чем Ольбрих мечтал сейчас больше всего. И даже эта похоть все-таки стала забываться.- Этого я и хотел добиться, — довольно улыбнулся Андре и, взяв душ, включил воду и стал смывать шампунь с волос Кюрша. – Тебе не помешает немного подумать надсвоим поведением.- Еще добавь ?молодой человек?.- Тебе не помешает немного подумать надсвоим поведением, молодой человек.- Браво! Ну, точно моя мама, — засмеялся Ханси и хлопнул в ладоши. – Осталось только напялить на тебя старомодное платье и сделать завивку, и тогда можно будет не отличить. Хотя… нет, с твоими кудрями тебе не нужна завивка.- Не хочу платье. А с этими ужасными кудрями мне ничего не поможет, — буркнул Андре.- Чего ты сказал? – громко переспросил Ханси. — Ужасными, да? Я не ослышался? Может, ты хотел сказать ?прекрасными?? Да, наверное, все-таки ослышался. Ох, слух мой, слух, как же ты меня подводишь…- Нет, ты не ослышался.- Ослышался.- Неа.- Да, точно тебе говорю! Мои уши мне врут, я им не хочу верить. Наверное, свою роль сыграл и алкоголь, и теперь мне слышится всякий бред…- Это не бред! Мне правда не нравятся мои кудри, я с ними похож… да я даже не знаю на кого похож!- На себя, Ан, — серьезно сказал Ханси, и, вытерев воду с лица, заглянул Ольбриху в глаза. – В этом и фишка, что твои кудряшки – это то, что делает тебя тобой. Даже когда мы впервые встретились, я первым делом обратил внимание на твои кудри. Они прекрасные. И такие волшебные… В твои кудряшки можно зарыться с головой и плавать в них, плавать, и радоваться жизни, и…Пристально глядя на Ханси, Андре даже не знал, что ему и делать – засмеяться или дать Кюршу подзатыльник как компенсацию за издевательство. В итоге он схватил мочалку и, намочив ее, ткнул ей Ханси в лицо, тем самым закрыв парню рот и остановив этот поток бреда.- Сумасшедший ты, — сообщил Ольбрих, вскоре убрав мочалку и начиная хорошенько намыливать ее, держа руки с закатанными рукавами водолазки, над ванной.

- А ты мне засунул мочалку в лицо вместо благодарности, я так понимаю? – вознегодовал Кюрш, шлепнув ладонью по воде и тем самым обрызгав и себя, и Андре. Глубоко вздохнув, Ольбрих попытался успокоиться, но нанесенный урон был слишком велик: и без того мокрая водолазка теперь намочилась еще раза в три сильнее, и потому Андре озлобленно зарычал и, отложив мыло, стал с силой натирать плечи Ханси, да так, что те почти сразу же покраснели.- Ай-ай-ай, хорошо, я понял, Андре, я понял! Можно чуть-чуть помягче? – взмолился Кюрш, пытаясь ускользнуть от мочалки, которой Ольбрих, по-видимому, вознамерился содрать всю кожу с его нежных плеч.- Тогда хватит меня мочить! – прикрикнул на него Ольбрих, не останавливаясь и следуя за парнем.- Так получается! Ты – мишень, которую надо замочить… Ой, ладно-ладно, Ан!!! – поохав, Ханси облегченно вздохнул, когда Андре прекратил эту жестокость, а затем, протянув здоровую руку, осторожно погладил Ольбриха по голове, стараясь не прикасаться к области раны. – Прости, я не хотел тебя злить.- Хотел, конечно.- Немножко. Я никогда не видел тебя злым… хотя, нет, сегодня видел, когда ты разговаривал с Матиасом.- Надеюсь, что я больше не буду становиться таким же злым. Злость – это не мое, — Андре пожал плечами, и они с Ханси как-то ненадолго замолчали, думая о своем. Натерев Кюршу спину, Ольбриху волей-неволей пришлось перейти к груди – той части тела Ханси, которая его наиболее смущала… ну, не считая, конечно, того, что находится пониже живота. Но об этом Ольбрих старался не думать вовсе.Здесь он боялся тереть сильно… и боялся тереть вообще. Андре стеснялся наготы – как своей, так и чьей-то еще, но еще больше он стеснялся прикосновений к оголенному телу – опять-таки, как к своему, так и к чужому. Это было, несомненно, странно, однако, для ребенка, воспитанного такой консервативной матерью, как Рената, это было почти что нормой. Немного прикусив нижнюю губу, Ольбрих стал медленно и осторожно водить мочалкой по еще гладкой груди Ханси, старательно пытаясь избегать прикосновения к его темным соскам.

Вернее, пытался он этого избегать до того момента, как в его мозгу вдруг что-то не щелкнуло, и не появилось идиотское и навязчивое желание. Просто дотронься.И повинуясь секундному порыву, Андре дотронулся. Только мочалкой. Однако на этом останавливаться не пожелал: заметив, как Ханси дернулся, Ольбрих стал несколько настойчивее поглаживать и надавливать мочалкой на сосок Кюрша.И нет-нет, это совсем не похоть, это просто интерес. Просто интерес.Ханси быстро дышал, но молчал и просто наблюдал за движениями руки Андре, которая теперь переместилась на второй сосок. У Ольбриха, который отстранился от своей привычной реальности, пока не было желания прекращать: ему приносило какое-то удовольствие осознавать, что своими действиями он, к примеру, смог привести Кюрша в ступор и заставить вот так быстро и шумно вздыхать.Он ведь возбужден. И да-да, Диди, ты знаешь это слово, ты понимаешь, что это значит. Ханси так дышит не просто так, и поддается вперед, к тебе, тоже не просто так. Ты его возбудил, а значит, сделал нечто похотливое!Андре вздрогнул и, выпустив губку из руки, отодвинулся от ванны. Ханси глядел на него расширенными не то от удивления, не то от возбуждения глазами, но все еще молчал, а сам Ольбрих не спешил заговорить первый. Да и что тут, блин, можно было сказать?! ?Тебе понравилось, Ханси? Хочешь, продолжим? Я могу переместиться к тебе в ванну и…?.На Андре вдруг со всей ужасающей жестокостью нахлынуло понимание того, что он только что наделал, и Ольбрих, вскочив на ноги, отошел к двери. Собственные мысли и этот странный поступок напугали его так сильно, что у Андре ненадолго скрутило живот, а когда парень обернулся через плечо и снова взглянул на тяжело дышащего Кюрша, который по-прежнему ничего не говорил, то внизу живота стало приятно тянуть, а лицо покраснело до самых корней волос.Это. Дурацкое. Чувство.- В общем, домойся сам, Ханси, — промямлил Андре, когда к нему хоть чуть-чуть вернулась способность разговаривать. Но на большее этой способности не хватило и, потоптавшись на месте, Ольбрих вышел из ванной, оставив наполовину намыленного Ханси в полнейшем замешательстве. И в возбужденном состоянии.Андре решил не прикрывать дверь ванной до конца – все-таки, Кюрш был пьяный и, действительно, мало ли что там могло с ним случиться, а Ольбриху неприятностей больше не хотелось. И так за сегодняшний вечер их было много. Очень много. Так много, что Андре уже успел позабыть о приятных вещах, даже если те сегодня и случались.Хоть бы Ханси все позабыл завтра. Он ведь пьяный. Хоть бы он забыл, хоть бы он забыл…Сев на кровать, Ольбрих устало откинулся назад, прислонился спиной к стене и косо поглядел на приоткрытую дверь в ванную, откуда раздавался тихий плеск воды. Что ж, Ханси хотя бы вышел из ступора, в который его невольно ввел Андре своими действиями.Зря я ушел.И как бы Ольбриха не напугали собственные действия в виде махинаций с грудью Ханси, то эта мысль напугала его гораздо, гораздо сильнее.Конечно, в момент осознания сделанного Андре испытал жуткое смущение, но теперь, когда оно стало проходить, на смену ему пришло другое, уже знакомое Ольбриху чувство. Приятное… Отдающееся эхом между ног и внизу живота. Раньше такое чувство настораживало Андре, особенно учитывая тот факт, что и появлялось оно нечасто, а, благодаря россказням матери о грехах и демонах, Ан еще и пугался, потому что считал, что в нем поселился демон похоти или что-то вроде того. А жить с мыслью, что тобой время от времени овладевает некий демон, заставляющий при некоторых пикантных обстоятельствах (вроде запретных мыслей) испытывать эти странные ощущения ниже пояса – было не очень-то приятно.

Разумеется, в ангелов и демонов Андре прекратил верить уже несколько лет назад, но чувство напряжения его не покидало. Ему не нравились эти ощущения… раньше. А сегодня понравились. Может, потому, что впервые они были вызваны не фантазией или еще бог знает чем, а реальным человеком и, более того, достаточно близким человеком? Это было похоже не правду. И это тоже было приятно.

Поэтому Андре захотелось вернуться.Как и тогда, передтем, как впервые поцеловаться с Ханси, Андре ужасно захотелось отринуть все дурацкие материнские законы, всю свою скромность и нерешительность. Черт возьми, ему хотелось переродиться, чтобы стать другим человеком, которому незнакомы все эти качества. Который мог пойти и прямо рассказать Ханси о своих чувствах, мог уверенно поцеловать его и так же уверенно… развить их отношения дальше. Но теперешний Андре, который жил в этой реальности, стеснялся даже думать об этом.

Ну, стеснялся… но думал. Представлял. Фантазировал. Робко, нервно и осторожно, но делал это. Полутьма, царящая в комнате, только помогала. И давление между ног постепенно усиливалось.

Если я позову Ханси, он придет.Если я попрошу Ханси, то он сделает…Безумие. Такое безумие.

И какой-то частью себя Ан понимал, что еще не готов ко всему этому. О боги, как бы ему не хотелось все поменять, как бы ему не хотелось новых ощущений, он также понимал и то, что это все не должно происходить так стремительно. Необходимо сейчас сдержаться, и, так сказать, растянуть удовольствие. Не надо звать Ханси. Нельзя поддаваться минутному порыву, надо все взвесить и обдумать, чтобы потом не пожалеть.

И к тому же, Ханси настолько пьян, что на ногах-то держится с трудом. И плюс ко всему, наверняка к завтрашнему дню все забудет. Все-все.Поэтому пусть он забудет то, что Андре сделал ему чуточку приятно. Это был фальстарт, надо отменить ход, а потом попробовать снова. Позже.Сумасшедшая ночь.Андре около двадцати минут слушал плеск воды, которая вскоре переросла в журчание душа. И все было бы ничего… Если бы в какой-то момент из ванной не раздался явный стон. Он был тихим, но с открытой дверью Ольбрих услышал его просто замечательно и вздрогнул. По его телу побежали мурашки, да только не от страха, а от возбуждения. От похоти. Потому что сам стон Ханси прозвучал похотливо, Андре откуда-то знал это совершенно точно. Это был не стон боли, разочарования или чего-то еще, а именно стон похоти. Удовлетворения. То есть, пока Ан томится здесь от своих мыслей, то Кюрш терпеть собственные мысли не пожелал. И Андре, который почти ни разу в жизни таким не занимался, точно знал, что Ханси сделал, пока Ольбрих его не видит.Поэтому Ан не торопился в ванную.Но когда Ханси совершенно бодрым голосом крикнул: ?Андре, принеси мне полотенце!?, то Ольбрих вскочил с кровати моментально. Дрянная голова снова стала болезненно пульсировать, но Ан, игнорируя эту боль, схватил полотенце, висящее на дверце шкафа и без промедления зашел в ванную.- О, а я думал, что ты заснул, — широко улыбнулся Ханси. Он стоял в ванне, немного покачиваясь и прячась за цветную шторку, и по его лицу, к щекам которого прилипли черные мокрые волосы (заметно подросшие с нашего знакомства, подметил Ан), совсем не было заметно, что он только что совершал нечто запрещенное. Отогнав эту мысль, Андре протянул Кюршу однотонное красное полотенце, и спокойно, делая вид, что между ними двумя ничего такого не было, сказал:- Нет, я ждал, пока ты помоешься. И спать было нельзя, а то, мало ли, упадешь ты здесь еще, голову разобьешь…- У тебя такие позитивные мысли, Ан, — проворчал Ханси, скрываясь за шторкой и принимаясь вытираться. – Мне не хотелось бы разбивать голову.- Так вылези сюда, а не стой там, — вырвалось у Ольбриха помимо воли. Но на этом он не остановился: — Тут хотя бы коврик есть, на нем не поскользнешься. И не надо от меня скрываться, я не Андреа.Андре ошарашено замолчал, и Ханси молчал тоже, однако вытираться прекратил: Ольбрих видел его замерший силуэт. Затем, после нескольких секунд тишины из-за шторы выглянула голова Кюрша, и парень негромко переспросил:- Значит, не надо скрываться?- Не надо, — тут же смело ответил Андре, утвердительно кивнув. Больше он не краснел, да и в голове на какое-то время прекратили транслироваться идиотские мысли вроде ?Что ты такое говоришь?!? и ?Немедленно остановись, ты не можешь такое говорить!?. Все пошло к черту.

- Хорошо, — просто сказал Кюрш, и, сместив шторку в сторону, спокойно и даже не прикрываясь, перешагнул ванну и нетвердо встал на коврик.

Андре стоял, словно громом пораженный. Даже не дышал.Все его тело разом похолодело, а затем так же резко стало нагреваться, и перед глазами даже немного потемнело. О боги. Боги. Андре понятия не имел, что что-то когда-либо в его жизни сумеет заставить его чувствовать себя так. Но заставило.

Ханси.Ханси…В первое мгновение Ан просто смотрел, целиком охватывая Ханси взглядом. Смотрел даже как-то оценивающе, испытывая при этом ледяное спокойствие.Ему нравился Ханси. Ему нравилось его тело.

Андре отбросил все познания об идеальности мужского тела, которые навязывало ему это дурацкое общество и просто понял, что все это – полная чушь. Вот оно – прекрасное и идеальное мужское тело по меркам Ольбриха. Конечно, идеальное и прекрасное по-своему, но так было даже лучше. Да, Ханси точно не быть моделью для нижнего белья или еще чего-то, но и кому, к черту, это нужно, спрашивается?Андре испытывал странный восторг.

Но вместе с Андре-которому-нравилось-лицезреть-прекрасное восстала и другая его сущность. Похоть. Чертова похоть, которая портит совершенно все. И Ан не знал, как с ней бороться, просто не имел ни малейшего понятия. Мать ему только и говорила, что это грех, это плохо и этого надо избегать, но как, как? Как можно избежать чего-то, что нравится тебе настолько сильно, что пробуждает другие ощущения, гораздо более сильные и настойчивые? Ощущения, которые невольно поднимаются снизу, волнами разносясь по всему телу, заставляя его томиться в ожидании… чего-то.Однако Андре, к счастью, еще мог держать себя в руках. Что-то ему в этом помогало: может, небольшое чувство страха, может, чувство вины или стыда… В общем, эти чувства впервые оказались полезными. И они сдерживали Ольбриха от того, чтобы тот просто в наглую не начал пялиться на пах Ханси, хотя очень этого хотелось.Когда Ханси немного наклонился вперед, чтобы вытереть голову, то Андре, неожиданно для себя, подался вперед и, перехватив полотенце, сам принялся вытирать голову Кюрша.- Лучше давай я это сделаю, а то, все еще есть риск того, что ты упадешь. Не так ли? – невозмутимо поинтересовался Ан, аккуратно сжимая волосы Ханси полотенцем.- Да, наверное, так, — согласился Ханси и немного улыбнулся.Андре улыбнулся тоже, продолжая вытирать волосы Кюрша, и при этом чувствуя в себе небывалую уверенность, которая практически заставляла его сделать что-то, о чем в обычном состоянии он побоялся бы даже думать. Убрав полотенце от головы Ханси, Ан, не глядя, прижал его к бедру Кюрша.Затем, через полотенце легонько тронул тронул его пах.- Все еще болит?..Ханси судорожно вздохнул и на несколько мгновений словно бы отключился от этой реальности, судя по тому, как он замер, и как остекленели его глаза, глядящие на руку Андре, все еще придерживающую полотенце на бедре Кюрша. И... о, дерьмо.

Это было просто ужасно долгие, томительные для Ольбриха, уверенность которого растаяла почти сразу же после сделанного, несколько секунд. Андре сам себе не мог объяснить, зачем он это сделал. Черта с два, ужа сам вопрос был странным и идиотским, и его точно не следовало задавать Ханси, но еще и это прикосновение!Я не Андреа, я не Андреа…— мысленно передразнил Андре самого себя. – Я не Андреа, и не буду раздеваться перед тобой, но зато сразу буду трогать все те места, которые трогать строго-настрого запрещено! Черт!!! Придурок! Но затем Кюрш все-таки пришел в себя и, подняв голову, хрипло ответил:- Уже нет.И не успел Андре опомниться, как дальше произошло совсем неожиданное. Наверное, если бы он не пребывал в столь странном состоянии, то непременно закричал или что-то такое.Откинув полотенце, Ханси настойчивым толчком оттеснил Андре к стене и, встав к нему вплотную, положил руку Ольбриху на талию.- У тебя целебная ручка, Ан, — прошептал Кюрш, медленно поглаживая талию задыхающегося от нахлынувших эмоций Андре.Целебная ручка? Серьезно, Ханси? Ты серьезно? Чертов пьянчуга Ханси… Ты должен был меня послать, Ханси, так почему ты продолжаешь начатое?!Так тесно. Они стоят так тесно в этой душной влажной ванной, и Кюрш, совершенно голый, нависает над Ольбрихом. Андре казалось, что это все нереально. Ну не может это быть реальностью, особенно на фоне всего произошедшего за день. Это могут быть галлюцинации или сон, но не реальность. Ха, вероятно, пока Ханси мылся, то Андре просто заснул и все, и…Когда Ханси поддался бедрами вперед, прижавшись своим пахом к паху Андре, то тот едва сумел удержаться от стона, рвущегося из груди.

О, Ханси!Боже, да что это такое?! Зачем Ханси это делает?И почему это так приятно?! Сны не бывают такими приятными!- Уйди, Ханси, — испуганно сказал Андре и уперся ладонями в оголенную грудь Ханси. Кюрш не сразу, но немного отстранился, однако уйти Ольбриху он не позволил, все еще придерживая его за талию.Он еще не закончил со мной…- Поцелуй, Ан, — мягко и как ни в чем не бывало сказал Ханси, наклонившись к Андре, и тот, несмотря на всю нехватку воздуха в легких, без лишних слов и мыслей впился горячим и до безобразия страстным поцелуем в губы Кюрша. Этот поцелуй тоже был приятным, как и прикосновения Ханси, и на какое-то время он даже ослабил бдительность Ольбриха, который, успокоившись, стал просто наслаждаться происходящим.Что, впрочем, оказалось зря. Очень зря.Чертов Ханс был просто до ужаса непредсказуем, и Андре не знал, было ли это связано с тем, что он пьян… Хотя сейчас это не имело значения.Когда их поцелуй из страстного, по инициативе Ольбриха, стал медленно перерастать в просто нежный и мягкий, Ханси вдруг ловко скользнул пальцами по груди Андре и, нащупав ими его соски, принялся настойчиво сжимать и разжимать их через тонкую ткань водолазки, при этом, несильно покусывая нижнюю губу Ольбриха.И теперь Андре даже и не подумал удержаться от стона. Это было бы просто невозможно.Вместе с прикосновениями пальцев Ханси в Ольбрихе прямо-таки с гигантской силой вспыхнуло уже знакомое сумасшедшее чувство, от которого просто сносило крышу, и все и без того непонятного содержания мысли, путались и терялись. О боги. О Ханси гребаный Кюрш. Так нельзя, нельзя, нельзя…Слишком приятно.…еще.Отстранившись от губ Андре, Ханси снова провел пальцами по его соскам, затем улыбнулся и тихо спросил:- Ну как, теперь ты понимаешь меня, Ан? Хорошо тебе?- Хорошо, — с готовностью выдохнул Андре, не совсем понимая, что и говорит, и, не сводя, при этом, взгляда с хитро сощуренных глаз Кюрша.- А теперь? – поинтересовался Ханси, убрав руки и сделав небольшой шаг назад.Андре показалось, что на него будто опрокинули таз с ледяной водой, отчего он разом сдулся, как шарик. Когда Ханси ушел, то все чувство эйфории и удовольствия от происходящего резко исчезло, однако давление между ног осталось. В паху так же тянуло, но теперь это было уже не так приятно и волнующе. И разум, и все мысли вернулись к Ольбриху в этот момент, отчего он сжался и растерянно глянув на самодовольно улыбающегося Кюрша, уткнулся взглядом в пол.Он меня проучил что ли? Это же жестоко, Ханси…- Тебе чего-то хочется, Ан? – осторожно спросил Кюрш после непродолжительного молчания.Тебя.Андре вздрогнул от этой мысли – она его напугала, и, причем, немало. Боже, нет, какое еще ?тебя??! Нет, нет и еще раз нет! Это недопустимо! Нервно сглотнув, Ан заставил себя поднять голову и посмотреть на Кюрша. Взгляд того был внимательным и настороженным, однако это Ольбриху совершенно ни о чем не говорило. Ну, только о том, что, несмотря на свое пьяное состояние, Кюрш спрашивал это совершенно серьезно, без намека на насмешку. Стало быть, если все-таки ответить ?тебя?…- Ничего, — резко ответил Андре, выпрямляясь. И, кажется, это было лишним движением, потому что от него джинсы в области паха натянулись еще сильнее, отчего Ольбрих стыл испытывать еще более неприятные ощущения. В любой другой момент своей жизни Андре, наверное, просто сквозь землю бы провалился от стыда, но теперь для него было главным просто выбраться из этой идиотской и безумной ситуации, в которую попал, по сути, из-за своего же дурацкого порыва сделать что-то ненормальное.Ханси трогал его. Подумать только. Мать вашу, Ханси его трогал! И вызвал это чувство… эту похоть. Ох, Андре все эти годы был уверен, что уж такой грешок, как похоть, точно его не коснется, и на то были веские причины... Однако теперь его уверенность таяла с каждой гребаной секундой, проведенной с Кюршем здесь, в этой душной ванной.Все, надо уходить. Ан, уходи, пока вы не зашли еще дальше.Андре не двинулся с места.- По тебе не скажешь, что тебе ничего не хочется, — быстро глянув пониже пояса Андре, заметил Ханси, а затем, подняв с пола полотенце, обернул его вокруг бедер. – Но знаешь, дело твое. Я оставлю тебя в такой же растерянности, в какой и ты оставил меня. И это будет честно.Кюрш направился было в комнату, но Андре, взяв себя в руки, решил вмешаться.- Не будет, — тихо ответил Ан, заставив Ханси остановиться у выхода из ванной. – Я… Я сделал тебе… сделал тебе это не с целью привести в растерянность или еще чего-то. Просто тебе было приятно. И мне понравилось делать тебе приятно. Хоть и таким странным образом…Ханси молчал, будто бы подбирая слова, но Андре, осознав, что не желает продолжать этот разговор, который мог в итоге вылиться непонятно во что, на дрожащих ногах вернулся обратно в темную комнату. Свет включать не захотелось. Пусть будет полная темнота, она хоть немного облегчала ощущение стыда, которое испытывал Ан. Пусть темнота будет до тех пор, пока не наступит утро, когда все эти ночные страсти развеются и забудутся. Пусть…Ну, ты же понимаешь, что такое не забудется, Андре.Внизу все еще тянуло, и, казалось, это назойливое и неприятное чувство не желало никуда исчезать. Андре от этого было ужасно неуютно и гадко, но он понятия не имел, что можно сделать, чтобы это прекратилось. Наверное, ждать и терпеть. Как и всегда. Жди и терпи, Андре, вот твои две главные задачи на всю жизнь.Голова снова начала болеть.Медленно дойдя до кроватей, Андре, немного подумав, уселся на кровать Дамиана. Что ж, наверное, сегодня будет лучшим решением поспать отдельно от Ханси, чтобы не спровоцировать еще что-нибудь… Что-то, о чем оба потом пожалеют. Что-то, что испортит их отношения. Надеюсь, что Дами будет не против, если я посплю в его кровати. Лучше ему вообще не знать, что я здесь был сегодня ночью.Но когда Андре хотел было откинуть одеяло, чтобы лечь в кровать и наконец-то заснуть, закончив этот длинный, самый тяжелый и нереальный день в его жизни, то из ванной пришел Ханси, одетый уже хотя бы в трусы. Выключив свет в ванной, отчего комната окончательно погрузилась во мрак, который худо-бедно разгонялся уличным фонарями, светящимися за окном, Кюрш, все еще пошатываясь на нетвердых ногах, приблизился к Ольбриху и, потоптавшись рядом, виновато сказал:- Прости меня, Ан.И потом:- Я все понял. Обещаю, что больше такой глупости от меня ты не увидишь.Андре поднял голову, которая вновь словно потяжелела, и хотел было сказать что-то вроде ?да ладно, ничего страшного?, как Кюрш, обхватив его обеими руками за талию, поднял на ноги, а затем, повернувшись, пересадил Ольбриха на свою кровать.- Ты будешь спать со мной, Ан. Пожалуйста.- Я… — в свете оранжевого фонаря Андре увидел, как погрустнел Кюрш, и тут же поспешно сказал: — Хорошо, Ханси. Хорошо. Я буду с тобой.- Раздевайся.Андре замер, как громом пораженный. Внизу стало тянуть сильнее.Чего?- Ч-что ты сказал?..- Снимай свою водолазку, жарко же будет, — поторопил Ханси.- П-почему будет жарко? – промямлил Андре, уже начиная пугаться. Неожиданно его посетила мысль о том, что, возможно, на этом этаже никого нет, кроме них, и если Ханси решит сделать нечто… нечто плохое, то вряд ли кто-то побежит на крик Ольбриха. А Ханси ведь пьяный. Что ему там может прийти в голову?..- Ох, Андре, прекрати спрашивать, умоляю, — Кюрш тяжело вздохнул. — Хотя если тебе нравится жара, то, пожалуйста – можешь спать хоть в шубе. Ну, так что?- Мне и так неплохо.- Тогда ложись и двигайся к окну.Послушно улегшись на кровать прямо в джинсах и водолазке, Андре, как и было сказано, подвинулся к окну, освобождая Ханси место. Кюрш сразу же лег рядом и, обеими руками обняв Ольбриха, крепко прижал его к себе. Впервые за день Андре почувствовал себя хорошо и уютно.- Ты помнишь все, что сегодня произошло? – негромко спросил он у Андре, медленно поглаживая его по руке. Ольбрих почти сразу же разнежился и расслабился в объятиях Кюрша, и был готов заснуть, если бы не одно ?но?, заключавшееся кое в чем, что все еще тянуло в районе ширинки и ужасно действовало на нервы. И не только на них.- Я хотел бы это забыть, — устало пробормотал Андре. – Я ничего не понимаю.- Знаешь… Я тоже. Я совсем запутался. Все перемешалось, — признался Ханси, и речь его совсем не напоминала речь нетрезвого человека. – Но я надеюсь, что алкоголь мне поможет что-то забыть к завтрашнему дню. Но пока все еще ночь. Она еще не закончилась.- Что ты хочешь этим сказать?- То, что если есть возможность, то надо получить от нее все.- Что — все, Ханси? – уже нетерпеливо спросил Ольбрих. А в ответ получил поцелуй.

Без лишних слов Кюрш просто стал его горячо целовать, а Андре не мог, да и не хотел противиться. Зачем? Они сегодня столько натворили, что даже поцелуи, не так давно заставляющие Ольбриха сходить с ума, теперь казались уже почти привычным делом. И, несмотря на вновь поднимающуюся снизу волну возбуждения, Ольбрих подался вперед, впиваясь в губы Кюрша и лаская их своими губами, и просто пытался получать удовольствие от этого.Но сегодня, в эту безумную и ненормальную ночь, Андре казалось, что этого мало.

Ханси тоже так казалось.Рука Кюрша неспешно пробралась туда, где у Андре было самое-самое запретное место, как когда-то называла это его мать, и, целиком обхватив его, сжала.

До сегодняшнего дня Андре считал, что ему никогда не доведется испытать это чувство похоти потому, что оно для него было далеким, недосягаемым и ненужным. Андре был уверен, что девушки, с которой он будет заниматься чем-то таким похотливым и запрещенным, у него никогда не будет, а парень… ох, ну какой тут парень, о нем не было даже и мыслей.

Андре не очень-то верилось в то, что прикосновениями к собственным половым органам можно довести себя до того взрывного и до жути приятного состояния, именуемого оргазмом, как поговаривали его одноклассники, и у него были основания так считать. Однажды ему пришлось делать это, но не совсем по своей воле, а, скорее, по воле врачей: необходимо было сдать им анализы, которые потом показали, что Ольбрих бесплоден.

И вот, тот опыт был неприятен. Хоть Андре никто и не видел, так как он был совершенно один в пустой больничной комнате, он все равно чувствовал себя до ужаса неуютно и противно. Движения, которые он совершал рукой, были резкими и быстрыми, потому что Андре желал поскорее от этого отделаться, и закончилось все вяло и тускло. Никакого ?взрыва? не было. Только возросла ненависть и отвращение к самому себе. И потому с тех пор он был уверен, что все, что связано с похотью – лживо. Да, может, он и испытывал что-то новое, прикасаясь тогда к своему члену, но это было не настолько круто, даже совсем не круто, и повторять желания не было.И сегодня, в этот самый момент, когда там его коснулся Ханси, Ан разом поменял свое мнение.Это было нереально приятно.Андре громко и протяжно застонал через поцелуй, ожидая, что сейчас все снова прекратится, как и в ванной, но, как оказалось, Ханси и не думал остановиться на этом. Его рука неспешно сжималась и разжималась, а Ольбриху казалось, что между ног у него загорелось пламя, в которое Кюрш только подкидывал дров. Воздуха стало катастрофически не хватать, но Кюрш все равно целовал Андре, касаясь его губ снова и снова, позволяя Ольбриху с трудом набирать воздух в легкие, а потом, с глухими стонами, выпускать его.И это продолжалось. С каждой секундой становилось только приятнее. Рука у Ханси была сильной, но в то же время и нежной, и, даже, несмотря на настойчивость Кюрша, он массировал пах Андре достаточно аккуратно. Его пальцы через слой джинсов и трусов то и дело касались головки члена Ольбриха, затем несильно сдавливали его яички. Ан от этого просто весь дрожал и извивался, не прекращая стонать, подаваясь пахом вперед, еще ближе к Кюршу.

Безумная ночь.Ольбриху казалось, что все это длилось целую бесконечность, прежде чем последовал взрыв. Самый настоящий взрыв в его теле, не иначе. Все его мышцы в этот момент напряглись до предела, все его существо напряглось и все его чувства обострились.

А потом, уткнувшись лицом в подушку, он закричал, и вместе с криком пришло наслаждение.***Ханси молча и немного улыбаясь, глядел на Андре. Любовался. После резкого напряжения Ольбрих расслабился, и теперь его лицо в свете уличных фонарей выглядело усталым, но довольным. Даже на его губах, так старательно исцелованных Ханси, играла легкая улыбка.И у Кюрша в памяти потом надолго запечатлелось это довольное лицо Андре. Может, потому, что Ольбрих никогда не был таким довольным до сегодняшнего дня. Ханси помнил это лицо уже даже потом, после отрезвения и еще долгое-долгое время.Андре определенно вымотался, потому что застыл в одной и той же позе, и двигаться больше у него сил не было. Да и не надо. Они оба ужасно устали, и пора было уже закончить этот бесконечно длинный день, перенасыщенный событиями.Рука Ханси так и лежала между ног Андре, но он даже и не думал ее убирать. И зачем? Так было удобно. А Ольбриху еще и приятно. Перед тем, как закрыть глаза, Кюрш сонно посмотрел в окно, и то, что он за ним увидел, заставило его сердце радостно забиться.За окном неспешно кружились снежинки.- Андре, снег пошел! – счастливым шепотом оповестил Ханси, легонько потеребив плечо Ольбриха.- Это отлично, Ханси, — тихо отозвался Андре и, подвинувшись ближе к голой груди Кюрша, прижался к ней щекой.- Это прямо волшебно, Ан! У нас так редко бывает снег!- Волшебно, — согласился Ольбрих, по-прежнему не открывая глаз. – А еще, сегодня Сочельник. И я тебя с ним поздравляю…- Да, серьезно?- Определенно.- Я тоже поздравляю тебя, Анди, — восторженно сказал Ханси. – Надо же! Сочельник и снег в одну ночь!- Это замечательно. Давай спать.- Давай. Завтра проснемся, и снегом завали все, аж до нашего этажа…Андре молчал, потому что, очевидно, уже стал засыпать, а Ханси, немного замявшись, аккуратно провел рукой по волосам Ольбриха и прошептал:- Я люблю тебя, Андре.Ответа не последовало. Но это уже было и неважно, потому что и самого Кюрша сморил сон.А снег за окном все падал и падал с темного неба.