Глава 1. Знакомство (1/1)
Шарапов.Я шел по залитой ярким летним солнцем улице, ловил запахи – пыли, выхлопных газов, свежей побелки, высыхающей от ночного дождя земли, звуки – урчание моторов, многоголосье прохожих, цокот каблучков и подкованных сапог, чириканье воробьев, и не пытался скрыть улыбки. Я очень-очень давно не был дома. Кажется, целую вечность или жизнь назад и невольно поражался тому, как изменилась Москва и одновременно осталась прежней. Но в каждом взгляде я читал то же чувство, которое поселилось во мне пасмурным майским утром, когда среди душного гула тылового госпиталя радостно и ярко, словно залп салюта, прокатилось, подхватываемое десятками хриплых и прокуренных, сорванных и звонких голосов: ?Победа!?Я не обратил внимания на глухой удар, но вздрогнул от пронзительного визга, подхваченного еще несколькими голосами и слившегося с басовитой руганью. Я почти бегом направился к собирающейся прямо посреди проезжей части толпе, заметив как в конце дороги, за поворотом скрывается серый КИМ.Сначала мне показалось, что на земле лежит пацан – широкие брюки, тонкие ноги в тяжелых потрепанных ботинках, видневшиеся из задравшихся штанин, выгоревшая на солнце рубаха, заправленная под ремень. Я присел на корточки, собираясь проверить пульс, как вдруг тонкие ледяные пальцы вцепились в мое запястье, а пацан рывком сел. На меня уставились серые удивленно распахнутые глазищи в обрамлении темных ресниц, и я запоздало сообразил, что это женщина, только худая - так что трудно сразу угадать, особенно в бесформенной одежде.- Где? – хриплым голосом проговорила она, переводя чумной взгляд от меня на собравших вокруг людей и снова на меня, - где эта колымага?!- Вам нельзя вставать, вас машина сбила! Может быть сотрясение, разрывы… - затараторила светленькая девица из толпы.- Ага, - отозвалась женщина со смесью раздражения и издевки и, вцепившись в мою руку, которую так и не отпустила, довольно проворно поднялась, покачнулась, сцепив зубы и часто сглатывая. Яспешно подхватил ее под острый локоть, но она уже стояла на ногах ровно ивсе таким же потрясенным чуть мутным взглядом обводила собравшийся вокруг народ.- В больницу ж надо! – почему-то с нотками возмущения проговорила немолодая женщина, глядя на меня, - парень, в больницу ее надо!- С мягким знаком, - буркнула в ответ женщина-пацан и, ловко выскользнув из моих рук, быстро пересекла расступившуюся толпу.
Я нашел ее почти сразу – в скверике на свежеокрашенной скамейке. Она сидела, запустив пальцы одной руки в неровно остриженные рыжие волосы, а в другой держала корочку удостоверения.- Послушайте, - начал я, решительно опускаясь на скамейку рядом с женщиной и успевая заглянуть в удостоверение. Прочел только ?Кира Ивановна? и увидел с другой стороны разворота фотографию и темно-синюю круглую печать, и тонкие пальцы решительно захлопнули красные корочки, а ладонь второй руки мгновенно скользнула на них, накрывая сверху, так что я не увидел надпись на лицевой стороне. Тут мне стало чуть понятнее, почему она одета так, словно сошла со страниц ?Республики ШКИД?, а не как все нормальные женщины – в легкие летние платья. Я не успел прочитать, к каким органам она принадлежит, но ясно было, что в руках ее удостоверение. Виденные мной девушки - милиционеры носили форменные юбки, гимнастерки и береты, и я понадеялся, что она не из милиции. Мне почему-то очень не хотелось, чтобы мы оказались коллегами.Чуть прищуренные серые глаза уставились на меня, и я невольно удивился, как неприятно изменилось лицо этой Киры. На небольших губах едва заметная ухмылка, чуть приподнятая темная бровь, и колючие глаза, словно желающие просветить меня насквозь, как рентгеном. Мне в одно мгновение расхотелось уговаривать ее идти в больницу или вести туда. В конце концов, человек с серьезными травмами не ушел бы так быстро. И тут же мне стало стыдно от подобных мыслей. Все-таки я был молодым здоровым мужиком, а она – женщиной, пусть даже со злым изучающим взглядом. Я вспомнил, что совсем недавно эти глаза смотрели по-другому – рассеяно, потрясенно, и решительно договорил: - Вам надо в больницу. Я вас провожу, пойдемте.- В психиатрическую, - предложила она с неприкрытой насмешкой, адресованной то ли мне, то ли самой себе.Я немного удивился, но терпеливо пояснил: - В обычную больницу, - и осторожно коснулся ее локтя, почти уверенный, что она одернет руку. Кира этого не сделала – шумно втянула носом воздух и, покачав головой, задумчиво проговорила: - Нет, я не пойду в больницу. Я пойду на Петровку.Кира.Кира сидела, откинув голову на мягкую спинку старого потертого дивана. В таком положении она почти не болела, а тошнота, кажется, совсем отпустила. Нога, на которую тоже пришелся удар, не напоминала о себе, если к ней не прикасаться. Зато мысли были вязкими, похожими на желатиновый кисель.
Кирой Ивановной Архаровой звали ее бабку, которую она видела не так уж часто и почти не помнила – та умерла, когда ей было лет 14. Мерзкая старая грымза – так отзывалась о ней мать. В прочем, говорила она это, когда не слышал отец. Кира помнила, что ?грымза? прослужила в МУРе едва ли не всю жизнь, что у нее никогда не было мужа, и мать уверяла, что своих детей у нее в жизни не было. Отец в ответ на Кирино любопытство немного раздражался и безапелляционно заявлял, что Кира Ивановна его родная мать. Когда бабка умерла, они с матерью поссорились так, что отец даже на пару недель ушел жить в гостиницу. Кира его понимала – мать умудрилась выбросить абсолютно все, что хоть как-то напоминало о бабке – фото, кители и даже награды – все отправилось в алчное брюхо мусорного контейнера.
И вот теперь она, Кира – эта самая ?мерзкая старая грымза?. Вернее еще не старая. Не старше ее самой. Как?! Как она оказалась в прошлом, в 1945, в послевоенной разрухе, в разгуле бандитизма, в полной… Ее замутило снова и Кира шумно вдохнула, приоткрыла глаза, думая дойти до графина на столе у окна и встретилась со встревоженным взглядом голубых глаз Шарапова. И передумала – снова прикрыла глаза.Происки Рыжего? Что за бред – он обычный съехавший маньяк, не волшебник и не какой-нибудь бог, чтобы одним ударом машины перетаскивать души из одного времени в другое. Гадать можно бесконечно, истерить – тоже. Лучше думать, как не сгинуть и еще хуже – не изгадить все будущее своей семьи – как у Брэдбери или в Назад в будущее. Ведь здесь ее знают.Когда они с Шараповым вошли в кабинет – довольно просторный и светлый, с несколькими столами и даже диваном в углу, им навстречу со стула у окна подорвался длинный чуть потертого вида мужичонка в круглых, как блюдца, очках и, глядя на Киру, расцвел в приветливой улыбке.- Кирюша, - протянул он весело и почти с нежностью, потом увидел вошедшего следом Шарапова и весело прищурился, - ты никак пополнение привела?- Пополнение само пришло и еще меня привело, - отозвалась Кира. Она заметила в углу потрепанный диван и осторожно, чтобы не тревожить задетую машиной ногу, опустилась на него. Мужичонка в ответ на ее слова фыркнул, и Кира понадеялась, что ее поведение не слишком пока расходится с манерами ?старой грымзы?.- Ее машина сбила, - встревожено пояснил Шарапов в ответ на удивленный взгляд мужичонки.- Задела, - буркнула Кира с дивана, пристраивая голову так, чтобы меньше болела, - нормально все, просто головой треснулась, - и прикрыла глаза, всем видом показывая, что продолжать разговор не собирается.Погрузившись в вязкий кисель мыслей, она краем уха улавливала, как мужичонка расспрашивает ?пополнение? о случившемся. КакШарапов отвечает, потом повисает короткая пауза и он, спохватившись, щелкает каблуками, представляясь. В тоне мужичонки тут же появились этакие вальяжные нотки, словно говорящие ?ну я-то об оперской работе все знаю, салага?, и Кира перестала их слушать.Дверь распахнулась, будто ее кто-то открыл с ноги, и по рассохшемуся паркету загрохотали быстрые уверенные шаги. Кира встрепенулась, разглядывая невысокого широкоплечего мужика в галифе и начищенных до блеска сапогах.Мужик влетел в комнату, словно резкий порыв ветра или, что больше ему подходило, словно булыжник – в окно филармонии.
- Шарапов? Здорово! Жеглов моя фамилия. Кыш со стола, отец Григорий, - он успелпожать руку немного опешившему ?пополнению? и пересечь комнату, когда их взгляды наконец-то встретились, и Кира почувствовала, что по позвоночнику бежит неприятный холодок. У Жеглова были насмешливо прищуренные, в лучиках морщин, карие глаза. Глаза опытного матерого волкодава. И она остро ощутила, что он заметит любую ее ошибку в поведении, покружит вокруг, а потом вцепится в горло и уже не отпустит. Первым желанием было закрыться, захлопнуться, спрятаться в раковину. Потом Кира поняла, что это будет еще заметнее и насторожит сильнее, чем просто ошибки в жестах или словах. И попыталась чуть расслабиться.- Кира, - проговорил он с ноткой вальяжности, в глазах волкодава появился лукавый блеск, сразу сделавший его похожим на растянувшегося на солнце сытого кота, - что же ты сегодня так тиха и неприветлива?- Стала жертвой дорожно-транспортного происшествия, - в тон ему мурлыкнула Кира, улыбаясь очаровательно и почти кокетливо.- То есть? – широкие брови Жеглова скользнули к переносице, а в голосе появились металлические нотки, и Кира поняла, что от объяснений ей не отвертеться. Благо, рыцарь Шарапов снова помог, дополнив ее ?упал, потерял сознание, очнулся – гипс? подробностями, включающими марку и цвет машины.- Так, - сухо и деловито бросил Жеглов, - Гриша, позвони Верверову из ГАИ, узнай, как дело движется. А тебе, Шарапов, первое боевое, но очень приятное поручение. Проводишь даму до больницы, потом до общежития. Завтра вы мне нужны оба – молодые, красивые и здоровые. И не спорь, - отрезал он, когда Кира открыла, было, рот.
Шарапов.Мы вышли на улицу, прошли некоторое время в молчании и я все-таки решился.
- Кира, вы..- Ты, - прервала она меня, поднимая глаза от земли, глядя устало. И я поразился, как по-разному может выглядеть эта женщина. Первый раз она предстала предо мной едва ли не перепуганной девчонкой, второй – мегерой с глазами-буравчиками. Я видел даже ее игриво-кокетливую маску, когда она говорила с Жегловым и очень напоминала молодую хитрую кошечку. А сейчас она снова была другой – очень усталой, потерянной, с глубокими синяками под глазами и морщинками, залегшими у крыльев носа. И мне почему-то подумалось, что ей гораздо больше лет, чем я решил сначала – наверняка около 30, а может и больше. А может это просто усталость и ее состояние наложили на лицо такой отпечаток. Я засомневался – стоит ли продолжать и говорить то, что собирался, но она смотрела выжидающе, и я все-таки продолжил.- Ты ведь не помнишь ничего, - меня немного смутила ее насмешливая улыбка, но я не сдался, - ты не могла найти дверь кабинета, хотя там работаешь. Ты никого из коллег не называла по имени – ни Ушивина, ни Жеглова – ты просто не помнишь, как их зовут. Вот скажи мне, где общежитие, куда мне тебя вести? – я испытующе взглянул на Киру, она моргнула, продолжая улыбаться, но уже как-то криво и скорее жалко.- Ну, хорошо, мистер Холмс, - она вздохнула, выдержав перед этим очень долгую паузу, словно раздумывала, что отвечать, - пять за наблюдательность. И какие будут твои светлые идеи? Куда мне идти? В хирургию, неврологию или психушку? – в ее голосе скользнули неприкрытые нотки раздражения, - ты хоть сам веришь, что сейчас, после войны, в больницах есть врачи по этой части, - она постучала себя по лбу согнутым пальцем и сама же ответила, - я не верю.
- И что ты тогда собираешься делать? – я удивленно вскинул брови, не ожидая такой ярой отповеди. Признаться, я был уверен, что аргумент про беспамятство – очень действенный. Что Кира со мной согласится. Я представил, как она придет в общежитие, где у нее наверняка есть какие-нибудь подруги, которые захотят с ней поговорить, как будет нервно кусать губу, как в тот момент, когда я спросил, где общежитие.И почувствовал острую жалость. Не смотря на все ее колкие слова и неприятные взгляды, передо мной стояла растерянная, упрямая женщина, которой сейчас просто некуда идти. Я почему-то знал, что она ничего не станет рассказывать Жеглову и уж тем более неведомым подругам.
- Послушай, - решился я. Хотел осторожно накрыть ладонью ее худенькое плечо, но во время спохватился, что это слишком, - я живу тут совсем не далеко. Не хоромы, конечно, но отдельные две комнаты, - я говорил, а она смотрела на меня так пристально, что я с каждым словом чувствовал себя все большим дураком.- Веди, - она пожала плечами, а я сперва даже не поверил, что так легко смог ее уговорить. И почувствовал неимоверное облегчение.