Часть 6. (1/2)
Желание расстаться колеблется. Пока я далеко, мысли приходят в покой, и кажется, все не так плохо. Я бы хотел с ним поговорить. Не дома, чтобы не провоцировать ни себя, ни его, а где-нибудь еще. Посидеть в кафе, раз в бар путь заказан. Так хочется просто поговорить...Приступы сентиментальности одолевают все сильнее, и я третий день тушу их просмотром мелодрам, обложившись мисками с соленым и карамельным попкорном и миксуя вкусы. Омерзения к актрисам я не испытываю. Мир кино — нейтральный для моей психики; кардинально другая, безопасная реальность по ту сторону экрана. Поэтому я с легкостью смотрю обычные фильмы, не пририсовывая каждой особе женского пола член под юбкой, чтобы не тошнило. Если б я это делал, то точно нуждался бы в помощи врача. Только уже не психолога, а психиатра.Могли ли мы быть другими?..Рука застывает у рта с поднесенным попкорном.Не могу себе представить, как мы гуляем... как ты просто разговариваешь, делишься новостями, смотришь мне в глаза и улыбаешься... Край несбыточного, никак не перестану сравнивать тебя с Димой. Но ты не изменишься. И меня, если я останусь, прикуют к будке, и я тоскливо буду думать о том, как все могло бы быть. Выдержу ли я? Выдержишь ли ты, когда мне будет плохо... хотя тебе легче, я всего лишь собака, которую можно отстегать ремнем за непослушание. Я нижний, мне положено быть у твоих ног, а быть равным — не позволено.Приступы паники почти не одолевают — пока я в своей норе, я в безопасности. Научился хвататься за член всякий раз, как в голове всплывает сцена "А ну глотай, сука". И хотя я с большим удовольствием покурил бы, пока это невозможно. На неделе пришла мысль попробовать кальян, но я сразу отмел эту идею: не хочу, чтобы у Саши был лишний повод наказать меня: за отказ сосать я уже получил. Надпись до сих пор на моем животе и не стирается, сколько бы я ни тер губкой. Ее не взял даже растворитель. Что за адский состав у этого маркера? Пришлось перемерить все рубашки и отложить две штуки, потому что сквозь них просвечивало "ССАРЬ"...Есть подозрение, что он пропитал маркер своими чернилами, и если так... тогда я вообще не в курсе, как от них избавиться. Неплохо бы разузнать, потому что если я уйду от него, при новых знакомствах неизбежно будут возникать вопросы.Иногда дома посреди очередного разбора методички нападает апатия, и я просто лежу лицом в матрас, прокручивая эпизоды с Сашей, которые никогда не станут явью, если все будет кончено. Например, когда я снова его поцелую... этого мне, похоже, не дождаться. Хозяин иронично тверд в этом вопросе. Член я уже получил, хоть и не успел ощутить удовольствие от процесса. Касаться губ, тела совсем другое... обнимать, следовать ладонями по рельефу мышц, прижимать к себе, сливая температуры тел в одну — так просто, но у нас этого нет.Если я попрошу об этом не как нижний, а как обычный человек, дашь ли ты мне это? Или я обязательно должен буду что-то взамен? Стоит попробовать. Хождение у пропасти почему-то придает храбрости: я безрассуден в стремлении к разрыву, и меня больше не трогает, смогу ли я сделать хуже. Однодневный секс или кропотливое выстраивание отношений, не имеющих будущего? Кажется, ответ очевиден. Лучше простая жизнь без заморочек, и... быть тенью самого себя до самого конца? Нет, так, по крайней мере, я чья-то собака, а не шваль... Отчего-то мой разгульный образ жизни вовсе не казался мне таковым, пока я не встретил Сашу. Может, он видел меня с кем-то?.. Иначе откуда такая решимость при знакомстве, что я соглашусь?...неужели видел с Димой? Он очень редко заходил за мной после работы в институт. На улице мы вели себя как приятели и заподозрить нас в чем-то было практически невозможно, если не смотреть прямо в глаза... Где же я прокололся? Может, в баре?Холод просачивается в кожу....ничего не помню. Проклятое спиртное. Не мог же я с ним переспать!.. Черт, это совсем не в стиле Саши — мотаться по таким местам, верно? В любом случае, этого не может быть: мои мозги не настолько были проспиртованы, чтобы не запомнить такого...До субботы еще три дня. До 00:00. На всякий случай я неловко спрашиваю у Саши, когда встречаю его в коридоре замка, полночь — конец пятницы или самой субботы?.. На меня смотрят, как на идиота, после чего сообщают, что полночь — начало нового дня, а значит, "можешь считать, что конец пятницы". Пусть это было унизительно, но лучше уточнить, чем огрести по полной в случае промаха.
До сих пор временные цифры сессий были нечетными, почему 00:00? С таким фетишем на неровные промежутки полночь кажется странным выбором, и... сессия ночью? Мелькает мысль, что я усну, но тут же срезается осознанием: мне н е д а д у т. То, что Саша уже почти отымел меня в рот, оставляет надежды на большее.После такого сдвига я думал, Хозяин даст мне перерыв, но крупно просчитался. Может, и к лучшему. Чем регулярнее будут наши сессии, тем скорее мозг поймет, действительно ли я не могу без БДСМ или мне нужен только Саша.Библиотечный замок огромен, и встречаемся мы крайне редко. Домой ко мне он больше не заходит, но я даже рад этому: дрочке удобнее предаваться в одиночестве, а сейчас она нужна как никогда. Заменить страдание сексом — как я мог забыть о такой потрясающей терапии? Не далее, как три месяца назад она неплохо помогала не скатываться в окончательную депрессию, и сейчас я потихоньку надеюсь вернуться в русло. Пусть даже на повестке дня повис вопрос, расстанемся ли мы, без него я чувствую себя н о р м а л ь н о.
Ровно до того момента, как вижу входящего в аудиторию во время пары Сашу.
Он не сразу узнает его: челка неровно топорщится в разные стороны, значительно уменьшившись в размере. Неравномерно покрасневшее лицо, выражающее только крайнее раздражение. На плечах — закрепленный наскоро на одном плече плащ тяжелого густо-чернильного цвета, скрывающий тело, однако его длины не хватает, чтобы скрыть штаны и ботинки, с которых медленно натекает на пол кровь. Фиолетовая кровь.Первокурсники раскрывают рты, и в следующий миг стоит такой гвалт, что он не слышит голоса Саши. Морщась от звуковой волны, тот хмуро протягивает ему прозрачный пакетик со склизким фиолетовым. Пальцы — в грубой застывшей чернильной корке. Плащ чуть раскрывается при этом, и Артур видит смердящий поток чернил, наискось текущий через серую водолазку. Губы беззвучно двигаются, Артур с трудом пытается различить слова до громогласного:— А ну СМОЛКЛИ!Мгновенную тишину разрубает стук трости, и в аудиторию входит, хромая, Ангелина Евгеньевна.— Артур, научись уже орать на своих охламонов.Она отбирает у него пакетик и поворачивается к взбудораженным студентам:— Сегодня у нас внеплановое воссоздание персонажа. Группа Алиновского любезно предоставила нам его чернила.Приехали.— Кто это? — кивает Артур на пакетик.— Гош из Дивова, — смотрит на него Саша, — "Молодые и сильные выживут" знаешь? — он опускает момент, что без помощи библиотекаря, быстро нашедшего по описанию дубликат книги, сам никогда бы не узнал в этом потрепанном ковбое героя современной фантастики. Не его срез литературы: пришлось подменять Снежану с Женей, неудачно загремевших в лазарет после попойки.
Артур качает головой:— В любом случае мне нужны абзацы с его характеристикой, иначе я сварганю среднестатистического персонажа, которого книга отвергнет.— Ну почитай, — Саша с усмешкой стягивает поясные кожаные ремни с клацающей книги и протягивает ее в каменной ладони. Артур невольно делает шаг назад.— Дубликат тени принесут, — вздыхает ректор, тяжело опираясь на трость.С низа штанов Саши капает. Ботинки забрызганы. Артур силится заткнуть мысль о чудовищной жестокости убийства персонажа, если загонщик, по-видимому, стоял в луже чернил. И плащ накинут, чтобы скрыть все остальное.Отвратительная работа. По сути мы убиваем людей, пусть и являющихся плодом фантазии. Интересно, что бы на это сказали в обычном суде...
Темная тряпка елозит по полу, впитывая чернила. Хорошо, что у нас нет злых уборщиц — тени безмолвно затрут чернила, даже не задумываясь, что состоят из той же субстанции. Шепотки носятся по аудитории. Саша поводит плечами. Этот плащ бесит его, и это видно. Но у теней приказ беречь нежную психику перваков. Никто бы его не пустил в изначальном виде. Видимо, поймали у главного входа.
Я хочу раздеть его. Отмыть в горячих струях душа, оглаживая водой усталое тело...Из мыслей его выбивает книга, протянутая тенью в остроконечной круглой маске. Он пролистывает фронтиспис с титулом, вчитываясь в первые абзацы и с облегчением видя описание в первой же главе.— Основное, — произносит он, отвлекаясь и поднимая взгляд на первокурсников, — это облик и характер. Если когда-нибудь будете на моих углубленных курсах по воссозданию персонажей, я более подробно объясню вам механизм. Однако усердие вам в данном аспекте не поможет: здесь нужна восприимчивость.Он замечает краем глаза заинтересованный взгляд Саши, и нервная радость рушится на него: пусть он гражданский, пусть его почти никогда не порталят на место событий, зато он наделен редким даром — спасать. Спасать чернильное месиво и делать его кем-то. Манипулирование теневыми эманациями при создании порталов в чем-то схоже, но разница в результате — колоссальна. Эманация позволяет перемещаться в пространстве к носителю чернил. Магия же его "крови" позволяет творить из ничего нечто — живое, дышащее, со своими мыслями и чувствами.Артур достает из кармана напальчник-коготь, легонько проводит по подушечкам пальцев и тянет выступившие чернила лентами, кидая концы на пол:— Из моей основы я слеплю куклу, — кидает он взгляд в текст книги, заботливо поддерживаемой тенью. — "Одет он был словно только что из салона "Мальборо-классик": брюки, куртка, сапоги-"казаки"...Чернила тянутся, выстраивая образ сидящей на корточках мужской фигуры, оплетая словесный каркас.— Он не любил насилие, был на редкость умен, храбр, но порой мог полезть на рожон...Чернильные нити начинают сплетать лицо.— И в заключение, — открывает маг пакетик с чернилами, — нужно соединить его сущность с моей чернильной.Струйка из пакетика с легким бульканьем поглощается макушкой чернильного мужчины; сквозь гладкое лицо проступает щетина, вылепляется скособоченный нос и неприветливое выражение лица. Бывший голем неуклюже взмахивает руками, падая с корточек на пол. Поднимается, отряхиваясь скорее по привычке, чем надобности, и оглядывается на вскочивших студентов:— Где...Книга, клацнувшая его затылок, обрывает его: шагнувший неслышно сзади Саша давит на переплет, заставляя тот усердней глотать персонажа. Крики того быстро затихают, когда переплет поглощает голову. Лиля зажимает рот ладонью, подавляя нервный стон. Шок остальных съедает аудиторию душным пологом.— Не жалейте его, — негромко произносит Саша, отрываясь от привычного зрелища. — Повторно созданный, персонаж начнет острее реагировать на нашу реальность и, если его не воссоединить со своей книгой, начинает мутировать куда быстрее.Он отходит, спокойно глядя, как творение Дивова утробно рыкает, вцепляясь в торчащую икру персонажа с удвоенным чавканьем, пока, наконец, чернильная кукла не исчезает в нем полностью.— Абзац, — притворно-бодро изрекает Инга, вставшая из-за парты и подошедшая поближе, облокотившись о Лилю.Артур ловит на себе взгляд последней: ошарашенный, с искрами неудержимого удивления. Не ожидала такого? Не привыкла, как и все они. Сколько еще такого им придется пережить? Дурной мир.Саша приседает, распахивая плащ, закатывая рукав и одним хлопком запечатывает книгу намертво. Щит экслибриума плавно загорается по контуру, оставляя после себя слабое свечение, и Саша встает с усилием: без намека на довольство, равнодушным взглядом провожая книгу, отданную тенью Ангелине. Пришлось убить персонажа.— Отчет нацарапаешь сегодня? — смотрит на боевого мага ректор.
— К восьми вечера, — роняет тот, поводя плечами, ощущая, как липнут пропитавшие ткань чернила к телу.
Другая тень уже оперативно замывает чернильные пятна, косясь на стоящего рядом Сашу — мешает.— Жду, — льет портал на пол Ангелина, чтобы не хромать этаж до кабинета.Бирюзовая дверь за ней захлопывается, и аудитория наполняется негромким гулом шепотов. Тень деловито моет потёки, все ближе подступая к грязным сашиным ботинкам. Тот переводит взгляд на Артура.Сердце дергается навстречу. Наша связь держит меня в напряжении. Я хочу узнать, как все произошло, но не смею просить об этом. Только не уходи вот так...— Выйдем, — Саша, обойдя тень, оставляет дверь открытой.Учитель метается следом, забыв сказать студентам изучать следующий параграф. Из-за еще незакрывшейся двери доносится озорное "халява, ребзя!" Опять Шелковиц. Поначалу ее брали на оперативные вылазки, но из-за пробелов в образовании Ангелина Евгеньевна запихнула ее обратно на второй год — чтобы не калечила коллег и сама не словила увечье. Носится как бешеная...Саша стоит, оперевшись спиной о высокий подоконник и тщетно ковыряет запекшиеся чернила на левой ладони.— Сожгли его заживо, — раздается в каменной тишине.
Артур смотрит в его красное лицо, понимая, что не сможет спросить, болят ли ожоги и как сильно он обгорел. Хочет, но не может.Саша поднимает взгляд:— Интересно, вспомнит ли он.— Наверное, нет, — негромко отвечает учитель, стоя поодаль и не решаясь подойти ближе, — иначе толпы обезумевших персонажей камня на камне от Библиотеки не оставили бы.— Ты забываешь про печать, — переворачивает ладонь вверх Саша. На коже слабо белеет почти исчезнувший экслибриум. Острый симметричный щит со стрелой, уходящей в вену. — Даже если он вспомнит, выхода у него не будет.Жестоко. Претерпев болезненное превращение, обезумев от боли и страха, круша все на своем пути — быть убитым. А по воскрешении оказаться в том же замкнутом цикле, откуда бежал, полный надежд на лучшее будущее... Как я, идущий тебе навстречу. Ждущий твоей ласки и получающий ее раз от раза лишь через страдание. Ты уже мой условный рефлекс. Я знаю наперед, что за чем последует. И я твоя безусловная жертва.
Воскресил бы ты меня после моей смерти, будь такая возможность?..
Он не решается задать этот глупый вопрос. Все они — лишь временное пристанище для цвета, полученного в Костяном доме. Так или иначе обреченные стать тенями замка.Саша, усилием воли гася то и дело возвращающуюся мелкую дрожь, смотрит вниз, на ременной патронташ с чернильными пузырьками. Домашние порталы истрачены: два последних лопнули от жара огня Риты. Персонаж был уже невменяем. Вооруженный винтовкой, с множеством глаз, имея обзор 360° — к нему было не подступиться. К тому времени, как группа смогла подобраться ближе, тело персонажа уже полностью деформировалось: кожа натянулась до прозрачности, обнажая чернильные внутренности, и было поздно предпринимать что-то другое. Найти в этих складках шею и свернуть ее оказалось невозможным. Рита предложила сжечь, но кто-то должен был держать деформанта на месте, чтобы он не сбил пламя, потому что заградительные каменные стены были обрушены одним движением. Саше пришлось держать вручную, сцепив его в каменном кольце рук.
Только броня спасла его от мгновенной смерти, когда полыхнувшее пространство полностью охватило их.Отвернуться как можно дальшезадержать дыхание, сжав зубызажмуритьсядержать как можно крепче, чувствуя горящие, сцепленные в замок, ладони, утапливаемые в нутро персонажа.Чувствовать его дерганья и тычки раздувшимися локтями... Отдавленные огромными ступнями ноги... нагреваемую градусами броню, которая кое-где начала спекаться с кожей.Как персонаж лопнул, он не успел ощутить. В какой-то момент руки просто опустели. Он даже не слышал, как кровь плеснула наружу из вздувшихся пузырей, бывших персонажем — все было занято шорохом утихающего огня.Повезло, что все кончилось быстро, не то бы он отправился вслед за ним. Риту нельзя прикрутить, как конфорку, — она жжет на полную мощь всегда. В с е г д а. Ходячий крематорий.Персонаж был сожжен полностью. Книге было нечего возвращать. Рита собрала немного чернил в пакетик — для куклы, а он решил отнести его сам, с удивлением услышав, что восстановлением занимается его бывший преподаватель.
— Ты бы лучше в лазарет сходил, болезный, — хмуро отпустила она.Он только отмахнулся. К боли не привыкать, тем более что несколько листов Твириновых он уже использовал, залечив большую площадь ожогов.Саша дотрагивается под плащом до прилипшей к телу водолазке. Дергает ее и с обреченной усталостью смотрит на поехавшую прорезь. Недолеченные ожоги саднят и начинают болеть сильнее. Придется захватить еще пару листов у целителей.Он хочет запустить руку в волосы, но его останавливают чернила, плотно въевшиеся в кожу.— Я не могу так ехать на метро, — констатирует он себе под нос, глядя на ладонь.— Я могу одолжить пальто, — быстро говорит Артур.Саша усмехается, поднимая взгляд.— Нет, — "твое пальто сделает меня гномом". — Пороюсь в загашнике.
Недоуменный взгляд вынуждает его пояснить:— Кладовке с запасной одеждой. Почти все наши покупают по два-три комплекта спецухи, которую не жалко выбросить. Потому что — сам видишь, — показывает он глазами на прореху в водолазке. — Чернила не отстирываются....Артур, оглядевшись, поднимает рубашку, обнажая живот с надписью "ССАРЬ".— То есть это навсегда?Саша смотрит на него, потом закрывает глаза со вздохом. В углу рта — намек на улыбку.— Что, не смог оттереть? В душевой есть растворитель, не знал?Откуда?.. Я же с общаги там не мылся, да и поводов особо не было.Саша отталкивается от подоконника.— Идем.Я с замирающим сердцем следую за тобой. На спине у шеи серая водолазка присохла чернильной кровью к коже. Ты — охотник, и сегодня ты — убийца. Внутри противоречиво вьются змейки сомнений: я всегда был против таких зверств, но ты же не виноват в этой системе. Мы всего лишь часть чернильного механизма этого мира и выпасть не можем, как ни старайся. Разрешишь ли ты... смыть с тебя нутро персонажа? Я морщусь, ибо живо воображаю, как его разрывало тебе на грудь, на живот, под ноги... Твои ботинки все еще оставляют еле заметные фиолетоватые отпечатки.Они спускаются на первый этаж. Саша заходит в открытые совместные душевые. Щелкает переключателем, и свет тускло загорается на кафеле. Поворачивается.— Закрой дверь и подойди.Артур сглатывает.
Чего ты хочешь?Он прикрывает дверь без щеколды. Она неплотно прилегает и чуть скрипит, приоткрываясь. Пальцы замирают на ручке.Сейчас я обернусь. Что мы будем делать? Я хочу быть одновременно и ближе, и дальше от тебя. Дальше от человека, причиняющего мне боль. Дальше от убийцы персонажей. Дальше от пугающей меня силы, вцепляющейся мне в затылок.
...но больше всего этого мое тело стремится к твоему теплу. Которое ты даришь в обмен на подчинение. Я хочу целовать тебя, хочу обнять без последствий. Если бы мы встретились подростками, каким бы ты тогда был? Был бы таким же жестким и неприступным? Ведь невозможно быть таким с детства?Он не может присовокупить детский образ к стоящему позади человеку и совсем забывает, что его не просили мешкать.
— Артур.
Оборот. Саша, нахмурившись, замер, задирая водолазку и остановившись, потому что чернила пристали намертво к телу.— Возьми из крайнего левого шкафчика растворитель Лески и губку.Губку Артур находит быстро среди тюбиков и бутылочек с жидкостями. А с поиском растворителя приходится повозиться — он читает подряд все этикетки. Бензин? Ацетон, лосьон...
— Ты скоро, — безэмоционально спрашивает Саша.Но тот уже достает растворитель в большом темном флаконе с наклейкой-голограммой "LESKA Ltd", под углом показывающей портрет Варвары.Никогда не страдала скромностью.— Лей на руки, — протягивает их Саша. — Не торопись, — предупреждает он, глядя, с каким рвением Артур отвинчивает крышку, и опасаясь, что тот выльет сразу полфлакона.Прозрачная жидкость шипит, пузырясь на въевшихся в кожу чернилах. Едкий химический запах щекочет ноздри, и оба стараются не вдыхать много.— Твою мать... — с ожесточением скребет ногтями корку Саша. — Мне не хватит флакона, сходи к Зиновию, пусть выпишет на меня бутылок пять.Оставшись один, он пробует снять ботинки, наступая на задники.Не поддаются — затекло слишком много чернил. Повезет, если не придется с ног срезать. Вздох проносится по холоду пустых душевых. Ему нравились эти ботинки, за два месяца успеваешь привыкнуть. Придется ходить в запасных, они совсем новые, неразношенные. Скорость реакции немного понизится — он будет отвлекаться на свои ощущения.Саша льет себе из флакона на грудь и ждет, пока растворитель возьмет чернила. Густой химический запах, мешаясь с чернильным, повисает в воздухе. Спустя минуту он комкает, осторожно отрывая с трудом отстающую ткань. Водолазка не снимается — пристала к спине. Саша прикрывает веки, унимая раздражение. Скоро его пес вернется и поможет. По первости его бесило просить других помочь ему, но вариантов просто не оставалось: сам он не в состоянии изогнуться так, чтобы отскрести чертовы чернила со всей кожи, а сделать это необходимо, иначе они будут понемногу проникать внутрь, отравляя и так интоксицированное собственным цветом тело.— Сук... — раздается в коридоре негромкое бормотание.Он удивленно поднимает взгляд. Открывшая спустя секунды дверь Рита, пытающаяся сдуть испачканную челку с глаз, замирает, но лишь на миг:— Сах, раствор одолжи, плиз, — и без лишних слов подходит ближе.Огненная. Как Антон. Один спектр, один характер. Он кожей вспоминает жар ее огня, охватившего его вместе с персонажем. Если бы не броня, от него остался бы только дымный остов. Чудовищная сила. И в таком наглом теле...
Он следует взглядом по распахнутой джинсовке, под которой футболка облегает потную грудь. Рита немного выше, и смущение ей неведомо, как и чувство чужого личного пространства: она только чуть отстраняется, чтобы налить на ладонь растворителя и начать тереть челку меж ладоней.— Че, как ты? — негромко интересуется она, отфыркиваясь от случайно упавшей капли. — Ниче важного не спалила?
— На месте все, — хмыкает он. — Но больше так делать не будем. Не люблю шашлык, особенно из себя.— Помогло? — вскидывает она голову.Фиолетовые капли падают на пол, но Саша качает головой:
— Нет.— Твою!..Она оборачивается к зеркалу, пропуская челку сквозь пальцы, а у него мелькает подлая мысль:— Слушай, баш на баш — потри мне спину, а я помогу с челкой.— Да отрежу я ее, — ворчит Рита, отнимая у него флакон. — И тебе советую, — мельком бросает она взгляд на его подпаленную неровно торчащую челку. — Давай уже, — поторапливает она его, подталкивая ладонью в плечо. — Фигасе нахлестало!Он чувствует ее длинные пальцы, изо всех сил трущие водолазку.— В жопу, ходил бы ты лучше голым на задания — меньше мороки.— Тебе бы понравилось? — опасно спрашивает он.— Не, Серый, без обид, не понравилось бы, — искренне отвечает она, морщась от усердия. — Тебе б первый волчок откусил дорогое, ну и кому ты после такого нужен был?Он усмехается и слышит скрип открываемой двери. Рита оборачивается к удивленному Артуру:— Оба, прикол, я одолжу один?И она, сразу забыв о просьбе, исчезает в коридоре с флаконом растворителя, чтобы, дрожа в неотапливаемой женской душевой, пытаться оттереть брызнувшие капли чернил. На нее немного, но все-таки попало: деформант был уже трехметровым и взорвался на очень большой периметр.Составив лишние флаконы в шкафчик, я оборачиваюсь к Саше, обуреваемый жесточайшей аурой ревности. Ненавижу женщин. Особенно тех, кто трогает т е б я.— Помоги снять, растворитель уже должен был подейстововать, — произносит убийца моего спокойствия, поднимая руки, а я слышу в этой просьбе лишь "раздень" подтекстом.Мои ладони скользят по твоим влажным бокам вверх, буровя водолазку. Я наслаждаюсь твоей, пусть и холодной, кожей. Унимает возбуждение лишь едкий химический запах растворителя, пропитавший воздух душевой и мои ноздри, и цепляющиеся к телу чернила, следующие за снимаемой тканью. Водолазка летит на пол безвольной тряпкой. Чернила негромко чавкают об пол.Холод душевой слегка приглушает негромкую, но монотонную ожоговую боль. Саша ладонью наливает растворитель немного на грудь, где остался обширный чернильный след.— А теперь три, словно сдираешь кожу, — слышит Артур. — Будешь жалеть — сделаю из твоей спины начертательную доску. И чертить буду хлыстом.Тот сглатывает, покорно растирая губкой кожу до воспаления. Чувствуя предательский стояк, рожденный тоном Хозяина.
Потеки счищаются неохотно: чернила — не кровь, их не смыть. Они вгрызаются, стремясь проникнуть внутрь носителя и вызвать отравление. Не смертельное, но потенциально опасное, ведь собственный цвет книгочея мало-помалу съедает его, и ни к чему ускорять этот процесс.Он обходит губкой едва залеченные, но еще видимые ожоги, боясь задеть. Растертая кожа сочится краснотой, когда сходит последнее пятно. Саша подставляет руки под холодную воду из-под крана и долго проворачивает, позволяя струям омыть их как следует, пока мелкая дрожь не покрывает все тело под ледяным потоком.
— Налей в ботинки, — указывает он глазами вниз.— В смысле... — опускает туда же взгляд Артур и видит липкую фиолетовую массу, покрывающую обувь почти полностью. Ее же столько не было. Наползла?..— Иначе не снять, лей. До середины точно.Он приседает, направляя горлышко флакона внутрь ботинка.— А теперь штаны.Учитель поднимает взгляд. Машинально оглядывается на незакрытую дверь. Еще не хватало, чтобы их увидели т а к.— Ты мне помогаешь, какие у кого могут быть вопросы? — негромко говорит уставший Саша. — Мы все помогаем друг другу с чернилами, просто сегодня я без Гриши, а Риту просить, как видишь, опасно. Кое-кто ревнует.Так вот что она делала... Обида горячей иглой застревает в сердце. Да, я имею права на чувства! Я не собака, Саша. Но свое охраняю ревностно. Пока что.Молния расстегиваемой ширинки, большие пальцы рук, направляющие ткань вниз и останавливающиеся лишь у ботинок. На белой коже остаются лишь черные боксеры. Господи, я в раю...
Артур припадает к прохладной коже живота, легонько целуя. Морщится, отодвигаясь — яркий запах растворителя непрошенно лезет в нос. Саша хмыкает:— Я так и думал.Отходит к душевому месту, оборачивается, опираясь на стену и поднимая ногу, чавкая тянущимися за подошвой с пола чернилами:— Сними.Учитель тянет ботинок и, лишь спустя пару сильных рывков, у него получается отделить его от кожи вместе с носком. Саша смотрит вниз, на отделяющиеся от кожи темно-фиолетовые щупальца: чернила никогда не оставляет желание обрести нового носителя. Сейчас они ослабли, но нужно быть настороже. В конце концов, из них двоих боевой маг — он. И должен защищать своего пса.Ботинки валяются на кафеле вместе с джинсами и носками, чтобы быть после сожженными в специальной камере для контроля за чернильными остатками. Огненным магам достаточно, проходя мимо, просто дунуть в жерло, ведущее туда, чтобы все органическое и неорганическое превратилось в сыпкий пепел.Кожа оттертых ног и стоп горит. Предательская дрожь снова пробирает тело: Саша зябко ёжится. Тут же отворачивается к стене, опираясь на нее рукой. Проклиная себя за показанную слабость.— Согрей меня, — негромко велит он и тут же чувствует осторожные теплые объятия и пах, прижатый к пояснице.— Водой, дурень, — снимает он лейку душа с подставки и подавая назад. Тихо усмехаясь про себя. Абстрагируясь, закрыв глаза. Чувствуя недовольное биение цвета в экслибриуме на ладони.Еще же сдавать отчет... впервые за долгое время пришлось умертвить персонажа. Держа его на излете сил, отчаянно сцепляя пальцы в замок, покрывая их двойной броней. И пока желтые языки лизали его защиту, многочисленные чернильные фурункулы просто лопнули от жара, изливая ядовитую течь прямо на него.* * *...он проклял себя, заставляя руку взять телефон и позвонить Марине. Извиняться перед ней он не собирался — ему нужно было узнать у другого Верха, как сгладить вину за свою ошибку в сессии. Слишком сильно было понимание, что значит терпеть насилие и не иметь достаточно сил, чтобы остановить его: сам он; Марина, страдающая несколько встреч, прежде чем сознавшаяся в своей любви; Артур, переживший нападение и паническую атаку, когда все обстоятельства — минет, принуждение, игнорирование его реакций — совпали. Если сейчас сделать вид, что ничего не происходит, все может плохо кончиться. Он не готов упустить его. И если для этого придется сломать свою гордость — он ее сломает. На время.Марина была тронута звонком: ей казалось, в ближайшее время ее будут ненавидеть.— Побудьте с ним немного. Не как Дом с сабом. Необязательно разговаривать. Пусть он знает, что вы способны проводить с ним время, не обращаясь с ним, как с игрушкой. Я думаю... — пауза. Она подбирала слова, — простая, не обязывающая ни к чему встреча порадует его. Он человек, как и вы, как и я. И у него те же потребности — он хочет быть нужным. Так покажите это.* * *Растертое тело горит от воды. Саша не открывает глаз. Блаженное чувство... нет липкости, нет этого могильного холода от мертвых чернил, преследующего его с самого посвящения: в Костяном доме его чуть не сожрала собственная тень. Темная. Промозглыми цепкими пальцами лезущая в глазницы, в глотку. Оставляющая прикосновениями ощущение запятнанности, пока его страх лился в ноги, делая их чугунными. Он отбился. Заставил себя прикоснуться к тени и вырвать из себя. Бежал по коридору, выложенному бедренными костями, видя, как спасительные двери захлопываются одна за другой.