Глава 5. Английское расследование (1/1)

25 февраля. Воскресенье. Кембридж. В семидесяти километрах от Лондона, в южной части графства Кембриджшир, на реке Кэм, устроился студенческий городок Кембридж. Конец февраля. Воскресный день. В это время город, где сосредоточилась готическая красота, тянущихся к небу зданий, башен, увенчанных крупными циферблатами и арок, на которые не меньше века назад навесили массивные грубо вырезанные ворота, точно затаился.

По узким улочкам неторопливо шныряют полусонные студенты, пожилые леди со своими устало улыбающимися мужьями и другие куда-то идущие люди в шляпах и на удивление вовсе без них. Уже завтра эти полуживые студенты, поддавшиеся сдержанной колыбели старины, перестанут быть меланхоличными декорациями, они — всё равно что местная элита облачатся в длинные мантии, подобные тем, что увенчивают судейские плечи, вооружатся пергаментом, перьями, которые спустя столетия усовершенствовали до ядовитой броскости, являющейся на пепельном фоне зданий, израненных резьбой и лепниной, святотатством. Улицы оживут. Талый снег рассыплется грязными брызгами из-под колёс велосипедов и храпящих маленьких ?Весп?. С приходом мая на тесных улочках, за высокими стенами многочисленных колледжей, туристы примутся мерить ленивыми шагами плиты из серого известняка. Распустятся крепкотелые вязы и зацветут мохнатые столбики ребристых каштанов. Плакучие ивы раскинут зелёные кудри, и воды на реке Кэм колыхнут длинные плоскодонки, выстроившиеся в пёстрый ряд неподалёку от большого моста, вблизи Бридж-стрит. Разделённые на квадраты, похожие на средневековые монастыри колледжи с внутренними дворами и живописными садиками на задворках, тянутся вереницей вдоль реки Кэм длиною в милю. Каждый из них как община, где свой устав, библиотека, часовня, общежитие и трапезная. Тридцать один колледж и, наконец, Тринити-стрит. Здесь в 1546 году король Генрих VIII основал Тринити-колледж. Белый микроавтобус марки Ford Transit остановился возле главного входа в обитель Святой Троицы точно в полдень, и кучка студентов вывалилась на присыпанный сухим снегом гравий.

Две башни, как две ладьи, объяли большой и малый вход во двор. Во всём этом готическом ансамбле арок и лепнин центральное место заняла статуя основателя колледжа. Прямо под большим гербом, привечая и провожая студентов, каменный Генрих VIII в это воскресенье взирал на иноземных исследователей.

— Май, я готов согласиться с тобой, — просвистел Такигава, вскинув глаза. — Призраки, рыцари, имеющие власть служители церкви и девы, прикидывающиеся невинными — всё это непременно должно таиться по ту сторону стен. Снова ощущаю себя не в своей тарелке… — она переглянулась с коллегами, оттягивая момент истины в силу повседневных обстоятельств. Нару не торопился отпускать микроавтобус, а косящиеся на них студенты, кучковались в сторонке, там, где обычно на буднях длинной вереницей красовались металлические рамы велосипедов. Эти парни изводили Май без видимой на то причины в течение целой недели, вернувшись, им было о чём подумать. — Здесь проводят экскурсии, — Аяко подошла к информационному стенду, который приколотили по правую руку от малой арки. — И сколько стоит это удовольствие? — За три фунта с каждого я готов сопроводить вас, — без лишней скромности сказал юноша, возникший ниоткуда. Он стоял под большими воротами и улыбался одними глазами. — Питер, — Оливер холодно поприветствовал его и подошёл к Май. Друзья Блера скромно промолчали. Личные неприязненные отношения без особого труда читались на лицах Нару и Питера. — Милый шарфик, — как ни странно, а обстановку разрядила Матсузаки, похвалив сине-полосатый шарф Блера. — Нравится? — обрадовался он, вывернув уголок полосатого шарфа. — Тогда поступайте в наш колледж. Их носят все студенты Тринити. — Я думал, он на ярмарке, — кружок, где почти клубком скрутились Эдан, Лен, Обин и Нейт, начал гудеть подобно подмороженному улью. — Стало быть, вернулся! — бурчал кто-то из них. — Как пить дать, назло! — Столовая открыта! — сообщил Уилбер Барнз, прибежав к товарищам. Он запыхался. Пар застилал нижнюю часть его полукруглых очков. — Охранник сказал, что вы можете оставить там свои вещи, а также пройтись по двору, библиотеке и часовне. Остальные здания закрыты. — Всё, как и всегда, — сказал Питер, заправив шарф под кожанку. — Тринити открыт для туристов даже зимой. Готовы к экскурсии? Нару?.. — Май подняла глаза, чтобы увидеть одобрение или порицание на лице Оливера. — Оставьте вещи в столовой, — секунду подумав, сказал он. — Питер покажет, где можно это сделать. Остальные могут отправляться домой. — И стоило всё это время под прицелом держать?! — студенты завздыхали, завозмущались, но вместе с тем и расслабились. Всё обошлось! Катаклизм оказался не чем иным, как проделками буйной фантазии. — А ты с нами не пойдёшь? — Танияма придержала Нару за рукав. — Ни ты ли обещал показать мне колледж? — Май, да оставь ты его! — Монах любезно встал между ними, возлагая свои массивные ладони на девичьи плечи. — Разве не видишь, он нервничает. Наверняка хочет припрятать весь компрометирующий материал в своей квартирке. — Здесь же есть общежитие! — Аяко услышала краем уха интересное замечание Такигавы и бросила разглядывать стенд. — Всем бакалаврам его предоставляют. Верно, Джон? — Да, вроде бы всё так, — подтвердил он, выражая своим видом всяческие сожаления, ведь его для чего-то ввязали в этот разговор. — Оливер не пользуется общежитием, — улыбаясь до приторности, заявил Питер. — Он снимает квартиру в городе, кстати сказать, на этот счёт есть правила: во время учёбы студенты должны проживать в пределах трехмильного, а преподаватели — двадцатимильного радиуса вокруг церкви Великой Святой Марии. Эта церковь находится в центре Кембриджа, как вы понимаете, это совсем недалеко от Тринити. Май вновь озирнулась на профессора Дэвиса. Он молчал и лишь изредка прикрывал глаза. — Я смею заверить, что о месте расположения этой квартиры знать не знаю, поэтому приберегите свои вопросы и пытки до лучших времён, — пошучивал Блер, раз Нару был так любезен, позволяя говорить человеку красноречивому. — Надо подтвердить бронь, — Оливер изволил сказать что-то внятное, понятное всем. — Я отъеду и через час вернусь. — Мы же завтра улетаем, — Монах помог в очередной раз внести ясности, в то время как Май смотрела вслед Нару. Он перешёл дорогу, свернул налево и по Тринити-стрит пошёл в сторону сада Всех Святых. — Если мы завалимся в его квартирку, то не видать тебе тепла и ласки. Кто же о таком говорит вслух?! — у Таниямы уши зажгло. Мало того что на улице гулял лёгкий влажный морозец, так тут ещё и неуместные шутки посыпались на её горемычную голову. За спиной как комар гудел Хосё, перед глазами мелькала вычурная фигура Оливера, а в голове беспрестанно кружилось: оправдайся, оправдайся! — Монах, ты о чём?! — засмеялась она громко-громко. — Когда ты видел, чтобы он проявлял к кому-либо тепло или ласку? Он за все выходные в Японии даже кошку ни разу не погладил… И вот друзья, недруги и как привиделось Май, даже птицы кричащие где-то на голых деревьях под серым небом, умолкли. Кажется, я перестаралась с оправданиями… — Танияма по многолетней привычке прикрыла глаза, вскинула брови и зачесала свою щеку, говоря тем самым, ?извините?. — Ладно, выворачиваем карманы! — Аяко отдала приказ как какой-нибудь командир полка. — Надо наскрести фунтов этому вымогателю. Прогуляемся по колледжу и в гостиницу. — Да, я непременно хочу знать, куда поступает моя малышка! — плаксиво сказал Монах и зажал Май подмышкой. — Ты и представить себе не можешь, как мы будем скучать… — он изливал душу, а Танияма тем временем пыхтела и скребла ногами; и надо же было оказаться в подобном положении: голова торчит, зубы скрипят, волосы топорщатся, попа выпячивается с другой стороны! Вот новое усилие, и Май со вздыбленной причёской на свободе. — Ну вот, развёл здесь сопли! — Аяко и не намеревалась ругать улыбающегося Джона или посмеивающегося Питера, она обнажила нападки против своего ярого соперника в спиритическом и экстрасенсорном мастерстве. — А ты не подтрунивай! — Монах важно задрал нос. — Тоже скучать будешь! — Я возьмусь присмотреть за кошкой, — рассказала Матсузаки о планах, не имея намерения браниться. — Она скрасит мою печаль. — Как? Вообще-то, я хотел попросить Май об этом! — Такигава не постеснялся и закричал во весь голос. — Ты музыкант, тебе хомячка-то доверить нельзя! — Аяко закатила глаза, выставила вперёд левую ручку и демонстративно взмахнула кистью, вывернув ладонь к небу.

— А вот здесь я с тобой не соглашусь! — Монах сощурился. — Предлагаю нести вахту по очереди! — он ухватил её за руку и настойчиво посмотрел в глаза. — Отказываюсь! — вывернулась она, прокашлявшись и чуть заметно покраснев. — Тогда как насчёт совместного проживания? Ради Каори мы можем пойти на такие жертвы? — предложил он торопливо, обсуждая дальнейшую жизнь кошки, которой, по сути, было месяца четыре. — Говори за себя! — она взмахнула волосами, обиженно отворачиваясь. — Чёрт, ну и где её чувство юмора?! — Монах не мог прекратить жеманиться, во всяком случае, вот так просто, по щелчку высокомерной мико, которая, превознося себя любимую, вручила скалящемуся юноше билеты, приобретённые в кассе на входе. — Что ж, плата внесена, — бодро заявил Блер. — Давайте приоткроем завесу тайны этих древних стен! — Справа от вас, в том тенистом уголке, посажена яблоня, где Исаак Ньютон, будучи студентом, заснул. Его разбудило упавшее яблоко и это привело к открытию закона всемирного тяготения, — рассказывал Питер, указывая на низенькое приземистое дерево. — Далее прошу следовать за мной в Большой двор… Перепады в цветах — от серого к кислотно-зелёному резали зрение. Сами стены колледжа как известняк жёлтые, местами красно-коричневые, где-то серые в тюдоровском стиле, а вот газоны ярко-зелёные шахматного окраса. Как позднее объяснил Блер, у них в Англии газоны зелёные даже зимой! На то и существует культивирование. Потом они остановились возле готического фонтана-беседки. Питер рассказывал о лорде Байроне, который по легенде купался в этом самом фонтане голышом с медведем, правила колледжа запрещали держать собак. Май же, не слушая его слов, думала о своём. Утром я хотела вернуть пастору Куинси записи. Они очень помогли. Невероятный человек! Прилагать столько сил ради того, чтобы оправдать своего прихожанина. Я понимаю, почему ему захотелось со мной поделиться. Сложно держать всё в себе и жить среди тех, кто не желает слушать. По правде, я не ожидала встретить там Лена… — Танияма опомнилась, когда Питер пригласил пройти в часовню. — Часовня Trinity College Chapel была задумана для молебна мастеров и сотрудников колледжа, — говорил Питер, показывая длинное помещение с витражами, расписанными деревянными потолками и интересными чёрно-белыми полами. — Как вы знаете, раньше молитва была неотъемлемой частью жизни и учёбы. Сейчас здесь можно помолиться, посмотреть на официальную церемонию, а иногда послушать орган. Также есть холл, в котором расположены барельефы, статуи и памятные таблички тех, кто внёс значительный вклад в жизнь колледжа, — повёл он дальше. — Май, ты почти не слушаешь, — Аяко прицепилась к ней и настороженно шепнула. Другие крутили головами, так как посмотреть было на что. — Прости, — она улыбнулась и снова впала в задумчивость. — Думала о том, что произошло утром. Очень странно, что Нару не потребовал объяснений и даже не захотел слушать. — А утром что-то произошло? — Питер секунду назад говорил о том, что в холле шесть мраморных статуй: Фрэнсиса Бэкона — философа, историка, политика и юриста; Исаака Барроу — математика и учителя Ньютона; Томаса Бабингтона Маколея — государственного деятеля, поэта, прозаика и историка; Альфреда Теннисона — английского поэта; Уильяма Уэвелла — философа, священника, историка и энциклопедиста; Исаака Ньютона, а здесь прервался, обратив внимание на Танияму. — Возникли проблемы с Леном? И почему мне не нравится его тон и догадливость?! — в данной ситуации Май бы хватило одного неудачного слова, чтобы озвереть. На своё счастье, Питер помалкивал, а вот его губы, изгибающиеся в улыбке, и горящие синие глаза пели красноречивее церковного хора.

Из воспоминаний Май. Утро воскресенья, 25 февраля. И чего ему надо?! — путь к заалтарным помещениям преграждал невысокий, худощавый юноша. Его рыжие волосы были взъерошены, а под глазами отпечатались тёмные круги. Вероятно, он не спал эту ночь. Май сместила брови к переносице и встала так, словно готовилась к лобовой атаке. Её круглое, светлое от добра личико, нахмурилось, предвещая ураган нелестных слов. — Пошли, — сказал он после тревожной паузы, — ты же пришла к пастору. Он в хранилище. Иди за мной, если не хочешь опоздать на автобус… Как странно… — первым делом Май растерялась. Выпрямилась и с глубочайшими сомнениями посмотрела вслед Лену. — Я думала, что он как дикий пёс набросится на меня и растерзает, а он, видимо, пытается забыть те неприятные слова, которые я сказала вчера, — на свой страх и риск Май решила довериться однокурснику Нару.— Так странно — делать вид, будто ничего не произошло… — она шла за ним и помалкивала. Хранилище находилось в подвальном помещении. Вот где на самом деле было холодно. — Тебе бы одеться, — Танияма не выдержала, сказав ему наконец. На Лене болталась одна тонкая футболка с короткими рукавами, а холод становился зверским; изо рта шёл пар. — На вот моё пальто! — Май сняла с себя тёплую вещь. — У меня хотя бы свитер, а ты скоро посинеешь! Лен без слов принял её пальто, разве что прискорбно посмотрел. — Там! — он поднял правую руку и указал пальцем на приоткрытую деревянную дверь. Из щели тускло тянулась световая дорожка и Танияма не подумала о вероломстве, она шагнула вперёд, шаг, ещё шаг и вот дверь захлопнулась за её спиной. — Ах ты негодяй! — она кинулась к деревянному полотну, сбитому при помощи толстых металлических пластин, и закричала. — Не смей оставлять меня! Лен, я замёрзну здесь до смерти! — она огляделась. В хранилище горела туристическая лампа. Вдоль стен полным-полно старых, забитых всяким хламом сундуков и рядом с письменным потрескавшимся столом стопка ржавых газет, перевязанных шпагатом. Наверху скрипнула и хлопнула дверь. Туристическая лампа, как глашатай неминуемой гибели тускло моргнула. Быть не может, чтобы меня ждал такой конец! — убедившись в том, что Лен преследует своими действиями причинить ей тяжкий вред здоровью, то есть действует умышленно, она присела на стопку из газет и прижала гаснущую лампу к груди. — Так он оставил тебя в том подвале! — Аяко так закричала, что её крепкий голос отозвался в холле эхом. — Да… — сообщила Май со всем прискорбием. — Если бы пастор Куинси не нашёл под аналоем мою сумку, то, вернее всего, нескоро бы решился на осмотр прихода. И всё же я просидела там больше часа. Пастор отпаивал меня чаем ещё минут сорок. Он отвёл меня к себе, закутал в плед и велел не дёргаться, пока я не почувствую, что отогрелась. — Вот в чём дело, — Питер выглядел как-то разочарованно. — Я думал, он поступит оригинальнее. Что ж, великовозрастной девице не стоит прилагать столько усилий, чтобы понять мужчину, кроме того, там и понимать-то нечего… — он выразил мнение о том, что Май не маленькая и продолжил экскурсию. — Надпись на статуи Исаака Ньютона — это цитата из книги Лукреция. Перевод у неё следующий: ?Разумом он превосходил род человеческий?… — Я бы так не сказал, — Такигава перебил юношу, который так старался выглядеть джентльменом. — Где живёт этот Лен? С ним надо очень серьёзно поговорить. Я не обвиняю его в прямом умысле, однако косвенно, если бы с Май что-то случилось, то он бы загремел в тюрьму! — Монах, да оставь ты его! — Танияма залоснилась от улыбки. — Оливер ведь не потребовал объяснений, значит, он знал, что всё может закончиться именно этим. — Думаешь? — Хосё не стал бы пустословить; его грызли сомнения. — А если в этот самый момент он бьёт морду этого Лена? Об этом ты не подумала? — Монах, у тебя воображение разыгралось, — она посмеялась над ним, в сущности же ей было теперь не до смеха. — И тем не менее, — остался он при своём. — Где нам найти этого парня? — Такигава зрительно принялся пилить Блера. — Уилбер, Обин и я живём в общежитии, здесь, на территории колледжа. Остальные в городе, — сказал он и скрестил руки у груди. Неужели всё так, как сказал Монах?! — у Май от тревоги кадык поджался. — Строго говоря, в Кембридже учатся не такие уж ботаны. Регби, крикет и гребной спорт… — слова Питера ну никак не придавали озадаченной девушке сил. — Пару раз со шпиля снимали студенческие шапочки. Пришлось нанимать верхолазов. Но всё это никак не относится к Оливеру. Он скучный, самовлюблённый и непонятно за какие заслуги обзавёлся такой женой. С чего это он меня хвалит?.. — Май внезапно рот приоткрыла. — Совсем недавно я назвала его ублюдком, рукожопом… и ещё как-то… — она не могла вспомнить, что точно кричала в той горячке, но что это было нечто обидное — она понимала. — Отец Лена миллиардер. Нет ничего удивительного в том, что сына похитили, — продолжил он. — Оливер помог в поисках. С тех самых пор Лен его страстный фанат. — А я-то думаю, почему он вечно вклинивался между вами! — Монах задумчиво зачесал свой подбородок. Я как-то не сильно заметила… — Май скривила лицо, вспоминая, что неделя в деревне выдалась на редкость тяжёлой. — Не думаю, что он ищет какого-то особого отношения, — Питер закатил глаза, — его действия больше расцениваются как слепое подражание. В штатах наверняка есть достойные университеты, а он сюда, где учится его кумир. Май вызвала в нём шквал разочарования. В Тринити элита из элиты, а тут простая девушка… Вернее всего, что он видел в спутницах Оливера девушку из нашего круга. Вот и вся природа его неприязненного отношения. Не советую зацикливаться. А ты ведь знал, что в горячке он захочет избавиться от меня! — в Май изобиловали исключительно негативные чувства по отношению к Питеру Блеру. — Одним словом, я разочарован. Продолжим нашу экскурсию. Вы же заплатили за билеты… — он повёл их прочь из часовни. — Здесь учится более шестисот студентов, преподают около трёхсот магистров и докторантов, сто пятьдесят исследователей. Тринити-колледж самый большой и богатый из всех кембриджских, поэтому попасть сюда не так-то просто… — А ты, видимо, не очень богат, раз подрабатываешь экскурсоводом! — Май сделала остроумное замечание, с чем и вздёрнула свой маленький носик; ей неудержимо хотелось задеть этого человека. — Отнюдь, — среагировал он спокойнее, чем она смела предполагать. — В Кембриджском университете многие подрабатывают. Это нормально. Да и путешествовать я люблю. В таких делах деньги лишними не бывают. Наш университет состоит из тридцати одного колледжа. Если бы за право собственности на недвижимость раздавали места как в спорте, то золото — Королеве, серебро — Церкви, а третье — бронзовое и почётное — нам. В общем всё с вами понятно! Высокомерием здесь больны все! — впечатление у Май складывалось не лучшим образом.

— Тринити-колледж — это место, где студенты живут, обучаются, социализирующий и даже развлекаются, — объяснил Питер. — Некоторые месяцами не покидают этих стен. И да, давно хотел спросить, кто твои родители, Май? — Какое это имеет отношение к делу? — на её лбу появились морщины. Захотелось врезать этому неумехе да посильнее! — Обучение в Тринити не из дешёвых, — сказал он припеваючи. — Британцы и граждане ЕвроСоюза платят около трёх тысяч фунтов в год, другие от девяти до шестнадцати тысяч. — Мои родители умерли, — ей ничего не оставалось, как сказать правду. — Должно быть, они оставили тебе очень хорошее наследство, — предположил он. — Это совсем не так… — сказала она печально. — Джон, сколько это в йенах? — Монах заметил, что Май расстроилась, а Браун тем временем кое-что подсчитал на карманном калькуляторе. — Два миллиона йен! — от увиденной цифры Хосё поперхнулся. — Надо признать тебя удивительной женщиной, если ты способна раскрутить мужчину на столь значительные деньги, — высказал Питер своё мнение. — Пойдёмте дальше. Я вам покажу нашу библиотеку. Её спроектировал Кристофер Рен. Она в другом дворе. Прошу вас… Откуда у Нару такие деньги? — задалась Май вопросом. — Из-за моего обучения в рёкане у него были проблемы. Знаю, он провернул какое-то дело с аппаратурой, в итоге нам повезло, однако сейчас-то откуда они?! — Обратите внимание, какую работу проделал архитектор! — восхищался Питер более чем искренне. — Строгая и классическая снаружи и залитая светом внутри. Рен хорошо продумал стеллажи; они развёрнуты к центральному проходу, что облегчает работу. ?Голландский? пол — чёрно-белый, в косую клетку — и превосходные скульптуры у стеллажей. Непередаваемые ощущения! — указывал он на детали, не говоря о такой вещи, как белая лепнина под потолком и тёмные книжные шкафы из липы, которые колоритно вписывались и визуально увеличивали библиотеку, пронизанную естественным светом. — Май, тебе неинтересно? — Матсузаки сочувствовала ей. На лице у Таниямы вырисовывалось чётко: элитарность Тринити ей не по уму и не по карману. — Глаза устали, — солгала она, не имея сил счастливо и лживо улыбаться, ныне от изгиба губ Таниямы хотелось крепко прижать её к груди и разрешить поплакать. — Надо бы закругляться, — сказал Монах, посмотрев на часы. — Мы здесь больше часа бродим… — Я провожу вас до выхода, — Питер моргнул в знак одобрения, выводя всех из прямоугольных дворов. А этот дядечка был здесь и раньше?.. — Танияма обратила внимание на мужчину в чёрном пальто, котелке и цветном шарфике колледжа. Он стоял возле выхода и приятно им улыбался. — Как вам колледж? — спросил он, когда они подошли к воротам. — Большой… — ответил Такигава, обмозговывая полученную информацию. — Да… Это вы верно сказали, — бодро посмеялся он. — Вас уже ждут. Я предупредил молодого человека о том, что останавливаться здесь надолго нельзя, поэтому поторопитесь. — Значит, не стоит задерживаться, — Монах взял сумки поудобнее и последовал на выход. — Спасибо за экскурсию, — Май разглядела необходимость поблагодарить Питера. — Ты оказал мне не одну неоценимую услугу. Я благодарна тебе за уроки английского, литературы и дружеские наставления. — Поверь, я делал это из собственных соображений, — заверил он, развернув тут же ладони в её сторону. — Найди меня, как только испортишь ему жизнь. Думаю, мы сможем повеселиться, — помахал он рукой с присущей прыткостью в речи. А я уж было подумала, что в нём есть что-то хорошее… — на долю секунды Танияму контузило. — Май, ты идёшь? — из-за чёрных, будто пропитанных смолой ворот, показалась голова Аяко. — Да! — крикнула она. — Прошу прощения за задержку, — она поклонилась сторожу. — Всего вам доброго. — Непременно возвращайтесь. Вам понравится обучаться в этих стенах, — сказал улыбчиво он. — Знаете, когда здесь учился принц Чарльз, за ним везде ходил телохранитель. Его допускали к обсуждениям и диспутам, поэтому когда обучение подошло к концу, мастер предложил сдать ему экзамены. И не поверите, он набрал даже больше баллов, чем принц и тоже получил диплом. Поэтому не отчаивайтесь! Возвращайтесь непременно. Вот он настоящий джентльмен! — Май невольно рассмеялась, да так, что слёзы из глаз полились. История, рассказанная этим человеком, оказалась непередаваемым глотком счастья. — Непростительно отказывать, если так приглашают, — она совладала со своими чувствами и благодарно поклонилась. — Теперь я пойду… Расправив плечи и вдохнув полной грудью, Май собралась с духом, приободрилась и набралась не дюжего терпения. Чтобы попасть за эти стены не с платой в три фунта, а как студент — надо изрядно потрудиться. На улице её ожидало столпотворение в виде контуженого Джона, Монаха и Аяко. — В чём дело? — не могла ни спросить она. — Я не знал, что у него есть права, — сказал Такигава однотонно. — Я не знала, что у него есть машина! — сказала Аяко с той же пустотелой голосовой модуляцией. — Разве это плохо? — у Джона нашлась капля оптимизма, в то время как все смотрели на тёмно-синее BMW 1-Series, за рулём которого сидел Нару; он нудно прикрывал глаза по причине их промедлений. — Ну пойдёмте что ли… — Монах вроде бы ожил. — Я непременно должен сидеть впереди! — подрядился он и всё ради того, чтобы упереться в Оливера взглядом, когда тот поведёт автомобиль. Спустя десять минут, Такигава поменялся местами с Май. Не по своей прихоти. Но того стоило ожидать. — Нару, как ты себе это представляешь? — на одном из светофоров Танияма решилась спросить. — Что именно? — профессор Дэвис не особо понял вопроса, наблюдая всё больше за дорогой. — Я не очень подхожу для этого колледжа, — пояснила она. — Да и денег таких нет… — Эта идея моих родителей. Деньги принадлежали Джину, — выдал он спокойно, точно вопрос касался обычного завещания. — Но даже если так, — влез Монах в прямом смысле. Он ухватился за сидение Май и просунул вперёд голову. — Для иностранцев обучение дороже! — Не вижу в этом особых проблем, — Нару грозно покосился, чтобы Такигава не нарушал порядка в салоне автомобиля. — Сделаем гражданство нашей страны.

Как у него всё просто! — Хосё плюхнулся обратно, скривив кислую мину. — И куда мы сейчас? — не очень долго думая, Монах спросил по новой. — Я отвезу вас в отель, — сказал Оливер. — На Май у меня другие планы. — Свидание! — вскричал Такигава, чем вынудил Аяко морщиться. Мало того что он пихал её локтями, так теперь ещё и орал. — Да неужели это случилось! — Не надо так, Монах, — Май смутилась, попыталась даже спрятаться под ремнём безопасности, но от истошного взгляда Оливера на переднем сидении было не скрыться. — Уверена, у Нару какие-то рабочие обстоятельства. — Мы прогуляемся, — разуверил он в тот же момент. Так всё-таки свидание?! — Май подобно оставленному у печки желе растеклась по кожаному сидению. Со Стейшен-роуд, не доезжая железнодорожного вокзала, они свернули в сторону Тенисон-роуд и остановились у сто сорок восьмого дома, с красной вывеской и опрятными кустиками в металлических горшках, где светился по-домашнему уютный гостевой дом Tenison Towers. От центра это около двух километров, но у Нару были свои причины, чтобы заселиться в этот отель. Два номера: двухместный — для Аяко и Май; трёхместный — для него, Джона и Монаха. — Вечером будьте на связи, — Оливер приоткрыл окно, посматривая на выгружающихся коллег. — Да я думаю, что мы пройдёмся. Не в четырёх же стенах сидеть, — Такигава передал Джону последний чемодан, рассказав о планах. Нару не стал советовать места для экскурсии, надавил на педаль газа и только его и видели. — И куда мы пойдём? — Джон настороженно спросил. — Как это куда?! — Монах скривил губы в улыбке и повис на маленьком Брауне. — Конечно, по пабам! — Предлагаешь начать со здешних? — Аяко сладко ухмыляясь, сцепила руки у груди. — Какая муха тебя укусила?! Мы вызовем такси и попросим отвезти нас в самый лучший! — не поскромничал Хосё. — Я предлагаю не медлить, — сказав это, она застучала каблуками по серым плиткам, выложенным к порогу гостевого дома. — А если у Оливера другие планы на вечер? — Джон не мог не думать о будущем. — Он сказал быть на связи… — Мы в его планы не входим! — Монах с размаха ударил Брауна по спине, да так, что тот сделал лишний шаг вперёд. — Время каникул! В четвёртом часу на улицах Кембриджа по-прежнему парило спокойствие. Бурые стены и чугунные решётки — Май издалека видела их, опираясь на каменные границы одного из мостов. Они тянулись вдоль берегов Кэм, открывая вид на живописные задворки старейших колледжей Великобритании. — Как самочувствие? — проделав буквально триумфальную работу над собой, а это выражалось в спокойной получасовой прогулке по парку, где кроме них наслаждались воздухом и видом другие люди, Оливер нашёл важным справиться о её здоровье.

— Лучше, — мотнула она головой, продолжив мерить невероятными шагами прибрежную зону. — Мне понравился этот город… — Май выпростала руки и покружилась на месте. В голове замелькало, внутри грудной клетки что-то вибрировало — тревожно и вместе с тем неописуемо хорошо. — Ты эмпат, — с лёгкостью Нару объяснил её состояние. — Ты восприимчива к чувствам других людей. — Да. В деревне обстановка угнетала, — она и спорить не стала, что как только прогулка по Тринити-колледжу состоялась, ей сделалось легче и это несмотря на то, что Питер действовал на нервы. — Мне не объяснить это чувство, — воспоминания о деревне заставили Май содрогнуться. Она остановилась и обняла своё тело руками. — То место будто окутал зловещий туман. Оно напоминает трясину, где всё медленно уходит ко дну… — Пойдём, — Нару не намеревался обсуждать это и дальше, он знал не хуже других, лучшее лекарство сейчас — это отвлечь Май. В зимние днибескрайнее небо, кажущиеся непостижимо высоким, часто заволакивали серые облака. Этот день не стал исключением. Снег практически сошёл. Плакучие ивы, растущие вдоль берегов Кэм, тускло серели, но архитектурный ансамбль нисколько из-за этого не потускнел. — Что касается платы за обучение, то постарайся — это будет лучшей благодарностью, — когда они подошли к границе Тринити-колледжа, где окна на Кэм выходили из библиотеки Рена, Оливер опять-таки сказал несколько слов. — Как будто я когда-то не старалась?! — Май от обиды закрыла глаза и приподняла подбородок, вскинув маленький носик. — Это ты не склонен замечать моих успехов. Другие давно говорят, что мне можно многое доверить! Ты чего?! — едва не испустив дух, Танияма уткнулась носом в плечо Оливера и не по своему наитию. Он редко делает нечто подобное… — постояв некоторое время в обнимку, Май притихла. — От него приятно пахнет и мне так спокойно, что поневоле хочется плакать… — Летом погуляем подольше, — разомкнув обруч своих объятий, он взял слово и руку Май. Чтобы я вот так просто гуляла с Нару за руку?! — ей ничего не оставалось как зажать рот ладонью и следовать за ним. — У воды холодно, хотя температура воздуха плюсовая, здесь можно подхватить простуду, — он рассуждал здраво. Впереди их обоих ждали экзамены. — А если бы я заболела, ты бы со мной возился так же, как и сейчас? — начав бодро и закончив гнусаво, Май замедлила шаг, остановив тем самым Нару. Его прямой взгляд завертел и закружил. У Таниямы участился пульс и поднялось давление. Уши и щёки зардели, глаза заслезились и в том не был виновен лёгкий колющий ветер. — Только дети добиваются внимания таким неразумным способом, — выдал он тщедушно, незамедлительно провернув свой излюбленный номер — надменное опускание век на глазные яблоки. — У-у-у! Ну если я такой ребёнок, — Май притопнула ногой и затряслась, — то я хочу сахарную вату! Вон ту! — она ткнула пальцем на палатку, возле проката лодок, ожидая чего угодно, сказать к слову, ручной медведь, такой же, какой был у лорда Байрона, выскочивший сейчас на подмостки, был бы реальнее, чем Оливер идущий покупать сахарную вату. Замашки, может, и детские, но работают! — спустя десять минут, Танияма шла с огромным кулькообразным облаком сахарной ваты розового цвета, светясь и наедаясь. — А себе, почему не купил? — чувствуя, что на душе тепло, играет свирель и царит воспетый шекспировскими пьесами праздник, Май ретиво излилась на вопросы. — Я возьму у тебя, — сказал он, не оробев ни на секунду. — Э? — изрекла Май невольно, глядя на него такого обворожительного. Чёрное пальто поверх тёмного костюма, из-под которого выглядывала белая сорочка, строгий серый шарф, прикрывающий, ту искрящуюся консервативную прелесть, о которой речь шла ранее и светлая красивая ладонь, попрощавшаяся секундой ранее с кожаной перчаткой. — Нет уж! — заявила она, тут же развернув корпус примерно на девяносто градусов.

Поверили бы ей школьников для экскурсии, и она бы не отказала; сказали бы оседлать английского скакуна чистокровной породы — и она бы испугалась, но от нечего делать согласилась бы; сказали бы переодеться в костюм эльфа — и это бы дело сошло с рук, однако есть в этом мире вещи, которые напрашиваются на слово ?нет?. — Свою купи! Будь моя воля я бы и эту есть не стала, её надо в музей, как редкий экспонат! — Май поняла, вести себя по-детски — значит, добиться результата. Да и что можно поставить против закоренелого прагматика — озорство, нелогичность, чистой воды оптимизм! В ту минуту Май была очень довольна собой. Ей казалось, что она слышит его ровное дыхание, чувствует его пристальный взор. Он смотрит на неё. Не на студентов проплывающих, как смрадные тени; ни на туристов, опустивших свои головы в карты, а на неё… Её ужимки, вращения торса на ровном месте и вот будь у неё на затылке глаза, то они бы дерзко внимали, ожидая от него действий. Я до одури хочу на него посмотреть! — Танияма щипала сладкую вату, продолжая вроде бы кокетливо, а на деле нервно покручивать бёдрами и плечами из стороны в сторону. Заигрывания кончились с приходом грубой силы. Нару подступил со спины и, крепко обхватив её за талию, остановил покачивания. Его перчатки гулко хлопнули, встретившись с верхней одеждой девушки. Тогда этот звук показался Май особенно оглушительным. Не помня себя от смущения, она с немалым трудом перевела дыхание и посмотрела через плечо. Как она и догадывалась (а мечтала совсем о другом) Оливер дерзко смотрел. Да и дерзость у него была какая-то своя, особенная. Он долго-долго не отнимал взгляда, смотрел точно в глаза и всем своим видом внушал: ?Прав я, никто иной кроме меня!?. — Гм… — сиюминутное замешательство, стоящее Май дара речи, стремительно порушило её фантазии о каком-нибудь музее, куда как ей грезилось, Нару непременно поведёт. Тёплое дыхание объяло её тонкие вздрагивающие пальцы, они коснулись губ, оказались чуть зажатыми ими и отпущенными на свободу. Сладкая вата, надёрганная ей с таким озорством, растворилась на языке профессора Дэвиса, удерживающего её неугомонную ещё какую-то долю злосчастной минуты. — Здесь неподалёку есть кондитерская, — застывшая в глазах Таниямы мука позволила Оливеру говорить свободно. Он надел перчатку, сделав решающий шаг назад. — Там готовят что-то вкусное? — неся какую-то нелепицу, она поплелась следом за ним, вскоре решив, что вполне имеет право опереться на его руку. — Она рядом с квартирой, которую я арендую, — поняв, что Нару руководствуется скорее собственными соображениями прагматизма, Май глуповато приоткрыла рот. — А потом куда? — видя, что всё идёт из рук вон плохо, что она ситуацию никак не контролирует, вопросы сыпались с наивнейшим шквалом детсадовца. — Я покажу ещё одно место… — последовавший ответ заставил Май зябко поёжиться. Смысл, прибережённый Нару для встречи tet-a-tet, пестрядью замелькал в голове Таниямы. Ещё одно?! Надеюсь, моё сердце это выдержит! — воззрившись на него из-под чёлки, она испустила долгий, чуть парящий вздох. Куда бы он ни повёл, её сердце с перебоями и тяжёлыми толчками, как минутная стрелка на кондовом циферблате, подавало все признаками невинной молодости и начинающейся жизни. К шести часам вечера Кембридж заволокло синей дымкой. Точно измотанный от прозрачного белёсого чада поутру, город уснул к полудню под покровом учёности, оживая с наступлением сумерек. Лёжа на двуспальной кровати, Май завернулась в белую простыню и тёплый шерстяной плед. Из приоткрытого окна доносились звуки бьющих часов. ?Шесть вечера? — хором пели старые башни.

Он оставил кольцо и часы здесь… — Танияма заметила на серой тумбочке справа предметы, которые снял Оливер, прежде чем уйти в душ и насупилась. Поведение несообразное ситуации, тогда как ей страстно хотелось вобрать в себя крупицы этого места. Бурый трёхэтажный домик на углу Парк-стрит и Джесус-лэйн, где кроме Нару жили ещё восемь семей. Вид на парк, которым она залюбовалась, когда закрывала окно. Строгая консервативная обстановка, сведённая до исключительного минимализма: гостиная с кухней-студией, там же небольшой угловатый диван, телевизор, обеденный стол и три тёмно-серых пластиковых стула с мягкими серебристыми подушками под цвет тахты. Там же в глаза бросалась оранжевая линия напольной плитки, которая отделяла кухню от гостиной и плиссированная серо-голубая шторка-жалюзи на окне. Небольшие комнатки, отведённые для туалета и душевой, были отделаны мозаикой: серой и голубой — туалет; зелёной и салатовой — душевая. В прихожей и того меньше мебели — один узкий шкаф для верхней одежды, белая металлическая полка для головных уборов и такая же для обуви. В спальне — кровать и две прикроватные тумбы, на одной из которых лампа с круглым белым абажуром. Светлая, очень чистая, практически лишённая признаков жизни — такой ей показалась эта квартира. — Прими душ. Я дам тебе чистое полотенце, — явившись по пояс раздетым и до сих пор влажным, Нару первым делом включил лампу на тумбе. — Я хочу, чтобы ты носил своё кольцо! — не слушая его наставлений, она поймала ухоженную кисть Оливера и одела на его безымянный палец левой руки платиновое кольцо. — Пусть официально мы не женаты, но я злюсь… — язвящая душу ревность бестактно овладела её телом, размякшим от теплоты Оливера. Он так трепетно обнимал, целовал, когда она, посмотрев в квартире всё, добралась до спальни. Час пролетел незаметно, а хуже всего было то, что она хотела придать голосу максимум строгости, важности, проиграв чувствительности во второй части монолога, который планировала растянуть на ближайшее время. — И какой в том прок? — он стремительно среагировал, покрутив кольцо на тёплом пальце. Оливер видел, как Май бьётся с приступом ревности, пыхтя и раздувая ноздри, от этого-то ему не терпелось разрушить стены взаимных иллюзий. — Если не согласишься, то я сниму своё! — она вцепилась в маленький ободок из драгоценного металла с прозрачным камушком честно пытаясь снять его с пальца, однако то и с места не сдвинулось, ни то чтобы она поправилась, нет, рука в самый последний момент дрогнула, в груди защемило — это сердце невольно обливалось охладевшей кровью. Май оставила эту затею, прибавив к словам следующее: — В отличие от тебя, у меня много свободного времени! Как долго Оливер мог придерживать свой нашумевший цинизм в крепкой узде? Наверно, в случае встречи с глазу на глаз, он умел ненадолго притвориться побеждённым, пленённым её бойким желанием быть к нему ближе. — Когда ты уже переедешь ко мне?.. — заключив её обиженную в объятия, он зашептал настолько страстно, что Май, опершись в его грудь спиной, едва не скатилась к нему на колени. — А разве тебе этого хочется?.. — оробела она как раз вовремя. — Снова не видишь дальше своего носа, — сказал он не без строгости, серьёзно развернув Май к себе. — Ты ещё устанешь от всего этого. А что до квартиры, то я появляюсь здесь лишь ради одной цели. — Какой? — затаив дыхание, она бегала взглядом по его глубокомысленному выражению, застывшему как первый лёд на безрадостной Темзе. — Без которой человек жить никак не может, — Нару закрыл глаза и чуть заметно улыбнулся. Оливер поднял веки, когда голос Май стал жалостливо роптать. — Почему ты совсем не смеёшься?.. — она ухватила его за лицо и принялась изучать каждую морщинку, образующуюся из-за стука в дверь его себялюбия, где он любил и уважал себя именно такого, придерживающегося определённых правил поведения, столкнувшись с которыми, оппонент горько раскаивался. — И что, по-твоему, должно меня рассмешить? — Оливер убрал её руки, делаясь раздражённым. — Твои фантазии о том, как я привожу в эту квартиру однокурсников или того хуже однокурсниц? — Я люблю тебя! — Май подавила его раздувающееся самомнение, посмотрев очень жалостливо. Слова Нару прозвучали обидно. Он понял её мысли и чувства, она же не хотела горько раскаиваться оттого, что стала причиной тягостной сцены, а ведь именно их всячески избегали англичане, придумывая различные кодексы поведения, такие как Кодекс джентльмена. — Я знаю… — Оливер в очередной раз отнял её руки от лица, поспешно отворачивая голову. — Хватит это повторять. — Я люблю тебя, люблю, люблю… — Май принялась повторять это быстро-быстро; у Нару оттого голова закружилась. — И чего ты хочешь добиться этим ?люблю?? — он не утерпел, щипками взялся за её пухлые щёки и растянул. — Хочу, чтобы ты чаще улыбался и говорил мне эти слова, — жалобно сказала она, потирая лицо. — Нечего выхолащивать чувства словами. И по-моему, люди склонны гипертрофировать, когда речь доходит до любви, — повёл он дискуссию небрежно. — Любовь — это ещё одна дефиниция обычного человеческого счастья, радости. Не вижу смысла говорить о генезисе развития этого чувства, как и вспоминать о нём ежесекундно. — И ты счастлив? — повинуясь любопытству, а не гордости, Май в ту же секунду забыла о труднопроизносимых словах, которые Нару в гневе, решил назло ей применить в своей речи. — Невежливо спрашивать о таком, когда ты обнажённая, сидишь на моей постели, — любезно изрёк он, придвинув Май поближе к себе. Она и по сей час прижимала к груди простыню, любуясь теперь глубокими глазами Оливера. — Мне же интересно! — Танияма подала последний возглас, об остальном же позаботился поцелуй. Счастлив ли он? Какая глупость, конечно, его сердце переполняет тёплое и нежное чувство. Май здесь, рядом, в его объятиях вся трепещет и старается бороться с поглощающим её желанием, выражая это неуверенным упором в его грудь. Не хотела бы она его поцелуев, то не стала бы запрокидывать свою хорошенькую головку, не стала бы ласково отвечать на все его страстные прямые намёки, где её, его язык и губы соприкоснулись, сворачивая ожесточённые споры о чувствах действиями, тем, что, так или иначе, сопровождает, иногда порождает и развивает замкнутый круг любви возвышенной, воспетой, платонической. — По-моему, этому человеку вовсе претензии высказывать нельзя… — переводя дыхание и всё равно раз от раза задыхаясь, Май лежала поперёк кровати раскинув руки, и смотрела в белый потолок. — Отлюбил, так отлюбил! — она закатила глаза тяжко, словно собралась помирать. Голова кружилась, подташнивало, мышцы из упругого волокна превратились в дряхлую вату ненужную никому. А уж вспоминать то, что она выкрикивала в полубреде, как закусывала простыню или прогибалась в спине, когда он подпирал сзади — этого ей не следовало являть даже в кошмарах, потому как после и без того изнурительного проявления его любви, он без каких-либо колебаний предложил попробовать что-нибудь новенькое. Строго говоря, пробудившийся энтузиазм являлся нарочным. Май своими признаниями и милыми оплошностями так взбудоражила его, что какая-то бесовская часть его натуры хотела увидеть её слёзы и мольбы о прекращении этого обнажённого банкета для двоих. Как и предполагалось, покушение на иную невинность Май вызвало волну ярких, не самых лестных эмоций, но по обоюдному согласию конфликт мирно сошёл на нет, как видно, однако, не без жертв. — Тебе надо подняться с постели, — Оливер вернулся в комнату с чашкой в руке. Пахло горячим и крепким кофе. — Блин, и почему тебе хорошо, а я умираю?! Это не справедливо… — раздосадованная и разбитая, она плаксиво завопила. Нару не стал отвечать на этот вопрос, ему и, правда, было хорошо. Стресс и напряжение, копившиеся месяцами, сгинули, оставив за собой почти незаметную ломоту в мышцах. — Что это? — она посмотрела на белую чашку и блюдце, которые Оливер поставил на прикроватную тумбу, и умирающе перекатила глаза в его сторону. — Мои извинения, — он без колебаний отчеканил смысл бодрящего напитка в постель, чем заслужил долгожданные слёзы, не совсем те, коих добивался, во всяком случае, эти являлись слезами полусдерживаемого смеха, которым Май по глупой случайности жадно давилась. Извиняться за своё превосходство — небылица из небылиц! Если, конечно, речь идёт о таком самовлюблённом Нарциссе, как Нару. VII — Я не знал, как об этом сказать по телефону… — мялся Джон, сожалея о произошедшем. Нару с Май подъехали к пабу ?Шесть колокольчиков? в девятом часу вечера. На улице их ждал Джон, Аяко и Такигава. Браун не притрагивался к алкоголю, чего нельзя сказать об остальных. Жрица и монах стояли на ногах уверенно, но смердело от них за километр. Сибуя сместил брови к переносице и стоя возле синего хэтчбека не очень большого размера с внушительным значком BMW на вытянутой морде, взирал со всем возможным немым гневом. — И что теперь будет? — Аяко прикрыла губы ладонью, поворачиваясь к Монаху. — Он нас уволит?! — алкоголь ударил в голову и оттого-то они оба хихикнули. — Кхм, — Такигава кашлянул, чтобы прогнать смешинку, начиная говорить с запинками и слезами — от излишних натугов в горле запершило, а тут ещё смех, оправдания, обещания… — Ну, мы готовы! — спустя череду непонятных ?это ты не смотри…?, ?мы только по рюмашке настойки…?, ?полчаса — решат дело!? он, наконец, громко и чётко, можно сказать, что по-армейски, с притопом, выдал клятвенную речь. К чему? Разве что к расстрелу… — у Май и то бровь дёргалась. Эти двое на ногах-то стояли сомнительно: другой раз покачивались, переминались, шмыгали носами, да и глаза-то у них были какими-то ненормальными — смотрели в разные стороны, казалось, что этот мужчина и эта женщина вот-вот заикают. Ругать их бессмысленно. Нару ничего не сказал. Я и сама толком не понимаю, что за срочная работа… — Танияма не решилась осуждать, тогда как сама не пойми чем занималась весь этот день или, по крайней мере, вечер. — Джон, мы возвращаемся в отель, — Нару открыл дверку автомобиля. — Переоденешься и к клиенту. — Хорошо. Я не пил. Уверяю, — сказал он, чтобы внести ясность. Нару промолчал, сурового взгляда хватило. — А нам чего делать? — Монах всплеснул руками, чтобы обиженный начальник их точно увидел. — Вернуться в отель до полуночи, — нелюбезно сказал он. — Я не собираюсь искать вас утром по подворотням! — Есть, сэр! — раз Нару сжалился, то Такигава решил возможным паясничать. Он отдал честь строгому командиру, проводив его взглядом. — BMW 1-Series популярен среди молодых автолюбителей. Немецкий производитель даёт гарантию качества сборки, шумоизоляции, стильный дизайн. У него маленький багажник, да и на задних сидениях тесновато, но машина хорошая для своей цены. Каков же скряга, мог бы и на бизнес-класс раскошелиться, хотя по городу с такой машиной даже удобнее… — Монах долго смотрел на дорогу, где от автомобиля Оливера уже и запаха-то не осталось, продолжая начёсывать подбородок. — А ты что делаешь? — он обратил внимание на пошатывающуюся жрицу; она возилась с сотовым телефоном. — По коням! — вскричала она, подняв одну руку, продолжая тем временем хаотично давить на кнопки. — Ой, по пабам… — Аяко икнула и тут же приложила ладонь к груди; качка временно прекратилась. — Не знал, что ты и по этой части… — почему-то Монах подумал о верховой езде, раз они в Англии… — Жеребцов поблизости я не наблюдаю, а лысые мужики меня не интересуют, — придя в свой обычный надменный режим, она быстренько перековеркала романтичную фантазию Такигавы на свой лад. — Я-то не лысый! — подумав какое-то время, приняв в учёт то, что Нару уехал, а из паба, где встречались лысоватые завсегдатые они вышли, он чётко об этом напомнил. — Пока нет… — захромала она по тротуару, чтобы где-нибудь на углу поймать такси. — Смотрю разгуливать одной тебе не страшно, может быть, скажешь, куда мы едем дальше, здесь мы почти выиграли сто фунтов, если бы как раз тот лысоватый мужчина не сказал девятьсот пятьдесят билетов, то твоя тысяча победила бы! — говорил он, догоняя Аяко. — Всё равно правильный ответ был девятьсот семнадцать! — её как-то не сильно волновала победа. Приезд Оливера и его разговоры о комендантском часе оставили противное послевкусие. — Поедем в паб Live anf get live — ?живи и давай жить?. Он на сороковой Мосон-роуд! — Это тебе тот лысоватый мужчина сказал? — Монах шутливо толкнул плечом, уразумев, откуда ноги растут — всё у неё никак не получалось захомутать богатого и красивого: по округе то молодняк ходил, то деды, годящиеся в праотцы. Заехав в гостевой дом Tenison Towers, Нару направил автомобиль в сторону Личфилд-роуд, по этой улице тянулись частные домики в два этажа и всё больше на две семьи. Дом сорок пять удостоился особого внимания — напротив него профессор Дэвис припарковался. — Нару, сейчас девять вечера, — Май отстегнула ремень безопасности и покрутила головой. На улице, возле красных домиков, едва-едва мелькали тени людей. Очень тихо. В окнах горел свет. Он падал на серые тротуары, охватывал различные автомобили с остывшими моторами и с приездом нежданных гостей местами тух. Кто-то наверняка подсматривал через тюли, свисающие частой гармошкой. — Стемнело. Мы вовремя, — Оливер велел выходить, несмотря на опасения Таниямы. Для визита на чай вроде бы поздно, да и Джон облачился в сутану. На душе потихоньку что-то скребло. Оливер позвонил, и за дверью сорок пятого дома послышались шаги. — Чем могу вам помочь? — им открыла женщина возрастом ближе к сорока. Волосы у неё были светлыми, высоко заделанными, а руки как у пловцов длинными, такие же пальцы с чуть приплюснутыми ногтевыми пластинами и немного странный наряд: перламутровая блузка, нитка жемчуга на желтоватой шее и юбка чуть ниже колена выделяющегося лазурного цвета. Может быть, она пианистка? — задумалась Май, засмотревшись на бледные, худые и сухие пальцы. В выражении же лица этой женщины она не увидела ничего подозрительного. Взгляд серых глаз ясный с небольшой отсылкой на её возраст. Губы не поджатые, не раскрытые, следовательно, искренние. Дыхание свободное, лёгкое — носовые крылья нисколько не расширились при виде поздних гостей, разве что на первых вдохах, когда свежий воздух ударил в лицо. — Миссис Оукман, моё имя Оливер Дэвис, я представляю Общество психических ис?сле?до?ва?нии?, — Нару представился. По её лицу было понятно, что это имя ей ни о чём не говорит. — Это мои помощники: Джон Браун и Май Танияма. Вам знаком мистер Ллойд Хортон? — Да, это мой отец, — на лице у неё отразился испуг. — С ним всё в порядке? — Полагаю, что это так, — Оливер чуть заметно наклонил голову. — Мы можем поговорить внутри? Дело касается исследований, которые мы проводили в деревне, где живёт ваш отец. В его доме и пабе были обнаружены следы паранормальной активности. Мы бы хотели задать вам пару вопросов и переговорить с вашей дочерью. — Сади сейчас нет. Она у подруги, доделывает совместный проект, — у женщины участилось дыхание. Она покрутила головой и, не видя ничего подозрительного, отступила от двери. — Прошу вас. Сади вот-вот должна прийти, а мы тем временем переговорим в гостиной. Регина Оукман является преподавателем литературы в Эбби Колледже — это одно из лучших учреждений по подготовке к университету. Нару пообещал ей полную конфиденциальность, хотя она ничего подозрительного в своём доме не замечала… — Май вспомнила всё, о чём говорили в эти полчаса, рассматривая девочку, которой было около тринадцати лет. Она сидела на золотистом диване и непроизвольно жалась к матери. — Миссис Оукман, — Оливер заговорил, и Сади как от боли дрогнула. Она обхватила края своей серой юбки, сложила руки на коленях, не уняв тем самым тихой дрожи в ногах. Если посмотреть, то она почти ничем не походила на мать. Короткие каштановые волосы, карие глаза, маленький носик-кнопка и чуть выделяющиеся губы. Очень кроткое создание. — Оливер, может быть, стоит мне? — Май мягко взяла нужный тон и, посмотрев на него, получила нужный ответ. — Сади, ты не покажешь мне свою комнату? — Танияма обошла журнальный столик, разделяющий их, исследователей, и дочку с матерью, после чего присела на колени, заглядывая оробевшей девочке в глаза. — Уверена, у тебя много красивых кукол. Они по ночам не беспокоят тебя? Сади помотала головой, а Май обернулась на Оливера. Он всё так же поджимал губы, сидя ровно с закинутой ногой на ногу. — А ты слышала шорохи под кроватью или постукивания в окна? — Танияма вернулась к расспросам, получая всё те же отрицательные ответы. — Одеяло по ночам не убегало? Ты не чувствовала шевелений под матрасом? Нет… — Май следом за Сади помотала головой. — А как насчёт лета, в доме твоего дедушки. Ты слышала нечто подобное? В этот момент Нару открыл глаза, внимая каждому изменению на лице девочки. На последний вопрос Сади опасливо закивала головой. — Хорошо, Сади, — Май одобрительно погладила её по руке, которой та вцепилась в чёрные колготки. — Не бойся. Этот дядя только кажется вредным. На самом деле он выдающийся учёный, который поможет тебе спать спокойно. После этого девочка широко открыла глаза и расправила плечи, до этого она прямо-таки вжала шею, стараясь спрятать нос в бардовой толстовке. — И что теперь будет? — миссис Оукман напугалась. Вот теперь приход Оливера поверг её в ужас. Она колебалась. Прогнать гостей или довериться им. — Миссис Оукман, я попрошу довериться нам, — Оливер взял слово, приглашая Май присесть обратно. — Возрастной спонтанный психокинез характерен для некоторых детей в период полового созревания. Если мы выявим причину всплеска энергии, то проблема будет решена. Я бы попросил вас проводить мистера Брауна в комнату Сади. Он должен всё там посмотреть. Я же поговорю с девочкой с глазу на глаз. Боюсь, что рядом с вами она не договорит нужные нам детали и всё повторится. — Мистер Дэвис, я кое-что о вас слышала! — миссис Регина Оукман резко поднялась. Её глаза были расширены, окантовка век покраснела, глаза слезились. — Надеюсь, слухи не лгут, — голос женщины вздрагивал, Май слышала, как этот гортанный звук щекочет её немного выпирающий кадык. — За мной, прошу вас, — она более ничего не сказала, лишь увела Джона. — Я покажу вам комнату Сади… — Ты можешь ничего не говорить, — когда миссис Оукман заперла дверь и взошла по лестнице, что отчётливо прослушивалось в гостиной, Нару подал признаки рабочей активности. — Я расскажу, как всё было, а ты лишь кивай, поняла? Оливер прекрасно понимал, если заставить рассказывать Сади, то они до полуночи будут смотреть как та глотает слёзы, потом прибежит мать, вступится за дочь, а там и занятой мистер Оукман, оставит свою научную деятельность, выберется из кабинета и там дело растянется либо до утра, либо закончится вовсе ничем. — Да, — она согласилась с условиями Нару, вызывая у Май куда больше жалости, чем прежде. Профессор Дэвис же чуть наклонился вперёд и, зажав рукой чёрную папку, на которой что-то записывал, не отнимая взгляда от девочки, заговорил. — Два года назад, летом, ты и другие дети в деревне заигрались допоздна. Вы всё продумали, заранее договорились… — Оливер не вдавался в детали, но Май видела как Сади бледнеет, чувствовала ужас, проснувшийся внутри её маленького сердечка. — Вы решили пошутить. Вам было скучно. Поэтому подготовив катушку белых ниток, вы пошли к просёлочной дороге. Там редко ездили автомобили, но это не помешало вам довести задуманное до конца. От дерева к дереву вы натянули нитку в один раз и спрятались в кустах. На улице к тому времени уже было очень темно. Вам надоело ждать. Наверняка вы уже и не думали, что вам улыбнётся удача, но вот они огни дальнего света. Автомобиль стремительно приближался. Он затормозил и дал чуть правее. Резкое перестроение привело к тому, что машина перевернулась и съехала в кювет. Водитель ещё был жив, когда вы, напуганные, убежали обратно в деревню. Никто никому не сказал, кроме тебя. Стало быть, это была твоя идея, Сади? Май сидела как пришибленная. Она попеременно посматривала то на Оливера, то на девочку, та закрыла руками горящее лицо, тихо-тихо плача. Я ничего не понимаю! Нару же подозревал пастора Куинси. Какое отношение к этому делу имеет Сади и нитка? Как вообще можно попасть в аварию из-за какой-то нитки?! — ей непросто давалось молчание. Нару довёл ребёнка, этому должно было найтись очень разумное объяснение. — Арти и Бью Статфилды надо мной посмеялись, когда я рассказала им этот трюк с белой ниткой, — всхлипывая и глотая слёзы, Сади принялась рассказывать как всё было. — Они не верили, да и я не очень-то верила. Я услышала об этой шутке в пабе дедушки. Мистер Фултон рассказывал, как они дурачились в молодости, все смеялись, и я подумала, что это будет интересно. Интересно… Надо мной посмеялись, когда я об этом рассказала, а мистера Фултона обозвали местным дурачком. Лучше бы они просто посмеялись… — говорила она с сожалением. — Брэм Фокс предложил проверить россказни мистера Фултона и ночью мы пошли в лес, туда, где у нас был домик на дереве. Мы натянули эту самую нитку, так, чтобы она порвалась при встрече с лобовым стеклом, и спрятались в том домике. Несколько часов мы играли в карты, смеялись, а потом случилась эта авария. Никто из нас не понял, что пошло не так, мы думали, что автомобиль остановится, выйдет водитель, покричит, поплюётся, но он уже не вышел… — Ты почувствовала себя виноватой, поэтому рассказала всё дедушке? — Май не стала ждать, когда Нару начнёт хладнокровно допытываться. — Да, — кивнула она, продолжая смотреть на красные закруглённые носки своих сандалий. — Он велел сидеть дома, а когда вернулся то, не переставая, извинялся передо мной. Он сожалел, что не отпустил меня в тот день на улицу, ему требовалась помощь в пабе… — Оливер, — в гостиную постучался Браун. — Мы закончили. — Что-то подозрительное заметил? — спросил он. — Нет, — Джон помотал головой. — С комнатой всё в полном порядке. — Хорошо, — Нару расправил ноги и поднялся из кресла. Май поступила так же. — Вы разобрались, в чём было дело? — первой же в него вцепилась миссис Оукман. — Мою девочку ничего не будет тревожить? — её глаза дрожали, но как он мог обещать такое?.. Муки совести — не его профиль. — Знаете, перед отъездом пастор Куинси подходил ко мне, — Сади, не поднимаясь с дивана, заговорила, привлекая тем самым общее внимание. — Он заметил, что я веду себя странно. Я ему солгала. Я сказала, что водитель отругал нас, мы все очень этого напугались и я никак не могу забыть этого. Пастор улыбнулся и велел не переживать по этому поводу. Он заверил, что нас давно простили, только я никак не могла простить себе этого… — Сади, что было с другими? — стоя практически в дверях, Нару спросил. — Они забыли? — Да, — жалея об этом больше всего, сказала она. — Они делали вид, будто ничего не произошло. А я буду винить себя вечно. — Сади, милая, о чём ты говоришь? — миссис Оукман улыбнулась ей дрожащими губами, приблизилась, но та отстранилась и сделала упорный шаг в центр комнаты. — Вы ведь теперь расскажете обо всём полиции? Меня и других заберут?! — её детский голос звенел на всю гостиную. Большие глаза взывали к Нару, а он словно мучил, тянул время, отвечая взглядом холодным, ограниченным. — Я занимаюсь психическими исследованиями, — наконец, выждав достойную паузу, он отвернул голову и заговорил. — Расследования живых — не совсем моё дело. Сади, тебе придётся жить с этим и перестать винить друзей. Они виноваты, как и ты, но иногда на всё воля случая. Возьми пример с Арти, Бью, Брэма… и начинай жить дальше. Если ты это сделаешь, то моя работа будет выполнена. Духи больше не станут беспокоить тебя. Остальное я уже сделал в Дэнжи. — Как так?.. Я же… — она стояла в гостиной и не верила своим ушам. Этот человек говорил странные вещи. — Сади, пастор Куинси сказал тебе правду, — Май улыбнулась, чтобы их уход смягчился. — Мы позаботились о том, чтобы на вас никто не злился. Теперь ты сможешь приезжать к дедушке, когда захочешь, если только пообещаешь нам не думать о плохом. — В ближайшие лет пять я бы попросил воздержаться от поездок в Дэнжи, — Нару был настроен куда категоричнее. Он строго посмотрел на миссис Оукман и не шелохнулся, пока та не подала утвердительный кивок. — В остальном я согласен с Таниямой. Ну вот, снова он за своё! И чего я ему сделала?! Я всего лишь пытаюсь оставаться вежливой! — Май не понравилось, как он фамильярно отнёсся к её персоне. — Мы сделаем всё, что вы сказали! — миссис Оукман заверила, что так оно и будет, ведь если на счёт Нару у неё и были какие-то сомнения, то дочери она верила. — Я вас провожу. — Мы найдём выход, — Оливер отказался даже от такой любезности. — Всего доброго, миссис Оукман, — Танияма спешно загладила колкость босса, вынырнув из этого дома самой последней. — Нару, подожди! — она лихо добежала до припаркованного автомобиля, имея в запасе массу вопросов. — Объясни мне, что произошло? Я думала, ты подозреваешь пастора Куинси! — У нас было несколько теорий, — рассказал Джон, приятно улыбаясь, да и кто бы ни улыбнулся, когда Май от мороза покрасневшая, вся нараспашку, выбежала из дома клиентов. — Одна из них учитывала несчастный случай из-за детской беспечности. Монах озвучил эту теорию, когда ты нашла тело в колодезной шахте. — Но я всё равно не понимаю, как нитка могла стать причиной аварии?! — У Таниямы в голове не укладывалась, как такая вещь, как обычная нить диаметром с миллиметр могла столкнуть машину с дороги.

— Посмотри на асфальт, — Нару в своём обычном, то бишь не очень-то располагающем настроении, указал ей на дорожное покрытие. — Ровный? — Вроде бы да… — Май вжала голову в плечи, предчувствуя какую-нибудь гадость, которая вот-вот полетит в её сторону из уст этого человека. — Что скажешь теперь? — он открыл дверь автомобиля, вставил ключи в замок зажигания и, повернув, включил фары. — Не особо… ровный… — Май почти как сова наклонила голову, заметив, что дорожное покрытие, кажущееся раньше гладким, стало каким-то волнистым, с мелкими выбоинами, в общем, совсем другое дело. — Если натянуть белую нить на уровне лобового стекла, — Оливер закрыл дверь и продолжил объяснять, — то водителю, который идёт на скорости, она покажется стальным тросом. Издалека её не видно, поэтому наш погибший не остановился. Зона видимости составляет три-четыре метра. В таких случаях жмут на тормоз, так как трос или провод, который, например, мог упасть на дорогу, разрежет машину и всех, кто там сидит. Гололёда не было. Лето. Я так полагаю, что водитель отвлёкся, поэтому запаниковал сильнее обычного. Он дал во время торможения правее. Это перевернуло машину и скатило в кювет. Как он справляется с этим? — Май смотрела на него с сожалением. Джин тоже стал жертвой чужого легкомыслия. Авария, неоказание помощи. И вот здесь, сейчас, Нару предстоит сесть за руль транспортного средства. Это вообще возможно? — И ты не вызвал полиции… — она не могла ни жалеть, не могла ни восхищаться его поступком. — Вопрос касается детей. У нашего потерпевшего нет родственников. Мы приехали в деревню, чтобы установить причину возрастного спонтанного психокинеза. Работа выполнена, — сказал он, после чего последовал глухой звук. Они открыли двери автомобиля. — Сади стала причиной, — прижав подборок, Май тихо сказала. — Случившееся не давало покоя. Она наказала себя и друзей, которые делали вид, что обо всём забыли. Призрак же человека, которого я видела в своём сне, принялся мстить. — RSPK привело к электромагнитным колебаниям. Пострадали многие, — сказал Нару, пристёгивая ремень безопасности.

— А мне вот не даёт покоя отсутствие интереса со стороны полиции, — Джон долго думал и решил наконец сказать. — Множественные раны не всегда смертельны, — предположил Оливер. — Водитель мог выбраться, взять документы и самостоятельно добраться до больницы или другого приюта. Полицейские обнаружили личные вещи в шахте вместе с документами. Вероятно, что какое-то время его искали, но потом забросили поиски. Мистер Картрайт путешествовал по стране один. В таких поездках люди часто пропадают. — А ты подозревал пастора Куинси, — припомнила ему Май. — Наверняка был с ним груб и невежлив. Стоит написать письмо с извинениями. — Не понимаю, почему я должен извиняться за свою работу?! — он действительно этого не понимал и ошибки не признавал, находя предложение Май, унизительным, необдуманным и вообще бесполезным. Таким вот образом и без того плохое настроение омрачилось. — Что ещё? — краем глаза он увидел, как Танияма рыскает по углам салона, запуская руки под сиденья. — Телефон где-то обронила, — захохотала она. — Скорее всего, в доме клиентов забыла. Сейчас прибегу! — Оливер, а ты ведь сразу понял, что все дети не могут вызывать полтергейст? — наметилась лишняя минутка и Браун полюбопытствовал. — Да, — сказал он вяло, посматривая в окно. — Предположительно в этом процессе могли участвовать двое или трое подростков. На наше счастье, причиной всего стало нарушенное эмоциональное состояние Сади. — А других точно не надо проверить? — уточнил Джон. — Нет, — ответил Нару обстоятельно. — Сила, проявившегося RSPK в пабе мистера Хортона, была превыше всего. Опросы столкнувшихся с проявлениями RSPK это подтверждают. — Значит, мы сделали своё дело, — священник успокоился. Май вернулась. — Нашла телефон? — Оливеру сильно не понравилась её бледнота. Танияма вернулась из дома миссис Оукман сама не своя. — Да, — она повернула голову как-то ненатурально, как кукла. — Зашла не в самый подходящий момент. Сади рассказала обо всём матери. Думаю, их ждёт непростой период. Кстати, Монах всё пропустил. Он же любит выстраивать все эти теории. Интересно, как он отреагирует, когда узнает, что был абсолютно прав? Нару вроде бы подумал о том, что Танияма заговаривает ему зубы, да в суете позабыл. Ночная дорога, светофоры, платная парковка в отеле и размещение по комнатам. — Тщщ! — зашипела Аяко, вернувшись с Монахом в первом часу ночи. Он налетел на тумбу в коридоре, малость, наделав шуму. — Запнулся! — несмотря на то, что выпил он немало, попрыгать на одной ноге удалось без особого труда. В целом, можно сказать, что алкоголь стукнул в голову лишь слегка. На тумбу же он налетел случайно — в коридорах почти не горел свет. — Надо же, галстук из тебя человека сделал! — Матсузаки опьянела приличнее Хосё, но руки навыков не забыли, узел на галстуке приобрёл подобающий вид, надет он был неприлично — поверх пепельной футболки с какими-то надписями. Такигава выиграл его у одного студента, когда они развлекались в пабе Live anf get live. — Как думаешь, может, нам стоит отельный номер снять? — ляпнул он не как обычно — не подумав, а наоборот оттого, что слишком долго об этом думал. С одной стороны, это выглядело нормальным, за неделю спать вместе вошло в какую-то привычку, с другой — с таким взглядом, с каким он взирал на неё сверху вниз, спать он ни в коем разе не собирался, разве что он мог употребить это слово как сильно преувеличенный синоним, а под утро всё равно бы отрубились. — Мне и тут хорошо, — играя какое-то время с чёрно-жёлтым, полосатым галстуком, Аяко обвила его вокруг ладони и, натянув, подтащила мужчину к себе. Встретились губы, тела ударились друг о друга и поцелуй на нетрезвую голову показался особенно безумным. — Ты надралась, — удерживая её ладонь в своей, а то делать приходилось, ни то она непонятно целенаправленно или ненароком душила галстуком-удавкой, он широко улыбнулся, едва сдерживая смех. — Да и ты неплох! — Аяко улыбкой не одарила, зато ослабила руку. Монах смог отодвинуться и посмотреть на номер комнаты, возле которой они оказались. — Эта ваша, — сказал он, поскорее соображая, что уже едва ли соображает. Поцеловала совершенно точно она. Первая. Обычно от неё были слышны крики, претензии, высокомерные замашки, а тут вдруг ни с того, ни с сего в коридоре… Матсузаки запрокинула голову, чтобы убедиться: — Наша… — Спокойной ночи! — Такигава погладил её ладонь и, склонив спину почти как джентльмен, раз уж находились в Англии, поцеловал её руку. — В комнате с двуспальной кроватью она бы спокойной не была, — с этими словами она захлопнула перед носом Монаха дверь, не включив нигде свет. Взрослые люди, а ведём себя глупее детей! — он ударился головой в дверь, выбрав её своей точкой опоры. Дошло лишь в самый последний момент — номер надо было заказывать сразу, как только пришли! Спустя пару минут, он услышал грохот. — Аяко?! — растерянный и напуганный голос Май донёсся до его дёргающихся от жара ушей. — Я жива! Жива… — убеждала её жрица, видимо, поднимаясь с пола.

А всё практичность Нару! Заселил нас в какие-то живопырки… — посмеивался Такигава, чуя, что спать ему сегодня не на двуспальной кровати, а на диване, так как уютненькие кроватки успели занять Нару и Джон.XII Престижный жилой район Майда Вейл; он расположился на западе Лондона среди зелёных улочек и великолепных особняков эпохи короля Эдварда. Тихий, с мощёными дорожками в феврале, как и всё в это время года немного серый, он убаюкивал стариной и странными предметами быта, которые каким-то образом вписывались в живописную картину этого города. Ярко-красная телефонная будка, зелёный почтовый ящик, цветные витрины магазинчиков, велосипеды и припаркованные автомобили. — Я ожидал увидеть огромный особняк за городом, — без стыда, зато с разочарованием высказался Монах. Они вышли на улицу около белого каменного дома в три этажа с античной лепниной. Палисадник и вход в дом был отделён маленьким чёрным заборчиком. Кованые прутья отлично выделялись на белом фоне. — Ты идиот! — сказала ему Аяко. — Сиэль Фантомхайв зимой тоже жил в городе, а летом в особняке! — Сиэль Фантомхайв… — Монах зачесал подборок, пытаясь вспомнить, откуда ему знакомо это имя. — Звучит так, словно и я с этим человеком встречался. Мы же не можем общаться в одинаковых кругах… Или где-то всё же пересеклись?.. — Монах, она говорит об одном герое из аниме! — у Май мышцы на животе заболели. Виноват, конечно, был не Такигава, однако сейчас именно он затронул их, вызвав в ней прилив смеха. — Оу, так ты смотришь и такие картины! — он широко улыбнулся. В это же время последовал звонок в дверь и скоро им открыли. — Добро пожаловать домой, сэр! — ухоженный мужчина средних лет поприветствовал Нару и его гостей. — А вот и дворецкий… — поехидничал Монах. — Отстань! — Матсузаки пихнула его локтем в живот. В последний раз они видели родителей Оливера, когда кремировали тело Джина. И всё-таки Луэла Дэвис постарела. Смерть одного из сыновей отпечаталась на её лице в виде морщин, не потускнела лишь её улыбка. — Май, — она обрадовалась, увидев девушку, поэтому бодро подошла и поцеловала в лоб. — Оливер всё-таки привёз тебя к нам. Ты посмотрела Кембридж? Правда, замечательный город? Это так непривычно, когда тебя принимают как родную… — Танияма касалась ладонями рук Луэлы Дэвис и всячески старалась спрятать взгляд, пока эта добрая женщина гладила её щёки. — Да, мне там очень понравилось, — она ответила, так как и без того долго тянула время. — А как тебе квартира, которую арендовал Оливер? Я знаю, что он снял её незадолго до Нового года. Она недалеко от Тринити? Там есть рядом парк, деревья? — у этой светловолосой и милой женщины, кажется, было миллион вопросов. Да и немудрено, Нару не тот, кто будет рассказывать дотошно, в деталях. — Мне показалось, что совсем близко и летом там будет очень зелено, — Май стоически выдержала испытание, и Луэла обратила своё внимание на остальных. И всё-таки они там были… — глазки у Монаха ехидно блестели, Нару же делал вид, что не замечает его ухмылок. — Мама, они здесь не более чем на час, — Оливер встрял в разговор, который зазвенел в их вестибюле. — Как жаль, — она так расстроилась, что прикрыла рот ладонью. — Твой отец не успеет повидать твоих друзей и ему наверняка хотелось поговорить с Май. Ты же знаешь его, он ничего заранее не говорит. Вот его-то я и боюсь! — Танияма как смертельной болезнью сражённая побледнела и покрылась крупными каплями пота. — Времени совсем мало, но на чай оно же найдётся, не так ли? — миссис Дэвис пригласила в гостиную. — Нару, я могу тебя попросить, — Май остановила Оливера в коридоре. — Можешь не провожать? — столкнувшись с его вопросительным взглядом, она тут же притупила свой. — Мне кажется, что я этого не выдержу. Твоя мама редко видит тебя и твоего отца. Побудь сегодня с ней. Тебе же ещё надо в Кембридж вернуться. — И взамен этого ты чего-то хочешь? — он коснулся её рук, предвидя реакцию её тела. Май дрогнула.

— Покажи свою комнату… — она попросила с робостью достойной существа чистого и непорочного. Посмотреть чем он живёт, и чем он дышит за пределами рабочих стен — это беспечная фантазия, мечта о которой страшно говорить вслух.

— Хорошо, — Нару не нашёл в этом ничего вопиющего, чем низверг Май в пучину потерянности. У неё перед глазами мелькали атрибуты безбедной жизни, как светлячки где-то в глухом лесу. Так они дошли до гостиной. — Я покажу Май дом, — он сообщил о своих намерениях, чтобы никого лишний раз не тревожить. — Покажи обязательно свою комнату и кабинет отца. Там такие замечательные книги… — миссис Дэвис ничуть не возражала. Тем временем к Май подошёл Хосё и тихонько сказал ей на ухо: — Не садись на его кровать. — Это почему? — она развернула голову в его сторону, очнувшись от своего упоительного забвения.

— Подашь пустые надежды, — шепнул он. — Времени у нас совсем нет, — Монах смотрел настолько пронзительно, что Май расхотелось покидать светлую, пронизанную воздухом гостиную. — Знаешь, я передумала! Зайдём в другой раз, — у самых дверей в его комнату, Танияма как сама не своя развернулась и пошагала обратно к лестнице. Дёрнуло же меня попросить его о такой возмутительной вещи! — она шла и ругала себя. — Хотя его мама сказала сделать то же самое… — Оливер, вот ты где! — навстречу им, из кабинета его отца, вышла блондинка, которая занимала пост финансового директора в Ассоциации и по-дружески периодически глумилась над молодым профессором Дэвисом. — И ты здесь… — так она поприветствовала Май, на что у неё не нашлось подходящих слов. — Глория, почему ты здесь? — вид у Нару изменился. Он поджал губы, посерел, что тут скажешь — неприязнь. — Ты мне нужен! Суд снова отложил слушание. Я тебя предупреждала, что крупный страховой случай приведёт к серьёзной бумажной волоките! — она хлопнула его бумагами по груди, веля перевести часть из них. — Какие-то проблемы? — Май боялась вникать, ведь Оливер редко говорил что-то языком понятным. — Английские суды в случае ущемления права гражданина другого государства не разбираются с этим самостоятельно, — объяснил он, листая бумаги. — Определение права страны лежит на сторонах. Но страховая компания английская… — А кто говорил, что речь об определении права? — она, пыхтя и сгибая ноги в коленях, вынесла целую коробку таких же бумаг. — На, переводи! — уронив всё это на пол, она довольно постучала ручками. — Часть документации на японском и немецком. С немецким мы разберёмся, а японский — на тебе! Это сколько же он будет это переводить?! — Май не могла сдвинуться с места. — Тебе помочь? — сочувствуя ему, она, смеясь и смущаясь такого вопроса, спросила. — Нет, в описи есть список разделов, которые надо перевести, — он посмотрел на приложенный сверху листок. — Здесь немного. Больше перевод самих разделов. Вечером посмотрю. Нет, ну тебе виднее… — она поиграла бровью и последовала за ним в кабинет Мартина Дэвиса. Дверь закрылась почти у её носа. — Присоединимся к остальным, — желание показывать кабинет отца отпало. Вид на фронт предстоящей работы давил. — Увидимся весной, после сдачи экзаменов, — около четырёх часов по полудню в вестибюле Оливер целовал Май в лоб. Зачем же так провожать?! У меня колени дрожат… — Танияма почти открыто признала, что находиться в центре внимания совсем неприятно! Это смущает, давит и не даёт чувствам вырваться из груди. Всё должно происходить сдержанно, правильно… — Оливер, проводи Май, — Луэла Дэвис приготовила сыну пальто, попрощавшись к тому времени с другими гостями. — Что вы! — Танияма нервно замахала рукой. — Ему работать с бумагами, возвращаться в Кембридж… — быстро говорила она, зная ведь, что это всё бесполезно. Нару с помощью матери собрался куда проворнее, чем Май умела убеждать. Ну вот! — поникла она. — А потом крайней окажусь именно я… — Танияма, — открыв ей жёлтую дверку такси, он помог присесть, — вы по-прежнему соображаете туго, — Нару одарил комплиментом, придержав её руку. — Извини, что я такая! — Май попыталась вырваться, однако держал он весьма крепко. — Когда джентльмен говорит, что любит, то именно это имеет ввиду, — наклонившись, он поцеловал её руку. — Об этом не спорят и не просят повторять дважды. Пальцы Май легко выскользнули из его тёплой руки и тихий хлопок дал понять, что автомобиль направляется в аэропорт Хитроу. Нару остался дома, проводив лишь до такси, а Май, сидя на заднем сидении вместе с Аяко и Джоном вся красная и растроганная, еле сдерживала крик.

Да за что мне всё это?! — душевный вопль раздался спустя время, когда лёгким понадобился воздух, когда голова уже не могла выносить давления, а лицо едкого жара, а всё из-за перехваченного удачного момента.Продолжение следует…* Колледж Святой Троицы — или как чаще его называют Тринити колледж.