Часть 5 (2/2)

— Катерина, — он принимает вилку из ее рук, кладет возле дымящейся тарелки, думая об огне, который Антон вынужден скрывать от нее, — неужели так необходимо было замужество?Она присаживается напротив за стойку. Пробует рагу, запивая бокалом вина.— Я люблю Ната. Этого недостаточно?— Он не дает всего, что тебе требуется.

— Он...— Я не про деньги, Катерина.

Саша ловит в ее глазах предупреждающий огонь.— Я выходила замуж не за деньги, а за остров спокойствия, на котором я уверена, что меня примут и будут видеть во мне любимую женщину, а не рабыню.— Катерина...— Марина, — не выдержав, поправляет она, устав, что он до сих пор зовет ее именем нижней. — Вы не виноваты. К сожалению, я все равно не могу перестать злиться, — она поспешно заедает слова, пытаясь не выпустить горячечную тираду о своей любви наружу.— Как бы то ни было, я рад, что ты устроила свою жизнь, — пробует он немного остывшее рагу, подув на него. — Твоя проблема в том, что ты не до конца уверена в себе. Не можешь четко обозначить свои желания ни мужу, ни сабу. Антона можно заставить, наказав, а в случае с мужем... Прискорбно, что он не видит, как я прямо сейчас сижу на этой кухне и фактически занимаю его место, выслушивая твои проблемы.— Вы не займете его место, — допивает она бокал. — Вы настолько погрязли в теме, что считаете зазорным проявлять любовь открыто.— Я не любил тебя, Катерина.— Жаль, не правда ли? — вздыхает она, глотая острый сгусток горечи. — Как вам рагу?— Ты научилась готовить.— Спасибо, — обрадованно улыбается она: раньше умела только сжигать дочерна яичницу. Саша даже сессии устраивал, ставя ее голую у плиты и наказывая за отвратительные блюда, которые она изо всех сил старалась приготовить. Нат же наоборот с удовольствием обучил ее азам: не оставлять температуру на максимум, не перебарщивать со специями и самое главное — не уходить с кухни во время готовки. А благодаря подаренной кулинарной книге она сумела перестать варить из любой еды кашу. В тот победный вечер Нат так ее нахваливал, что Марина с облегчением подумала, что не зря вышла замуж.Она аккуратно ест: по-другому уже не умеет — Господин выучил. До сих пор, если она роняет крошки, то стремглав бросается за тряпкой, несмотря на меланхоличное ?милая, угомонись? от уставшего мужа.

Закончив, она откладывает приборы в сторону и задает главный вопрос:— Вы что-то хотели? — ?вы никогда не беспокоили меня ночью?.Саша, не торопясь, доедает ночной завтрак и лишь тогда отвечает:— Я сделал ему больно. Не физически.Она понимает, о чем он, но не может сдержаться:— Вам не впервой.— Это все, что ты можешь мне сказать? — холодно интересуется Саша. Хватит с него эмоций, зря он пришел за бесстрастностью к Катерине. Ему нужен совет от другого Верха, он растерян и ненавидит себя, ему необходима трезвая голова, а у кого ее искать? Уж точно не у Антона. К другим обращаться нет смысла, они просто посоветуют сменить саба.— Вы прекрасно знаете выход из этой ситуации, — показывает она глазами на себя.— Не собираюсь, — чеканит он. Бросать его, только обретя то, что искал?— Значит, будете продолжать его мучить? — мягко спрашивает Марина. — Отдайте его мне. У меня будет два сына, а у вас — осознание, что пора измениться.Саша переводит на нее взгляд. ?Откуда у тебя эта вечная жажда перемен??— Не могу, — почесывает он бровь, — я не могу. И он бы, если ты хоть немного наблюдательна, никогда не стал бы твоим сабом.— Ему просто не попадались хорошие женщины. Думаю, я бы заботилась о нем много лучше, чем вы, и не довела до такого.Пауза. Опасная.— Если бы не твой муж, ты бы давно уже кричала, — вкрадчиво произносит Саша. — Ты о б н а г л е л а, Катерина.Он еле сдерживается, чтобы не влепить ей пощечину. У нее нет и не будет права обсуждать его действия, как Верха. Ее улыбка скребет ножом по стеклу: она знает, что у него нет реальной власти. Он больше не ее Господин. Она также знает, что ее муж убьет любого, кто обидит ее.

Саша резко отодвигает стул.— Простите, — быстро произносит Марина, опуская взгляд. — Я думала, вам будет интересно мое мнение.Она опасается встать следом и возвыситься над ним — в их паре один всегда стоял на коленях, и это был не Саша, даже в образе Джеймса: Верх стал нижним лишь раз для того, чтобы понять ощущения саба, когда его тело не принадлежит ему. Когда власть отдана, и ты — бесправное существо, над которым можно надругаться как угодно. Она соврала Артуру.?Когда он был Джеймсом? вовсе не было шуткой.

Саша глядит на нее некоторое время, подавляя злость, а после молча удаляется, сумев обуздать порыв показать, г д е ее место. Марина сидит в пустой кухне, заполняемой стуком ее сердца. Привычка подначивать Господина ради наказания сработала автоматически. Если бы не Нат, пара синяков на ее теле точно появилась бы... Она набирает в грудь воздуха и тихо выдыхает, как научил Саша. Спокойная улыбка: она улыбается самой себе; сейчас она поднимется в мансарду, Нат в полусне прижмет ее к себе, и она, согретая его теплом, уснет в его объятиях.Дома Саша урывает пару часов сна, пока около восьми утра его не будит бормотание рядом. Разговоры во сне — не слишком занимательно, когда хочется спать.

— Марка… подо лбом…Уже интереснее. Он подпирает щеку костяшками пальцев, устало вздыхая: сон в кресле не вершина его мечтаний. Но он должен следить за Артуром после пробуждения и пресечь панические атаки. Которые могут возникнуть.…по крайней мере, это не леденящее повторяющееся ?не хочу?, как в тот раз. Но вернуться к отстраненной дреме не получается: напротив — открытые непонимающие глаза. Полминуты молчания и:— Утро?.. Мне… — Артур судорожно освобождается от пледа, — надо на пары.Он нервно оглядывается в поиске оставленных вещей. Вскакивает, спотыкаясь и исчезая в коридоре.— Сегодня воскресенье, — говорит вслед Саша, поднимаясь следом. Усталость смыло возникшей проблемой.

Он ловит Артура за локоть по пути с кухни, останавливая бестолковый бег туда-сюда.— С т о п. Немедленно сядь, — замечая плохие признаки нервозности: мелкую дрожь и бегающий взгляд.— Мне нужно на работу, — хрипло выговаривает Артур, глядя в сторону, пока его силком усаживают на стул в кухне.— Сегодня воскресенье, ты меня не слышал?Щебень воспоминаний о т о й ночи долбит мою несчастную голову изнутри. Мне это приснилось. Унижение. Его тошнотворный запах. Ладони, державшие мою голову, пока я сосал. Кулак, выписывающий синяки на моем лице. Я не могу… я снова все испортил.— Хочу уйти, — сглатывает он.Саша смотрит на него пару секунд.— Хорошо, открою портал. Но сначала, — включает он чайник, — ты выпьешь и поешь, — надо выгадать немного времени, чтобы решить, как поступить дальше. Успокоить его хоть немного, а то опять сопьется.Мои глаза смотрят, но не видят. Меня преследует запах спермы — он кончил мне на лицо, когда я уже лежал на полу, сглатывая кровь. Запах немытого тела. Снова. Т о ш н и т.Он с усилием сглатывает. Ногти втыкаются в ладони в попытке не дать себе распасться.Я обожал сосать. Доставлять удовольствие. Видеть, как под моим языком и ладонями стонут, шепча "о боже мой..." или что покрепче. А сейчас в с ё покрывается смрадной грязью одного воспоминания. Если память все время будет проигрывать эту пластинку, мне лучше завязать с гейством и жениться. Радуйся, Зин, кажется, шансу, что я подарю тебе двадцатитомное издание Экклауза, только что дали жизнь. Вот только… женщин я органически не перевариваю — спасибо безумной тете, трясшей передо мной своей вялой грудью, когда мне было одиннадцать, и попытавшейся мне подрочить. У нее ничего не вышло, а я так никому и не сказал. Впрочем, скоро она уехала, и мозг услужливо стал бросать новые впечатления поверх. Хотя полностью погрести это в песке памяти все же не удалось.

Иногда я думаю — если б не было тетки, стал бы я геем? Или моя жизнь была бы куда проще, и… я напивался из-за баб, а не Димы. Так себе перспектива. В конечном итоге никакой разницы.Перед ним возникает кружка. Кофе?..— Чай с молоком. И ударная доза сахара, — предупреждает Саша, заметив приоткрывающиеся в вопросе губы. — Глюкоза помогает бороться со стрессом.Я смотрю на протянутый шоколад.— Ешь, — негромко говорит Саша.Его голос уютно погружает меня в безопасность. Растерянный страх немного утих с первым глотком. Я тянусь к плитке, но меня останавливают:— С моей руки.Послушно наклоняюсь и отламываю кусочек зубами. Это было бы романтично. Экстравкусно. Сумасшедше. Если бы в мозгу молотом не звучало ?сука?. Поганое слово, которым меня назвали, когда я обозначил свое нежелание глотать. Я не мог ничего поделать — меня всегда тошнило от консистенции… И когда она стекала по моим щекам, сползая на губы, о которые он вытер член...Саша отмечает, как Артур замирает, не дожевав — уставившись в одну точку. Как стремительно зажимает рот и давит спазм, рождающийся в горле.— Блюй в раковину, — отрешенно разрешает он. Смотрит в сторону, потирая холодный лоб. Пытаясь игнорировать звуки, которые слишком часто стал от него слышать.Саша наливает себе сладкий кофе и — второй раз — чай с молоком. Бледный Артур медленно садится и сгибается на стуле.— Пей.Мотание головой.— Ты в курсе, что надо пить от обезвоживания?— Я… просто воды, — встает тот со стула, борясь с нежеланием двигаться. Сладкое… только не сейчас.Саша давит ему на плечо, усаживая обратно. Наливает стакан воды из кулера.Вопрос поднимает комочки тишины:— Останешься?Я хочу. Я отчаянно желаю. Но не могу. Ты не обнимешь меня. Не согреешь своим теплом, губами. И я не успокоюсь здесь, как бы ни хотел. Потому что уже попал в терку памяти. И если в прошлый раз я залил ее доверху алкоголем, сейчас это невозможно. И мне гораздо труднее, потому что я не умею по-другому решать свои проблемы.Мне требуется забота другого рода. Присутствие кого-то, кто меня не знает. Удовольствие, не требующее инсценировки. Я хочу с е к с а. Вбить кого-нибудь в матрас или самому прогнуться. ЧЕРТ. Мне больше н и к а к не отвлечься!!!Как только портал сливается в пол, закрывая сашину кухню, он валится на разложенный диван, включает порно и, прибавив звук в наушниках, поворачивается набок и с облегчением смыкает пальцы на вставшем от стонов актеров члене.Н а с р а т ь. Вот мой бег от самого себя: мне не хватает секса. К черту заботу, к черту БДСМ, надо расстаться с Сашей и снова трахаться с кем попало!..Он стонет, наращивая темп. Давно уже не следя за видео, представляя, как его имеют двое сразу, вспоминая сашино ?он будет пороть, а ты — сосать?. Выплескивающееся напряжение исторгается из его горла долгим стоном. Опустошение повисает в теле приятной легкостью. Воспоминания отпустили — секс стер в с ё, оставив лишь звуки наслаждения в наушниках.* * *Я потихоньку тупею. Рука подарила мне за утро два оргазма, и сейчас все, на что меня хватает — это лежать на боку и глупо пялиться в обвисшие листы с завтрашними конструкциями, зажатые в ладони. Я не вижу связей между знаками, взгляд бесцельно следует по символьным коридорам, раз за разом. И я не вижу следов от веревки на запястье: ссадины на коже прошли за неделю. Как будто исчезло все, что нас связывало.Странно, но реветь не тянет. Я думал, меня прорвет и после — полегчает, но нет. Полегчало от дрочки. Я бы снял кого-нибудь, но я связан обещанием. Пока что я все еще его пес, и поводок у меня короткий.На третий раз меня не хватает, и я снова погружаюсь в бесцельную меланхолию. Желание расстаться только нарастает: мне кажется, так я решу все свои проблемы.Схемы не помогают. Хочется курить. Может, я и бросил, но легкие стонут без дозы. Я дислоцируюсь в свою спальню и с остервенением черчу. Мел скользит по доске, следуя методичке, но мозг забит совсем другим. К а к мне расстаться с ним? Мне кажется, в этом вопросе у меня нет права голоса. У меня в о о б щ е нет голоса — я собака. Долбаный пес! Который обязан быть преданным. Может, проще закончить свое идиотское существование и больше никого не напрягать?..Вместо разбора символьных знаков, я изыскиваю остроумные способы самоубийства, потому что просто стать тенью и носить книжечки до скончания века — слишком даже для меня. Я хочу, чтобы меня сожрал Круг. Тогда от меня ничего не останется. Проблема в том, что я без понятия, что должен сделать, чтобы ко мне применили высшую меру наказания. Наверное, убить штук пятнадцать персонажей из разных книг? А ведь я не боевой маг. Тоска-печаль.Он вздыхает.Когда ты сам портишь свою жизнь, то еще можешь обвинять себя. Но когда независящее от тебя дерьмо пачкает твои розовые очки снова и снова — винить некого. Я хотел тебя, а теперь мне страшно… неловко? Стыдно? Я многим тебе обязан — ты вернул меня к жизни, а я сплоховал и хочу все закончить. Потому как в тщетных поисках, как исправить ситуацию, я не нашел ничего лучше, чем… не делать ничего.* * *В Московской библиотеке тени бьют три часа дня.— Ну как ты, — садится в кресло для посетителей Саша. Оно далековато — у самой двери. Грише приходится вывернуть шею.— И тебе не болеть, — огорченно. — Что, такой завал на работе, что не заходишь?Тот не удерживается от зевка в ладонь: встал полчаса назад и проклял бессонную ночь — головная боль прочно осела в висках. Он решил развеяться, уйти из квартиры, провонявшей страхом Артура, и не нашел ничего лучше своей альма-матер.— Налаживаю личную жизнь. А ты и так крепкий, чего о тебе беспокоиться?Никакой суматохи, когда Локтева ранили, лидер группы устраивать не стал. По звонку в день лично хилеру, отвечающему за напарника — только и всего.— На мне Яду поставили тренироваться, так что беспокоиться — в самый раз.Гриша приподнимается и с кряхтением садится на кровати. Показывает тыльную сторону рук и кивает на прикрепленные к коже знаки. Саша подходит к нему. Почерк не слишком разборчив: знаки выбраны не стандартные медицинские, а с примесью непонятных штрихов по бокам. Добавочные?— Я не медик, — пожимает плечом Саша, — так что никаких заключений о ее способностях дать не могу.— Зато я могу, — суровеет Локтев. — Роза Ильинична меня сбагрила на опыты без раздумий. Стой, ты что-то обронил про личную жизнь — вот уж не думал, что она у тебя есть.— Почему, — спокойно интересуется Саша. Он не хотел говорить об этом, но придумать другую причину отсутствия — оскорбить напарника, честного до опасной степени и требующего от остальных того же. Детектор Локтев — местная кликуха этого товарища, потому что утаить что-либо совершенно невозможно. Гриша говорит, лицо в момент лжи меняется, и еще ни разу не ошибся. Может, потому, что обычно слушает, а не говорит. ?Наблюда-ает?, — как зловеще тянет Инга.— Ни разу тебя ни с кем не видел.Марину он приглашал только в свою квартиру, а с Антоном они отлично шифровались: просто не обращали друг на друга внимания, и обоих это устраивало.— Положим, я тебя тоже.Гриша мнется.— Да знаешь… не могу я с обычными отношения заводить.— Тебе наших мало? — парирует Саша.Молчание с минуту виснет на больничной койке. Признание дается с трудом:— Стесняюсь я их.Саша внимательно смотрит на него, саркастически сдвинув брови. От широкоплечего, высотой со скалу Григория не ожидаешь таких откровений.Хмык:— Кого-то конкретно? — ?не всех же разом??.— Вот только не смейся.Саша снисходительно смотрит на коллегу:— И?— Это студентка.—…понимаю.Вернувшись из Чехии, Саша почувствовал знакомое исступление при виде бывшего, но тут же оборвал его, уйдя на тренировочную пару вместе со студентами. Скрывшись в их толпе на полигоне, пока Антон снова не врезался в память своим телом. Решив, что больше не возьмет обычного человека в нижние: скрывать свою чернильную натуру с Катериной было сложно, и то, что с Антоном не надо было об этом заботиться, вбило их отношения на неожиданную высоту. Он твердо решил найти новое человеческое тело для игр среди студентов: во избежание проблем с коллегами, среди которых не все умеют держать язык за зубами. В случае же отказа студента он мог бы задавить его авторитетом и угрозами. Но полигон вылил на него лишь разочарование: все способные в тот день были на заданиях, а перваки, не умеющие управлять своим цветом, его совершенно не привлекали. Их наивная беспечность, неосознанность, что любой недоученный знак в бою может стать последней ошибкой, были пороховой бочкой; статистика смертности среди новичков всегда была много выше, чем у опытных книгочеев, и потерять бездумного саба вот так, даже не стараясь, Сашу не радовало.А вместе с памятью о знаках пришел о н. Преподаватель с углубленных курсов со стройными рядами формул. Высокий (иных Саша в сабы и не брал), с бледными волосами и неуверенным видом. Так и просящимся на колени. Сашу не волновало, занят он кем-то или нет, он хотел получить его — и он получил.— Ты запал на Ядвигу? — бросает он догадку: память финтом направляет его от Артура, обладателя длинных светлых волос, к аналогичной студентке.Гриша машет широкой ладонью.— Чур меня. Себе на уме, ничего не объясняет — пришла, знаки налепила, а чего от них ждать — сказать забыла. Сижу, мучаюсь.— А Роза Ильинична? Спросил бы.— А где ты ее видишь? — оглядывается Локтев, радуясь перемене темы. — Опять в спиртовом рейде, наверно.Саша смотрит в сторону. Все-таки пьянство — это бич. Он морщится: нелюбовь к алкоголю как ржа — въелась с детства, спасибо отчиму. Как бы его пес не сорвался…Его вдруг озаряет:— Послушай, ты же, вроде, с Гавойским учился на одном потоке?Ожидаемое удивление:— Да, с чего это ты вдруг?— Ты не в курсе, как он сессии переживал? По барам таскался или было еще что-то? — нужно найти способы отвлечь Артура от пережитого, и проверенные подойдут как нельзя лучше.Гриша задумывается, вспоминая.— Знаешь, не припомню. Не были мы друзьями.С шестнадцати лет. Когда Артур признался, что не воспринимает девчонок как объект сексуального желания, Локтев впал в настолько длительную прострацию, что Артур решил: дружба кончилась. А потом Гриша просто не знал, как подойти к нему и общаться как раньше. Прошло больше десяти лет, а он до сих пор не знает. И когда в коридорах они случайно сталкиваются, то не могут даже поздороваться друг с другом. Одно недоразумение — извечная гришина молчаливость в силу долгого обдумывания —все разрушило. И больше лучших друзей у него не было. Старый пес Лимонад, с которым они так любили возиться и гулять, давно умер. Если б у него была собака, подойти к Артуру было бы проще. Но ее нет.

Саша делится впечатлениями от новой чернильной эманации и сворачивается, бросив на прощание, чтобы напарник возвращался в строй. Оба не любят болтать слишком долго ни о чем. Когда не знаешь, что сказать — лучше помолчать. Собеседник — такой, как Гриша — от молчания никогда не устанет. И лишних вопросов, таких, как ?почему тебя интересует Артур??, не задаст.Раннее утро понедельника — самое продуктивное время (только от того, что первая пара начинается с одиннадцати). Поскольку новые схемы я не разобрал накануне, теперь мой мозг лихорадочно транслирует мне все варианты возможных символьных связок. Я бы и рад читать лекции только по хорошо известным мне схемам, но Ангелина раз за разом умудряется отрывать какие-то новые. Черт знает, откуда она их берет, может, сама придумывает?.. Но даже в такие моменты память умудряется дробить мое восприятие на ?сука?, ?что случилось? и ?останешься?? Слова просто всплывают в коридорах схемы между знаками, и я давлю их прямо там, усилием воли.

Как хочется НАЖРАТЬСЯ, ЧЕРТ!!!Сонм мыслей, как мы расстаемся и как я ?живу? дальше, преследует меня в метро и по пустынной дороге к институту, пока я не замечаю силуэт у главных ворот. Саша. Это меня совсем не радует. Оставь меня, я конченый, я ничего не могу. Буду один, без всяких проблем. Рука и порнушка — как-нибудь проживу. Буду ли я скучать по БДСМ?.. Не знаю. В итоге это лишь твое олицетворение, и я вовсе не против нормальных отношений, если вдруг когда-нибудь… я снова стану нужен.

Хочется испариться. Я с легкостью променял бы воскрешение персонажей на возможность тихо исчезать из поля видимости. Тем более, что моими услугами не так часто пользуются: боевые маги все натасканные, знают, как, не убивая, заманить персонажа. А перваков обычно сопровождают и не дают им становиться книжными маньяками, которым проще кокнуть героя, чем бескровно спасти книгу.Саша… Дайте мне исчезнуть исчезнуть исчезнуть ПОМОГИТЕ.!..Но ему только бросают:— Жду тебя в столовой после пары, — и, в ответ на мучительные сомнения, плящущие на его лице, добавляют:

— Без возражений.За что. Моя жизнь превращается в фарс: я не хочу —> меня заставляют —> отказать не могу. Ненависть к себе полыхает, как жаровня, так что я порчу три куска мела за пару, со злостью царапая доску. Я не хочу идти. Я хочу расстаться с ним. Не ощущать больше стыда за свои многочисленные похождения, за которые меня наказали. Снова начать прикладываться к бутылке и закурить. Снова трахаться, не задумываясь.С ним было здорово, но я хочу покоя и прежней жизни. Пожалуй, если состричь волосы, то можно будет снова появляться в баре. Купить очки для имиджа, покраситься в черный, пару серег в ухе — и я сам себя не узнаю. И все будет… если и не хорошо, то сносно и по-моему. Хватит.

Заканчиваю пару пораньше, в 12:10 — спешил со схемами как проклятый, чтобы спокойно поесть без Саши. Сидеть без ерзанья филейной частью я все еще не могу (синяки проходят очень медленно), так что ем стоя у окна, благо, никого еще нет и на меня не пялятся. Салат проглочен, и я потихоньку тяну компот, хотя хочется гораздо более градусного напитка. Не знаю, как я переживу сегодняшнюю ночь без алкоголя и секса. Мне срочно надо расслабиться. На полигоне заканчивают занятия, студенты потихоньку подтягиваются к замку. Скоро тут будет потная толпа. Честно, не лучшее место для разговора.

Только я успеваю подумать, что мне будет в случае побега, как, отвернувшись от стойки с грязной посудой, обнаруживаю за спиной Сашу. У него просто талант возникать исподтишка.— Уже поел? — смотрит он в мои пустые миски.

Я жду его раздражения, но он лишь спокойно кидает ?тогда посидишь со мной? и идет за порцией. Выбирает мясное блюдо и просит разогреть, а я думаю, какой в этом смысл, если Саша все равно будет сидеть и дуть на еду. Легких путей не ищет, в отличие от меня.

Я смотрю, как он ест. Неторопливо, с терпением дуя на ложку, а я бы отдал все на свете, лишь бы сделать это за него, потому что так будет быстрее. Кажется, мои тоскливые взгляды за окно и ерзанье на самом краешке стула, наконец, утомляют его, потому что он роняет:— Не мельтеши, пожалуйста.Я немею. Саша впервые просит о чем-то столь вежливо. Непривычно и непонятно, так что я застываю на месте. Это неожиданная сторона, с которой я не ждал его увидеть. Мой Хозяин сидит напротив, а я всеми силами пытаюсь представить себя без цепей, которые нас связывают. Учитель-бывший ученик. Никто друг другу. Секс с игрушками и недоминет не считается.Хочу трахаться с нормальными людьми. Саша пьет чай, внутри меня ревет буря. ПОРВИ СО МНОЙ.Приборы откладываются, и Хозяин поднимает взгляд. Сцепляет пальцы рук перед собой и смотрит не пристально, а устало. Без всяких предисловий:— Ты хочешь продолжать?Нет, нет, н е т, не хочу-не хочу-не…Дерьмо. Кого я обманываю, я все равно не буду никому нужен. Может, в следующий раз я смогу сказать ему ?нет?, но не сегодня. Еще один раз — проверить, так ли все плохо. Порвать очень просто, но такой, как Саша, никогда не позовет меня назад. Дрянь, я не хочу страдать, но если иначе не получается, то что мне еще остается!..— Хочу.— Ты уверен?Кивок.

— Думаю, тебе нужна помощь психолога.

Вот уж н е т. Рассказывать незнакомому человеку, как меня избили и по какой причине? Да кто вообще на такое идет? Сумасшедшие, а это не я.

— Я просто не буду сосать, — отводя взгляд.— Отличный выход, — саркастически. — Ты серьезно?Внутри сворачивается обида. А что ты предлагаешь? Мне кажется, это отличная идея. Если не будет обстоятельств для страха, то меня и не накроет. Может, позже станет полегче, и я смогу...— Кажется, серьезно, — вздыхает Саша, вставая из-за стола. ?Не знаю, чем тебя еще отвлечь, так что попробуем обычным способом. Клин клином?. Он кивает на пустые тарелки:— Отнеси. И в благодарность за твою ?замечательную? идею в туалет не пойдешь, пока я не скажу.Я застываю. Что?.. Я же не вытерплю — выпил, как назло, два стакана компота!..

Расстаюсь с Сашей со смешанными чувствами. Какая-то странная игра. Неужели в БДСМ и такое практикуют? Или это неутомимая сашина фантазия?.. Да уж. В книгочейские ряды без нее попасть невозможно.Вторая пара проходит без эксцессов, а вот на середине третьей я чувствую подступающий приступ паники. Пытаюсь отвлечься, как могу, закрадывается даже подлая мыслишка, что я могу и не подчиняться приказу, но наказание, которое обязательно последует, на сей раз меня не обрадует. Задница все еще болит, и каким способом будет наказывать Саша, если сосать я отказался, я не представляю. Снова ходить голым по этажам я не хочу. А раз мы в замке, Хозяин может устроить экзекуцию прямо т у т! Впрочем, он уже ее устроил. Я жмусь, как могу, выхожу быстрым шагом из кабинета — набрать его номер. Секунды мерного пиканья, но Саша не берет трубку. Еще бы, зачем? Собака не должна звонить Хозяину, она сама должна найти его!.. В отчаянии, чувствуя, как мочевой пузырь вот-вот лопнет, я решаюсь оставить студентов для самостоятельного изучения параграфа, а сам выбегаю в коридор.

Игра в прятки. Было бы увлекательно, если б не хотелось так сильно в туалет. Пара еще не окончена, коллеги заняты, и спросить о местонахождении Саши некого. Редкие прогульщики, валандающиеся по замку, нисколько не помогают.

…может, я смогу отлить половину, а потом снова терпеть? Какой-то кошмар!Он переминается с ноги на ногу, думая буквально секунду, и направляется в библиотеку.По крайней мере это единственное место в замке, где можно провести время с пользой в отсутствие заданий. На входе избегаю парочку спешащих навстречу с явным желанием сориентировать теней. Иногда мы перекидываемся с ними в картёшки, когда Зиновий занят, но это не означает, что я буду счастлив их слежке. Без их помощи приходится минут десять бегать между стеллажами без конца и края. К тому же беготня вовсе не помогает терпеть, так что, увидев Сашу, устроившегося с книгой в самом неприметном закутке за полками, я чуть не теряю контроль над мочевым пузырем от облегчения.

Пес подходит к Хозяину, стараясь не спешить и не выглядеть жалко.— М о ж н о? — звучит в тишине.Умоляюще. Н е р в н о. Нетерпеливо. Саша поднимает на него взгляд. В их секторе никого, они скрыты стеллажами; снующие тени прибираются наверху. Поэтому он без колебаний произносит:— П р о с и.Артур опускается на колени. Кладет ладонь на его бедро, высовывая язык и часто дыша. И, завершающим аккордом, — тихо скулит. Ждет, высматривая в хозяйских глазах разрешения. Саша молчит, тяня невыносимую для него паузу.— Хорошо. Можно. Но сначала, — останавливает он уже вскочившего с колен пса, — возьми эту стопку, — указывает он взглядом на толстые книги, которые Артур не заметил на соседнем стуле.Тот поспешно хватает их.—...и держи на вытянутых руках, пока не дочитаю главу, — возвращается Саша к своей книге. — Это важнее, чем твое никчемное желание помочиться.ТЬМА НОС ГОСПОДИ БОЖЕ ЗА ЧТО?!!Вслух не прорывается ни единого слова. Хозяин читает "Атлант расправил плечи". Лениво переворачивает страницу. Груз давит на руки Артура, твердые углы обложек врезаются в кожу, мышцы с каждым мигом напрягаются все сильнее. Пальцы, сжавшие торцы, немеют. Дрожат руки. Кажется, скоро руки отделятся и вместе с книгами рухнут на пол. В стопке — увесистая энциклопедия истории Америки XVIII-XX веков. Артур пялится на ее название — она оказалась сверху и теперь врезается краями в плечи. Он старается не двигаться и проклинает всю книгочейскую кодлу за любовь к чтению.Время капает мне на макушку, и я отчасти понимаю, почему от бездействия сходят с ума. А я не просто схожу, я ломаю вектор движения, по которому стремится мое тело: направо от читального зала, до конца коридора, к заветной двери туалета. Никогда бы не подумал, что буду мечтать о чертовом сортире, как о Граде Господнем!!!..Хозяин пару раз заглядывает на предыдущую страницу, будто забыв, о чем речь и что его нижний не оскверняет пол библиотеки только благодаря силе воли. Когда Артур видит белое поле страницы, завершающее последний абзац, то не верит своему счастью. Саша кивает на стопку в его давно дрожащих руках:— Отнеси на стойку, пусть отложат для меня. Куда спешишь, р я д о м. Пойду вместе с тобой.Тот чуть не взвывает, но держится подле.

Саша не торопится — ему некуда. Тени оперативно принимают чертову макулатуру, а я жмусь, как трехлетка, пытаясь не описаться. Кажется, от моих усилий мочевой пузырь скоро обрастет мускулами, и я смогу терпеть часов пять подряд!.. Но, к сожалению, не сейчас. Меня утешает только мысль, что до туалета — минуты три, даже спокойным шагом, а значит, скоро эта пытка кончится.Саша не спеша подписывает формуляры и поднимает взгляд так медленно, как только возможно:— Идем?ОН ЕЩЕ СПРАШИВАЕТ!!!Артур открывает перед ним двери и только позволяет себе чуть ускориться, как его окликают:— Ты не знаешь команды "рядом"?Сталь его голоса неприятным холодом спускается в живот, и Артур притормаживает. Его резко дергают за хвост вниз. Негромкий вскрик затихает в каменной анфиладе.— Я поучу тебя манерам, — зло шипит Хозяин ему в ухо. — Может, хочешь прогуляться на четвереньках?Тот качает головой, насколько позволяет рука, сжимающая хвост.Ты обещал, что это касается только нас, а в тот раз меня уже чуть не увидела с расстегнутой ширинкой девушка, и сейчас может засечь кто угодно! Оправдаться перед Ангелиной, что я немного сошел с ума, не выйдет: здравствуй, бессрочный отпуск и психушка. С безумными книгочеями разговор короткий.Они шагом доходят до первого туалета, но проходят мимо. Артур не может не обернуться на заветную дверь и не удержаться от поскуливания.— Н е т. Дойдем до другого крыла.Он чуть не лает на весь коридор с досады. К а к т а к?! Стискивает зубы. Кажется, еще секунд десять, и ему будет все равно, потому что он обмочит брюки, и это будет самым большим позором в его жизни. Но тогда его накажут, и он жаждет выполнить приказ, чтобы избежать этого, поэтому умоляет свое тело подождать еще немного.Левое крыло, туалет. Он ликует, приближаясь, но строгий голос рвет его из рая:— На третий этаж.?Хозяин!? — чуть не восклицает он, но сейчас он собака. Пес опускается коленями на кафель. И округляет глаза, слыша расстегиваемую ширинку и как Саша справляет нужду.Он сейчас УМРЕТ от разрыва мочевого пузыря!— Теперь можешь ты.Писсуар, и он буквально взрывается от облегчения. Долгий выдох, пока мочевой пузырь не пустеет и не начинает болеть от перенапряжения. Брюки Артур застегивает дрожащими пальцами. Стоит на месте, прикрыв глаза и глубоко дыша. Успокаивая исступленное биение сердца и чувствуя, будто родился заново.

Саша подходит к нему, трогает рубашку и морщится — влажная.— М о к р а я п с и н а. От тебя воняет. Снимай.Я терпел, должно быть, час, конечно, я взопрел от усилий!Он стягивает ее через голову, не утруждаясь расстегиванием пуговиц.— Вытри живот.Артур, недоумевая, трет материей кожу. Приподнимает брови, наблюдая, как Саша достает из кармана джинсов толстый перманентный маркер, приседает перед ним и пишет чуть выше его паха большими печатными буквами:С С А Р ЬАртур столбенеет.— Не умеешь терпеть как следует, псина, будешь ходить с этой надписью, — защелкивает колпачок маркера Хозяин, выпрямляясь. Глядя ему в глаза с бесконечным презрением.— Иди на пары, — звучит недовольный голос. — Тебя ждут уже полчаса.Он смотрит на Хозяина.— И на сей раз б е г о м.И он мчится по коридорам, натягивая на ходу рубашку, влетая в аудиторию запыхавшимся, приглаживая на ходу волосы.— Давайте проверим, что вы усвоили из параграфа, — хрипло от бега выдыхает он, зачесывая назад волосы пальцами и практически кидаясь грудью на кафедру — перевести дух. Мимоходом бросая взгляд вниз — не просвечивает ли рубашка.Шелест учебников, напряженное студенческое молчание и веселый голос Шелковиц:— Ничего!Он смеется, в теле нервная легкость. Кто-то расстегивает молнию пенала, и внизу живота ноет от воспоминания, как минуты две назад этот звук был самым прекрасным на свете. Желание оставить Хозяина вытеснилось непониманием, действительно он хочет этого или нет.Мобильник мигает СМСкой.

?Суббота, 00:00?.