Глава 21. Бог из машины (1/1)

Кира.Трель телефона, резкая и пронзительная, словно выдернула ее из анабиоза. Кира дернулась, едва не рухнув со скрипучего венского стула, на котором когда-то сидел Векшин. Опять Векшин… Словно проклятие или пророчество.- Слушаю! – Жеглов ожидаемо опередил ее. – Да, слушаю тебя, Володя! – выдохнул он в трубку, замер. Кира не могла разобрать слова, слышала только эхо в трубке, едва уловимые нотки голоса и чувствовала, как сжимается все внутри в тугую пружину. – А, говорить не можешь, хвост за тобой? – быстро уточнил Жеглов и снова замер, слушая. – Так, они тебе назначили встречу, - он нервно глянул на часы, - между… в восемь тридцать!? Так, ты же очень резвись, по месту сориентируй. Подожди… Электричка? Метро? До конца…Сокольники?!

Он повесил трубку, молчал, глядя почему-то только на нее, хотя в кабинете были и Пасюк, и Ушивин. Кира чувствовала их взгляды.- В восемь тридцать, у хлебо-булочного склада, - проговорил Жеглов, не отводя тяжелого взгляда орехово-карих глаз.Грузовик с надписью ?Хлеб? на борту тихо фырчал мотором. Кира видела знакомую, непривычно ссутуленную фигуру Шарапова. Он подошел к грузовику, заговорил с кем-то стоящим в тени, так что лицо и фигуры было не разобрать, как вдруг с другой стороны, тоже из темноты, к нему скользнула вторая фигура – сгорбленная, держащая в руке пистолет.- Сидеть! – рявкнул Жеглов ей в самое ухо и вдавил в кожаное сиденье эмки, положив широкую ладонь на плечо. Кира дернулась, словно муха в паутине. Фигура подошла к Шарапову, ткнула в его спину дуло, и Володька послушно и медленно, словно во сне, побрел к грузовику, тяжело взгромоздился в кузов, за ним взобралась фигура с пистолетом, хлопнули двери, и ?Хлеб? тронулся от склада, стремительно набирая скорость. Их эмка ползла следом. Жеглов щурился, хотя в кабине и так было темно. Впереди показались алые огни железнодорожного переезда. Кира видела, как ?Хлеб? замер у шлагбаума, как желто горят фары приближающегося локомотива, как вдруг грузовик истошно взвыл мотором и, пробив деревянное ограждение, перед самым поездом перекатил через рельсы. Их эмка уже бессмысленно дернула вперед, взвизгнула шинами перед проносящимися мимо вагонами товарняка. Пасюк и Ушивин высыпали из машины, рванулись к переезду.- Глеб, надо же что-то делать! Ведь он же уходит, уходит! – в отчаянье кричал Ушивин.- Да-да, - механически повторил Жеглов, разглядывая сухую землю, усыпанную щепками пробитого шлагбаума, под ногами.- Глеб Георгиевич, тут рядом будка, позвонить надо, тревогу объявить, - басил Пасюк.- Да-да, позвони, - кивнул Жеглов, шаря по карманам в поисках портсигара.- Мразь… - прошелестела Кира, почти не слыша своего голоса за стуком вагонных колес. Пасюк и Ушивин замерли, будто бы услышав ее слова, уставились во все глаза.- Мразь, - повторила она, медленно, очень медленно обходя эмку и идя к Жеглову, который так и не поднял головы, - мразь, сука, волкодав! Ты его как Векшина! Потому что тебе плевать! Потому что ты через людей как через грязь перешагиваешь!Ты через всех перешагнешь! И через него! Чтобы дело сделать!- и она, рванувшись, вцепилась в жесткие кожаные отвороты на плаще Жеглова, в эту секунду желая удушить, выцарапать злые огненные глаза, причинить всю ту боль, что испытали до этого другие, все – сестренки Векшина и его мать, Груздев, Желтовская, она, Шарапов, и сотни неведомых других, смятых машиной безжалостного правосудия.- Да! – вдруг резко и зло выдохнул Жеглов, - да! Перешагну! Через тебя, через него, через них! Потому что каждый раз через себя перешагиваю! Каждый день, каждый час! Свою жизнь ставлю против ножа, пули, чтобы твои дети жили в сытости, в мире! Свою! – и с силой одернул ее руки, сжимавшие ворот плаща.Оглушенная этим криком, стуком колес, Кира отлетела назад и села прямо на пыльную землю.- Салымбеков, - тихо проговорил Жеглов, уже не глядя на нее и обращаясь к шоферу, - отвези ее домой, к чертовой матери, чтоб больше глаза мои ее не видали!Вся комната была наполнена серым тусклым светом. Нет, это не фонари за окном… Кира тяжело поднялась из-за стола, провела рукой по лицу, прошла к окну. На улице крупными белыми хлопьями валил снег. Он падал, блестя в электрическом желтом свете, на серую сухую землю, укрывал ее и город теплым белым пуховым платком. Дыхание вырвалось из груди то ли стоном, то ли всхлипом. Кира вскинула голову, зажимая себе рот рукой, чтобы соседи не слышали, и беззвучно завыла, застонала, вцепляясь пальцами в холодную спинку стула.Обернулась в поисках кувшина с водой, как вдруг взгляд упал на светлую бумажку возле двери. Шаткой походкой она прошла до двери, нагнулась, поднимая плотную бумагу, глянцевую с одной стороны, и перевернула ее. Мягкое, почти детское лицо, пухлые губы, легкие прядки, и очень серьезные глаза. Варя Синичкина смотрела не на нее – куда-то мимо, задумчиво и чуть печально.Где-то она уже видела эту фотографию. В полупустой комнате. В квартире Калмыкова – Рыжего. Холод продрал от затылка до позвоночника. Она перевернула карточку, вчитываясь на нацарапанные карандашом слова. ?21.08.2004. Юго-Западная?. Исторический жмур. Скелет в истлевшей милицейской форме. Младший сержант. Варя?!

Она вылетела на улицу и запоздало сообразила, что в такое время не то что обычные граждане – такси не ездят. Куда бежать? На Петровку? Будто у Жеглова сейчас дел мало. В мареве снежной пелены тускло сверкнули фары. Кира, отчаянно выставив вперед удостоверение, шагнула прямо на дорогу.Черная эмка затормозила, отчаянно воя клаксоном, ткнула бампером в ее ноги, едва не уронив в мокрый снег.- Сдурели?! – еще довольно не старый офицер с тускло блестящей звездой Героя, выбрался из машины, - девушка, вы чего творите?!- Товарищ… - Кира быстро глянула на его погоны и едва не присвистнула, увидев большую звезду посредине. В таком звании и сам за рулем?! Ох, как бы ей за такую выходку не пришлось на Магадан полюбоваться из подвалов самого высокого здания Москвы. - Товарищ -генерал-майор, я конфискую ваш автомобиль из государственных нужд.- Девушка, - он даже не посмотрел на удостоверение, которые Кира все еще держала на вытянутой руке, - вы с ума сошли?- Я лейтенант милиции! – Кира хотела добавить голосу жесткости, а он вместо этого дал петуха. У генерала были внимательные темно-карие глаза, очень светлые, казавшиеся белыми, волосы и уродливый широкий шрам через половину лица. Мужчина смотрел на нее удивленно, выжидающе, и Кира вдруг с отчаяньем подумала, что, может быть, он случайно посланный небом или удачей непрошенный союзник. – Послушайте, - быстро заговорила она, - послушайте, это вопрос жизни и смерти. Там может быть сейчас человек, девушка молодая погибает. Пожалуйста, мне очень надо!На длинном худом породистом лице генерала на мгновение заиграли желваки. Потом он коротко и быстро кивнул: - Давайте в машину. Куда ехать?В эмке жарко работала печка. Дворники скребли по лобовому стеклу, с трудом справляясь с крупными хлопьями. Они вырулили на Якиманку, проехали мимо Калужской площади, что сейчас еще звалась Октябрьской. Кира смотрела в окно, узнавая и не узнавая Ленинский проспект. Вот здесь будет аптека, вот здесь корчма Тарас Бульба, здесь – рвущийся в небо памятник Гагарину, нелепая коробка гостиницы Спутник, универмаг…Эмка съехала с асфальтовой дороги, затряслась на ухабах. Молчаливый офицер все больше хмурился, но пока не спрашивал, за каким лешим они вообще полезли по проселочной дороге, которую развезло от мокрого снега. Эмка тяжело тащилась по грязи, а потом вдруг совсем сбавила скорость и, тяжело урча мотором, забуксовала. Офицер надавил на газ раз, другой, и откинулся на сиденье.- Все, - сообщил он, - застряли, - и покосился на Киру своими карими, в светлых, словно опаленных огнем ресницах, глазами. – Дальше пешком.Кира механически кивнула. Он даже ничего не спросил. Просто взял и поверил ей, выскочившей на дорогу, посадил в свою машину, повез, куда она сказала, и теперь, кажется, был готов идти дальше. За ней! За совершенно чужой девицей! Чтобы спасти такую же чужую неведомую девицу.- Как вас зовут? – тихо спросила она.- Иван, - он чуть удивился, уголки губ неуверенно скользнули вверх.- Давайте попробуем толкнуть, Иван? – предложила Кира, отвечая на его улыбку.

Эмка ревела и раскачивалась. Офицер Иван, что было сил, не жалея кителя со множеством медалей и звездой Героя, налегал, толкая машину вперед. Кира поставила машину на ручник, тихонько выскользнула через пассажирскую дверь, обошла сбоку и с силой, но сдерживая удар, долбанула рукояткой ТТшки по затылку мужчины. Тот беззвучно осел в снежную грязь.- Нечего тебе там делать, Иван, - пропыхтела Кира, с трудом вволакивая бесчувственное тело на заднее сиденье. Приоткрыла окно, чтобы он не задохнулся, но и не заглушила двигатель, чтобы не закоченел. В карманах генерала были документы – паспорт и удостоверение. Из паспорта вдруг выпала на сиденье маленькая фотокарточка – юная и красивая девушка с круглым мягким лицом и огромными глубокими глазами и чуть тронутыми улыбкой губками, и серьезный, такой же молодой мужчина в красноармейской форме времен, наверное, Гражданской. "От Любы и Алексея на долгую память" - было написано на обратной стороне красивым и ровным почерком. Кира не стала открывать паспорт и удостоверение. Аккуратно убрала фотокарточку.- Тем более нечего, - пробормотала она, пряча документы в карман его шинели.Выпавший снег надежно скрыл следы, даже если они здесь и были. Кира шла едва ли не на одной интуиции, воображением ставя на своем пути то желто-зеленый заборчик, то газон с клумбой, то длинную пятиэтажку, то детскую площадку. Вскоре впереди показались крыши небольшого дачного поселка. Кира покрепче сжала пистолет замерзшей рукой и пошла осторожнее, внимательно скользя взглядом по темным окнам домов. Ее внимание привлекла нараспашку открытая калитка и чуть приоткрытая дверь. Ступеньки предательски поскрипывали под ногами. Кира перехватила пистолет двумя руками, толкнула бедром дверь, скользнула в полутьму прихожей. Пусто. Тихо и пусто, хотя... Кира прошла через прихожую, оставляя на коврике грязные мокрые следы, и почти сразу заметила уходящую вниз довольно крутую лестницу, нижние ступеньки которой были чуть подсвечены тусклым электрическим светом.Стены подвала терялись в темноте – слабого света лампочки, болтающейся на голом проводе под потолком, не хватало, чтобы высветить их. Прямо под лампочкой на стуле сидела Варя. Очень бледная, рот замотан какой-то тряпкой, руки связаны за спиной. Кира рванулась вперед, Варя протестующее замычала, из темноты шагнул Рыжий. Он был удивительно похож на себя, каким был в том, ее времени – длинное лицо, нос с горбинкой, безумные навыкате карие глаза.- Долго добиралась, - сообщил он, и прежде чем Кира успела надавить спусковой крючок, вскинул руку, в которой была зажата РГ-42. – Выстрелишь, и ей конец.- Я выстрелю, и тебя не будет, - резонно заметила Кира.- Дура! – Рыжий истерично расхохотался. – Не будет меня, не будет и тебя. Здесь. Ты еще не поняла, что это петля? Он ведь тебя нравится, да? Тот мент, у которого ты живешь. Не будет меня, не будет тебя здесь, не будет и его. Давай, стреляй!- Нафига тебе это,Рыжий? – поинтересовалась Кира. Забалтывать его можно до бесконечности. Подмоги не будет, значит надо выбирать. Стрелять, разорвать кольцо, вернуться и потерять Шарапова навсегда. Не стрелять…- Чего ты хочешь?- Не знаешь, да? – протянул он довольно, - не знаешь, как ты… твоя бабка, сука старая, моего отца засадила. А ему тогда уже 50 было. У него сердце. Он до суда не дотянул. Не знаешь. А я знаю, а ее рожу с детства запомнил, я ее рожу перед глазами видел, когда мать на кухне бухала. Я, когда всех этих девок душил, ее рожу видел. А вы, тупые ментяры, даже не доперли по архивам посмотреть. Знаешь про Стрибога? Это были его капища. Дом стоит, пустырь, а сила осталась. Он все слышал. Он все сделал. Кровь за кровь! Сюда, - он с безумной улыбкой постучал себе пальцем по виску. – Суицид прекрасный выход. Не будет тебя, буду я. Она тоже жива останется. И мент твой будет счастлив. Не с тобой, правда.

Кира сжала зубы. Милая девочка Варя. Соперница, к которой она ревновала дико, даже до сих пор. Но выстрелить… Если она выстрелит, круг разомкнется, но погибнет и Синичкина. Не так, как должна была, но погибнет. Запал горит секунды четыре. Она успеет выскочить из подвала, но не успеет отвязать Варю. Даже добежать до нее не успеет.

- Ну! – рявкнул Рыжий.Суицид – прекрасный выход. Не будет ее. Но будет жить Варя, и Шарапов будет с ней счастлив.- Ты ее не тронешь, - твердо проговорила Кира и прижала холодное дуло к виску.За спиной Рыжего что-то мягко едва слышно стукнуло. Тот нервно обернулся, и этого мгновения хватило Кире, чтобы нажать на спусковой крючок. Испуганно замычала Варя. Рыжий дернулся, хватаясь не за простреленное плечо – за кисть руки, в которой держал гранату. Мелькнуло в тусклом свете лампочки под потолком бледное лицо с длинным шрамом во всю щеку.- Граната! – заорала Кира, рванувшись вперед. Надеясь успеть. Надеясь, что Рыжему своя шкура дороже безумной мести. И в этот момент тяжело ударила об пол граната без чеки.Варя сидела мраморной статуей с расширенными от ужаса глазами. Раз. Кира еще бежала вперед. Два. Рыжий рыбкой сиганул в темноту. Три. Генерал-майор Иван рванул с пола потрепанный толстый матрас и, швырнув его прямо на гранату,вместе со стулом и Варей рухнул на пол. Четыре!Матрас подкинуло, рвануло в воздух вата и какое-то крошево, полезли из его нутра пружины. Ударило по ушам, толкнуло назад. Кира села, судорожно зажимая уши, в которых нарастал противный писк. Перед глазами все качалось вместе с чудом уцелевшей лампочкой под потолком. И вдруг ее свет загородила высокая худая фигура. Одна рука весит безвольной плетью. В другой – ее ТТ.- Я все равно выиграл, - весело скалясь, проговорил Рыжий. Писк в ушах разрезал звук выстрела. Но за мгновение до этого сбоку на Рыжего налетел Иван. Промазал! Все таки промазал! Иван, бог из машины, спаситель! Только почему так больно слева? Не вздохнуть, не шевельнуться. Почему перед глазами кружит все быстрее, и мир сжимается до размеров макового зернышка. И Кира поняла угасающим сознанием - потому что он попал….Шарапов.Я шел по чисто вымытой темной плитке, оставляя за собой следы растаявшего снега. Шел твердо, хотя в голове нарастал гул, как тогда, когда совсем рядом с нашей траншеей рванул снаряд. Левченко. Кира… С каждым шагом идти было все труднее.Передо мной вдруг возникло лицо – еще не старое, но очень усталое, с глубокими синяками под глазами, резкими морщинами в уголках рта.- Вы к больной Архаровой? – строго спросила женщина-врач. Слова застряли в горле, я сумел только кивнуть.- Операция была очень трудной, - проговорила женщина, доставая из кармана халата пачку Дели. – Кровопотеря почти критическая – это просто чудо, что у девушки и офицера оказалась такая же группа.

- Я… могу ее увидеть? – слова выходили из перехваченного спазмом горла с трудом.- Она спит, - женщина пожала плечами, -можете войти, но не долго. И наденьте халат! – словно опомнившись, велела она нетерпящим возражений тоном.В палате было светло. Белый, от выпавшего за ночь снега свет бил из окна, освещая заострившийся профиль и разметавшиеся по подушке светло-рыжие пряди. Я подошел ближе и почувствовал, что колени подгибаются. Опустился прямо на пол, ткнулся лбом в казенные пахнущие лекарствами простыни в сантиметре от ее безвольной почти прозрачной руки. Горло словно сдавила невидимая лапа, так, что дышать было невыносимо трудно. Не спас. Не уберег. Снова был не рядом, когда был нужен. Снова обманул.Рука вдруг дрогнула. Я поймал ее в свою, кажущуюся грубой неловкой клешней, ладонь, прижался губами.- Вы кто?! Вам что надо?!

Я вздрогнул. Голос был незнакомый. Ее голос и одновременно чужой. Поднял голову и увидел удивленно распахнутые глаза и грозно сведенные брови.- Вы кто? – повторила она жестко и с явным трудом, но довольно проворно двинула рукой, освобождая ее из моих пальцев.- Простите, - тихо выдохнул я. Поднялся и, пошатываясь словно пьяный, под потрясенным взглядом женщины на постели, вышел из палаты.Снег растаял. Вместо праздничного белого покрывала улицы заполнили грязные лужи. Я шел, не разбирая дороги, хватая ртом ледяной воздух. Не уберег. Потому что женщина, что лежала там, в палате, была не Кира. Не моя Кира. Колючая и ласковая. Непонятная и родная. Чьи губы целовали меня то робко, то жадно. Чьи пальцы путались в моих волосах. С кем я хотел просыпаться рядом всю оставшуюся жизнь. С кем мы так и не пошли в ЗАГС. С кем у нас уже никогда не будет детей. Это уже не она - это чужая незнакомая Архарова. Та, чье место она заняла теплым августовским утром, словно комета, появившись в моей жизни, расчертив ее ярким всполохом. И погаснув, уйдя. Куда? Наверно, назад, в свое далекое настоящее. Недостижимое для меня будущее. Ушла навсегда. Вспомнит ли она меня? Лучше бы нет - я не хочу больше причинять ей боль. Буду ли помнить я? Всегда...