45 - Дальше края света (1/2)
Дальше края светаЕсть две бесконечности - Вселенная и глупость.
Впрочем, насчет Вселенной я не уверен (А.Эйнштейн )В воздухе медленно кружились, падая на землю, осенние листья кленов. Атрей, сидя на веранде, наблюдал за их кружением, и рассеянно зарывался рукой в волосы мужа. Бэльфегор свернулся рядом, поджав ноги и хвост, и тоже следил, полу закрыв глаза. Дома он ходил без морока – по настоянию куро.
Долгое время свой истинный облик Бэльфегор скрывал от всех, кого лишь возможно, прячась то за одним полюбившимся обликом, то за другим. Он всегда подспудно опасался, что люди погонят его в шею за то, что он на них не похож – а то и позовут священника. Однако, как выяснилось, есть целая группа народа, которая воспринимает его совершенно спокойно. Его куро, его приемные родители, весь его ашурран, разросшийся, по мнению Атрея, до совершенно неприличных размеров…Они перебывали в редком для них теперь состоянии покоя. Атрей, когда завязал с деятельностью наемника, все больше сидел теперь дома, занимаясь отсюда тем, что Лаари звал «плетением паутины». Обзаводился связями и знакомствами, возобновлял старые контакты, налаживал отношения с соседями, другими темными шаманами, и периодически отчаянно пытался «продать крестника замуж». Крестник был пока, что называется, ну никак – он все не мог выбросить из головы светлый (темный?) образ горбоносого темного мага. Ситуация перестала быть такой неудобной, как была еще недавно, однако все о ней знали, но делал и вид, что не знают – из чувства такта, по отношению к эльфу. Сам эльф делал все возможное и невозможное, чтобы его печаль одиночества не стала камнем на дороге чужого счастья. Он не мог отбивать понравившуюся кандидатуру – в принципе, никак не мог, от слова совсем. Не мог строить своего счастья на чужом несчастье. Любил Фальче, дружил с Даной, любил всю свою семью-ашурран на Альфе, и потихоньку страдал, запираясь в своей комнате, или, во время отсутствия ведьмака в доме Атрея, спал в его комнате, уткнувшись носом в одежду.Атрей и Бэл не разобсуждали деликатный вопрос того, что им со всей этой неудобной историей делать. То ли опоить эльфа отворотным зельем, то ли найти ему кого-то другого… В других недостатка не было, вот только эльф на них и глядеть не желал. Одним словом, ситуация складывалась патовая.
А сейчас, когда Лараи отбыл домой, на Эпсилон, они остались вдвоем, не было никаких сил думать о делах.Атрей давно ловил себя на мысли, что эти полгода избаловали его. Он с удивлением оглядывался назад, сравнивая себя прежнего с нынешним. Сам себе он напоминал домашнего, отъевшегося на ворованной сметане котищу – с той лишь разницей, что котищи обычно не продают хозяев в «добрые руки» с регулярностью в полмесяца… Он действительно обленился. Травма ли была тому виной, либо образ жизни, однако он отдавал себе отчет, что постепенно он сходит с дистанции. Разумеется, не последней темой для милого внутрисемейного юмора являлась история с премией.Несколько лет подряд ИПЭ боролся с наемником Тануки, подстерегавшим невинных агентов-первогодок, и ничего не мог поделать с осторожным, расчетливым сайентологом, который всегда действовал только наверняка. Все методы были безуспешны – враг был слишком насторожен. А потом появился Бэльфегор Ли Кард, который вместо того, чтобы убивать, волочь на допрос, бить морду и полоскать мозги, мало того, что замуж вышел – так еще и окружил любовью и заботой от чистого сердца. И – о чудо – данный головокружительно хитрый прием возымел успех. Сектант исчез с горизонтов Института, поначалу как сайентолг, а потом и как наемник. Куратор 414-ых хмыкнул и выписал старлею Ли Карду премию за обезвреживание опасного врага конторы.По саду немного потеряно бродил Тео, занятый, как всегда, своими драгоценными «грядками». Бэл от нечего делать, следил за ним. Он вспоминал свои «вещи» сны о будущем, о возможном будущем, именно таком… Сны, убедившие его, что стоит рискнуть всем во имя неизвестности. А сейчас эта, с позволения сказать, неизвестность, обрела вполне ясные формы – сидит вот рядом, за ухом чешет. Тоже о чем-то своем думает.-Куро, а где твоя сестра?-Кто?.. А, Кристина на заработках-А кем она, прости, работает?-Не в «Девятом номере», успокойся. Она что-то вроде профессионала в сфере хостеса, и как телохранитель тоже неплоха. Я же сейчас отсиживаюсь дома, значит, кто-то другой должен приносить в него деньги.-Нас с Лаари недостаточно?-Втроем вы как раз справляетесь. Что ты так прицепился, Каюи?-Она мне напоминает… Сам знаешь кого… - вампир зарылся лицом в складки длинной юкаты собеседника – Не хочу вспоминать!..-Брось. Все давно закончилось.
-Она точно тебе больше не нужна?..-Я начинаю думать, что когда ваш куратор зовет вас "идиотами" он не так уж и неправ… Ну, подумай сам: буду я носится к каким-то сердоликом, после того, как мне в руки попал алмаз?-Кстати, о драгоценных камнях… Куда ты девал ошейник Арны, мародер?-Продал – со спокойным лицом отозвался сектант – А ты что думал, оставлю для сентиментальной памяти? Так я начисто лишен данного чувства.Мне деньги нужны, я человек семейный, мне семью кормить надо… - окончание фразы утонуло в хохоте вампира. Плечи Бэла тряслись от несдерживаемых эмоций, а хвост выписывал петли Мебиуса по доскам веранды.
-Куро… Ну ты такой куро!.. – веселился Ли Кард-Ты не согласен с моим решением?-Как я могу быть с ним не согласен? Ты мой умница, расчетливый куро, обо всем подумал…-Обычно это произносят, как порицание – заметил сектант. На его лице появилось выражение, несколько новое в его арсенале. Бэльфегор часто замечал, что улыбка у его куро словно бы чужая, приклеенная- и он лишь недавно научился делать ее искренней, не похожей на эффект дорисовки
«фотошопом».
Полгода назад все они находились по разные стороны баррикад: Бэл и Лаари, как ИПЭ, против Ниневии, и против сайентологов, Ниневия против всех, Сайентологи против всех, и так до бесконечности. А теперь они, как ни в чем небывало, собираются по праздникам, и устраивают веселые застолья у костерка, с глинтвейном и прочей культурной программой… А изначальная причина всех этих бед теперь мирно зарабатывает деньги на их проведение, этих посиделок… Бэлу это казалось чем-то, что бы он обозначил как «высшая справедливость». В конце концов, все получают по заслугам, и именно то, на что наработали. Ничего удивительного – жизнь именно такая, Лаари в этом прав.
Например их последнее задание – они отказались в нем копаться, написав по всем правилам докладную в штаб. Им не нравилась Жизель – ни поступками, ни мотивами. Они не желали ей помогать, да и дел никаких иметь не желали. Они обсуждали эту тему между собой – Лаари необходимо было знать мотивы поступков, чтобы делать выводы, а судить по первому впечатлению он никогда не судил. По крайней мере, старался.
Бэл размышлял над историей, проходившей а перед его глазами. Его, как и многих, смущало состояние Диаса.
Валорис ипохондрик. Он привык быть нездоровым и смирился с этим. Он не делал ничего, чтобы противостоять этому, просто покорно позволяя врачам оперировать над своим организмом вволю. А вот, например, брат Уолта Диснея так же был болен туберкулезом, и лежал в больнице, ожидая скорого конца. Но его так увлекла идея о создании Диснейленда, что он выписался, и вместе с братом создавал новый мир. Именно это и оказалось нужнее всех лекарств, само желание жить: он пережил Уолта, и еще после его смерти управлял «страной сказок» довольно долгое время.
Не в проклятии было дело, а в нем самом, в его отношении к болезни. Жизель сидела у его изголовья, полная сочувствия к больному, и не делала попыток вытянуть его наружу, в большой мир, за пределы монитора, потакая его упрямой убежденности. Диас всегда считал, что окружающие делают на него скидку, относятся с жалостью, и, входя в комнату, даже немного приглушают голос, чтобы не беспокоить его. И уже не отличал, где это было действительностью, а где – его воображением, дорисовывающим недостающие детали.
В любом случае, в произошедшем нельзя было винить никого. Теперь Валорис умирал, не желая цепляться даже за ту жизнь, что у него была. Главное место в его существовании занял один конкретный эльф, и без него испанец отказывался существовать. В нем не было достаточно сил, чтобы и дальше нести неразделенные чувства. Он попробовал, что собой представляют обычные, и не желал возвращаться к прежней версии. Ему не было достаточно дружбы Лаари, она не могла заменить ему прежних отношений. Однако так же, он не мог заставить Лаари находится с ним рядом – он никогда бы не стал удерживать своего ангела силой, а слово, как известно, сила немалая. Лаари пожелал, чтобы Диас остался в этом мире – и Диас остался, не уйдя окончательно в мир Коридора. Но здесь, в реальности, сил к существованию ему не доставало, а то единственное, что могло бы как-то помочь, было недоступно. Диасу нужен был Лаари. Не друг-Лаари, не союзник-Лаари, не дальний родственник-Лаари. Ему он нужен был весь, целиком. Он не соглашался жить при других обстоятельствах. И что с этимделать, Бэльфегор не знал.************************************Осень пришла в Тибу незаметно, будто подкравшись. Атрей уже почти забыл, что представлял собой его город в разные времена года. Но вот, в его жизни образовался отрезок подозрительного спокойствия – когда он мог не только выглянуть в окно, но даже и выйти на прогулку. Это неземное удовольствие он в любом случае собирался разделить со своим хаку – в противном случае он едва ли видел смысл данного поступка.Красные клены несли вахту в любом парке. Ветер играл опадающими листьями. Дома Теодор бродил с граблями наперевес по саду как некая специфическая осенняя смерть. Бэл до сих пор не выучил всех учеников дома по именам, но хотя бы запомнил в лицо. Что и не удивительно – те отнюдь не спешили общаться с мужем хозяина, воспринимая и его как своеобразное начальство.
Вампир, укутываясь в очередную неприметную юкату, бродил по дому, наслаждаясь бесшумными шагами по татами или деревянным половицам. Это был его дом. Место, где для него был специальный угол, принадлежащий только ему. А еще он знал – ему сознался куро – что даже когда Ли Карда нет дома, сектант ночует в их общей комнате.Изначально «общей» не планировалось. У Бэльфегора была своя – под личные нужды, какими бы они ни были, а у Атрея свою – та, в какой он жил, еще будучи ребенком.Если им хотелось побыть вдвоем, они направлялись в одну из них, а то и попросту в кабинет – на нем единственном во всем доме поначалу была такая роскошь как звукоизоляция. Впрочем, Атрей не видел в этом особого смысла, кроме, разве что, личного комфорта. Все в доме и так осведомлены о специфических вкусах хозяина, и никого это не удивляет и не шокирует. В нормальном доме, вероятно, можно было бы говорить, что эти люди знали друг друга с детства или хотя бы с подросткового возраста. Однако в среде темных шаманов подобное не принято.
Жизнь продолжала меняться.
И, хотя до сих пор сектант очень многих вещей не понимал, он старательно постигал прежде неведомые вершины человеческих взаимоотношений. Мысль о том, что у него под рукой находится существо, безоговорочно подчиненное, и не возражающее ни против каких его действий, как ни странно не давало ощущения развязанных рук. Атрей не собирался использовать это отношение в своих целях, манипулируя удобной фигурой. Он относился к этому явлению бережно, словно к фарфоровой кукле. Каким бы прочным оно не было – он был осторожен, опасаясь нанести малейшую царапину. А еще вампир научил егоревновать – вернее, обострил чувство завистливого собственничества настолько, чтосектант решил, наконец, брать его в расчет.
Атрей, наблюдая за собой словно бы со стороны, все меньше и меньше себя понимал. И не мог разобраться, хотя виду и не подавал, традиционно делая хитрющее выражение лица бывалого грешника. Его и правда такие вещи никогда не трогали. Он десяток раз наблюдал Арну с другими мужчинами и никогда не испытывал на их счет ничего. Даже зависти. Исключение составлял лейтенант СеКрет, ну да он вечное исключение из всех правил…
Атрею всегдабыло все равно с кем спать, к кому прикасаться и как именно. Тело – инструмент, и отношение к нему такое же. Было бы, по меньшей мере, странно, если бы в автомастерской появился новенький, который стал бы носиться с разводным ключом как дурень с писаной торбой, сдувать с него все пылинки и надраивать до зеркального блеска. Таким ключом почувствовал себя Атрей в обществе вампира. Что и говорить, это было приятно. Он, всю жизнь боявшийся к кому-то привязаться, теперь мертвой хваткой вцепился в Бэльфегора, и его самым жутким кошмаром стал страх лишиться всего этого. Потерять свою слабость, которая досталась ему такой большой кровью.
Этого каинита он изнасиловал, обманул, предал и продал, использовал и эксплуатировал, как вздумается - и что же он получил в ответ? Самого преданного, верного и любящего хаку. И этому Атрей не уставал удивляться и восхищаться. Он почувствовал вкус к тому, что он делал. Бэл умел парой слов перевернуть его мир, и показать его совершенно с другой стороны.
Вампир, никогда ничего не имевший в этом мире, дал ему столько, что мир, казалось, не был в состоянии этого вместить. От этого голова шла кругом. И Атрей чувствовал себя в вечном неоплатном долгу перед хаку. В сущности, он только начинал жить…
Этот мир теперь мог состоять из огромного количества тонов и полутонов. Оттенков вампирской улыбки и голоса, по которым японец учился ориентироваться, как слепой на ощупь. Кстати, о слепом – временами Атрею казалось, что Бэлу доставляет удовольствие находиться с ним в темноте именно потому, что вампир видел все происходящее, а вот его муж – нет.
И он привык делить свою территорию с кем-то. Само понятие «своя территория»для бывшего наемника было исключительно теоретическим. Если в нее кто-то вторгался – следовало играть по его правилам игры и использовать вторжение в своих целях согласно прочих данных условий. Но… То, чему его научил хаку, было совсем на это непохоже.
К тому же с вампиром все перестало быть только удовлетворением инстинкта, и перешло в качественно новый уровень общения. Общения не только посредством слов, но и посредством касаний, вкусовых ощущений, зрительных образов, запахов. И когда Бэльфегор – двух тысячелетний вампир с богатейшим опытом – говорил «я хочу только своего мужа» - муж был счастлив. Он знал, что нужен. И хотел, чтобы Бэл так же чувствовал себя нужным. Они оба оголодали за годы одиночества.
Муж притянул вампира ближе, зарылся рукой в жесткие волосы на затылке. Бэл зажмурился.-Ты всегда такой ласковый… - пробормотал он – Я иногда не знаю, что и делать…-Недостаточно – возразил Атрей – Мне всегда кажется, что для тебя этого мало.Мало меня, и того, что я могу с тобой и для тебя сделать.
-Глупый куро!..-Возможно – Атрей наклонил голову, и принялся скользить губами по коже каинита. Это доставляло японцу необъяснимое удовольствие.Никогда прежде, ни с кем, он не испытывал ничего подобного.
-Больше всего на свете я боюсь тебя утратить – признался сектант в темноте – Никогда не боялся, ни о ком так не думал. А о тебе начал.
-Я никуда не денусь. И не надейся.
-Знаешь, почему у нас все так? Потому что нам обоим было некуда идти. Ты протянул ко мне руки, и не отдернул, получив по ним пару сотен раз раскаленной головней моей паранойи.-О, да ты поэт…-Не издевайся.-И в мыслях не было. Я уже говорил, что у тебя крайне оригинальные ассоциации и пояснения, и мне они по душе.
-Так вот, сейчас неожиданно может появиться некто, кто протянет тебе руки. Иони будут куда щедрее моих.
-Куро!..– в голосе каинита скользило искреннее возмущение-Извини. Это просто мой страх. Честное слово, лучше бы ты умер, чем остался с кем-то другим.
-Хороший мой… - Бэл погладил бывшего наемника по слегка отросшим волосам – Знаешь ли ты, думал ли ты о том, что за все две тысячи лет моей жизни меня никто – никто, вдумайся! – никогда не любил? Ни отец с матерью, ни братья с сестрами, ни хозяева, ни любовники – никто… Понимаешь?Мне уже было неважно, я привык. А появился ты, которого мог бы любить я, и мне было все равно кто ты, с кем ты, и очень не все равно, как ты…
-Каюи, ты первый, кому я дал имя. Ты первый, от кого я не шарахался после месяца систематического общения. Ты первый, с кем мне захотелось говорить без получения от этого прибыли. И так я могу продолжать до бесконечности. Это как вклад в банк: сначала делаешь его, и вроде как выигрывает только банк, а потом начинают капать проценты…Каюи, я не мыслю жизни без тебя. Все, что я делаю, чем живу – привязано к тебе-А Лаари?-Лаари мой крестник, если ты помнишь. С ним я не могу поговорить о таких вещах. Мы говорим о другом, и он многому учит меня. Ты – совсем иное дело. Единственный. Любимый. Я очень испугался, когда понял, что меня к тебе тянет. Что мне с тобой приятно. Что я хочу продолжать наши беседы. Что я хочу и дальше с тобой видеться. Что не хочу продавать хантерам. Это была слабость. А слабостей я опасался более всего на свете. Я не понимал происходящего, во всем видел подвох и ловушку-Но все равно шел-Да, Каюи. Потому что даже сам не знал, как мне чертовски надоело быть одному. Пока ты не дал попробовать, что бывает и по-другому. Ты спрашиваешь, почему семь лет я жил Арной. Я отвечу - потому что было время, когда я очень хотел, чтобы меня любили. Но оно прошло, и я уже не требовал так много. Лишь бы я сам мог любить кого-нибудь. Большего было все равно не позволено. А потом появился ты.
-Угу, помню я, как я появился…
-М, да, признаю, это было эффектное знакомство. Я потом еще неделю в себя прийти не мог! Знаешь ли, мир перевернулся…
-Ты переспал с мужчиной и мир перевернулся? Подумать только, как тебе мало надо для апокалипсиса… А сейчас ты спишь с чудовищем, и ничего-Не смей называть моего мужа чудовищем, иначе получишь.
-Ой, знаю я, что я получу …-Правильно знаешь. Но лучше, все-таки, об этом помалкивать: мир полон Лисовых телепатов…-Параноик несчастный!..-Нет – возразил сектант – Счастливый параноик********************************
Ночной город казался Атрею красивым зрелищем – и привлекал больше, чем, скажем, освещенный солнцем. В темноте россыпи огней делали его сказочным, или, по крайней мере, не совсем приевшимся.Он привел своего хаку в место, о котором только слышал, что там бывает хорошо всем. Сам он сюда наведывался по работе, и сохранил престранные впечатления. С одной стороны, место необычное, притягательное, почти мистическое. С другой – место, где он работал, а значит, лишенное всяческого флера обаяния.
Место это было ночным клубом «Алый Жемчуг» - заведением весьма свободных нравов. Там внутри царила игра светотени и светомузыки. Сама музыка была приятной, не техно, не ритмичная дергалка - она все еще могла называться, собственно, музыкой.Бэл с интересом огляделся, рассматривая интерьеры и людей. Обстановка его не оттолкнула, однако, совершенно точно, породила массу вопросов в его голове, которые он и не поленился тут же озвучить:-А…что мы станемздесь делать? – спросил он неуверенно-Отдыхать – отозвался сектант, сам не до конца веря в свои слова, и тут же добавил, дабы не возникало недопонимания:-Я сам плохо представляю себе, что это такое. Но ты ведь поможешь мне, не правда ли?-Я-то помогу… но… Мы что, танцевать будем?-Отчего бы и нет?-Куро!.. Нет, нет, я не танцую, ну… что ты такое придумал…-Я придумал, что нам это необходимо. Мы ведь никогда не пробовали, правда, Каюи? Те же физические упражнения, только под музыку. Что-то в этом есть, раз к нему все стремятся, не находишь?-М-м-м…-Я в последнее время замечаю, что эта тенденция проявляется каждом моем новом опыте– серьезным тоном добавил сектант. Он протянул руку, и вампир ее неуверенно принял. Он не до конца понимал, что они вообще собираются делать.