62. Прятки (1/1)
Трисгиль идёт медленно, едва слышно, почти не дышит. Оборачивается резко, но лишь в полной уверенности, что рядом никого нет. Где-то неподалёку шуршит сухая трава, сминаемая, судя по звуку, сапожками на каблуках.
Из любителей каблуков осталась только Ваэллион.Пилигрим осторожно делает несколько шагов вперёд, стараясь не издавать звуков. Выглянув из-за угла, с лёгкой ухмылкой он зажигает в руке светлую метку и аккуратно касается пальцами оголённого плеча амазонки. Она вздрагивает и поворачивает голову.— Сволочь, — говорит шёпотом.
В ответ пилигрим только кивает. Они смотрят наверх, на магическую таблицу, где имя повелительницы ветра тут же зачёркивается белой линией: её нашли. По количеству найденных явно лидирует Трисгиль: большая часть имён перечёркнута именно белой линией. Из всех членов гильдии, участвующих сегодня в прятках, не найдены пока что четверо: Некропатолог, Морхильд и…Трисгиль ругается долго, некультурно и вслух.
Потому что последним оставшимся, помимо него, будет Валевский.Ваэллион ухмыляется и прислоняется к стене Тёмной башни, всем своим видом демонстрируя непонятное превосходство. Пилигрим вздыхает, кивает и направляется в другую сторону. Амазонка смотрит ему вслед совершенно равнодушно, но как только ассасин исчезает из поля зрения, она мрачнеет.Опять. Опять они поругаются так, что даже в одной комнате находиться не смогут.Идиоты.Некропатолог и Морхильд находятся быстро: они сидят рядом под крутым подъёмом, не пытаясь вывести друг друга из игры - сговор очевиден. Трисгиль не решается подойти ближе: Некропатолог один из немногих, у кого хорошо развита интуиция, а выходить из игры под самый конец, когда осталось меньше пяти человек, – это слишком обидно. Но и отметить найденных как-то надо…— Да кидай уже метку, — фыркает Морхильд, не поворачивая головы в сторону заметно вздрогнувшего пилигрима. Два мягко светящихся шара зажигаются в ладонях Трисгиля, и ассасины дружно жмут ему руки. — Наконец-то. Я уж думал, что до самой смерти тут сидеть будем.— А почему не отметили друг друга? Вышли бы оба.— Слишком скучно, — тянет Некропатолог. — К тому же… — он показывает тыльную сторону ладони, на которой слишком явно блестит тёмно-бордовая отметка, оставленная Морхильдом. Тот демонстрирует такую же, только огненно-рыжую. — Это не работает.— Слишком долго шатались рядом, поле восприняло вас как союзников, — Трисгиль пожимает плечами. — Ладно, пойду искать нашего… любителя воронов.Жнец и отступник переглядываются, после чего синхронно указывают на крышу Тёмной башни.— Он что, никого не искал? — недоверчиво спрашивает пилигрим, после чего взмахом руки выводит таблицу прямо перед собой. — А, нет… — несколько имён перечёркнуты тёмно-зелёными линиями. — Он хочет выбить последнего?Морхильд только сочувствующе кивает.Теперь Трисгилю больше нет смысла прятаться. К башне он не подходит – подбегает. Совершенно не заботится о том, что его легко услышать, увидеть и выбить из игры.Он не думает. Он просто поднимается наверх, не обращая на нервную дрожь в руках и учащённое биение сердца, за время игры слегка отвыкшее от нагрузки.
В голове отчётливо стучит всего одна мысль.Верхняя комната Тёмной башни, несмотря на наличие небольших окон, приветствует почти осязаемой темнотой – отвратительной и вязкой, чем-то даже смахивающей на магию...И снова думается ему о палаче.Валевский не заставляет себя ждать. Трисгиль готов поклясться, что секунду назад того здесь не было, но холодные пальцы на шее говорят об обратном. Темнота рассеивается, в тусклом зелёном свете виднеется силуэт – знакомый, отчасти ненавистный, но до боли любимый.Таблица загорается золотом, и зелёная линия быстро перечёркивает имя пилигрима.— Сволочь, — говорит Трисгиль шёпотом, припоминая, что Ваэллион сказала то же самое. Кошки-мышки, мать их… только мышкой теперь стал он. — Ты победил.— Да больно надо, — медлит. — Я надеялся, что ты окажешься быстрее.— Отпустить меня не хочешь?— Нет, — хрипло усмехается, притягивает пилигрима к себе и обнимает. — Поговорить не хочешь?— Нет, — тот лишь качает головой.Палач мрачнеет быстро, руки прячет в карманы и отходит назад, поджав губы. Взгляд опускает в пол, но не гасит до сих пор светящуюся метку в форме…Трисгиль едва не подпрыгивает, присмотревшись.Два скрещённых кинжала полнолуния.— Ты до сих пор играешь под этим знаком? — нервно усмехается пилигрим, протягивая руку к метке.— Почему нет? — Валевский поднимает голову. — Он мне нравится… и тебе тоже.— Ещё бы! — Трисгиль вытягивает руку вперёд ладонью вверх и зажигает метку. Палач вглядывается, после чего удовлетворённо кивает: два скрещённых кинжала полнолуния. Белые, из-за мягкого свечения похожие на шар. — Сам же создал.Больше Трисгиль ничего не говорит, потому что символ действительно был создан им.Но не для него.Для них.