59. Нежнее (1/1)

— Хочешь придушить – будь нежнее.Эти слова он произносит, когда пальцы Трисгиля смыкаются на его шее. Валевский усмехается сдавленно, – оно и понятно – улыбается криво и только после этого закрывает глаза и отворачивается от пилигрима настолько, насколько это возможно.Трисгиль отпускает его – не просто убирает руку и отходит, как сделал бы с любым другим человеком, нет. Он аккуратно разжимает пальцы и, придвинувшись ближе, отпускает напарника. И прижимается к нему, утыкаясь лбом то ли в плечо, то ли в стену.И неосознанно тянет руки, чтобы обнять Валевского.Эвинн, увидев это, сказала бы, что он сошёл с ума.Нет, они оба сошли с ума, и отрицать это просто-напросто глупо. Слишком многое произошло за всё это время, слишком много чувств вспыхнуло и погасло, слишком...В палаче вообще всё и всегда было ?слишком?. Он как будто был воплощением этого слова. И даже сейчас, на миг оказавшись между жизнью и смертью, он слишком спокоен.Палач молчит.— Прости.Трисгиль шепчет это слово, и ему под землю провалиться хочется. Не потому что стыдно - потому что больно. Больно осознавать то, что он вновь поддаётся своей импульсивности, вновь совершает поступки, от которых больно... не ему, конечно.

Лео.— Прости.Он повторяет это слово ещё много раз, но Валевский не спешит отвечать. Только, повернувшись, но всё так же не открывая глаз, он обнимает Трисгиля – нежно, ненавязчиво.И, кажется, совершенно не злится.Твою ж мать, Лео.Почему ты такой спокойный?— Мне нечего терять, — он этими словами бьёт как хлыстом. — Поэтому, если будешь душить - души понежнее, ладно?