Часть 6. (2/2)

...ему пришлось выломать последнюю дверь, иначе бы он просто не выжил. В реальность он выпал, поседев. Сидел, откашливая то чернильное, что успело просочиться в горло. Глядя в каменный пол. Чувствуя и слыша, как крошится его тело, стряхивая новообретенную броню.С того времени он ненавидит ощущение липкости на теле. Чернила ли, сперма ли или просто грязь... это ощущение разлагает его, возвращая в состояние паники, когда тебя убивает твоя же новообретенная тень, чтобы занять свое полноправное место в твоем теле. И хотя он давит дрожь, тело необратимо трясется. Тихо, исподтишка, гнусно сдавливая грудь страхом. И хотя Костяной дом не сломал и не сожрал его, чернила навсегда стали его проклятьем. Как и для остальных книгочеев.Горячие струи текут меж лопаток, спускаясь по изгибу спины, обмакивая плотную ткань боксеров и падая на пол с тихим шумом. Я смотрю на них, сжимая зубы. Медленно направляя струи округ. И пытаюсь не разглядывать шрамы, которые заполняют сашину спину вечной татуировкой. Я не видел еще его, обнаженного до такой степени. Позволяющего заглянуть дальше, чем следовало бы. В обычной ситуации. Сегодня мне дозволено. Но спросить, откуда они, я не осмеливаюсь. С тех самых пор, как ты не ответил на вопрос "почему ты не любишь горячее?", мне затруднительно решить, в какой области мое любопытство тебя не заденет.К тому же... если твоя способность — защита, эти шрамы ты не мог получить книгочеем. Они были получены до того, как чернила внедрились в тебя. Мне страшно думать, что ты, как и я, был жертвой насилия. Страшно представлять, что мы одинаковые. И я снова смотрю на тебя по-другому.Саша оборачивается, убирая мокрые волосы со лба.— Подай шампунь, — буднично просит он, не открывая глаз."Черт бы побрал эти склянки с чернилами... надо сказать Варваре, чтоб закаляла стекло. Сколько порталов сгорело, Рита..."Пальцы растирают его шевелюру, вспенивая шампунь. Даже без приказа... Скука.— Сними рубашку, — кивает он на грудь учителя. Тот опешивает. — Надпись оттереть, — поясняет Саша, с тоской думая, что слишком устал, чтобы что-то придумывать и доставлять тому удовольствие.Артур снимает ее через голову, решив поторопиться. Влажные пряди путаются, одна цепляется за пуговицу, и он застревает в воротнике, замерев от боли.— Опусти, — одергивает его рубашку обратно Саша и аккуратно зафиксировав прядь выше, вытаскивает ее конец. — Второй раз помогать не буду, нормально снимай.Тот, смутившись своей неловкости, тщательно дергает пуговицы из петель, обнажая торс с издевательской надписью.— Бери губку и три получше: чернила уже не свежие, — кивает Саша на оставленный на полу растворитель.

Учитель нагибается спиной к нему, и душ попадает ему на задницу. Не подумал.Саша усмехается углом рта. На лекции ему теперь не показаться в таком виде...Отлично очерченная задница. Положить бы его на козла в спортзале и выебать. Эти длинные пряди так и просят, чтобы за них держали, так, что подбородок задирается вверх, а губы сами рождают вздох.

Он выдыхает, успокаивая возбуждение образом отца. Никогда не подводит, сукин сын.К сожалению, сил сейчас хватит только добраться до кровати и строчить отчет, черт бы его побрал...* * *Саша, переодевшись в загашнике и заглянув в лазарет за медицинскими листами, уезжает на такси, не тратя больше на меня время.Высушив штаны над огненным шаром, оставленным на кафельном полу заглянувшей и едко хмыкнувшей Ритой, я возвращаюсь в аудиторию и обнаруживаю второкурсников. Предыдущая пара кончилась, и мои свинтили, радуясь отсутствию д/з. Ничего, передам его с Демьеном, пусть "радуются".Переключиться сразу не получается: пока я достаю другие материалы из папки, ладони еще помнят его холодную кожу. Когда я смывал растворитель, вкруговую двигаясь ладонью по его телу... то видел его сжатые кулаки и стиснутые зубы. Мне так хотелось вновь обнять его! Он не позволил бы, а я не посмел. В его наготе не было ничего эротического, я чуял: что-то не так, и не знал, что. Конечно, убийство персонажа всегда трагедия, и Круг не гладит за это по голове. Но все уже исправлено. Так что его глодало?Саша позволил вытереть его, но одевался уже сам. Когда я заикнулся о заживляющей мази — его лицо и руки все еще были алые — он отмахнулся. Не понимаю, зачем терпеть боль... меня раздражает любая царапина, пусть даже самая мелкая. А ты, в ожогах, пусть и наполовину исчезнувших, и растертый до красноты...Мне хотелось остаться рядом, чтобы помочь в чем-нибудь еще, но Саша выгнал меня обратно в замок:— Ты мешаешь, мне надо писать отчет. Иди.Решаю позвонить на перемене и спросить, нужна ли еще моя помощь, и только после этого, слегка успокоенный, приступаю к паре.На перемене меня отвлекает Ангелина, и звонку не суждено сбыться.— Стоять, — преграждает она путь тростью. — Почему тень сообщила, что Шелковиц мотала круги по стадиону вместо твоей пары? Где ты был в это время?Ага. Предательница. Вот и играй с ними в карты, поддаваясь.— Алиновский попросил помочь с отчетом, чтобы я написал свою часть.Поражаюсь своей наглости. Врать ректору в лицо — что играть в русскую рулетку. Но в этот раз все выходит слишком гладко: она сама запросила документ сегодня, а писанины там даже с л и ш к о м много. Так что моя "помощь" — вынужденная, как и вранье. И... черт, теперь я должен с метеоритной скоростью накатать лист о воссоздании конкретного персонажа с указанием всех его характеристик! И каким-то образом пересечься с Сашей, когда он понесет отчет. Звонок, надо-надо-надо позвонить...Треск звонка на пару, Саша не берет трубку. За-ме-ча-тельно!.. Пока студенты самостоятельно составляют символьные диаграммы по моим распечаткам, я строчу отчетс ужасным наклоном, укладываясь в сорок минут (все-таки дедлайн — животворящая вещь), и проверяю мобильник. Во входящих пусто. Моя СМС осталась без внимания. Ладно. Саша постоянно дергает меня с пар, совершенно не заботясь, что с меня взыщут за такие финты по всей строгости. Уволить не уволят (с нашей-то смертностью), но крови попьют. И не глоток, а литра два, не меньше.Артур широким шагом выходит за дверь.Если надо, буду торчать у двери Ангелины, ожидая Сашу, хоть все пары. Не хочу, чтобы меня считали лжецом. На часах 15:40...

— Что ты тут делаешь? — сухо звучит за спиной.Он нервно оборачивается.— Я... хотел передать отчетный лист №5 Александру.Ангелина выдергивает бумагу из его рук.— Я подкреплю к его отчету, можешь идти. И, к твоему сведению, это м о й кабинет, а не Александра, — толкает она дверь. За ней семенит тень с внушительной стопкой литературы.Это было неожиданно.Он растерянно стоит посреди коридора, слушая гулко стучащее сердце. Дверь кабинета приоткрывается, в щелку протискивается маска тени, и доносится ангелинино:— Что-то еще забыл?— Нет, —поспешно ретируется он.У ректора тонкое чернильное обоняние: стены ей не помеха — она может учуять чернила, по слухам, за километр. Один раз, в начале учебного года она на спор определила местонахождение студента с точностью до аудитории, хотя он находился в другом крыле замка. Проигравшим спор первокурсникам, еще не знавшим о ее способности, пришлось, скрепя сердце, скидываться на дорогущий коньяк.Дождаться Сашу здесь не получится. Он набирает его номер. Еще раз и еще. Пока не раздается голос с металлическими нотками:— Перестань звонить. Я тебе запретил.— Я... — "Как ты?", "могу я помочь?" — Артур удерживает вопросы на языке, — отдал Ангелине лист №5.— Вот как, — изменяется тон на деловой, — хотел просить, но ты сам сообразил. Спасибо.Ёкает. Почему-то в паху. Наверно, из-за его голоса, непривычно приглушенно звучащего из трубки. Или из-за небывалой вежливости. Саша явно пробует что-то новое в обращении. Намеренно или нечаянно? Хотелось бы верить, что не просто так.— Хочу немного поговорить с тобой. Загляну вечером.

Убивает. Надо проверить материал к завтрашнему дню, разобрать студенческие работы, но что это по сравнению с возможностью побыть с ним!.. Неотвратимое чувство благодарности нахлынывает на меня.— Никакой сессии, и провоцировать себя я не позволю, так что... не бойся меня, — заканчивает Саша.Я стою посреди коридора, обрызганный стыдом с головы до ног. Прости меня. Я не хотел, чтобы все так обернулось. Я не хотел пугаться тебя, но мое тело само это сделало. И мое малодушное желание расстаться... заслуживает порицания. Я хочу убежать, но убегать все равно некуда. Хочу быть твоим и, одновременно, свободным... Да что со мной?! Словно ты колючая проволока, а я запутался так, что не вылезти. Мне больно, кожу колют шипы, я не вижу выхода, я... просто хочу жить. Если между сессиями мы сможем быть нормальными людьми — я смогу остаться и любить тебя.— Буду в 20:11, у тебя будет еще пара часов в запасе после пар.

Ты знаешь мое расписание. Странное чувство — я принадлежу тебе полностью. У меня имя, данное тобой, ты держишь меня в ежовых рукавицах, но и поощрять тоже любишь. Как сейчас.Я люблю тебя. И не могу это изменить. Я от всего сердца верю, что если я буду рушиться, ты отстроишь меня заново, если будешь человечнее. Ты не только мой Хозяин. Ты мой коллега. Мой бывший ученик. Мой возлюбленный. Ты в каждой грани моей жизни, так или иначе. И я хочу... чтобы так все и оставалось. Пожалуйста, не дай мне все испортить!..Студенты корпят над диаграммами. Или усердно делают вид. Прихожу им на помощь — вызываю к доске и прошу пояснить созданные символьные связки. В голове сумбур, а в сердце — молот. Я хочу заняться с тобой любовью. Взять твое тепло и поделиться своим. Согреть тебя, чтобы ты оттаял. Позволь мне. Я обычный человек и хочу помочь тебе в беде. Пусть от меня мало прока, так возьми хотя бы мое тело. Возьми и используй!.. Если тебе станет легче, я буду счастлив, даже если ты захочешь истязать меня. Позволь стать твоим утешением.Дома я пытаюсь проверять работы, но, разбирая почерки, ловлю себя на мысли, что боюсь. Мне неловко. С того неудачного раза мы не говорили толком, а я и вовсе хотел расстаться. Что, если ты прочел все на моем лице?..Он роняет лицо в ладони.Я не гожусь для тебя. Ты не подходишь мне. Не пускаешь к себе, не позволяешь хоть немного заглянуть внутрь страстей, что кипят в твоем камне. Как мы можем быть ближе, если трогать тебя не дозволено? Я впервые сталкиваюсь с таким, ты непонятен и потому интересен. Наверное, я просто заигрался. Решил, что смогу. А теперь мой запал иссяк, порох промок, и я — дулом вниз. Лишь ненадолго твои реакции выводят меня на поверхность, но на самом деле я чувствую оструюнеобходимость избавиться от тебя. Желаю прежней жизни. Которой уже не вернуть.Неуловимое чувство присутствия заставляет поднять голову. Саша стоит напротив. В полутьме настольной лампы его лицо больше не кажется красным. Пальцы приподнимают пустой пузырек:— Последний портал из дома. Сегодня я остаюсь у тебя.Сердцем я уже рядом с ним, обнимая. Только тело не двигается, а перед глазами — забрызганный чернилами загонщик персонажей со стальными глазами. Убийца.— Пересядь, — взглядом указывает на кровать Саша и занимает освобожденный стул. Откидывается на спинку, сцепляя пальцы рук на бедрах. — Мне нужно поговорить про то, что я сегодня видел....стоящего на коленях Гоша, которого сжирала книга?..— Ты умеешь воскрешать персонажей, — смотрит он на меня в упор.— Да, — опешиваю я.

Я думал, ты знаешь. Обычно все боевые знают. Просто раньше ты лично ко мне не обращался, были другие из твоей команды. Которые если и рассказывали, то ты не придал этому значения. Хотя... наверное, ты просто хочешь разузнать об этом поподробнее.— Мог бы ты оживить персонажа своей книги?.. — нагибается к нему Саша, ставя локти на колени.— Да, конечно, — отвечает он, выпрямляясь. Боясь, что если тот еще хоть немного сократит дистанцию, он вопьется ему в губы.— Значит, если напишешь рассказ о самом себе, я получу двух собак? — улыбаясь глазами, смотрит на него Хозяин.Он теряет дар речи. Такое запрещено... тем более, что:— Персонаж быстро...—...потеряет способность держать свою форму, знаю, — перебивает Саша. — Но теоретически, если я запечатаю его на месте экслибриумом, он не сможет преобразоваться?Он, подумав, отрицательно качает головой.— Он — нет.Саша внимательно глядит на него, а потом со вздохом опирается о стол локтем.— Да, остальные.Без персонажа, даже одного, книга обезумеет и будет выплевывать других, цикл за циклом, пытаясь вернуть с их помощью беглеца. Схема Саши нерабочая, так никто, насколько я знаю, не делает.

— Ну что ж... жаль.Я думал, меня одного-то слишком много. Боялся надоесть, а ты хочешь меня-близнеца?.. Что бы ты делал с нами? Ох черт.Саша смотрит в раскрытую на столе тетрадь. Самостоятельная Шелковиц.— Глазам не верю... ошибка на ошибке.Артур следит, как серые глаза бегают по символьным коридорам.— Я думал, ты хороший учитель, — еле видимая уставшая улыбка. — Может, я плохо на тебя влияю? — отталкивается от стола руками Саша, вставая и отходя на середину комнаты. Присаживается на корточки и протягивает ему раскрытую ладонь:— Иди сюда, фьють.Артур неуклюже стукается коленями об пол, спеша к нему. Нагибая голову так, что пряди сливаются с плеч.— Хороший пес, — тихо произносит Саша, оглаживая его макушку.Тот поднимает взгляд, высовывает язык, шумно дыша по-собачьи, но умолкает, увидев смертельно уставший взгляд.— Сегодня спишь у меня в ногах. Не разговаривай, просто ложись.Он наблюдает, как тяжело, опираясь рукой на матрас, ложится Хозяин. Ничком, не раздеваясь. Неровное дыхание заполняет комнату, а он все стоит у кровати, сдерживаясь.Помочь тебе снять одежду, как днем, лечь тебе на спину, согреть теплом своего тела... позволь мне! Позволь, умоляю...Воображение прерывает резкое:— Лег, быстро.Он поспешно пристраивается на самый угол, сворачиваясь в калач. Неудобно. Он чуть вытягивает ноги вдоль Саши и старается дышать тише. Т а к близко они не были. Интересно, позволено ли ему одеяло? Хозяин не укрылся, но и ничего не велел, так что надо стиснуть зубы и постараться забыться. В крайнем случае он залезет под заправленный плед и так скоротает ночь. Черт, надо было пораньше завести будильник... работы, похоже, придется допроверять на обеде и переменах.

Он долго и осторожно ищет удобное положение и, вконец измотавшись, падает в рваный сон.Два часа ночи. На кухне горит свет, и Саша рассеянным взглядом поглощает ночь за окном. Чай, который он осторожно пьет с ложечки, совершенно не греет, он смертельно замерз. Дежуривший в лазарете Твиринов предупредил, что будут побочки от медицинских листов. "Твоей коже сейчас нужно как можно больше холода, чтобы восстановиться. Так что... могу только дать снотворное". Он оставил его дома, уверенный, что рухнет без задних ног. Заснул, едва коснувшись лбом матраса, а пес даже не укрыл... Впрочем, сам виноват. Собаки не укрывают хозяев. Он подпирает пальцами лоб, прикрыв глаза.Огонь.

Всполохи.

Жар, сжимающий тело.

Он кричал, потому что раскалившийся камень начал спекаться с кожей. И его обуглившиеся кости складывались в стены Костяного дома...

На лучевой кости, вплетаемой в его бедро, он проснулся. Давно ему не снились кошмары.

Он дремлет над кружкой, уперев лоб в ее кромку. Вспоминая рассеивающиеся подробности, пока не слышит едва слышимый поворот замка. Сон слетает с него, он мгновенно разворачивается всем корпусом к входной двери.Помятый пес открывает замок и уже готовится переступить дверь, как рука, легшая на косяк, преграждает ему путь.— Что ты там забыл?.. — Саша осекается: учитель просто продолжает попытки выйти. Взгляд бессмысленно прям.Саша выдыхает, чуть прикрыв веки. "Да ты шутишь".— Пойдем, — чуть толкает он его в грудь ладонью, заставив отступить внутрь квартиры.Перехват за запястье — и Саша удивленно смотрит, пока инерция рефлексов затмевает разум: он перехватывает руку Артура, мгновенно покрывая камнем зажатое запястье, чтобы предотвратить перелом: чертов учитель в бессознанке похож на клещи.Он пробует отдернуть руку, но пальцы не разжимаются, и Саша только уворачивается грудью от навалившегося по инерции лунатика, пропуская его на пол, выворачивая себе руку.— АРТУР! Черт...Он закрывает глаза лишь на миг, чтобы решиться — и, гася желание ему врезать, садится сверху, разворачивая его с бока на спину.— Твою же мать...В полутьме коридора он глядит в пустой взгляд, морщась от давления на запястье.Что делать?..Орать бесполезно.

Бить — тоже. Не столько бесполезно, сколько опасно. Для обоих. Артура это выбьет в окончательную депрессию, а он себе не простит.Он же не раздевался. Извернувшись, Саша лезет в правый задний карман штанов левой рукой. Извлекает медицинский охлаждающий лист (взял несколько штук на пару дней) и лепит на вцепившуюся руку учителя.Вряд ли это как-то поможет, но хоть что-то. Еще один — в рот. В ступоре он смотрит, как Артур машинально начинает жевать.

— С тобой не соскучишься, — роняет он вздох, не сразу понимая, что давление пальцев ослабло.Его запястье отпускают, и учитель рефлекторно хочет сесть, закашливаясь: бумага застряла в горле. Саша подается назад, позволяя ему свободу действий. Опираясь на отозвавшееся болью запястье и не убирая броню.— Артур, — негромко зовет он, когда тот затихает.Измятый лист выпадает сам. Учитель смотрит вперед, замерев с ладонью, поднесенной ко рту. Лучше не трогать его.

Движение — и Саша вскакивает вслед за лунатиком.— Иди спать, — вырывается у него, и он неожиданно понимает, что за сосущее чувство мерзко свернулось в предсердии: он беспомощен и не знает, что делать.Круглыми глазами Саша провожает его до ванной, в которой тот укладывается, не включая свет.Отдохнул, называется. Оказывается, садить пса на цепь было хорошей идеей. Он растерянно взъерошивает опаленные волосы пятерней. Ему что теперь, сторожить его? Что за безумная смена ролей?..Подумав, он направляется в спальню и ворошит многочисленные стопки на столе. Не найдя искомое, выдвигает верхний ящик тумбочки рядом и находит прозрачную папку с листами. Вынимает один, рассматривая структуру листа. Да, это для знаков. Можно закрыть входную дверь окаменением. Опять же — смотрит он в проем двери — лист можно сорвать...

Он подхватывает с кровати одеяло и аккуратно накрывает спящего в ванной. По привычке берет ручку двери, чтобы закрыть ее с той стороны, и его озаряет.

Чуть сдвинув тетради на столе, освобождая себе свободный островок, он со смешком чертит свой знак на листе. И закрывает ванную окаменевшей заплатой.Это похоже на игру.

* * *Темно. Мышцы ноют, пока он делает попытку разогнуть затекшую руку. Слыша шорох упавшего за спину одеяла. Босые ноги замерзли. Он моргает несколько раз, садясь. Делает вращения рукой, морщась от боли. Делает попытку спустить ноги, но они упираются в барьер.Что?..Ладони кладутся на прохладную эмаль. Он закатывает глаза, убирая спутанные пряди, упавшие на лицо. Неужели напился вчера так, что заснул в ванне?..

С трудом выбравшись из нее и ушибив лодыжку по пути, он проворачивает ручку двери. Не поддается. Он сдувает мешающуюся прядь, на ощупь находя щеколду и обнаруживая ее незапертой. В недоумении он снова дергает дверь, морща лоб.В легкой панике стучит в дверь. Отчаянно дергает ручку, толкая плечом, пока полотенце, свалившееся с дверного крючка, не накрывает его.— Черт! — вырывается у него, пока он со злостью срывает полотенце.Саша.Ладонь замирает на ручке. Он судорожно вспоминает, что не один дома. Тогда что за шутки?! Некоторое время он с колотящимся сердцем пытается убедить себя, что это не очередная сессия, и он не заперт по прихоти Хозяина. А затем неловко произносит в темноту, лезущую в рот:— Саша.Пусть я лучше получу по заднице, но выберусь отсюда.— САША!Он в очередной раз заносит кулак для стука и миг спустя выпадает из ванной, поскальзываясь от неожиданности. И не сразу сознавая, что упасть ему не дала вовремя выставленная вперед ладонь.— Выспался? Посмотри на меня, — слышит он, пока спешно пытается убрать пряди с лица.Взгляд учителя недоумевающий, но сконцентрированный. Уже хорошо.

— Ты помнишь, что было?— В смысле?..Саша на миг опускает взгляд со вздохом, чтобы собраться. Потом глядит прямо ему в глаза:— Ты лунатил. Мне пришлось запереть тебя, чтобы самому поспать. И хочу сообщить, — поднимает он правое запястье, на котором, несмотря на броню, расцветает синяк, — за это ты еще ответишь.

Это я?!..

— Во сколько твои пары?Саша встречает потерянный взгляд: Артур нахмуривается, машинально убирая пряди, упавшие на грудь, за спину.— 10:40.— Успеешь, — сверяется с наручными часами Саша, — сейчас 8:12.Учитель следит, как он потирает лоб. На синяк, словно браслетом охватывающий запястье.— У меня выходной, я остаюсь у тебя, — смотрит вдаль, в его комнату, Саша. — Не откажешь, полагаю?Артур мотает головой, кладя ладонь за живот: судорожные спазмы напоминают, что он забыл поужинать.— Завари чай, давай поедим, — разворачивается на кухню Саша, чувствуя звон в ушах.

Скорей бы тот ушел на работу — выспаться нормально... Он всегда спит очень чутко (спасибо отцу, из-за которого он всегда был настороже), так что с этим ходячим бедствием отдохнуть ему не светит.