15 - Интриги для своих (1/2)

Интриги для своихЯ доверяю двум людям. Один из них - я, а второй - не ты.(Атрей Хокисарета)Время исчезло, словно бы его и вовсе не было.Подвал под домом существовал целую вечность. Не было никаких предпосылок, что позволяли бы предположить, будто палач ограничен во времени.В длинной игле был желоб, в котором находился яд. Он по капле стекал вниз, обжигая роговицу плевками яда. Закрыть глаз означало проткнуть его самому себе иглой, так что не стоило бы делать этого.Тьен работал с руками, пока иглы не нуждались в присмотре. Работал добросовестно, отстраненно, равнодушно даже как-то. Надо, мол, значит надо. У времени было имя – боль. Боль пришла на смену миру, боль заслала свет. Пока можно было терпеть – он терпел, а когда стало нельзя – терпел дальше.В какой-то мере это было даже хорошо. Он не думал о Дане. Он не переживал за брошенных неведомо где сыне и его напарнике. Он ни о чем не думал, пока было больно.Тьен, казалось бы, не уставал никогда. Не отступался, не садился передохнуть, подкрепится, промочить горло, покурить, наконец. Он работал, как ударник-стахановец, по принципу «делай, как должно, и будь, что будет».А мысли все равно крутились на задворках уставшего мозга. Это на самом деле хорошо, что Даны нет. Иначе она бы помчалась сюда на помощь и, скорее всего, сама бы угодила в лапы палача. А такой судьбы Фальче бы ей не хотел. Для блондинки и сломанный ноготь - уже трагедия. Не говоря уже о большем.Ее нет.И больше никогда не будет. Нигде.Плотно пригнанные плиты пола, серые, старые, сливались перед глазами. Свет, кажется, и вовсе не был нужен Тьену – или он обходился такой малостью, что брали сомнения, а не по привычке ли это. Он не спал, не ел, не ложился отдыхать, не отвлекался. Не испытывал никаких чувств к своей работе. Не глумился над жертвой и не наслаждался чужой болью. И именно это равнодушие вызывало оторопь. Тьен делал свою работу, и делал ее хорошо, предупредив лишь однажды: все прекратится, едва нужная информация будет обнародована.А она не была. Упрямец Ирфольте в очередной раз принял решение, никого не спросив и даже не будучи уверенным, что это кому-нибудь нужно.Ран был с ячейкой 414. А ячейка 414, по крайней мере, группа Б, была теми существами, в которых ведьмак был уверен на сто один процент. Японец сам не справится, а если попадет в руки этим людям, своим преследователям, Тьен примется и за него. Тем не менее, существует масса примеров, когда из человека подобным образом вытряхивали все, включая и то, что он не знал никогда в жизни…В жизни. В ее конце. За ее концом.************************************Сознание, дрянь эдакая, сидело себе в уголке пыточной и даже и не думало выйти покурить. Тьен бы, конечно, в себя привел и водой отливал бы добросовестно, но… Это не требовалось.Настойчивая мысль о курении была вытеснена куда более актуальной: о воде. Этого пункта в программе палача предусмотрено не было.Не думать было бы проще.А потом явились те, кого Светлана Саблина, наверное, менее всего желала бы видеть. Это ведьмак узнал уже много позже, ибо они явились в не самый радужный момент его жизни.Агенты 414-й ячейки договорились с Тьеном, на взаимовыгодном основании. Оказалось, Тьен предлагал 414-ым сделку. Он нашел лазейку в контракте, заключенном неопытной в таких делах Светланой, и предложил обменять своего «подопечного» на информацию. И обменял. Тьену не так сильно был нужен контракт, как сведенья о Валентайне Локусте, и уверенность в том, что оный Локуст не ударит в спину Лимо.Да, Лимо моральный садист и вообще личность гнилая, но для Тьена он был младшим братом.Этот вопрос вообще считался у 414-ых весьма интересным. Братья Длеггерны не были друг на друга похожи – совершенно. Бэл говорил, что среди каинитов иногда бывает принято признавать кого-то родственником. Очевидно, это тот самый случай. Он сам так признал своих человеческих родителей, и, несомненно, поставил бы на них метку, если бы не то обстоятельство, что это было технически для него опасно. Еще в стенах Чернознаменного форта ненормальный темный маг отдавал себе отчет в том, что на стороне противника есть и вампиры, и принял меры как на счет себя так и на счет Даны. Попытавшегося бы совершить укус каинита не ожидало бы ничего хорошего. Очевидно, это понимали и Длеггерны, в частности, тот же Тьен. Похожие неуловимо внутренне, они, тем не менее, были слишком различны внешне.Старший, Блейз, был высоким, массивным, с крупными чертами правильного лица, иногда медлительным. Лимо – тощим, все ребра наружу, развязным, с подвижным лицом, острыми локтями, коленями и подбородком. Тьен был, пожалуй, самым миловидным, если бы не шрам. Он двигался красиво, за его руками было приятно понаблюдать, их действия были отработаны и рассчитаны. У него был мягкий овал лица и глаза цвета горького шоколада. Тьен ведьмаку неуловимо кого-то напоминал, но он никак не мог сообразить, кого именно. Воспоминание вертелось на кончике языка, но все не могло оформиться…Ну а потом явились 414-ые, и прекратили его мучения, договорившись с Тьеном и обменяв сведенья о Локусте на его пленника.Ирфольте ослеп, а Тьен обещал, что зрение вернется спустя дней так десять. Если бы кое-кто еще молчал все это время, можно было бы даже рассчитывать, что так оно и произойдет.*********************************Атрей всегда полагал себя прагматичным человеком, которому чужды понятия общепринятой морали и этики. А уж о том, чтобы его могли упросить, взывая к неким эфемерным качествам, вроде сострадания и великодушия, и вовсе речи не шло. Но, тем не менее, дело обстояло именно так: его хаку связался, прибегнув к «онлайну» и как-то оно так само получилось, что сектант согласился. И на что! Держать под своей крышей того, к кому он бы предпочитал вообще не приближаться!..Сам японец полагал, что ему за его художества как минимум свернут шею, и это после того, как проклянут. То, что опасный объект не перебывает в боевой готовности, конечно, утешало. Но вот все прочее…Однако, к его изумлению, ничего подобного не произошло. Привезенный хаку и крестником некромант вел себя так, словно между ними двумя никогда прежде не было конфликта – ни малейшего. Тем не менее, параноикяпонец предпочитал пореже показываться на глаза ведьмаку – пускай это была даже незрячие глаза.Старуха Минами, уже несколько лет бывшая бессменным целителем, призываемым в этот дом по всякому серьезному поводу, осмотрев нового пациента, посоветовала отправить его в клинику. Капельница по ее мнению здесь была более уместна, нежели духи – уже и хотя бы потому, что капельнице упрямец не станет сопротивляться, а то пока только она его диагностировала, то вымоталась неимоверно. Вот через несколько недель этого героя можно будет перевозить в дом, и она попытается что-то с ним сделать – если он, конечно, перестанет подсознательно противиться…Атрей вздохнул свободно – на неопределенный срок проблема с ведьмаком откладывалась. В клинике на все вопросы отвечал Бэл, великий мастер придумывания отмазок на все случаи жизни, в первую очередь – от родного начальства Института. Рассказанную им историю о череде несчастных случаев, преследовавших испанца, следовало внести в анналы истории как пример того, чего никогда не стоит пытаться повторять.Однако на этом беды не были окончены – через пару ночей на территорию ашуррана заявились темные эльфы-дроу, прослышавшие о событиях в Риме и имевшие на сей счет претензии. Конфликт с ними нельзя было отнести к приятным событиям. Однако агенты 414-й отнеслись к нападению спокойно – в их понимании, оно вполне укладывалось в понимание о нормальных рабочих буднях. Атрей лишний раз убедился в правильности своего решения никогда не идти на службу в Институт***************************************

Его всегда, ну, почти всегда интересовали люди. Их поступки, их мысли. Почему они делают то, а не другое и именно так, а не иначе.

Запертый почти на всю жизнь, в заключении ни за что — он не очень стремился к окружающему миру, потому что довольно смутно представлял себе, что же это за мир такой.

Его зовут Диас. На самом деле имя у него намного длиннее, но он предпочитал делать, как все разумные люди, и использовать первое. Мысль о том, чтобы называть все и полностью приходила ему в голову редко — обычно, когда к нему заглядывал младший брат. Он всегда почему-то вызывал желание следовать правилам и традициям более, нежели обычно. Вероятно, его личное свойство — брат у Диаса тот еще.

Как все началось? Наверное, с его рождения. Как и у всех людей, у него было детство — вернее, период времени до совершеннолетия, заполненный попытками родителей сделать изних с братом достойных наследников рода. Диас учился охотно, но без особой к этому тяги. Что касается Фальче, то родители постарались дать ему достойное образование, а он, в свою очередь, оказал им достойное сопротивление. Диас совершенно его не понимал. Он не понимал, зачем нужно переть лбом там, где намного проще обойти. Он не понимал, почему то, что брат называет «принципом» должно диктовать правила жизни. Его «принцип» - точно такое же правило, принуждающее к определенному образу поведения, как и правила хорошего тона, например. Никакой разницы. Но когда Диас пытался ему об этом сказать — ничего хорошего из этого не выходило.

Детство прошло безоблачно и спокойно — расцвеченное, разве что, периодическими выходками младшего братца. Ему — вынь да полож! - надо было непременно читать книги на деревьях, подбирать бродячих собак, и помогать прислуге собрать рассыпанные вещи. Диас терпеливо пояснял, что чтение в неудобной позе опасно для позвоночника, что собака, скорее всего, заразная, и что прислугу нанимают умелую, а если попадается такая неуклюжая, то она должна получить расчет — ее профессионализм не соизмерим с заработной платой. Это же элементарные основы экономики! Фальче никогда его не слушал — вернее, не дослушивал до конца. Он всегда был нетерпелив, и нетерпим. С возрастом он сумел возобладать над своим необузданным нравом, полагая, что окружающие люди не обязаны от его проявления страдать. Но на практике это выходило далеко не всегда.

Диас, вероятно, стал бы таким же, как и сотни других выходцев из знатных семей — немного нудноватым, немного надменным, лощеным светским львом — или шакалом. Смотря по обстоятельствам. Но судьба решила иначе — в восемнадцать лет у него нашли палочку Коха. Туберкулез не поддавался никакому лечению. Лучшие врачи Европы и обоих Америк осматривали его, но не дали никакого утешительного диагноза. Все, что могла медицина — немного отсрочить конец. Так, в неполные двадцать лет, Диас оказался отрезанным от всего мира, запертым в четырех стенах, и вселенная сжалась до размеров монитора компьютера. Он стал много читать, и совать нос не в свои дела. Родители были им номинально довольны — он не откалывал номеров, подобно брату, и вел себя, с общественной точки зрения, безупречно. Разумеется, круг общения знал о его болезни, и на электронную почту приходили официальные письмас соболезнованиями. Диас их поначалу проглядывал, а потом забросил. Махнув рукой на себя, с головой погрузился в интернет.

Брат к тому времени уже успел жениться, на дочери старинной подруги семьи. Колетта, мать Жюстины, была в большом почете у Терезы Ирфольте. Саму Жюстину братья знали если не с детства, то с подросткового возраста точно. Ей было всего тринадцать, когда они увиделись впервые. Диас подозревал, что в случившемся позже нет такой уж вины Жюстины. Ее так воспитывали. Цель ее жизни — выйти удачно замуж. О большем не нужно и задумываться. Род Армелло — знатный, но обедневший. От всех их земель и угодий остался лишь крошечный замок, ранее, Диас не сомневался — лишь скромная пристройка к основному комплексу. Выдав дочь за Ирфольте-младшего, Армелло неплохо поправили свои финансовые дела. Фальче жену обожал. Диас с ним об этом говорил, пытался открыть глаза на реальностьно этот упертый тип видел только то, что хотел видеть. Жюстина для него была бедной-несчастной принцессой из сказки, которую он, благородный рыцарь, спас. Если и не от дракона, то от всего прочего так точно. Диас, к тому времени ставший намного более наблюдательным, пытался поделиться этими своими наблюдениями с братом. Но тот не слышал — или не желал слышать. Диас снова отступился — как отступался всегда. Брата не переупрямишь. Он не терпел, когда ему диктовали, что делать, или, того хуже, решали за него. Он баловал жену, и получал от этого удовольствие. Продолжалось это счастье года три — до того дня, когда Фальче нашел на столе небрежно забытое письмо Жюстинылюбовнику. Та, припертая к стенке, созналась, как ни в чем не бывало. Ей, видите ли, было скучно...

О том, что случилось позже, даже Диас не знал всей правды. Были факты: брат развелся, оставив жене три четверти наследства, положенного по брачному контракту, и так и не огласил причины развода. Жюстину это устраивало. Она сыграла роль несчастной жертвы, так что Ирфольте-старшие встали на ее сторону безоговорочно.

Фальче из дома ушел. Диас был единственным, кто не удивился такому решению — по его мнению, к тому все и шло. Младший брат потерялся для семьи — на какое-то время. Разумеется, потом его нашли — за деньги можно многое — но вернуть обратно так и не вернули. Тот поступил в университет юриспруденции и права, но не доучился, вылетев с четвертого курс, повздорив с деканом из-за чего-то, показавшегося Фальче несправедливым.

Отслужил в армии запаса и пошел на службу в полицию. Никогда и ни при каких обстоятельствах не упоминал он своего истинного происхождения.Диас все это знал, потому что очень быстро нашел форум студентов университета, и познакомился с некоторыми однокашниками брата. Знал и что о нем говорят в группе, и подробности многих его выходок. Жил немного его жизнью, проверяя обновления форума, как люди смотрят новую серию продолжающегося сниматься многосерийного фильма. Своей собственной жизни у Диаса не было. Он был уверен, что по интернету дружить нельзя — да и вообще дружить нельзя. Мультики Диснея о прекрасной любви и идеальной дружбе ему даже в детстве не казались убедительными, ну а в зрелом возрасте и подавно... Он жил в поместье, что в Памплоне, и редко, раза четыре в год, навещая Сатандер. Отговаривался тем, что плохо переносит дорогу — и это было правдой. В обычное же время сидел дома. Он очень быстро научился разбираться с бухгалтерией на уровне пользователя, а потому управление поместьем родители со спокойной совестью оставили на него. Так он и намеревался протянуть до гарантированного летального исхода. Врачи часто менялись, опасаясь быть инфицированными — все-таки, случай нетипичный. Не факт, что помогут простые меры предосторожности и прививки. В гости к нему тоже никто не наведывался. Жизнь была размеренной и простой — Диаса она устраивала. Он с должной периодичностью знакомился в интернете с различными людьми, общаясь через ники, узнавал мир, но никогда контакт с кем-то не был достаточно продолжительным. Наверное, не у всех было столько времени, как у него.

Так проходили годы. Жизнь подкатывала к половине — в неполные тридцать пять он был все тем же, чем был и в двадцать. Плюс накопленный информационный багаж. Брат лишь изредка появлялся на горизонте — за все девять лет он звонил три-четыре раза, узнать, как родители. И снова пропадал из поля зрения. Диас не завидовал тому, что у Фальче есть этажизнь. Старший из братьев считал, что тратится она на редкость бездарно.

А потом с ним случились эти странные ребята... Они приехали разузнавать о брате, нагородили кучу нелепиц, на которые Диас не счел нужным указывать родителям. По крайней мере, пока сам не разберется во всем. Тайны и загадки — это были единственные сильные ощущения, доступные ему в жизни. Он с восторгом погрузился в новый секрет — и не пожалел. Спустя неделю он написал гостям его дома письмо, где деликатно указал на нестыковки в их рассказе, и предложил пояснить, что же все это значит. И они пояснили — правда, совсем не так, как он мог на то рассчитывать.Оказалось, целый пласт жизни все это время оставался за его вниманием. Оказываться, старые легенды не врут, и существуют на свете магия и все, что с ней связано.Но это было Диасу уже не важно. Потому что...Потому что он уверовал в чудесное, когда только увидел Лаари Луэро. Их, гостей,приезжало к нему трое: японец Ран, вампир Бэльфегор, и Лаари, эльф.

Диас потерял голову — а вместе с ней сон, аппетит и покой. Прекрасное лицо гостя мерещилось ему во сне и наяву, и Диас считал, что это — нормально. Свои чувства он тоже считал совершенно нормальными — хотя раньше никогда не смотрел на других мужчин. В молодости, до болезни, он не раз на ночь сбегал из дому, чтобы приятно провести время. Сейчас Диас не сомневался, что родители были в курсе этих отлучек — но предпочитали смотреть на них сквозь пальцы. Он не запоминал тех девушек, которые на короткое время — кто на ночь, а кто на час — оказывались рядом. Имена вылетали из головы, лица путались. Но Лаари он запомнил с первого момента — и знал, что не сможет позабыть никогда.

Для него эльф был неким андрогинным созданием, и не девушкой и не юношей. Ангелом небесным, сочетавшим в себе простоту и изящество. Никто и никогда не общался с ним так, как Лаари. Не становился его другом, не интересовался так искренне всем, что было в его жизни. Диас чувствовал, что живет в эти минуты. Эльф стал для него центром вселенной. Ощущать его теплое прикосновение было приятнейшим событием. Наблюдать за его руками - эстетическим экстазом. Слушать голос — акустическим удовольствием. Диас не находил в Лаари изъянов. Тот казался ему совершенным созданием, и он даже не думал о чем-то большем, чем восхищение молча. К тому же, сердце Лаари было занято. Диас в очередной раз обозвал младшего брата идиотом. Темный маг он, некромант, ведьмак... Идиот, и никто более. Не сумевший оценить такое сокровище, как Лаари. Небеса, да не к этому ли всю жизньстремился этот шибанутый благородный рыцарь?! Лаари честный, открытый, искренний, добросердечный, любящий детей, животных, растения, весь мир... Вот она, та самая прекрасная принцесса из старой легенды, трудолюбивая, искренняя, простая — и все же содержащая в себе все тайны мира...Эльф видел в Фальче исключительно рыцаря без страха и упрека — и Диас не стал его разубеждать. Не стал акцентировать внимание на том, что Фальче – скорее уж не рыцарь, а начинающий темный властелин, часто жесткий до жестокости, воинствующий, агрессивный… Это было бы неприятно Лаари, и тому могло показаться, что новый друг хочет расстроить еще не состоявшиеся отношения. И пусть Лаари говорил, что он не верит в успех — на самом деле он говорил это, чтобы его разубедили. Он верил вопреки всему. Диас позавидовал младшему брату — наверное, впервые в жизни. Он сам отдал бы все за возможность хотя бы один день, час, минуту, быть рядом, или хотя бы иметь право быть рядом с Лаари. Но и этого абстрактного «всего» у него не было. Не было, что терять — интернет, что ли?..

Гости немного побыли у него и отбыли дальше — по своим делам. Лаари с ним стал переписываться — и эти письма стали окном в тот неведомый мир, что был ранее от Диаса сокрыт. Он давал советы, спрашивал, рассказывал. Зная, кого любит эльф, вспоминал что-то о брате. Старался излагать сведенья достоверно, без пристрастия. И небольшими кусочками — чтобы эльф ждал его следующего письма. Это было так хорошо — знать, что Лаари ждет следующего послания, хотя бы и ради таких строк.

Троица агентов ИПЭ остановила Третью мировую во главе с его младшим братом, и преспокойно вернулась к своим делам. Простая на первый взгляд и страшная история — под магическим ритуалом талантливый маг чуть не привел к гибели устоявшийся порядок жизни — Диаса едва затронула. Но вскоре после ее окончания Фальче явился сам, и не один. Лаари рассказывал ему о Дане Сэдфилл, и Диас с любопытством ожидал встречи с избранницей брата. Все оказалось намного хуже, чем он даже думал. Кажется, Фальче просто тронулся рассудком — ничем иным его поведение Диас пояснить не мог. Младший брат еще в юности не любил актрису Мэрилин Монро, и других подобных ей дам — за вызывающее поведение, которое считал неприятным. Но Дана... Это не просто хуже, чем Мэрилин — хуже еще и по качеству. Вульгарная особа, одетая, как танцовщица из ночного клуба, а ведущая себя и того хлеще. Она говорила с придыханием, курила вызывающим образом, а то, как она ела, следовало снимать в эротических триллерах. Диасу она не понравилась — и он в очередной раз обозвал брата глупцом. Как можно было променять ангела небесного на это... эту... Нет, он никогда Фальче не поймет.

Но в процессе беседы обычное его любопытство взяло верх — все-таки, интересно же, что заставило Фальче изменить своим убеждениям. В конце ужина они разошлись по своим комнатам и Диас, поднявшись к себе, и переподключил сигнал видеокамер на свой ноут. Он хотел знать.

Конечно, до него дошли смехотворные слухи — прежде чем приехать к нему, эта парочка заглядывала в Сатандер и напоролась там на старших Ирфольте и Жюстину. Жюстине у Диаса веры не было, но она бы не стала завираться настолько. Впрочем, он считал сказанное ею дурной шуткой... А на деле выяснилось, что именно так все и обстоит. Оказавшись в комнате, Дана небрежно сбросила с себя короткое манто и отстегнула двойную кобуру. Диас увидел, что перед ним никакая не девушка. Дана — юноша, одевающийся в женскую одежду, и весьма убедительно играющий дамскую роль. Тихий, смущающийся, и говорящий исключительно тихим голосом, будучи в «мужском виде». Однако некромант этого самого вида не видел. Смотрел — и не видел. Какие розовые очки были на нем — Диас не знал. Но для Фальче Дана была девушкой, в чем он очень скоро убедился, выключив через несколько минут видео. Дана давала брату то, к чему он стремился всю жизнь. Свободу, и возможность делать так, как он считает нужным.

Но неужели бы Лаари этого ему не дал???События полетели вперед гурьбой — Лаари признался своей лучшей подруге Дане, что любит некроманта, Дана пошла и сообщила об этом Фальче (не слишком благовидный поступок, с точки зрения Диаса), эльфа затем утянул в себя Коридор и все про него забыли в этом мире, явился Аредэль, и вместе с ним и Бэлом удалось вытащить Лаари обратно...

А потом Лаари пришел и сказал, что будет с ним. Просто будет, и все. Диас не поверил. Он никогда не верил в чудеса — не поверил и теперь. Возможно, в голосе эльфа ему слышалась неуверенность, возможно, его точили сомнения... Да не возможно, а точно. Но это все равно не мешало почувствовать себя счастливым. Даже зная, что счастье конечно. Даже зная, что он — лишь лекарство от сильной сердечной боли. Диас знал, что они с братом похожи, у них один тип лица. Крупноватые его черты, нос с горбинкой — правда, у Фальче безбожно горбатый, сломанный дважды — темные глаза. Только у некроманта с оттенком чернослива, а у Диаса — карие. Оба жгучие брюнеты, и, как большинство южан, довольно смуглые. Фальче до бронзы, а Диас, не ладивший со своим организмом — нездорового сероватого оттенка. Роста примерно одного. Лаари, возможно видел в одном — другого, и старался утолить голод сердца рядом с тем, кто так похож, и с кем так хорошо сложились отношения. К тому моменту эльф уже знал, что Диас, мягко говоря, к нему не равнодушен.

Это тоже была не жизнь. Игра в нее — вот более верное определение. Сон. Спектакль мечты. Единственный, кто в него верил — его ненормальный брат, да, возможно, еще его приятель-трансвестит. Диас не редко ловил на себе заинтересованные взгляды последнего. Когда Дана понимал, что его «палят» — взгляд моментально делался призывно-кокетливым. Диас уже знал им цену, этим взорам. Все пустышка.

Лаари был не уверен в происходящем. Он смущался, мялся, не знал, как быть и что делать. Диас с благодарностью принимал его прикосновения, но не мог забыть того, что остается за кулисами. Лаари нужен другой мужчина — сильный, уверенный в себе и в жизни, знающий, что делать. Диас никогда бы не мог похвастать тем, будто он знает, что делать. Наоборот, он предпочитал много раз обдумать и все взвесить, а потом выдвинуть пару-тройку гипотез и несколько теорий на довесок. Лаари нужен тот, кто поведет, или даже потащит его за собой. Эльф говорил — ему надо знать, что он нужен. Диасу он был нужен, как никто на свете. Это не было острое, болезненное чувство нехватки — но нехватка ощущалась постоянно. Как боль в зубе — ненавязчивый фон в жизни. Лаари был рядом, цеплялся, ждал, когда его поведут, когда течение его подхватит. Но Диас не был течением. Он думал так же о том, что каждому положен свой кусочек счастья в жизни. И сейчас как раз его. Но он закончится, как заканчивается все на свете.

И Диас не ошибся. Эльф все больше уходил в себя, замыкался, даже когда приходил к нему в спальню и ложился рядом в постель. Даже когда целовал и дарил свои ласки — он все равно думал о чем-то другом. О ком-то. И Диас это чувствовал. И был согласен. Был согласен быть клином, которым выбивают другой клин. Был согласен стать для эльфа тихой гаванью.

Лаари приезжал и уезжал, и это было нормально. Он притаскивал с собой и Бэльфегора, которому в Памплоне было неуютно, и который стремился домой, к мужу, японскому наемнику и сектанту. Диас ничего не имел против, но видел, что «племяннику» здесь неудобно жить. Это не его место. Он чувствует себя в поместье так же чужеродно, как и его «папа» - Фальче сюда приезжал только когда по-другому уж совсем было никак. Да и вообще их «семья» была довольно странной. Бэл и его муж стояли особняком, сестру этого мужа Диас в глаза никогда не видел, его младший брат и его … подруга... номинально считались «родителями» Бэльфегора, и Фальче отнесся к этому более чем серьезно. Старший брат Лаари... Это больной вопрос. И он и Аредэль были очень похожи — но почему-то это их не сблизило, а наоборот, отдалило. Аредэль и сам не осознавал, когда говорил о младшем брате, как о ком-то, к кому он априори стоит первым. Это задевало, и это делало больно. Аредэль никогда не поймет — он не был взаперти, он никогда не был ограничен отсутствием жизни. Он не знает, кто такие ангелы — зато очень хорошо это знал Диас. С Аредэлем сблизиться помогла разве что Жизель — его новая знакомая, на которую он поначалу не обратил внимания. Дамы, всякие разнообразные, встречались Диасу во всем своем богатстве форм и видов. Изначально Жизель ничем не отличалась — а ее несколько более настойчивая, чем принято в обществе, манера общения заставляла их с Аредэлем как будто бы сплотиться перед лицом общей опасности. Однако первое впечатление оказалось весьма обманчивым. Жизель не была хищной охотницей за мужчинами. Не была она и агрессивной феминисткой. С ней — что вообще-то редкость — Диасу было интересно. Она многое знала и умела, и побывала во многих местах, о которых с удовольствием рассказывала ему. Расспрашивала его, задавала простые на первый взгляд, а на второй — важные вопросы. Диас стал понимать, как его младший брат попался на удочку Даны. Это очень приятно - когда тебя спрашивают и проявляют к тебе интерес. А еще — Жизель его не жалела, за что Диас был ей очень благодарен. Она никогда не давала ему понять той разницы, что лежала между ними. Она — вольная птица, и он — птица в клетке с открытой дверцей, из которой нет дороги, потому что крылья обрезаны.Их знакомство сначала было эпизодическим — они изредка встречались в сети. Затем эти встречи стали чаще. Лаари все больше пропадал по своим заданиям от ИПЭ или играл какую-то роль в коварных планах своего крестного. Участились случаи проблемного поведения Коридора — а все благодаря тому, что его младший братец проклял данное место со всей ненавистью, на какую способен обозленный темный маг. Все потому, что какой-то прибудный вампир убил Дану Сэдфилл. Диас даже не ожидал, что это событие повлечет за собой такие последствия. Он вполне мог предположить, что его оголтелый братец пустится на поиски убийцы, и не отстанет, пока качественно его не угробит. Но не Коридор же проклинать!.. После очередного посещения этого места, Бэл вышел на свет маленьким мальчиком лет шести от силы, а Лаари — девушкой. Коридор разрушался, и все активно занимались вопросами восстановления нормальной жизни. А для Диаса эти жизненные бури проходили как-то гладко и повседневно. Потому, что он в них не участвовал — и еще потому, что у него была возможность говорить с мадемуазель Жизель. Она спрашивала у него совета, как ей быть со своим старинным домом, и Диас предложил сделать из него музей. Они обсуждали обустройство сада, иностранную кухню, обычаи в различных концах света — и ни слова о магии.