Часть 2 (2/2)

— Также... хочу знать, любишь ли ты сладкое.— Да, — удивленно отвечает он.— Что именно? Говори первое, что приходит в голову.— Попкорн.

— Еще.— Вата.Саша чуть улыбается, и Артур ждет, что услышит "тебе что, одиннадцать?", но тот только произносит:— Еще. Не вынуждай меня спрашивать.— Сгущенка. Пончики с джемом, M&M, Пикник, Сникерс...— Достаточно, — останавливает его Саша. — Ты сладкоежка.— Не то чтобы. Просто этим удобно перекусывать. Мне больше понравились обеды, приготовленные... тобой, — хочется сказать "вами", но Хозяин разрешил интимное обращение. — Я так и не поблагодарил.— Ты отблагодарил меня тем, что послушно ел с пола. Мне доставило удовольствие смотреть, как ты ешь.Он смотрел?! Я опять не заметил!— Подойди.Он встает возле него. Внутри ревет авиационная турбина.— Наклонись. Ниже.Турбину отрывает, и самолет устремляется в смертельное пике — Саша вдыхает запах у его шеи.— Не используй одеколон в воскресенье, — голос прямо у уха. — Мне нравится твой естественный запах.Он стоит, боясь дернуться. Над останками самолета смыкаются волны.— Возьми сменную одежду, она тебе понадобится, — откидывается на стуле Саша. — И еще. Ты должен обдумать два слова, которые послужат мне сигналом. Первым ты просишь дать тебе отдых. Вторым — прекращаешь любое мое действие полностью. Не используй слова "нет", "стоп", "прекрати", "остановись". Это должно быть что-то запоминающееся, но совершенно постороннее. При этом ты не должен их забыть во время сессии. Не волнуйся, ничего опасного не будет, эти слова — для твоего спокойствия, что за рамки я не выйду.

Саша поднимается, накидывает куртку. Шнурует ботинки.— Хозяин.Тот выпрямляется.— Да, Сол.Артур хочет спросить, как прошло задание, но не решается. Поэтому просто опускается на колени и тыкается макушкой в его ладонь.Вздох, и волосы легонько треплют.— Ты будешь лучшим псом, если перестанешь создавать мне проблемы.Он жмется щекой к его животу. Ладони гладят за ухом.— Хороший пес, — негромко произносит Саша.Артур поднимает голову. "Почему ты не хочешь, чтобы я был человеком?.." Он скулит, не в силах высказать свою боль. Собакой проще выразить эмоции... только не факт, что тебя поймут правильно.— Не скучай, Сол.Саша ерошит ему макушку и, улыбнувшись одними глазами, уходит. А он так и остается сидеть перед незакрытой дверью, слушая его шаги по лестнице и думая, что влюбился насмерть.Саша.

Сейчас суббота. До воскресенья пропасть.Я вспоминаю твой живот, к которому прижался. Твои ладони. И понимаю, что завтра эти ладони будут делать со мной... все что угодно.

Будет ли мне позволено сделать хоть что-нибудь?Я весь ожидание.Я перемерил все костюмы и к каждому завязывал этот дурацкий галстук, который доставался только по праздникам — из уважения к Ангелине, любительнице официоза.Я ем наскоро и возвращаюсь к гардеробу. Я поглощен идеей угодить тебе.Белая рубашка. Черные брюки с подтяжками. Желтые носки и черные ботинки. Хожу так по дому, привыкая.Готовлю материал к понедельнику, но мысли все время возвращаются к твоим ладоням. Я чувствую их тепло на макушке и думаю, что не зря прожил жизнь.Черчу символьные конструкции на доске по памяти и наконец-то отвлекаюсь. Пока не представляю тебя сзади. Твои ладони на моих бедрах. Пальцы, отстегивающие подтяжки. Вытаскивающие рубашку из-под пояса брюк. Ладони, идущие от поясницы выше — к лопаткам — соскальзывающие на живот и возвращающиеся обратно. Пальцы тянут брюки вниз, обнажая ягодицы. Толчок ладонью — и я покорно прижимаюсь к доске, расставляя ноги. Я уже давно готов и принимаю тебя со слабым выдохом:— Саша...И ты наказываешь меня так, как я того заслуживаю.Я кончаю в руку и думаю, что осквернил конструкцию Гамельнского — она заляпана спермой и наполовину стерта, потому что я налег на доску грудью. Иду за тряпкой. Стираю рубашку. Выглажу ее завтра утром.Падаю на диван и вихри мыслей взвиваются к потолку. Я не знаю, к чему готовиться, и я не готов. Я пытаюсь придумать, вручить тебе какой-нибудь предмет, но ты слишком хорошо смотришься с ремнем. Да, пожалуй, мне понравится, если ты снова меня выпорешь. Я с наслаждением прослежу, как медленно ремень выскальзывает из шлевок твоих джинсов, как ты складываешь его пополам и приказываешь мне встать на колени. Ты отлупишь меня сильнее, и ударов будет больше. Я буду умолять остановиться, но в душе кричать "еще!". А в понедельник я не смогу сидеть, и все то время, пока не пройдет мой зад, я буду вспоминать твой ремень. Пульверизатор с антисептиком и ладонь, заботливо наносящую заживляющую мазь.Я нервно ем и думаю, что нужно сделать, чтобы ты позволил прикоснуться к себе. Твои губы — недостижимая крепость, поэтому я мечтаю о члене. Надеюсь, ты учтешь, что я не люблю глотать.Пытаюсь представить тебя без одежды. А что т ы наденешь завтра? Я буду учитель, а ты? Ученик? Но даже при таком раскладе ты не позволишь мне вести, ведь из нас двоих т ы — Хозяин.Я воображаю, что еще не знаю тебя. Возвращаюсь мыслями на полтора года назад. Углубленные дневные курсы с легкой руки становятся вечерними. Ты кладешь мне записку на стол, и я, следуя указаниям, оставляю тебя после пар. Запираю дверь, когда все расходятся, и раскладываю тебя на столе, как ты и хотел. Твои ноги плотно сжимают мои бедра. Ты расстегиваешь мне ширинку и просишь взять тебя. Но я извожу тебя, припадая к твоей груди губами. Двигаясь вниз. Шире развожу твои колени, опускаясь меж них, и, стянув твои джинсы до колен, изучаю твой член на вкус. Ты просишь снять джинсы полностью, закидываешь ноги мне на плечи и... громко дышишь. Подаешься, толкаешься в мой рот. Ты почти готов, но я выпускаю тебя и вхожу...Мысли обрываются, потому что брать тебя — святотатство. Пользовать твое тело в свое удовольствие. Это ты должен брать меня, а не наоборот. Ты — мой Хозяин. Но себя на парте я не могу представить — слишком длинный. Картинка не складывается. М-мм, черт...С а ш а.Я гуляю по городу, вдыхая его, чувствую себя другим. В моем теле — легкость и предвкушение, а походка — пружинящая. Не помню, чтобы чувствовал такое в последнее время. Ветер выбивает мне голову, словно старый ковер, и, вернувшись, я снова черчу конструкции. Увлекшись, пропускаю ужин. Желудок отчаянно напоминает о себе, я быстро довожу продольные символы до ума и ем перед телевизором. Заснуть не могу, но успокоительные пить не хочу. Мне нравится нервная дробь, рассыпавшаяся по моим венам и холодящая своим металлом. Я думаю о твоих ладонях на моей макушке и только тогда расслабляюсь.Воскресенье.Он стоит перед дверью, смотря на часы. Решает снять пальто — жарко — и перебрасывает его через руку. Звонит ровно в 12:17.

Дверь открывается, и сердце просто вдребезги: на Саше костюм. Белая рубашка под темно-серым жилетом. Полосатый галстук. Черные брюки, плотно сидящие на бедрах. Лакированные туфли. Цепочка, скользящая в карман жилета. Часы?

Саша разглядывает его в ответ.— Подтяжки? — подходит он ближе. — Право, не ожидал, учитель, — он оттягивает одну. Отпускает, и от легкого хлопка по телу бежит приятная дрожь. — Ваши слова?— Тьма и нос.Какое слово что обозначает — Хозяин понял, он уверен.— Проходите, — отступает внутрь Саша, придерживая дверь. — Сегодня я проверяю вашу квалификацию. Алиновский, — протягивает он ладонь."Не ученик!" — Артур заторможенно пожимает ее, чувствуя, как крепко стискивают его пальцы. Ладонь приятно ноет.Он вешает пальто, отставляет пакет с запасным костюмом и соображает, что не взял сменную обувь. Не в носках же ходить при костюме?— Вижу, кое о чем вы не догадались. Не разувайтесь, проходите.— Я могу вымыть подошву... — начинает он, но умолкает под сашиным взглядом. Идет, оборачиваясь на цепочку грязных следов, тянущуюся за ним.Первое наказание уже на подходе.— В гостиную, — сообщает Саша, отворачиваясь, и он глотает, качая головой от удовольствия, вид сзади. В о с х и т и т е л е н.Гостиная убивает его, превращает в блаженные волны дежавю: большая черная доска, как у него в аудитории, и две парты — с кафедрой и без.Стук. Стук. Аритмия."Раскладываю на столе". Это его воплощенная фантазия. За одним исключением. Ученика не будет.— Располагайтесь, — поводит ладонью Саша на кафедру, и он подходит к ней, вцепляется нервными пальцами и в удивлении подмечает на пюпитре чернильное пятно. Это е г о кафедра, из е г о аудитории! Он ошеломленно вскидывает взгляд на Сашу. Тот удобно расположился, сложив на парту ноги и сцепив пальцы на животе.Ты пронес ее через портал? В таком случае...Он оглядывается и сразу находит место на доске, где отвалился кусочек лака.Доска тоже его. И парты — вне всякого сомнения, тоже.

Помогите, я уже возбужден.Он облизывает губы, оборачиваясь к Саше. Тот понимающе улыбается углом рта.— Хочу, чтобы вы начертили мне конструкцию Обольского-Притвина. В течение, — достает он карманные часы, — трех минут.Ч т о. Но на нее... даже пяти не хватит!Он в ступоре поворачивается к доске. И не видит мела.— В чем дело, учитель, — звучит за спиной, — вы теряете время.Он ищет мел глазами, но его нет. Ни на кафедре, ни на доске, ни на полу. Он приседает, заглядывая под парту. В шоке смотрит на Сашу. Мела н е т.М н е к о н е ц.— Плохо ищете, — встает Саша и, обойдя парту, опирается на нее. Взгляд скользит вниз — он оглядывает себя — и кромсает сталью, когда Саша вскидывает на него глаза. Подбородок чуть приподнимается, и голос сообщает:— Может, проверите меня?...помогите.Головокружение. Он подходит к нему. Легонько прижимает ладонь к передним карманам брюк по очереди. Прядь соскальзывает и щекочет Саше лицо.— Заберите волосы, не то я расчихаюсь. Напоминаю, у вас меньше двух минут.Он метается к пальто в прихожей за резинкой — на этот раз не забыл! — затягивает волосы в хвост и бегом возвращается к Саше....как мне это выдержать.От задних карманов брюк ладони отдираются усилием воли.Мела нет.Он ощупывает жилет и, наконец, чувствует пальцами какой-то предмет вверху. Приходится просунуть ладонь под жилет. Молния. Внутренний карман. Не добраться, не расстегнув жилет — тот плотно обтягивает грудь. Он расстегивает две верхние пуговицы. Облизывая губы, дыша глубже от кромешной близости к телу. Наконец, извлекает вожделенный мел и только бросается к доске, как слышит:— Застегните.О боже!..Он возвращается, зажимает мел зубами, тщательно отряхивает пальцы от меловой пыли и бережно вдевает пуговицы в петли. Метается к доске. Обольский и Притвин плачут в сторонке, глядя, как он чертит впопыхах, пытаясь охватить всю конструкцию разом. Это невозможно — и он это знает. И Саша тоже знает. Не может не знать.— У вас... 33 секунды, учитель.Он вспотел от всей этой беготни, на лбу выступила испарина. Он бросается от одного конца доски к другому, стараясь хотя бы логически завершить выстраиваемые связи.— Время вышло, — щелкает, закрываясь, крышка часов.Мел замирает в пальцах. Крошится — он сдавливает его, тяжело дыша, смотря в черную марь доски.— Даже не две трети. Аттестацию вы не прошли. Плачевно, что свой предмет вы знаете не слишком хорошо.— Попробуйте сами! — в сердцах вырывается у него от обиды, и он обмирает.— Повышаете голос, — тянет Саша. — Уже в третий раз.Третий?.. О боже! Хозяин приплюсовал и те два раза! Он думал, его простили...Как бы не так.Саша подходит вплотную, не отрывая от него взгляда. Артур пытается унять сбившееся дыхание, чувствует, как ему расстегивают ширинку, но не может оторваться от сашиных глаз, пока не осязает, как что-то липкое течет по члену.А-аа... что это...Он опускает взгляд. Сашины пальцы сдавливают пластиковый пакет. По коже течет бледно-желтая струйка.— Нагнитесь, закройте глаза и откройте рот, учитель.Он подчиняется. В брюках липко и неудобно. Подбородок тянут вниз.— Шире.На язык капают.— Догадались? Ваше любимое блюдо в роли наказания.С г у щ е н к а.Толстым слоем ложится на язык.— Глотайте.Он сглатывает. Это чудесно, он давно уже голоден, но... хочется запить. Питья не предлагают.— Выпрямитесь.Саша обходит его, оттягивает брюки за пояс, и сгущенка течет вниз по ягодицам.Г о с п о д и.С А Ш А!..Он сглатывает, пытаясь хоть немного растворить терпкую сладость в гортани.Пальцы ныряют в ширинку, скользят по липкому члену, и у него отнимается дыхание.! . .Затем пальцы ныряют в открытый рот.— Оближите, я испачкался о вас.Он с готовностью глотает пальцы. Сосет, не открывая глаз, — разрешения открыть их не было.Это р а й, а Хозяин — апостол. Кажется, я уверовал в бога. Спустя месяцы мучений мне позволили, наконец, насладиться жизнью... и я н а с л а ж д а ю с ь. И даже огорченно вздыхаю, когда пальцы исчезают из моего рта.— Достаточно. Откройте глаза. Можете закрыть рот. А теперь... — Саша отходит и опирается на парту, — ублажите себя.Ч Т О?!— В течение... — цепочка, скользнувшая в пальцах, щелчок крышки часов, — двух с половиной минут.Ему хочется заорать. С е б я?! Перед н и м? Еще и по часам!Он смотрит в спокойное лицо Хозяина. Глаза чуть прищуриваются, и Саша многозначительно постукивает по циферблату.Я весь в сгущенке, я просто прилипну к члену, если начну водить по нему. В состоянии ли я вообще кончить, когда т ы смотришь?!Он опускает руку в штаны.

Я просто прилипну к этим брюкам намертво, с рукой на члене...Неторопливо проводит ладонью вниз. Больновато, сгущенка яро липнет к коже.— Достаньте, хочу видеть.С а ш а!..Он вынимает член.

— Две минуты, — врезается в мозг.Я правда не могу, это будто не моя часть тела! Вся липкая, держать противно. А я-то раньше думал, что облить тело сладким и дать облизывать — приятное дело... Облизывать.

Он представляет губы Саши на своем члене. Как он стоит на коленях, в этой шикарной рубашке под наглухо застегнутым жилетом и сосет, а он держит его за макушку, ускоряя...Хотя бы стоит.

Но водить липкой ладонью по члену смертоубийственно, не стереть бы до крови.

— Смотрите на меня, учитель, может, вам поможет.Мне стыдно. Мне 29, и мне стыдно за то, что я дрочу перед тобой. Или хотя бы пытаюсь. Сразу вспоминаю, что я — действительно учитель, а ты, хоть и бывший, мой ученик. Хотя, черт побери, какая теперь разница? Ты мой Хозяин, и если я не справлюсь, ты накажешь меня. Но мне все равно. Уж лучше порка, чем липкий член.Он смотрит в стальной взгляд, аккуратно водя большим пальцем по головке. Л и п к о. Саша, помоги...— Минута, — улыбка краем рта просто издевательская.Да твою ж мать!!!Он спешно облизывает ладонь. Совсем разум потерял, давно надо было это сделать... Слюна немного смягчает сгущенку на члене, и пальцы скользят свободнее.Боже, я умру...Глаза автоматически закрываются, но его не одергивают. В параллельной реальности сашин рот на его члене, и он буквально насилует его, растеряв остатки самообладания. Это не его Хозяин, это тот Саша, что пришел к нему на курсы и остался после пар, чтобы быть вытраханным на столе. Это его фантазия. И как же она ему нравится. Его глотка.Он кончает с тяжелым выдохом. Надрывно дышит, сглатывая, чувствуя проклятую липкую сладость в горле. Убирает член в штаны и только тогда смотрит на Сашу.— С опозданием в 37 секунд....наплевать. Я думал, что вообще не кончу. Кажется, я все-таки стер себе член. Дря-аань...— А теперь, — произносит голос, — дорисуйте, наконец, конструкцию, а то неловко на нее смотреть.Ох черт...Он смотрит на ладонь. В сперме. Вытереть о брюки? Им ведь уже все равно — сгущенка внутри, сперма снаружи... просто пляска белого по черному. Он даже не надеется их отстирать по возвращении. Надел самые лучшие...

Саша, ты изверг.— Можете облизать, если так жалко брюки, учитель.Он сдерживает тошнотный ком, подкативший к горлу. Слизать с в о ю с п е р м у... н и з а ч т о. Он повторяет это взглядом. Саша лишь усмехается.— Тогда чертите так.Да мел просто выскользнет. Он вытирает ладонь о голый живот, морщась. Не выдерживает и промокает сперму рубашкой. А следом и ладонь.— Вы такой липкий, — плывет в него голос, а он молча страдает, выводя мелом знаки.

Брюки прилипли к заднице, к мошонке, к члену. Рубашка — в сперме. Обольский с Притвиным разрыдались бы от хохота, узнав, в каком состоянии рисует их конструкцию учитель. Хотя нет, они влепили бы ему розог за поругание. Поставили коленями на горох. Он только надеется, что Хозяин не будет делать этого. Ведь он все-таки опоздал, значит, наказание будет.

Он выводит последний символ и, соединив, наконец, пять коридоров, кладет мел на полочку. Оборачивается.— Браво, — Саша медленно хлопает ему. — Вы восхитительно смотритесь на фоне этих линий.И, прежде, чем он успевает осознать, фотокамера вспыхивает, а он глупо моргает. Саша смотрит на экран фотокамеры, довольно улыбаясь.— Подойдите, взгляните. Мне очень нравится."Развесит на всех стендах в замке".Саша!..Он подходит, беспокоясь. Липкие бедра трутся друг о друга. И заднице с членом не лучше. Он правда сомневается, сможет ли вообще вылезти из брюк без долгого горячего душа.Наклоняется к Хозяину. На экране — он, растрепанный, взмыленный, уставший, с вопрошающим — "все ли так, Хозяин?" — взором. Казалось бы, ничего необычного, если бы не расстегнутая ширинка. А позади — доска, вся заполненная знаками и линиями. Эту конструкцию он теперь не сможет рисовать без воспоминаний...Саша поднимает взгляд, ждет, пока он посмотрит на него.— Вы о ч е н ь сексуально пахнете.Голос негромкий, но поднимает в нем бурю. Ладонь, тянущая его за шею вниз, — обжигает. Саша вдыхает его запах, невесомо касаясь губами ключицы.— М-м, — со звуком удовольствия отстраняется он, и ладонь соскальзывает с шеи. — Ваш одеколон убивал поистине потрясающий аромат вашего тела. Я запрещаю вам им пользоваться.Я умираю. Еще раз и еще. Падаю. Воскресаю. Осыпаюсь пеплом и снова встаю.

Наверное, это люди зовут счастьем.И в кои-то веки я рад, что влюблен.— А теперь, — отставляет Саша фотокамеру на стол, — вытрите доску. Своей рубашкой....брюки испорчены. Теперь еще и рубашка?Град рая осыпается к моим ногам.Он расстегивает пуговицы. Спускает с плеч подтяжки и, вытянув рубашку из-под пояса, снимает ее. По телу бежит дрожь — разгоряченное тело холодит воздух. Он, закусив губу, смотрит на рубашку в последний раз и, безжалостно скомкав, стирает с таким трудом начертанные линии размашистыми движениями. Замечая, что получается из рук вон плохо: мел растирается по всей доске белыми пятнами. Он останавливается, поворачиваясь к Саше:— Могу я смочить... тряпку?— Все ждал, когда вы сообразите. Ведро воды в ванной — принесите сюда. Даю вам 7 секунд.Он хотел тайно отмыть себя от сгущенки. Не выйдет.

Бежать он не в состоянии — в штанах мертвенная липкость, склеившая кожу — и идти... уже тоже.Он не думал, что произнесет хоть одно из этих слов, но это просто невыносимо — ему кажется, он разодрал себе бедра в кровь, отлепляя их на каждом шагу друг от друга.— Тьма, — выдавливает он, не глядя на Сашу.— Что тебе не нравится, — спокойно звучит голос. — Скажи конкретно.— Я стер себе все в штанах, Хозяин. Простите. И я хочу пить.— Для этого я и послал тебя за водой. Не можешь идти?Он кивает.— Хорошо, стой на месте.Саша возвращается, опускает ведро рядом с ним. Отвинчивает крышку бутылки, принесенную в другой руке, и поднимает к его губам.— Пей.Он глотает, чувствуя, как долгожданная вода умеряет наконец жжение в горле. Саша ставит бутылку на пол, расстегивает манжеты, закатывает рукава и приседает перед ним на корточки.Он забывает, как дышать. Саша набирает в пригоршню воды и аккуратно заливает в его ширинку. Теплые струйки бегут по ногам, принося блаженное облегчение от того, что ткань отмокает, наконец, от члена, а бедра — друг от друга. Еще пригоршня.— Повернись.Пригоршни за пояс — на ягодицы. Пара струек затекает в ботинки. Голос:— Тебе лучше?— Да... спасибо, Хозяин.— Можем продолжать?— Да.Ладонь скользит по позвоночнику вниз. Он весь напрягается. Ладонь останавливается под поясом — пальцы лежат на пояснице секунду и убираются. Он сдерживает вздох разочарования.— Вы так долго терпели, что заслужили награду, учитель.Сознание туманит этот голос.— Лягте на парту грудью и расставьте ноги.... д о ж д а л с я.Сердце стучит так, что он не слышит ничего, кроме этого звука. Он выполняет указания. Раздвигает ноги, прижавшись щекой к парте.Ч ь я это парта.Кто за нее сядет з а в т р а.Парта, на которой меня т р а х н у т.Член упирается в столешницу. Мучительное ожидание, когда он давно уже готов.С а ш а... я же выдохну твое имя, кончая... и ты накажешь меня...Щелчок затвора. У него холодеют внутренности. "На всех стендах".— Я сделаю галерею из ваших фотографий. Здесь, в этой комнате.Перед ним возникает экран фотокамеры.— Чудесный вид, не правда ли?Задница, к которой прилипли мокрые брюки. Подтяжки, свисающие по бокам. Обнаженная спина. Хвост, упавший на стол. Черт... это порнография. Это он.— Мне трудно судить, — выдавливает он.Ладонь медленно следует по его спине. Захватывает пояс и рвет брюки вниз, обнажая задницу.

Он закрывает глаза, глубже дыша.— Так громко дышите, а ведь я еще ничего не сделал.С волос аккуратно снимают резинку, и пряди рассыпаются по парте, скрывая лицо. Он сглатывает. Ожидание невыносимо.— Прогнитесь, учитель.Он приподнимается на локтях, выгибая спину.Я умру, не дождавшись.Щелчок затвора. Нет, только не снова!..— Чем дальше, тем сексуальней вы выглядите.Это точно он? Он вглядывается в человека на экране. Голый зад, выгиб спины, склоненное набок лицо, скрытое прядями. "Вытрахай меня, умоляю" — росчерком по экрану фотокамеры.

В паху нестерпимо ноет.Саша оставляет экран перед его лицом. Берет штатив из угла и устанавливает напротив парты.О-ооооооЧЕРТЗакрепляет фотокамеру.Я...хочу этого или нет...— Хочу, чтобы вы взглянули на себя со стороны в видео, раз уж по фотографии вам трудно судить о себе....помогите...Перед ним, на самый край парты, ставится тюбик. Уже начатый.— Читайте надпись, учитель. Вслух.— "Разогревающая смазка для"-аа... — он вцепляется в парту: пальцы оглаживают, смазывая, вход, один скользит внутрь.— Я велел остановиться? Дальше.Он сглатывает.С а ш а...— ..."анального секса, подходит"... м-м... "для"!.. — второй палец.

Левая ладонь мягко кладется на его поясницу, удерживая на месте. Движения внутри плавные, не резкие, постепенно увеличивающие амплитуду. Растягивающие в стороны.Глубокое грудное дыхание.— ..."для различных секс-игрушек. Та-а... кже совместима с латексом".— Неплохо, учитель, хотя можно было быстрее.Третий палец, и из легких выдыхается долгое "а-аа". Он наклоняет голову, сильнее выгибаясь, и чуть не сшибает лбом тюбик.... С а ш а...— Поднимите голову, учитель, вы должны видеть, какое у вас лицо, когда вас имеют пальцами.Мне жарко... Я смотрю в зеркальный объектив полуприкрытым взглядом. Не представляю, как я выгляжу со стороны, да мне и в общем-то все равно.Ладонь чуть надавливает на спину, и пальцы вынимают.— Думаю, достаточно.Да-а... ты так аккуратен, но, пожалуйста, хватит... я же... больше не выдержу...— Напоминаю: вы можете остановить меня, если ощущения вам не понравятся.Разве член... может не понравиться... особенно если это тво!..Внутрь что-то скользит, но это не член — предмет не такой теплый. Он изо всех сил пытается понять, что это. Шарик?..

Первый проходит легко. Он чувствует, как вторым массируют вход. Медленно, дразняще. Чуть скользя первым внутри. Саша надавливает большим пальцем на шарик, и тот проскальзывает внутрь, заставляя Артура резко выдохнуть, дернувшись.— Спокойней, — мягко оглаживают его задницу. — Я знаю, что вам нравится... — понижается голос до шепота у его уха, — но ведите себя смирно, — загоняют ему третий шарик, больше диаметром, так резко, что он распахивает глаза, нервно вдохнув пересохшими губами воздух.Саша неторопливо, нарочито медленно вытягивает шарики наполовину и снова погружает, разогревая его до изнеможения.Прохладная смазка стекает из тюбика на кожу над следующим шариком.— Готовы?Низкий грудной голос заставляет Артура обмереть от наслаждения, остро сжавшего сердце и пульсирующего в члене.— Да... — прикрывает он глаза.Шарик замирает, уже войдя наполовину. Гораздо толще предыдущих. Артур чуть поводит бедрами, стремясь навстречу, тяжело дыша.

— Хотите еще? — интересуется Саша и, не дожидаясь ответа, погружает четвертый, пятый и шестой шарики одновременно.На шестом Артур стонет, вцепляясь от боли в парту, хочет выпрямиться, но ладонь пригвождает его к парте:— Тихо... не дергайся.

— Пожалуйста... — закусывает он губу, отводя назад руку, чтобы выдернуть последний.Его перехватывают за запястье.— В чем дело? — всматривается Саша в подернутое дымкой боли лицо, повернутое к нему.— Пос... ледний... — еле выговаривает Артур, хватая губами воздух.— Последний я убираю?Голос с трудом пробивается к нему сквозь марево возбуждения. Он кивает и задетый лбом тюбик падает на пол. Звук — словно из другой комнаты.

Шестой шарик аккуратно выскальзывает, и он выдыхает от облегчения. Все ощущения — внутри.— Я могу продолжать?... да...Он может кивнуть только спустя полминуты, с трудом поняв, что так и не ответил вслух.Движение наружу. Шарики выскальзывают по одному. Он облизывает сухие губы и сглатывает. Рвано вдыхает воздух.— Все нормально?Кивок.Погружение.Он не может удержаться от стона.До этого его руки были согнуты в локтях, но теперь у него просто нет сил держать свое тело в таком положении. Он ложится грудью на столешницу, расслабляясь. Пряди соскальзывают со стола.— Молодец, что перестал напрягаться, — звучит голос откуда-то снизу.

...ты... на полу?.. на коленях?..Саша следит, отведя ягодицу, не появилась ли кровь. Стон боли заставил его понервничать, не порвал ли он его. Бешеные сессии с Розом расхолодили его как Верха, и он засомневался, правильную ли прикладывает силу.Движения чуть ускоряются. Колени слегка подгибаются.— М-мм...Артур подается навстречу, но ладонь останавливает его, ложась на левое бедро.— Не крутись.Он громко выдыхает, чувствуя очередное погружение. Ладонь не убирается с бедра, но он едва осязает ее, поглощенный внутренними ощущениями постепенного наполнения и освобождения.... С а ш а...Он неслышно шепчет его имя. Внутри не член, но подзабытые ощущения вспыхивают и разливаются. Острее. Насыщенней.— А... — выдох. Ноги мелко дрожат. Он уже неспособен воспринимать окружающее. Внутри клубятся грозовые тучи, наращивая напряжение.Движения шариков прекращаются на пике, но ягодицы накрывают ладонями и впиваются ногтями, и когда до него, спустя секунду, доходит, что эти пальцы — сашины, разряд прошивает тело насквозь.Сквозь рассеивающуюся пелену оргазма он чувствует, как ладонь мягко оглаживает его вспотевшую спину. Шарики еще внутри. Он, наконец, слышит свое надрывное дыхание и пытается немного унять его. Облизывает губы. Втягивает с шумом воздух и медленно выдыхает через нос, успокаиваясь.

Кажется, он стонал...Пряди убирают с лица.Сил открыть глаза нет.Его гладят по волосам, возвращая в реальность.— Я вынимаю? — спрашивает голос сверху, и он, спустя долгие секунды слабо кивает, не в силах поднять голову, и надеется, что его поняли.Шарики медленно выскальзывают. Ему хочется соскользнуть на пол. Ноги слабые.— Подожди, сейчас ляжешь, — эхом в опустошенной оргазмом голове.Он держится пальцами за парту. Колени подгибаются.— Теперь аккуратно. Ложись на пол.Он отцепляется от парты, опускаясь на колени и затем — на спину. Мягкое тепло под обнаженной спиной и ягодицами. Ковер?.. его здесь не было, когда он зашел...Он просто лежит и дышит, пытаясь окончательно вернуться в мир, и думает, что у него, должно быть, отлетела душа.Теплая ладонь на лбу убирает упавшие на лицо волосы.Саша...— Отдыхай. Но лучше недолго — смазку надо вымыть. А после — отдыхай, сколько понадобится. Ты молодец, очень сегодня порадовал.Саша...С а ш а...Хозяин смотрит на медленно вздымающуюся грудь. Заснул... Он совсем его вымотал. А ведь хотел покормить и пообедать сам — не ел, чтобы не забыть, как сильно будет хотеться есть Артуру.Он наклоняется и вдыхает аромат его пота.— Потрясающе, — шепчет он.Поднимает взгляд. Встает и останавливает запись на фотокамере. Посмотрит позже, с Артуром рядом. Пусть тот, наконец, осознает, н а с к о л ь к о восхитителен...