Глава 16. Снова химфак и роковая ошибка (1/1)
Шарапов.Кира задышала ровнее, завернувшись в одеяло. Свое я положил сверху, дождавшись, когда она уснет. В комнате, кажется, стало еще холоднее, чем было с утра. Пора бы начинать топить печку, только купить угля…Я машинально поправил волосы. Черт! За бытовыми проблемами я пытаюсь спрятаться от куда более трудных. Кира снова втянула иголки, превратившись из колючейзаразы в одинокую, слабую и, кажется, очень несчастную.. даже не женщину – девчонку. Девчонку, что старше меня, но безумно во мне нуждается. Именно во мне, и дело не только в заботе или иллюзорной защите – и то и другое она отвергает так отчаянно, словно боитсяпринять. Дело именно во мне – таком, какой я есть. И я вдруг понял, что она, как будто сильная и решительная, куда слабее мягкой ласковой Вари. За большими серыми глазищами, за трепещущими мягкими ресницами, чуть удивленно вскинутыми бровями – за всем тонким и нежным существом Синичкиной скрывалась сила и вера. Она верит в новую счастливую жизнь, верит в людей и готова помогать, кажется, всему миру, если могла бы. А Кира… Не знаю, какое это то, новое время, в котором она родилась и выросла, оно сделало ее такой или что-то иное, но она ведь не веритникому. Она хочет довериться мне и одновременно боится, отталкивает. Вся ее резкость, циничность, холодность – все это защита не только от меня и той ситуации в которой она оказалась, но и от мира и людей. Я попытался представить, как жить вот так – никому не веря и главное, не веря в будущее, и не смог. Там, на войне, я всегда верил в то, что будет мир. И эта жизнь будет прекрасна, потому что эта жизнь без войны. У Вари внутри тепло, ровный огонь, который согревает не только ее, но и всех вокруг. У Киры – ледяной обжигающий холод. И я питаю его каждый раз, когда отступаю перед ее иголками.Не знаю, что в эту секунду было больнее – злость на себя, жалость к ней… Я потянулся к ее горячим губам, но коснулся не их, а лба, после жаропонижающего порошка ставшего чуть прохладнее. Я больше не отпущу ее. И сколько раз я обещал это – себе и ей? Пора бы уже перестать обещать. Пора понять, что Кира ждет не слов, а действий, очень их ждет и очень боится принимать, а я ее уже один раз предал.Я едва успел сделать шаг за порог кабинета, как деловитый и сосредоточенный Жеглов сообщил: - Здорово, Шарапов. Вовремя – поехали на труп.У меня в памяти еще была слишком свежа его выходка с кошельком, который он подсунул Кирпичу, поэтому я только коротко кивнул, и даже вопросов задавать не стал.Возле здания химфака медленно собиралась толпа. Два милиционера разворачивали любопытных от входа, призывая расходиться. Карета скорой стояла в стороне. Я шел за Гришей Ушивиным, что тащил на шее фотоаппарат, а на плече – штатив к нему, и уже догадывался, кого увижу там.
Шея была неестественно выгнута назад, темные кудряшки разметались по пыльному паркету. Крупные круглые очки в тяжелой оправе валялись в стороне на полу. На бледной тонкой коже особенно выделялись желто-фиолетовыесиняки. Я старался не смотреть на лицо аспирантки, но все равно видел и запавшие приоткрытые глаза, и крупные зубы за посиневшими полураспахнутыми губами. К горлу опять подкатил спазм, и я спешно уступил место Ушивину с его фотокамерой. Может к этому и возможно привыкнуть, на войне я видел и не такое, но почему-то второй уже раз вид мертвого женского тела вызывал у меня подступающую к горлу тошноту.
Кухни, куда незаметно можно было ускользнуть и нахлебаться холодной воды, здесь не было, так что я просто вдохнул поглубже, выдохнул, раз, другой, заставляя себя не смотреть на тело, к которому склонились эксперты. В проеме настежь распахнутой двери в лабораторию я заметил, как две равнодушного вида докторицы в белых халатах неспешно курили, стряхивая пепел в какое-то блюдце. У окна маячила знакомая фигура профессора. Я сцепил зубы так, что они, кажется, заметно скрипнули и хотел было войти внутрь, но меня опередил Жеглов.- А вы, значит, будете гражданин Руднев, - проговорил он, одаривая улыбкой обеих докториц: - Милые дамы, не могли бы покинуть комнату? А ну как улику важную ненароком с места сдвинете или отпечатки сотрете.- Да-да, - профессор как-то нервно повел плечами, - я обнаружил Галочку. Ее, - он заметно сглотнул, дернув кадыком, - ее труп.- Вам, гражданин, придется проехать с нами на Петровку, - решительно проговорил я, борясь с желанием схватит профессора за грудки и отволочь в Фердинанд силой.- На каком основании, товарищ милиционер, я должен ехать с вами? Это не возможно, у меня через час экзамен, потом заседание кафедры, – встрепенулся Руднев.- А на таком, что вы являетесь соучастником убийства! – выпалил я, игнорируя взгляд Жеглова, который, похоже, мысленно костерил меня на чем свет стоит. – Вчера вы ездили на дачу, в Монино, где укрываете преступника, подозреваемого в нападении на нашего сотрудника. Более того, вы предупреждали его о том, что он в розыске, а до этого Галина начала подозревать, что реагенты из вашей лаборатории пропадают не просто так.
- Да вы сумасшедший, молодой человек, - нервно фыркнул профессор, стаскивая с носа очки и потирая их кончиком пиджака.
- Володь, пойди, узнай, что там эксперты установили, - Жеглов, судя по тихому и почти угрожающему тону, с трудом сдерживался, чтоб не вытолкать меня из лаборатории. Положил руку на плечо, с недюжинной силой крутанул лицом к двери и коротко и резко прошептал: - Слышишь ты, орел, ты со своими замашками разведческими помалкивай и учись!- Да отвяжись ты! – шикнул я, стряхнув его руку с плеча, и снова повернулся к профессору. – После разговора с Галиной о пропаже реагентов, вы вышли из здания Университета, доехали до Ярославского вокзала, купили билет на электричку и доехали до станции Монино, где вышли из электрички и дошли до дачного поселка. Там, в вашем же доме вы и укрываете… - я не успел договорить, потому что заметно побледневший профессор стиснул зачем-то левый нагрудный карман пиджака и медленно опустился на стул.- Врача! – Жеглов соображал быстрее меня. Докторицы, утратив прежнее равнодушие, спешно скользнула в кабинет, склонились над обмякшим профессором и раскрыли чемоданчик с лекарствами.- Молодец, разведка, - с непередаваемой смесью презрения, издевки и злости процедил Жеглов, - угробил свидетеля своими баснями?! Да пойми же ты, наконец, балбес, что наши показания в деле чаще всего и гроша ломанного не стоят. Вы там с Архаровой вдвоем были, больше свидетелей нет, а для суда вы оба не свидетели, а пустое место!- Да ты понимаешь, что он этому Рыжему, Калмыкову, - поправил я себя торопливо, - реагенты для его отравы привез, у себя на даче его прячет, да еще и про то, что его ищут, рассказал!
- И поэтому ты решил, что это вот так, в лоб, можно вывалить, без свидетелей и улик? А криков вчера было с кошельком, про честь офицера, про закон… - с насмешкой проговорил Глеб и обернулся к докторицам, - ну что там?- Похоже на сердечный приступ, - сообщила одна, та, что была постарше, - без госпитализации не обойтись.Наша муровская бригада прижалась к стенам, пропуская врачей с носилками, на которых лежал профессор, и я, глядя на его бледное и одутловатое лицо, вдруг почувствовал не просто досаду – стыд. Стыд за то, что Жеглов снова оказался прав, а я со своими вопросами не просто впросак – едва человека не угробил.- Ну что, смерть наступила не позднее двух часов назад в результате удушения с последующим переломом шейных позвонков. Так же от тела исходит не явный, но характерный запах этилового эфира. Так же в стороне от тела, в углу коридора, обнаружена спринцовка медицинская, от которой исходит тот же запах этилового эфира, - монотонно, словно по написанному говорил один из экспертов.- Около двух часов, - Жеглов бросил взгляд на наручные часы, - выходит где-то в 6 или чуть позже. Так, Тараскин, Пасюк, дуйте вниз, ищите вахтерш, уборщиц, кого угодно, кто в это время мог в здании быть. В шесть утра народу должно мало приходить, значит, незамеченным этот Калмыков проскользнуть не мог. Одного не пойму, как слежка в Монино его прохлопала.Однако либо вахтерши и уборщицы разом ослепли, либо Рыжий знал какой-то другой путь в здание, но никто из них его не видел. С 6 до 8 в здание пришла только сама убитая Галина, позже, почти уже в 8, профессор Руднев. Едва мы успели вернуться на Петровку и войти в кабинет, как на столе у Жеглова затрезвонил телефон. Он снял трубку, выслушал, процедил сквозь зубы ?твою мать? и бросил ее на рычаг.- Ушел Рыжий от слежки, - с досадой и нескрываемой злостью процедил он, глядя почему-то на меня, - одного убил, второй в больнице в крайне тяжелом… Значит так, орлы, - он перевел взгляд на сидевших на диване Ушивина и Тараскина, - я в прокуратору за ордером на арест, и пора объявлять общегородской розыск. Хватит нам с ним в рыбалку играть. Шарапов, ты его в лицо видел?Я отрицательно покачал головой, но тут встрепенулся Тараскин: - Глеб, его секретарша университетская видела. Приметы должна помнить. Я сгоняю по-быстрому?- А вон, пусть Володя и сгоняет, - подозрительно веселым тоном заметил Жеглов, - он ведь у нас мастер вопросы задавать.Я сцепил зубы, чтобы не огрызнуться. Глеб снова был прав, я снова был дурак, потому только коротко кивнул и, крутанувшись на каблуках, торопливо вышел из кабинета, чувствуя, как предательски горят уши.
А к вечеру раздался звонок из больницы – профессор Руднев скончался.