70. О приятных последствиях проклятий (1/1)
— Почему ты вдруг уходишь? — спрашивает Эвинн, растерянно наблюдая за тем, как клирик спешно скидывает вещи в объёмный рюкзак. — Тебя же восстановили в должности после возвращения… Кэт, почему?— Кое-что случилось, — отрезает он. — Это касается только меня, меня, ещё раз меня и, наверное, снова меня.— Уж мне-то можешь рассказать, в чём дело.— Могу, — клирик фыркает, цепляя на рюкзак связку брелоков-игрушек. — Но не хочу.— Ладно, — Эвинн поднимает руки, как будто сдавшись, но весь её вид показывает, что она всё ещё жаждет подробностей: в слегка прищуренных глазах плещется интерес напополам со страхом. — Ты уже сказал Эноху?— Нет. И я был бы безмерно благодарен, если бы это сделала ты.— Теперь это выглядит так, словно ты сбегаешь.— Так и есть, наверное, — Кэтчер снова фыркает и нервно пожимает плечами, хотя со стороны больше похоже на то, что он вздрогнул, словно от внезапного порыва ледяного ветра. — Лучше пускай меня считают сбежавшим, чем… вот это вот.Голос вдруг подводит его, последние слова звучат нездорово хрипло, и он тут же умолкает, с опасением косясь на Эвинн, которая не перестаёт щуриться. Она смотрит на него не удивлённо, но удивительно, и её взгляд, резко похолодевший, пробирает до самых костей. Эвинн наклоняет голову влево, делает мелкий шаг вперёд и протягивает руку к плечу Кэтчера.— Не трогай меня, — шипит клирик, отшатываясь.
— Кэт, — произносит фурия абсолютно ровным голосом, в котором не слышно ни эмоций, ни даже одной-единственной капельки чего-то, что делает человеческий голос человеческим. — Расскажи, что произошло.Кэтчер разочарованно вздыхает и отводит взгляд в сторону, мучительно выискивая хоть какой-то путь для побега, зная заранее, что такого пути не существует. Если Эвинн спрашивает или просит о чём-то этим бездушным, нечеловеческим, пустым голосом, уклониться от прямого ответа или солгать становится невозможно. Кэтчер подмечает где-то в голове, что это проклятие у неё такое: уметь узнавать то, что необходимо узнать.
— Хорошо, — медленно, по слогам произносит клирик, и это короткое слово звучит слишком ядовито даже для него.Кэтчер разворачивается к фурии лицом, снимает тёмно-синий жилет и начинает расстёгивать плотную чёрную рубашку. Эвинн хмурится и прикусывает губу, то ли удивившись, то ли задумавшись: на груди клирика мерцает разными оттенками алого странный рисунок. Фурия подходит ближе, разглядывая запутанный узор из множества лихо закрученных вихрей на коже. От ключиц к рёбрам расходятся тонкие горизонтальные полоски, сплетённые между собой петлями, похожими на восьмёрки.Эвинн не сразу замечает, что рисунок этот – он не на коже, а под ней, под многочисленными шрамами от огня и чужого оружия.— Это что, проклятие какое-то?— В точку, — усмехается клирик. — Называется замкнутым кругом огня. На коже рисуют узор, а потом заливают его расплавленным драконьим камнем.
Эвинн подходит ещё на несколько шагов, сокращая расстояние до интимно-близкого в такой ситуации метра. Кэтчер с трудом успевает перехватить её руку, заметив быстрое движение лишь в самый последний момент.Её обожжённые пальцы замирают в нескольких сантиметрах от его кожи.— Я же просил не трогать меня, — говорит он устало, прикрыв глаза и ослабив хватку.— Болит? — спрашивает Эвинн тихо, и её шёпот кажется болезненным шёпотом умирающего.— Нет, — Кэтчер расслабленно качает головой – влево-право, влево-вправо, как затихающий маятник, — всего лишь может убить тебя.Эвинн всегда бросается в битву с адептами Дракона первой, не боясь ни сломанных костей, ни глубоких кровоточащих ран, ни собственной смерти, поэтому каким-то там проклятием испугать её, конечно, сложно. Но в этот раз она молча кивает и отходит назад, выглядя не столько испуганной, сколько чем-то взволнованной. Кэтчер прокручивает её действия в голове: она несколько раз подряд убирает руки в карманы плаща, снова достаёт, потом мягко сжимает одну ладонь в другой и давит пальцами на свою же кожу с такой силой, словно не может контролировать свои действия, словно впервые до смерти испугалась.Он отвлекается лишь на одно кратчайшее мгновение, опустив глаза вниз, когда тянется к самой нижней пуговице на рубашке, забыв, что Эвинн хорошо умеет такие мгновения ловить.Несколько шагов вперёд получаются слишком быстрыми, и, прежде чем почувствовать спиной прикосновение тоненьких пальцев с грубой обожжённой кожей, клирик успевает только поймать тяжёлый взгляд Эвинн. Ощущение времени сразу же теряется, и ?только бы не…? - единственная фраза, которую клирик может повторять где-то в своём сознании, хоть сам в этот момент знать не знает, что же это ?только бы не…? может значить.— Я жива, — сообщает Эвинн немного неуверенно, усмехается и, утыкаясь лбом куда-то в шею клирика, сминает ворот его рубашки.— Хорошо, — медленно, по слогам произносит Кэтчер, и в этом слове отчётливо сквозит облегчение, перемешанное с радостью. — Эв, я…— Испугался, знаю. Потом обрадовался, а сейчас хочешь меня сам убить, чтобы я так больше не делала.— Нет, убить тебя будет слишком просто, — говорит он, посмеиваясь. — Я придумал для тебя наказание пострашней.— Какое?Кэтчер молчит, качает головой и пытается вообразить, каких ужасных мук напридумывала себе фурия за эти недолгие пару-тройку секунд. Он запускает руки под свитер Эвинн, почти не касается её кожи, но каким-то неведомым чувством ощущает всё её напряжение и смущение. А когда он всё-таки обнимает её, прижимая к себе так крепко и близко, что кончиками пальцев вполне может дотянуться до себя, она вздрагивает и смеётся.— Щекотно, — говорит тихо и отчего-то очень довольно.