Руфус Шинра (2/2)

- Много ты понимаешь! – сказала Леда глухо. - Думаешь, это ладно выходит, когда в тебя влюбляются… так вот… Она потом… - Леда замолчала.- Что? – спросил я.- Она сказала ему всё…

- И?- А он – не верю, не могу поверить, что ты на такое способна! Прыг в вертолёт – и в Нибельхейм. С невестой мириться. А на обратном пути…

Это я уже знал.

- Ты подслушивала? – спросил я.

Леда, ничуть не смутившись, кивнула головой:- Из этойсамой комнаты, мастер Руфус!И потом, помолчав:- Вот они чем заканчиваются, игры-то!

…Я веду ладонью по прохладным, чуть влажны перилам. Весна выдалась холодная, пасмурная, и дерево не успело просохнуть… Я больше не играю в эти игры, Леда беспокоится напрасно. Я действую наверняка, и с тех пор имел дело исключительно с профессионалами и профессионалками. В крайнем случае – с очаровательными светскими хищниками, хорошо знающими правила и границы. Мальчик в безопасности, Леда, ты уж поверь. Настолько, насколько вообще возможно быть в безопасности рядом со мной, в волчьей яме под названием Корпорация Шинра.

Реактор заложен к северу от Арджита, в котловане рядом с небольшим горным озером, считается, что естественные водоёмы – коллекторы мако-энергии и облегчают поглощение Материи в реактор. Мы – я с моими Турками и строительное начальство, столпились в смотровой кабинке в центре недостроенного реактора, день ясный, в широкие окна мне отлично виден как готовый, закрытый сегмент станции, так и те, что ещё только монтируются, деловитые фигурки рабочих с высоты кажутся муравьями на металлическом каркасе будущего Кольца Арджита, огонь десятков сварочных аппаратов не ярче слабых вспышек светляков, башенные краны, рельсы и канаты – хрупкие сооружения из травы и паутинок. Небо нежно-голубое, в розоватых утренних облаках парит ястреб. Скоро здесь не будет ни муравьёв, ни ястреба, ни травы. Главный инженер с гордостью разворачивает передо мною чертежи станции, проект утверждал мой отец лично. Шелестит плотная кремовая бумага, Рено сопит у меня над плечом, с интересом разглядывая чертежи, я стискиваю челюсти, чтобы не зевать, и тереблю булавку в галстуке. Мне мало довелось спать этой ночью, и мягкий шорох страниц навевает дремоту. Главный инженер приглашает меня внутрь готового блока, но я отказываюсь, мне надо быть в мэрии и согласовать с городской администрацией церемонию открытия. Мне понадобится дополнительная охрана, такие мероприятия – просто приманка для террористов. Главный инженер заверяет меня, что два из четырёх взводов солджеров, охраняющих строительство, будут предоставлены мне. Я говорю, что достаточно одного, охрана объекта важнее, особенно когда работы ведутся и в ночную смену. Главный инженер, приподняв брови с некоторой надменностью, заявляет, что на его объекте в ночную смену никто не работает, они и без того опережают график, о чём, без сомнения, известно Президенту. Надутый подхалим! Я выражаю приличное случаю довольство его рвением и спешу откланяться. Мэрия отнимает у меня три с половиной часа, отцы города услужливы, щедры и не скупятся на улыбки, но за внешним энтузиазмом и обычной верноподданнической лестью легко угадать боязливую неуверенность в будущем. Они, разумеется, осведомлены, что Арджит ожидает превращение в крупный промышленный центр, но знают также и то, что к этой кормушке их не допустят, слишком мелкие сошки, будущее видится им в мрачных красках, ведь сельское хозяйство и курортный бизнес, приносящие дивиденды сейчас, пойдут прахом. Мне быстро надоедает это старательно скрываемое уныние и тоскливые злобные взгляды исподтишка. Они и пальцем не шевельнули, чтобы… Мне становится душно в прохладном зале заседаний с настежь открытыми окнами, и я приказываю подать машину,на прощание выражая уверенность, что к завтрашнему дню всё будет устроено как нельзя лучше. Пока мы едем к Вилле, я смотрю в окно, на улицах тихо и малолюдно, и я рад, что не могу разглядеть как следует лица прохожих – Рено, по обыкновению, ведёт машину слишком быстро. Ещё и четырёх нет, а я уже устал, как будто с утра ворочал камни, но мне нужно быть бодрым, слишком много дел ещё предстоит сделать сегодня. От обеда я отказываюсь, игнорируя воркотню Леды, ограничиваюсь кофе в компании Рено.

- Что ты думаешь об этом реакторе? - спрашиваю я его, дождавшись промежутка междукексом и бутербродом, я приказал накрыть стол в саду, и свежий воздух раздразнил аппетит мальчишки.

- Реактор как реактор, - говорит Рено и тянется за печеньем, - куда они гонят – не понимаю… Местные не особо довольны… - он откусывает сразу половину, не сводя с меня внимательного взгляда, он явно хочет понять, что я имею ввиду.

- Местные и слова не скажут, – говорю я лениво, наблюдая, как оса подбирается к блюдцу с вареньем.

- Местные – козлы трусливые! – фыркает Рено. - Я бы на их месте…- Что? – спрашиваю я. Умный мальчик, угадал сразу.- Ну, сделал бы так, чтобы этот проект вообще не дошёл до вашего старикана! Проплатил бы в Мидгаре кому надо и всё!- Мой отец был заинтересован в проекте лично, такой вариант отпадает, – я пожимаю плечами. Вторая оса появляется рядом с первой, тонко жужжа. Смертницы.

- Ну, тогда бы я нанял кого-нибудь и подорвал этот реактор к чертям!- А последствия? Карательные меры?- Это если замочить охрану, понатыкать зарядов и устроить фейерверк со всей дури. Но бывают же и несчастные случаи на производстве.- Несчастные случаи? – я делаю глоток обжигающего кофе.- Ага, – Рено облизывается, глаза горят, для него это словно очереднаязадачка из учебника. - Чёрт, были бы у меня те чертежи, я бы вам показал, они дурака сваляли, там через перемычку – озеро, вот я не помню точно, как сваи от реактора стоят, а…- У меня есть чертежи, - говорю я. Рено осекается на полуслове, его глаза распахиваются на пол-лица, а потом сужаются. Он молчит. Я кладу на белоснежную крахмальную скатерть свою булавку для галстука, проворачиваю чёрную жемчужину, которая совсем не жемчужина, и на белое поле со щелчком проецируется первая страница проекта ?Кольцо Арджита?.- Круто! – шепчет Рено, глядя на чёткие линии, потом – снова на меня. - Вы хотите, чтобы я…- Для начала пообещай мне, что никому ничего не скажешь, - говорю я.- Обещаю, а вы…- Нет, не так! Шевалье пятнадцать-семь-девять…

…Рено Сен-Клер, первый ученик закрытой школы-интерната для математически одарённых детей при Военно-Инженерной Академии Мидгара, после достопамятной беседы с агентом ван Рейне мне не стоило никакого труда вычислить его настоящее имя, я даже скачал его файл из базы данных архива Академии – короткая, в один абзац биография, табель успеваемости – круглый отличник! - маленькое фото – стриженный ёжиком рыжий мальчик в школьной форме, никаких шрамов, мне уже кажется, что я могу припомнить его среди малышни, подглядывавшей тайком за тренировками на мечах, хотя нет, он же был ботаником и заучкой, ни одного нарушения дисциплины за те семь классов, которые он успел закончить, прежде чем исчезнуть, не вернуться в интернат после весенних каникул.…Ему хватает часа. Он бормочет себе под нос, чёркает карандашом на салфетке, перепроверяя расчёты, щелкает проектором, рассеянно дёргает чёлку, потом поднимает на меня невидящие серо-голубые глаза:- Как минимум десять зарядов, я разметил, смотрите. Когда блок заработает, сработают детонаторы, взорвутся заряды на сваях, кольцо завалится на бок, рванут заряды на перемычке, и озеро затопит котлован с реактором.- Отлично, - говорю я. Он моргает и неуверенно улыбается. Задачка сошлась с ответом.- Когда планируется акция?- Сегодня ночью.- Нет! Мы не успеваем…- Ты просто держи схему в голове, Рено, а взрывчатка и прикрытие – не твоя забота, - говорю я.

- Ладно, – говорит он недоверчиво. Он даже не заикается про своего напарника, императив работает успешно.- Сомневаешься, что справлюсь? – спрашиваю я. Он беспокойно передёргивает плечами:- Нет, но…Он не спрашивает, зачем мне понадобилась эта акция, говорит только:

- Вас будут подозревать первым.- У них не будет улик.- Улики всегда находятся, если поискать хорошо.Он посерьёзнел и словно стал старше, ни одного жаргонного словечка последние десять минут, ни одной ухмылки. То, что мы спланировали на эту ночь, выходит за рамки обычных интриг, кадровых перестановок и кулуарной борьбы за власть, и он это понимает.

- Сомневаешься? – повторяю я.Сомневаешься, что смогу тебя защитить? Напрасно. Рено, решение за тебя принял я, и я теперь за тебя отвечаю. Мы смотрим друг другу в глаза, он первым опускает взгляд, беспокойно вертится на стуле, лохматит волосы пятернёй, скрывая порозовевшие щёки. Осы замолчали, пристроились к варенью, одна уже тонет в сладкой малиновой лужице. На солнце набежало облако, деревья тихо поскрипывают под порывистым ветром, но мне не холодно, кофе оказалось слишком крепким и горячим, у меня в горле пересохло от жара.- Пока можешь идти, - говорю я, стараясь справиться с голосом, - мы выходим в полночь, жду тебя возле сторожки, знаешь, где это?Он кивает, вскакивает со стула и почти бегом срывается в сторону террасы.

…В полночь я узнаю его не сразу, он кажется мне тенью среди теней – чёрная одежда, рыжие волосы спрятаны под чёрной шапочкой, лицо смутно белеет в темноте – угловатое, совсем детское из-за тревожно расширенных глаз. ?Рено? - окликаю я его тихо, он подпрыгивает от неожиданности, всматривается, выдыхает: ?Я вас не узнал сначала!?. Мне хочется смеяться. Я сжимаю его плечо и вталкиваю в сторожку, маленький нежилой дом пахнет сыростью, нерастаявшим снегом, внутри темно, хоть глаз выколи, я веду рукой по стене справа от входа, нахожу незаметный выступ, нажимаю. Сначала ничего не происходит, потом в полу со скрежетом открывается тускло светящийся прямоугольник – вход в подвал. Рено присвистывает. Мы спускаемся по скользким каменным ступеням, люк закрывается над нашими головами. Короткий переход, стены покрыты люминесцирующей краской, где-то капает вода. Рено с любопытством вертит головой и налетает на меня, когда я останавливаюсь, отскакивает. Мы пришли, вернее, мы вышли. Покинули Виллу. Я срываю брезент с байка, который три года ждал меня здесь, в маленькой подземной клетке. Рено фыркает. Что такое? Да, модель не новая, но нам подойдёт. Я проверяю сцепление, колёса, привод, аккумуляторы, как я и помню, они заряжены мако под завязку. Металл влажный и холодный. Я сажусь за руль и киваю Рено – залезай. Кажется, я улыбаюсь, потому что он отвечает мне улыбкой – хитрой и детской одновременно, забирается ко мне за спину, осторожно обнимает за пояс. Я опускаю на глаза очки ночного видения. Держись крепче, Рено!

Я веду байк сквозь чёрно-красную схему, холмы, развилки, скалы – как декорации компьютерной игры, но ветер, ветер, который бьёт в лицо - влажный, живой, он пахнет землёй и зеленью, и холодом ледников, морось оседает на занемевшем лице. Рено вцепился в меня, забыв об осторожности, и восторженно сопит под ухом. Круто, Рено? ?Ага! Здорово!? - орёт он, едва меня не оглушив, и я смеюсь. Мы добираемся до места быстро, слишком быстро – те, с которыми мы должны встретиться, уже ждут нас. Озеро, деревья вкруг, гигантская раковина на мраморном постаменте отражается в спокойной чёрной воде. Маленький грузовик в тени деревьев, три фигуры, наши близнецы – тёмные брюки и куртки, чёрные шапки, высокие воротники скрывают лица почти до глаз. Рено замирает у меня за спиной, я чувствую, как напрягаются его руки, и шепчу – спокойно, Турк! Я знаю, ты не слишком любишь господ из Лавины, но больше нам обратиться не к кому. ?Когда это вы успели?? - шипит Рено мне на ухо. Отлепись от меня и слезай с байка, а то они невесть что подумают, - отвечаю я. Он тут же отшатывается, едва не падая с сидения, а я снимаю очки ночного видения. От воды, звезд и белых коралловых камней почти светло. Трое выходят из тени, и я узнаю их предводителя, Винсента, я никогда не видел его лица открытым, но у него внимательные чёрные глаза, их с другими не спутаешь, он всегда смотрит на меня так, будто хочет влезть под кожу. ?Блин, и эта здесь!? - ворчит Рено у меня за спиной, и вслух, идевательски-вежливо: ?Мисс Туда-Сюда. Вот так встреча?. Он больше не бросается на неё с кулаками, я заставил его понять, что не потерплю ничего подобного, пока могу использовать мисс Локхарт в своих интересах. Она угрюмо, не таясь, смотрит на нас, я слегка кланяюсь ей: мисс! Её лицо каменеет, она роняет: ?Вот уж не ожидала, что ты сам сюда явишься, Шинра! Не получается всё время жар чужими руками загребать?? - её голос сочится ядом. Я смотрю на её руки – короткопалые, красные, обветренные, руки официантки, посудомойки, и вежливо осведомляюсь – неужели она так разочарована нашим сотрудничеством? Она замолкает, моя неизменная учтивость для неё хуже оскорблений, она ненавидит меня, говорят - вся её родня погибла в Нибельхейме, она уцелела чудом, но я не Сефирот, и в её горе неповинен. Она ненавидит меня и за это тоже, в системе координат мисс Локхарт никому из Шинра не может быть оправданий. Третьего лавинщика я не знаю, а он смотрит на меня во все глаза, потом вдруг медленно стягивает с головы шапку и идёт ко мне, я отшатываюсь и вырываю пистолет из-за пояса. ?Эй, Клауд, спокойно! Ты что?? - Рено выходит вперёд, заслоняя меня, разводит руки. - ?Всё в порядке. Это же я! Я, Рено!?. Клауд не сводит с меня глаз, его губы дрожат, светлые волосы падают на лоб, он сердито отбрасывает их назад, трёт висок и морщится. Мисс Локхарт бросается к нему, обнимает за плечи, что-то шепчет на ухо, пытается развернуть его голову так, чтобы он на меня не смотрел. Я стою неподвижно, палец онемел на курке. Что за чёрт? Что с ним такое, с этим парнем… Клаудом? Он тоже ненавидит меня? Но я вижу его первый раз в жизни. Мисс Локхарт, кажется, удаётся его успокоить, она отводит его в сторону, злобно оглядывается на меня. Клауд… Я начинаю что-то припоминать. Сумасшедший дружок Рено по Лавине, ?жертва бесчеловечных экспериментов Шинра?. Ещё одна причина ненависти темпераментной мисс Локхарт. Это становится утомительным! Надеюсь, с драматическими жестами покончено? – говорю я Винсенту и прячу пистолет. - У нас не так много времени. Он смотрит на меня своим неподвижным, ждущим чего-то взглядом, и кивает.

Мы скользим между холмами короткой цепочкой, реактор – дальше к востоку, мои плечи оттягивает рюкзак со взрывчаткой, такие же – у моих спутников, Рено проверил заряды и сказал, что сойдёт. Реактор открывается внезапно, за следующим поворотом – черное колесо в круглом каменном распаде у озера, словно гигантская свернувшаяся гадюка. Перебегая от камня к камню, мы скатываемся вниз, под прожекторы, в темноту,пахнущую разогретым металлом и гниющим мусором, туда, где мощные сваи впились в каменное дно и стены распада, поднимая кольцо над острыми скалами. Реактор повис над нами, закрывая небо, внутри него – три взвода солджеров, охрана готового блока, набитого сложной электроникой. Мы расходимся, Рено шёпотом отдаёт последние указания, глядя на Тифу Локхарт, заявляет, что проверит потом всё сам, и чтобы безглупостей! Мисс Локхарт сосредоточенно кивает и уходит вверх по склону, таща за собою Клауда, тот идёт за ней покорно, один раз оглянувшись на меня.

Рено работает быстро, я и Винсент подаём ему заряды, перебираясь от сваи к свае, оскальзываясь на отбросах, которые скопились за время строительства. Рено отвинчивает обшивку, помещает заряд внутрь металлического скелета сваи, прилаживает обшивку на место. Детонаторы активируются от вибрации – поясняет он, у этого реактора онавообще-то нижесреднего, потому что он фактически подвешен в воздухе, но, пока будет работать только один блок, чтобы предупредить смещение, они поставили временную горизонтальную сваю, соединив стену блока и каменную озёрную перемычку… и вибрировать она будет – мама не горюй, как только блок заработает и разогреется как следует... Эту сваю, в том месте, где она забита в скалу, сейчас обрабатывают Клауд и мисс Ту… ?Прекрати? - говорит Винсент. Рено фыркает и оглядывается на меня. Зови её мисс Локхарт, так будет вежливее, Турк, - говорю я, и Рено обиженно замолкает. Мы работаем в тишине, прерываемой едва слышным звяканьем металла и далёкими трелями ночных птиц. Мы справляемся быстро, и наконец-то выбираемся наверх из зловонного холода, Рено идёт ещё выше, проверить работу Клауда и мисс Туда-Сюда Локхарт, я успеваю дать ему подзатыльник за ослушание, а потом мы с Винсентом остаёмся одни среди белых скал. Время идёт нестерпимо медленно. Винсент неподвижен – тёмный силуэт, словно вырезанный из камня, светлый прямоугольник незакрытой кожи, продолговатые чернильные глаза устремлены вдаль, мимо моего лица. Я оборачиваюсь, чтобы проследить за его взглядом, и невольно вздрагиваю – отсюда, как на ладони, на другой стороне долины, видна Вилла, маленькая, словно игрушечный домик, один-два огонька, тёмное облако парка.

- Благодарю вас, – невольно вырывается у меня. - Благодарю, что… откликнулись на мой звонок.

Он переводит на меня тёмный взгляд и отвечает бесстрастно:- Вам бы не стоило меня благодарить, господин Шинра. Это ненужная, спонтанная акция, грозящая многими неприятностями, и вы это знаете.Я невольно опускаю голову. Он прав. Он абсолютно прав. Но ему не обязательно лишний раз указывать мне это, напоминать, что теперь я у него в долгу, и мне придётся расплачиваться.- Арджит - дом моей матери, - отвечаю я, мой голос ровен, но руки невольно сжимаются в кулаки, - субъективный и непрактичный довод, согласен, но весьма для вас полезный, я уже сказал, и повторю снова, что моя благодарность будет выражаться в любой угодной вам форме.

Он молчит, потом говорит в свой высокий воротник, глухо и прерывисто:- Оставьте это. Мне… не нужны подачки, чтобы… чтить память Клэрис Шинра.

То, как он произносит имя моей матери, заставляет меня вздрогнуть.- Вы знали её?

Он молчит, потом отвечает:- Нет. Совсем не знал.Мне непонятны горечь и насмешка в его словах, я впиваюсь взглядом ему в лицо, в глаза под низко спущённым тёмным капюшоном, хватаю за плечо, его одежда под моими пальцами кажется горячей и сухой, как крыло летучей мыши, и словно пульсирует, или это моя кровь, моё сердце бьётся у самой кожи? Он отталкивает меня, его глаза горят углями на бледной полоске лица. Он знал мою мать?!Невнятный вскрик, мы оборачиваемся, застигнутые врасплох, их пятеро, тех, что вынырнули из-за белого камня, трое – в строительной униформе, они тащат какие-то мешки, завидя нас, они опускают свою ношу на землю и начинают медленно нас обходить. Воры. Воры, которым не нужны свидетели. Чертовски, чертовски неудачно! Они окружают нас, лиц не видно в темноте, но тусклые блики у них в руках – ножи, я достаю свой нож. Винсент оказывается у меня за спиной, я не знаю, какое у него оружие, но нас только двое против пятерых, и я не могу достать пистолет, выстрел в этой каменной чаше, даже с глушителем, привлечёт внимание охраны. Они бросаются на нас одновременно, как стая бродячих собак, я ухожу от удара в шёю и сам втыкаю нож в мягкую плоть, стон, я зажимаю ладонью стонущий рот, он кусает мою перчатку и, пока умирает, три раза бьёт ножом в бок, прикрытый бронежилетом, скользящий удар по голове, я едва успеваю увернуться, и выбросить нож вправо вверх, руку обдаёт горячим, лицо, кажется, цело, завтра у меня не должно быть синяков… Если у меня ещё будет это завтра – мы с Винсентом стоим плечом к плечу, четыре тела валяются на земле без движения, а пятый… пятый вырвался и стоит перед нами, в руке у него пляшет пистолет, я замираю и ловлю его панический взгляд, он напуган, он выстрелит, он уже… Что-то чёрное бросается на него, что-то, похожее на гигантскую летучую мышь, они сливаются в хрипящий клубок, он бьётся, замирает, дикие, ни на что не похожие звуки, я оглядываюсь, я один, кругом – мёртвые тела, Винсент… Винсент поднимается с последнего, пятого мёртвого тела, сгусток темноты, отливающий багровым, клубится у него за спиной, потом опадает, окутывает плечи потрёпанным плащом. Капюшон сорван, ворот распахнут, его лицо словно сияет собственным светом, длинные чёрные волосы отброшены за спину, глаза – тёмные провалы без белков. Я делаю шаг назад, в горле сухо, вдоль позвоночника стекает холодный пот. Это лицо, красивое, юное, он моложе, чем я, он… Мне плевать, что он за тварь и как убивает, но он выглядит как…- Винсент Валентайн!

Демон опускает взгляд, отворачивается, я смотрю, как багровая ткань-неткань, словно живая, поднимается вверх по его шее, превращаясь в воротник, заползает в волосы, застывая широкой повязкой, успокаивается. Когда он поднимает глаза, они уже ничем не отличаются от человеческих.

- Да, - отвечает Винсент Валентайн.

- Симбионт-гемофаг? – говорю я, и он кивает. Меня трясёт, воздух, сырой, тяжёлый, насквозь пропитанный кровью, с трудом проходит в горло. Даже если я успею выхватить пистолет, пули не причинят ему вреда. Он вампир, попросту говоря. Симбиотический организм, созданный из человека и редкого кровососущего существа, я читал о таких в летописях Сетра, но думал, что гемофаги истреблены и страшное искусство забыто.

- Вы убьёте меня? – я смотрю на его левую руку, скрытую под плащом, она шевелится так, как не может шевелиться человеческая рука. Пусть что-нибудь, кто-нибудь задержит Рено, пусть…- Я поклялся, что буду охранять тебя, - говорит он глухо, - тебя и твою мать.Я смаргиваю и смеюсь, смех вырывается из меня, как гной из нарыва.

- Моя мать мертва. Ты знаешь, как она умирала? Ты знаешь?!

Мне всё равно, я хватаю его за этот живой плащ-неплащ и трясу, он перехватывает мои руки, его пальцы – как стальные оковы.- Я тоже умирал! – у него изо рта несёт кровью и жаром, а на лице – ни единой морщины. - Я тоже умирал, когда Ходжо… делал из меня демона, а я думал только о…о Клэрис – что с ней, как она?- Ты обещал быть с ней! Обещал быть с ней всегда и бросил, в самый… в самую тяжёлую минуту! – я рычу эти слова в его вечно-юное лицо, я думал, они умерли, умерли, когда я прочитал сводку о его смерти, я думал, что похоронил в себе это – бессильную злость на предателя-Турка, бессильное чувство вины мальчика, который был слишком мал, чтобы самому защитить свою мать. Мои запястья почти расплющены его пальцами.

– Ты говорил, что любишь её, ты должен был её любить, она приказала! - я замолкаю, захлёбываясь воздухом, он бледнеет, он отшвыривает мои руки, как грязь, и он не смеет, не смеет смотреть на меня так, я коротко бью его кулаком в лицо, он едва не падает, но не говорит ни слова, его разбитые губы сомкнуты. Будь он проклят! Я поворачиваюсь и иду прочь, меня всё ещё трясёт, редкими судорогами, я устал и опустошен настолько, что мне уже всё равно, даже если он догонит меня и высосет до капли, как высосал волю к жизни у моей матери, и моё тело найдут здесь среди мусора… Меня шатает. Дрейк, его обескровленное тело в канале. Будь ты проклят, Винсент Валентайн!

- Руфус, – догоняет меня его бесстрастный голос. Я не оборачиваюсь.- Я любил твою мать… и мне всё равно, почему.Теперь – всё равно!Лучше бы он в меня нож метнул. Я не оборачиваюсь, я иду в темноте, и белые камни, как призраки, кружат вокруг меня, тело онемело от холода. Это не высокогорье, но я проваливаюсь в транс, как от горной болезни, в глазах мутится, она стоит прямо передо мною, и через неё просвечивает скала с оттиском раковины, она качает головой, так укоризненно, и перламутровые слёзы скатываются по прозрачным щекам. Она отирает их обеими руками, тусклые призраки бриллиантов на пальцах и запястьях…Не вини его, Руфус, виновата я одна, это я, я захотела…- её горло дрожит под бриллиантовым ошейником ожерелья. - Мне так хотелось, чтобы он меня любил……Удар, меня едва не сшибает с ног стремительное, горячее тело, живое, тяжело дышащее… Рено!

- Сэр, что с вами? – шапка у него съехала набок, лицо испуганное. Призраков больше нет, мы стоим среди белых камней, я сжимаю плечо Рено, опираюсь на него всем телом, я упал бы, если бы не он, не его живая сила.- Эй, вы в порядке? – он заглядывает мне в глаза.Я в порядке, Рено! Теперь – в порядке.- А где…- Нет, не ходи туда, – я сжимаю его плечо крепче. - Пошли отсюда, быстро! Мисс Ту…мисс Локхарт и твой приятель… сделали всё как следует?Он кивает:- Ну да. А мы разве не соберёмся и…- Зачем? – спрашиваю я.- Да в общем, незачем, - Рено пожимает плечами. - Тогда всё ок, нам бы теперь только вернуться без проблем.- Значит, возвращаемся.…Чёрно-красная схема дороги, тугой свежий ветер, пахнущий рассветом, щека Рено то и дело падает мне между лопаток, когда он задремывает, руки, слабея, соскальзывают вниз, тогда я прихлопываю их ладонью, и он просыпается, вскидывает голову. Я бросаю взгляд на часы – начало пятого. Когда мы с Рено добрались до байка, грузовичок Лавины всё ещё стоял под деревьями. Вампир заметает следы? Справедливо.

Пока я закрываю байк брезентом в подземном гараже, Рено судорожно зевает, через парк мне приходится вести его за руку, он спит на ходу. Ещё немного, мой мальчик. Кухарка начинает работу в половину шестого, и нам следует успеть до её прихода. Он не отказывается, когда я предлагаю немного выпить за успех, это полностью совпадает с понятиями ?крутизны?, которыми набита его лохматая рыжая голова. Он сидит напротив меня за чисто выскобленным кухонным столом, локти разъезжаются, серо-голубые глаза сонно моргают, на щеках – пятна румянца, коньяк, который кухарка использует для фламбе – крепкая штука, мне прочищает мозги от остатков адреналина, и я мыслю кристально-ясно, во всяком случае, я надеюсь на это, когда протягиваю руку через стол, запускаю пальцы в рыжие лохмы Рено и притягиваю его к себе. Он такой сонный и уставший, что даже не сопротивляется, я шепчу ему на ухо его личный номер и приказываю спать, спать, что бы ни случилось, пока я не позову его по имени. Опускаю его отяжелевшую голову себе на плечо, поворачиваюсь и касаюсь губами обветренных губ со вкусом коньяка. Прости, Рено, это в последний раз. Я больше не хочу… так. Не хочу быть как моя мать, не хочу, чтобы история повторилась. И даже рисковать не собираюсь. Он спит, пока я окунаю нож в коньяк, подношу к лезвию спичку и устраиваю своё собственное маленькое фламбе. Спит, когда я осторожно, самым кончиком лезвия, делаю разрез у него на левой скуле, на границе татуировки и чистой кожи. Доктор Ивенс не возится,если на теле будущего Турка есть старый шрам, он имплантирует туда императивный чип, под рубцовой тканью имплантат не выделяется. Закрыв глаза, я представляю себе томографический снимок из закрытого файла Рено, сделанный сразу после имплантации, пока чип ещё не укрыт коллагеном и не стал невидимым для томографа. Чуть левее… Поддавливая пальцами, нащупываю кончиком ножа твёрдый подвижный комочек в глубине раны, и вытаскиваю его наружу. Кровь сбегает тонкой струйкой на шею Рено, и я подбираю её полотенцем, растираю в пальцах то, что достал. Твёрдая крупинка органокерамики. Я бросаю её в духовку, пока холодную. Вот и всё! Рено вздыхает во сне и пытается перевернуться, я удерживаю его голову на месте, стягиваю края ранки и заклеиваю полоской кровеостанавливающего пластыря. Вот и всё, теперь он неподконтролен моему отцу и мне, никому из Шинра. Я быстро убираю следы моей маленькой операции. Я поступил верно. Я не хочу рисковать, у меня сейчас нет ни времени, ни возможностей для этого, да и потом вряд ли появятся. Я осторожно трясу Рено за плечо и окликаю по имени. Он вскидывает голову, хлопает глазами, потом хватается за щёку.

- Прости, Рено, с коньяком я погорячился, – говорю я. Он недоумённо хмурится.- Ты… эээ… отрубился и упал, - поясняю я. – Иди-ка лучше спать. Дойдёшь сам?Он вспыхивает и кивает, подскакивает, опрокидывая табуретку, краснеет гуще.

- Давай, иди, - говорю я, - ты молодец… я и сам еле на ногах стою! – делаю вид, что зеваю, прикрывая рот рукой.

- Да, сэр, – хрипло говорит он. - Какие будут распоряжения на завтра?- Выспись. И никому не слова.- О чём? – он хитро улыбается. Старые императивы будут работать, я перебираю их в памяти, их немного, и они верные.

- Рено. Спать! – я делаю вид, что собираюсь запустить в него бутылкой, и он, хмыкнув, исчезает за дверью. А я глотаю коньяк прямо из горлышка. Обжигаюсь до слёз и глотаю ещё.…Потом говорили, что планета рассердилась. Что оскорблённая Гейя проснулась, и повела плечом из белого камня, и стряхнула Кольцо Арджита, как крестьянка в поле стряхивает жалящего слепня. Говорили, что белые кораллы встрепенулись, ожили подземные ключи, озеро поднялось, разбило перемычку и хлынуло в котлован реактора, и бесчисленных Арджитских озёр стало на одно больше.

…Потом говорили, что главный инженер строительства просто поторопился и запорол расчеты, желая угодить президенту Шинра, который во что бы то ни стало хотел побыстрее запустить реактор в Арджите. Что поделаешь, бывает, несчастный случай на производстве.

…И мало кому известно, что правда всё равно потом выплыла наружу, как водится, не к месту и не ко времени. Что ж, на то она и правда.