Рено Шевалье (1/1)
Рено Шевалье.…Он вёл свой истребитель в лабиринте пещер Сквозной планеты, его пальцы приросли к панели управления, иглы под кожей вбрасывали в кровь микродозы кофеина, тело расслабленно покоилось в пилотском кресле, работали только мозг, руки, глаза. Его враги летели следом, он слышал рёв двигателей, эхо далёких взрывов там, где сработали поставленные им мины-ловушки. На экране заднего вида появился последний вражеский истребитель, он преследовал его с упрямой злобой гончего пса, но Рено только это и надо было. Серый камень, короткие проблескикристаллов слюды в свете мощных прожекторов, тупик, поворот, развилка, петля… Выстрел, один, второй, залп, резкое торможение, он разворачивает лазерные пушки и стреляет в ответ - есть! Его губы приоткрываются в беззвучном ликующем вопле, короткая бравурная музыка в ушах, алые цифры внизу справа. Тысяча. Он на новом уровне, на новом уровне! Рено ёрзает перед монитором, пальцы, сжимающие джойстик игровой приставки, немного дрожат, глаза под виртуальными видеоочками плавают, фокусируясь на условиях нового старта, новой реальности. Седьмой уровень! – бьётся у него в мозгу. - Питер и Трикс не поверят ему, когда он им покажет… Покажет им… Скала прямо по курсу, обход, поворот, тупик, вверх… Странный, некосмический звук прорывается сквозь тихое гудение бортовых приборов. Рено хмурится, пальцы непроизвольно вздрагивают на джойстике, и чувствительную машину швыряет вправо, прямо на стенку тоннеля, броня задевает серый камень, скрежет… Рено раздражённо шипит, выравнивая курс. Пять штрафных очков!Снова этот звук, назойливый, короткий… Ну мама-а-а-а… Ну я же просил! Пауза. Рено со стоном выбирается из кресла перед монитором, тело, одеревеневшее за три часа непрерывных космических гонок, с трудом его слушается, босые ноги спотыкаются о ковёр, когда он идёт к двери, даже не сняв видеоочки, стены его комнаты, кровать, окно, постеры на стенах пляшут перед глазами, подёрнутые призрачным пейзажем компьютерной игры. Пальцы выбивают дробь на клавишах кодового замка, дверь открывается с тихим чмоканьем, Рено ноет возмущённо:- Мам, я же просил!..
Что… Что-то не так, не то, его мозг реагирует волной ужаса даже не на картинку, увиденную глазами, а на запах, тяжёлый, густой – пот, железо, мускус, звериная нора, этот запах заставляет Рено вжаться спиной в дверь, перед ним по-прежнему призрачные лабиринты из серого камня, но сквозь них, сквозь них… Двое огромных, чёрных, гогочущих, что-то делают на полу с его мамой, что-то, от чего она кричит диким криком умирающего зверька, её ноги, распластанные, раскинутые из-под чёрных фигур, мелко содрогаются, каблуки бархатных домашних туфелек оставляют борозды на ковре, красные пятна на порванных светлых чулках, лицо мамы за плечом чёрного тоже красное, чужое, рыжие волосы растрёпаны, она видит его, она хрипит: ?Рено!? страшным, не своим голосом, и Рено бросается к ней - нет, не надо, мама, мама, он бьёт непослушными слабыми кулаками по спине чёрного, пытается оттащить его, отшвырнуть, нет, не трогай, отпусти её!..Чёрный оборачивается и коротко толкает Рено раскрытой ладонью прямо по видеоочкам, хруст, ужасная боль, в голове вспыхивает белое, Рено отлетает к стене и сползает вниз скулящим, ослепшим и оглохшим от боли комочком, ладони прижаты к лицу, по пальцам струится кровь. Мама кричит и плачет в голос, гогот, сопение, потом: ?Сука!? и звуки ударов, и мама захлёбывается, замолкает… Тяжелые шаги, Рено грубо хватают за плечи и вздёргивают вверх, швыряют на пол, выбивая воздух из лёгких, пальцы попадают на что-то нежное, горячее, неподвижное. Мама… А потом тяжёлое тело падает сверху, расплющивая, вбивая в пол, злые жёсткие пальцы сжимают горло, Рено хрипит, слепой, полузадушенный, почти мёртвый от ужаса и боли, и пальцы отпускают его, но только чтобы сделать ещё больнее, ещё хуже – они щиплют, выкручивают соски, впиваются в ягодицу, раздирая шорты, кожу, а потом, потом гнусно толкаются в тело, пытаясь разорвать, проникнуть внутрь, Рено бьётся, как бабочка на булавке, руки слепо шарят по каменным бокам чёрного в жалкой попытке сопротивления… Голос на ухо говорит что-то, непонятное, мерзкое …сладенький, целочка, давай, шевелись, давай… зубы впиваются в шею, Рено хрипит раздавленным горлом, и вдруг его пальцы, сбитые, исцарапанные, с обломанными ногтями, натыкаются на привычную обтекаемую рукоятку, конвульсивно сжимаются, джой…стик… кнопка… Есть! Чёрного отшвыривает прочь, глухой удар, запах палёного мяса, гладкая рукоятка джойстикаостаётся намертво сжатой в ладони. Выкрик, ругательство, Рено разворачивается, как машина, и вслепую стреляет в чужой голос, вопль, грохот падения, звук бьющегося стекла, рёв города врывается в уши, а палец всё жмёт, жмёт, жмёт на кнопку, пока жаркое гудение лазера не сменяет шипением севших батареек. Рено нет. Просто нет. Есть ладонь на гладкой рукоятке. Есть темнота и онемевшее от боли лицо. Внизу, там, где чёрный рвался в его тело, тоже больно. Город за разбитым окном глухо шумит, гудки машин, лязганье, музыка… А Рено нет. Сладкий запах духов и крови, шорох, всхлипы… он дёргается, когда нежные дрожащие руки обнимают его, прижимают к гладкой коже и шёлковым лохмотьям. Мама. Мама. Она снимает с него разбитые очки, раздробленная пластмасса выходит из кожи, оставляя на скулах симметричные рваные раны, и он вскрикивает от боли. Реальность обжигает глаза, как огонь. Их с мамой квартира – уютная, светлая, мягкие цвета, округлые линии – сожжена, разгромлена, залита кровью. Разбитое, расплавленное окно зияет осколками, на них – красные потёки. Черный человек – изломанный, с обугленной дырой в груди, валяется у стены, из носа, из распяленного рта ползёт коричневая пена. Горькая волна подкатывает к горлу Рено, его рвёт так долго и страшно, что мама снова начинает всхлипывать, потом встаёт, ковыляет куда-то и приносит мокрое полотенце, начинает обтирать Рено лицо, как маленькому – опухшие от плача глаза и щёки, кровящие раны на скулах, заляпанный желчью рот. Мама, мама, - скулит Рено, она растерзана и осквернена так же, как и их дом, его прелестная мамочка – синяки на теле и на лице, нос разбит и опух, разорванное платье, кровавые царапины и порезы, ожоги от сигарет, бесформенная, уже отёкшая в месте перелома челюсть, она с трудом разлепляет губы, чтобы сказать: ?Надо уходить, Рено… Надо уходить…?.Рено рывком садится на матрасе, скидывая мокрую, липкую от пота простынь Сначала он не понимает, где он и что с ним, темнота кругом – хоть глаз выколи, его начинает трясти, на секунду ему кажется, что он ослеп, что он снова слепой, он яростно трёт лицо, так что красные и белые искры мелькают перед глазами, ноют старые шрамы. Узкая вертикальная полоска света появляется в стене, и Рено едва не всхлипывает от облегчения. Руд – массивный, надёжный, спокойный, как скала, протискивает в щель необъятные плечи, говорит вопросительно:- Рыжий? Твоя смена.- Да, - отзывается Рено хрипло и подрывается с постели, в голове шумит, но он быстро справляется с головокружением. Майка и боксеры, в которых он спал, тоже мокрые насквозь от пота и неприятно липнут к телу.- Момент, - буркает он и шлёпает в ванную, сдирает влажные, воняющие страхом шмотки, и становится под душ. Он жадно пьёт прохладную воду, он одет водой, шелестящие струи смывают остатки кошмара, и он счастливо вздыхает, он мог бы стоять вот так всю ночь до утра, но за дверью его ждёт Руд, и Рено неохотно переключает кнопки на пульте в стене, на смену воде приходит тёплый воздух, потом свежее бельё и рубашка. Он расчёсывается кое-как, не глядя в зеркало – глядеть там абсолютно не на что, выходит из ванной, со вздохом берёт чёрный официальный костюм из шкафа.- Галстук не забудь, пижон, – говорит ему Руд из гостиной их маленького жилого блока.
- Пошёл ты со своим галстуком, – ворчит Рено себе под нос, натягивая носки и ботинки. Бросает взгляд на часы – десять минут до начала смены. Нормально.Руд, сидя за столиком, разбирает и чистит пистолет, привычная процедура перед сном. Он оглядывает Рено и фыркает:- Ты слышал такое понятие – дресс-код?- Давно и в другой жизни, – отвечает Рено. - У нас жратва есть?- Нет. Попросишь потом Елену, она тебе кофе намешает.- Жмот ты, Болдер, – тянет Рено.- Обжора ты, рыжий, - отвечает Руд ему в тон.- Нет, правда! Мне ещё расти и расти – ты не забыл, папочка?- Обжора, – повторяет Руд, достаёт откуда-то упакованный в плёнку гамбургер и швыряет Рено, тот ловит его, как пёс, в прыжке, потому что Руд бросил бутерброд слишком высоко.- Ублюдок, – ласково говорит Рено и, ободрав плёнку, впивается в сухую булочку, переложенную резиновым куском мяса и намёком на салатный листик. Ему не хочется есть, честно говоря, его просто воротит от еды, особенно от этого чёртова гамбургера, но после кошмара ему срочно надо привязать себя к настоящему, и для этого сойдёт всё, что угодно – душ, расчёска, раздирающая волосы, дрянная жратва, перепалка с Рудом, который смотрит на него своими спокойными карими глазами, в них понимание и жалость, но Рено не нужна его гребаная жалость, ему хочется сказать – ?да всё в порядке, мужик!?, но это значит показать, что он знает, что Руд знает о… о кошмарах. А это глупо. Он и сам справится, всегда справлялся. Рено, с набитым ртом, делает легкомысленный прощальный жест, хватает свой электрошокер и выбегает из блока, хлопая дверью. Дойдя до первой же мусорки в коридоре, он выплёвывает гамбургер, который так и не смогпроглотить. Утирает рот. Оглядывается. Закидывает шокер на плечо и, как ни в чём не бывало, продолжает путь.Мониторная встречает его тихим гудением визоров, духотой с неуловимым запахом пластика и пыли. Елена и Сабия, его сегодняшние напарницы, на секунду отрываются от монитора, Елена бросает ему:- Опять опоздал?- Пять минут не считается, - говорит Рено мрачно и плюхается в свободное кресло. Ему предстоит восьмичасовой мониторинг здания Корпорации, то есть восемь часов голимой скуки – разглядывать глазами видеокамер коридоры, залы, подсобные помещения и жилые отсеки, зимние сады, бассейны и спортзалы, бутики, парикмахерские и кухни… Кухни!- Елена, у нас пожрать есть? – спрашивает он.Сабия морщит нос:- Фууу, как грубо!Рено показывает ей язык.- Так есть?
- Возьми в холодильнике, - говорит Елена, не отрываясь от монитора, - и рубашку в штаны заправь, горе!Рено уже потрошит маленькую сумку-холодильник, которую принесли с собой девушки, с довольным возгласом выуживает бутерброд в плёнке, близнец того гамбургера, который сам же отправил в мусорку десять минут назад. Этот он проглатывает в мгновение ока, запивает молоком из пакета и с сожалением закрывает сумку – надо же и девчонкам что-нибудь оставить! Блин, ну почему он в кафе не зашёл перед дежурством, вот вечно он так! А до ленча ещё четыре часа…Он возвращается в своё кресло, привычно пробегает пальцами по сенсорам, глаза оглядывают маленькие мониторы, не задерживаясь на деталях, отмечая плавный ритм движущихся в помещениях людей, всё в порядке, он фиксирует скорость движения как исходную, это его идея, его программа – каждый человек живёт в кадре в определённом ритме, и не выбивается из него часами. Как только ритм меняется, прога даёт Рено сигнал, и он смотрит – в чём дело. Он откидывается в кресле и потягивается от души.- Рубашка! – напоминает ему Елена.- Да ладно, – говорит он и зевает. Если бы они дежурили вдвоём с Еленой, он бы вздремнул, но Сабия – настоящая сука, переведенная во второй состав Корпуса Турков по ранению, она обязательно настучит шефу, если Рено вздумает спать на дежурстве. Рено мрачно буравит глазами коротко стриженный каштановый затылок Сабии и поигрывает шокером. А что если…- Вот оно! – вскрикивает Сабия и прилипает к монитору. Елена подкатывается к ней вместе со своим креслом, Рено уже стоит за спиной у девушек, не понимая, что случилось. Ритм не сбит. Ни на одном мониторе Сабии ритм не… Чё-о-орт! Вот сука! Между квадратиков, отражающих коридоры, залы и блоки, приветливо мигает голубым один, настроенный на программу обычного визора, Сабия что, сериалы смотрит? - лётное поле, шикарная огромная аэрояхта и лимузины, окружившие её, как стадо акул, служители, торопясь, стелют длинный красный ковёр от машин к люку яхты, отряд солджеров в оцеплении, тёмные фигуры Турков, вот один из них повелительно указывает на яхту, потом проводит рукой по длинным чёрным волосам…- Шеф Ценг! – выдыхает Рено. - А я думал, это сериал.- Придурок, – фыркает Сабия, не отрываясь от монитора, - Елена, смотри, смотри, счас выйдет, блин, я не могу!
- Погромче сделай, – говорит Елена, и звучный женский голос заполняет мониторную:- …десятки глаз следят за этой трогательной встречей, три года Президент Шинра не видел своего единственного сына, выполнявшего сложную и почётную дипломатическую миссию в далёком Вутае, вот открывается люк, и наши операторы стыдливо отводят свои камеры от лица Президента – эти слёзы радости, пролитые отцом при встрече, не для посторонних глаз…Одна камера, со сниженными моральными установками, по-видимому, всё же дала крупным планом лицо Президента, брюзгливое и холодное, как обычно.- Ой! – изумился Рено. - А слёзы где? Слёзы радости?
Елена стукнула его в бедро маленьким острым кулачком, и он заржал, а комментаторша между тем продолжала разливаться соловьём:- Руфус Шинра – единственный сын Президента, наследник контрольного пакета акций Корпорации, воспитанный в традициях Древних, получивший таинственные знания в недоступных горных святилищах, а затем с блеском окончивший Военно-Инженерную Академию Мидгара и Объединённый Галактический Университет на Альдебаране-13, известный плейбой и прожигатель жизни, выказал, тем не менее, отличные способности на ниве дипломатии, укрепив торговые и культурные связи с Вутаем и обеспечив…Люк яхты на экране открылся, и из чёрного проёма вылетела стремительная чёрная стрела, тележурналистка ахнула, оборвав себя на полуслове, а стрела рыкнула, сбивая ковровую дорожку и замерла, оказавшись огромной чёрной тварью, полу-кошкой, полу-собакой, Рено прилип к монитору, стараясь рассмотреть зверюгу поближе, та, словно почувствовав его взгляд, красуясь, зевнула, открыв алую пасть с острыми, как иглы, белыми клыками, облизнулась длинным розовым языком. ?Кла-а-асс! Мне бы такого!? - восхищённо выдохнул Рено, и девушки, переглянувшись закатили глаза.
- А мне – такого! – вызывающе заявила Сабия, не отрывая глаз от экрана, где из люка вслед за зверем, на сбитый красный ковёр шагнул высокий светловолосый человек в сером костюме, остановился на секунду, окинул взглядом небо, бетон аэродрома, потом – толпу встречающих, улыбнулся слегка и двинулся навстречу Президенту Шинра, за ним – кучка дипломатов и охраны. Сабия застонала и нарочито медленно облизнула языком тонкие губы:
- Блин, я счас кончу просто!- А по мне – не с чего тут кончать, - Елена хмыкнула и, крутанувшись, отъехала к своему сектору. Рено тут же занял её место, не отрываясь от чёрного зверя, который теперь шёл рядом с хозяином – нет, лился, крался, как в джунглях, на охоте… Камера отъехала в сторону, высокий человек в сером костюме заслонил своего чёрного зверя и остро взглянул прямо в лицо Рено холодными светло-голубыми глазами. Рено отпрянул от экрана и разочарованно вздохнул. Журналистка опять что-то бухтела про расширение, укрепление и консолидацию, прилетевшие и встречающие смешались, президент Шинра жал руку своему сыну и даже сделал вялое движение, будто собирался обнять его за плечи, но Руфус Шинра повернулся как-то так, что отцу только и оставалось, что его отпустить. Рено посмотрел ещё – не мелькнёт ли где чёрная зверюга, но увы, дальше пошли приветственные речи, и он вернулся в своё кресло, развалился, прикрыл глаза, притворяясь спящим. Ну, давай, давай… И он дождался!- Спим на дежурстве? – вкрадчиво спросила его Сабия, совсем близко.
- Визор смотрим? Дрочим-кончаем? На дежурстве? – отозвался Рено ей в тон. - Не лезь ко мне, а то доложу начальству про твою киношку.- Вот уголовник уродский! – злобно прошипела Сабия, но отошла.- Отвянь, а? – сонно отозвался Рено. Перед глазами мельтешили серебристые бока яхты и яркое небо аэродрома, чёрная зверюга зевала во всю зубастую пасть и кралась по серому бетону, переливаясь лоснистой чёрной шкурой, и мела пыль гибким хвостом… Руфус Шинра смотрел на Рено холодными голубыми глазами.