73. Сорняк (1/1)

— Странный он, — вдруг говорит Рубинарт.— Кто? — Ваэллион отзывается не сразу.— Твой дракон.— Не мой он! — тут же вспыхивает амазонка. — Что странного?— С людьми дружит, с эльфами дружит, цветочки тебе из королевского сада таскает, — монотонно перечисляет Красный дракон, демонстративно загибая пальцы. — Старших не уважает.Ваэллион тяжело вздыхает и поворачивается к Рубинарту, чтобы в следующие несколько секунд заставить его окаменеть всего одной фразой:— Кто бы говорил. — И, чуть подумав, добавляет: — Ну, кроме неуважения к старшим. Наверное. Уж не знаю, есть ли кто старше тебя…А Рубинарт, от которого она ожидала гневной ругани на тему всё того же неуважения к старшим, почему-то улыбается.— Только я не в королевском саду рвал, — уточняет он со смешком.— А в чьём? У торговки стащил? — фыркает амазонка, подмечая, что Рубинарт побледнел. Хотя, казалось, куда ещё больше-то…— Ты за мной следила?— Нет, — Ваэллион пытается не смеяться. — Что первое в голову пришло, то и сказала. Нет, погоди, это что, правда? Суровый Красный дракон стащил для кого-то цветы у торговки?— Для Миранды.Ваэллион, успевшая придумать несколько колких шуток, осекается. Трисгиль успел предупредить, что тему Миранды при красной ящерке лучше не поднимать: последствия бывают разными, чаще – не очень хорошими.А Рубинарт молчит, уставившись на растущий возле дороги сорняковый цветок.— Она не оценила, — говорит он вдруг. — Потому что срезанные цветы – мёртвые, и потому что ей они не нужны.— Она же права? — неуверенно произносит Ваэллион, коря себя за излишнее любопытство.— Права, конечно, — отвечает дракон раздражённо. — Это была идея Питера. И будь цветы от него… думаю, она бы их приняла.Такое откровение затягивает неловкий разговор в петлю. Ваэллион пытается найти хоть одну вескую причину для того, чтобы уйти прямо сейчас, но в голову не идёт ни одна мысль.Рубинарта искренне жаль, но утешение ему не требуется, тем более, от какой-то там... едва знакомой формы жизни, чудом сдружившейся с кучкой более-менее адекватных драконов.— Моей эльфийке не были нужны цветы от меня, а твоему дракону не нужна твоя любовь, — заключает Рубинарт невесело и бросает в сорняк мелкий огонёк.— Обидно, — Ваэллион пожимает плечами, — но не смертельно.Красный дракон улыбается уголками губ, когда цветок наконец догорает, оставляя после себя только крохотную горстку тёмного пепла.Ваэллион впервые думает, что тоже хочет уметь вот так просто сжигать куски собственных чувств и воспоминаний, разъедающих слезами щёки.