Ep. 15 ?Ужесточение режима? (2/2)

Закрыв веки, я попыталась забыть о пылающей от пятерни Билла щеке и прислушаться к своему организму, медитацию заглушал беспрестанный лязг дверей снаружи — ученицы, очевидно, возвращаются с занятий и уходят на следующие.

Перевалившись на спину, без труда представила себя на пятизвёздочном курорте в Майами. Голубые волны облизывают ступни. Тёплый белый песок пахнет солью и свободой. Беззаботное течение времени вдали от школьной суеты и зверского обращения. Морской бриз щекочет, шепчет, обвевает в лёгкое одеяло. Холодное прикосновение...Холод касается меня, тормошит, боясь разрушить создавшуюся иллюзию, опять тормошит, легко, непринуждённо.Выныривая из Атлантики, из состояния полузабытья, я вижу Доктора Гарри Стайлса; согнувшись в коленях, он хмуро рассматривает мои ноги, ощупывая колени холодными пальцами. (За окном жара, почему его пальцы такие холодные?) Он не замечает или не показывает вида, что заметил, как я проснулась и смотрю на него, смятенно, остолбенело.

Как долго я проспала и как долго он находится в моей комнате?

С трудом поднявшись на локте, я слежу за Доктором; не верю своим глазам, он будто знал, что я представляла себя на курорте. Мужчина, вероятно, принял контрастный душ, а может, уже заработал бассейн, и переоделся: светлые брюки и растянутая футболка, сквозь которую проглядывали татуировки, могли бы стать пляжным одеянием серфингиста с Майами-Бич. Никакого белого халата с бесконечными карманами.

Я вздохнула с облегчением и опустилась на жёсткий валик подушки.— Откуда это? Насколько я помню, колени у тебя были в порядке. — Суровый взгляд Доктора прикован ко мне. Я непринуждённо-небрежным движением взмахиваю головой, надеясь, что волосы красивым каскадом ниспадут на травмированную щеку.

— Ободралась, когда забиралась на кровать.

Меж бровей Доктора углубляется морщина. Не верит.

— Залезть на кровать — это не покорить Эверест.

Шутник.

— Когда я сутки находилась в отключке, и не такое могло произойти.

Не желая дальше развивать эту тему, я резко сажусь, чтобы Доктор не имел возможности дальше анализировать мои страшные ноги. Если бы у меня были длинные штаны, а не шорты. Теперь я даже боюсь об этом заикнуться.

— Зачем вы пришли? — сижу ровно, смотрю прямо: тени дубов танцуют на половицах под музыку ветра.

— Ладно, — Доктор Гарри Стайлс выпрямляется, — я пришёл по делу.Его постоянные поползновения в карманы будили во сне смутное беспокойство. На этот раз из заднего кармана брюк он достаёт тюбик мази и аккуратно кладёт его на подушку. Читаю ?заживляющая мазь?, хмурюсь, не благодарю его.

— Есть ещё кое-что, — громко говорит он в расчёте привлечь моё внимание.

Отстранённым взглядом слежу за тем, как опять же из заднего кармана (он фокусы пришел мне показывать!) появляется небольшая чёрная коробочка. Непроизвольно встаю и уже с интересом наблюдаю, как споро двигающиеся пальцы Доктора выуживают... часы или браслет.

— Что это? — осведомилась я.

— Руководство было вынуждено принять дополнительные меры безопасности, таким образом каждая ученица обязана носить электронные часы.

Мужчина, не спрашивая меня, завладел моей рукой и защёлкнул часы. Выглядели они меньше, чем всем известные умные часы или фитнес браслеты. Устройство напоминало браслет из стали с небольшим чёрным сенсорным экраном. Надавив на экран пальцем, я была приятно удивлена, увидев набор иконок, время и заставку с яркими бабочками.

— Если это смарт часы, то здесь есть и Интернет? — с восторгом поинтересовалась я.

Доктор недовольно щелкнул языком.

— Одно из основных назначений этих часов — следить за здоровьем учениц. Здесь есть функции измерения пульса и ЭКГ, часы помогут определить признаки мерцательной аритмии, уведомление будет сразу поступать мне. Ученицам же будут приходить сообщения от наставников или преподавателей, каждое уведомление будет сопровождаться громкой вибрацией, чтобы снизить вероятность пропустить важное сообщение. По-моему, по ним можно смотреть погоду и пользоваться калькулятором, но эти функции не так важны.

Пока Доктор нейтральным тоном пояснял функционал умных часов, я не могла отделаться от пугающей мысли, что именно из-за меня были введены все эти новшества. Я была не из тех людей, кто слепо верил достижениям техники в таких вопросах, как здоровье, за этим казалось бы жизненно необходимым фасадом скрывалось другое назначение, о котором Доктор не упомянул.

— Неужели вам так важно, чтобы я была здоро... — язык мой — враг мой, хотела же спросить ?мы были здоровы?, а получилось, что своим я я только чётче обозначила эти странные отношения ?доктор — пациент?. Но кажется, среди всех учениц я чаще буду пользоваться вышеназванными функциями.

— Если бы все были здоровы, школе не нужен был бы доктор, — с пустотой и безразличием бросил Доктор.— Трекер-устройство в них есть? — мне нужно просто убедиться в истинности моих предположений.

Доктор Гарри Стайлс широко улыбнулся. Настолько широко, что на щеках выступили обезоруживающие ямочки. На миг я перестала контролировать свои эмоции и с восхищением уставилась на стоящего рядом мужчину, позабыв о своей щеке, грязной голове и вонючей одежде. На миг я перестала видеть в нём Доктора.

— Смотрю, суточная отключка не отразилась на работоспособности мозга, — выдал Доктор, используя мои же слова, — только на координации движений.? ??

Между нами засела тишина, мои глаза заметались по маленькой комнате, тело одеревенело. По непонятным причинам я почувствовала себя неуютно. Наверняка начал действовать преподаваемый мне здесь курс ?не возлюби мужчин?, теперь в каждом из них я неосознанно видела угрозу и любое нахождение наедине с представителем сильного пола воспринималось мной как прямая опасность. Вероятно, в будущем я буду шарахаться от занесённой руки, видя в ней неминуемый знак удара.

Доктор в третий раз неторопливо потянулся к продолговатому карману брюк. Сколько же можно?! Я закатила глаза. На этот раз мужчина вытащил упаковку таблеток. Простая белая коробочка, будто её смастерил ребёнок.

Я воззрилась на него недоуменно.

Отделив одну капсулу, Доктор Гарри Стайлс протянул её мне. Начался очередной раунд игры ?Доктор — Пациент?.

— Что это? — мой голос обволокло непомерное раздражение. Я не позволю им истязаться над моим телом.

— Выпей эту таблетку, — сухо скомандовал док и отошёл, чтобы поднять опрокинутую бутылку.?

— Сначала скажите мне, что это? — при виде моего упрямства Доктор на глазах помрачнел, черты его лица заострились, а глаза немигающе, будто гипнотически, вперились в меня.

На миг опустив взор, я заметила, как Доктор бесшумно потрескивал суставами на руках. Меня обуял страх, но я не успела спасти своё положение, Доктор закричал:

— Простое обезболивающее. Не вынуждай меня...

Не дав ему окончить мысль, я выхватила бутылку и с остывшим энтузиазмом приняла таблетку. Белая капсула. Ни названия, ни этикетки. Пью невесть зная что.

Дабы открыто не выказывать, насколько иссохло мое горло, я решила сделать два длинных, но излишне жадных глотка. Дай мне волю, я бы осушила всю бутылку.

Под зорким взглядом Доктора, следившего за мной как коршун за добычей, я с трудом осуществила свой план. Как же хотелось вцепиться в пластик бутылки и заглушить сухость во рту, глотки, промыть горло, с удовольствием обтереть губы и протянуть довольное ?аааа?, но я не могла.

Отбросив бутылку на кровать, я посчитала, что Доктор выполнил всё, за чем пришёл, и смело решила оставшиеся полчаса до ужина провести с пользой — на кровати.

Если бы...— Открой рот, чтобы я убедился, что таблетка не осталась за щекой или нижней губой, — прозвучало за моей спиной.

Сердце пропустило удар, а ноги приросли к полу.

— Что вы сказали? — выпалила я со злостью, медленно оборачиваясь к Доктору, как на шарнирах. — Что вы только что сказали?

Забыв о субординации, я уставилась на горящие злобой глаза Доктора. Было видно — у него нет ни времени, ни сил спорить со мной, убеждать, ему доступно только одно действие — заставлять. Он рассчитывает на беспрекословное подчинение.

— Открой рот! — шикнул он. От прежнего майамского парня ни осталось и следа, на смену пришёл нетерпеливый Доктор Гарри Стайлс.? ?

— Это унизительно! — выкрикнула я. — Проглотила я эту чёртову таблетку. Чего вы ещё от меня хотите?

— Чего тебе стоит доказать мне это? — ответил он спокойно, но четко, это спокойствие было вуалью бурлящего котла чувств.

Я упорно мотнула головой и скрестила руки на груди.

Доктор не дал мне возможности обдумать следующий шаг — он резко приблизился и просто схватил меня за челюсть, рывком притянув к себе. Завопив от боли (его кольца впились мне в больную щеку), я была вынуждена открыть рот, как того и желал Доктор.

— Больно же! — выдавила я, слёзы непроизвольно брызнули из глаз. Черт, как же я этого пыталась избежать.

Быстро убедившись, что в моей ротовой полости ничего нет, Доктор отнял руку, обтер её о футболку (да, слюней я не пожалела) и уставился на меня бессмысленным взглядом. Он будто бы не осознаёт, что только что причинил мне адскую боль.

Прячась за барьером из грязных волос, я растерла челюсть и быстро смахнула предательские слёзы.

— Вам стоит поработать над доверием! — мне не удалось скрыть нотки обиды в голосе.

— А тебе нужно поработать... — с мучительным усилием выдавил он из плотно сжатых бескровных губ.

— Я уже работаю! — обессиленным голосом выпалила я. — Я работаю над своими ошибками! Билл доходчиво мне объяснил, что я сделала не так!

Я выставила вперёд сначала правую потом левую ногу. Пусть даже это обернулось для меня потерей равновесия (я чуть не упала), но я ясно дала понять Доктору, кто навёл эту красоту на моих коленях, чьей кисти принадлежат эти мерзкие подтеки, обезображивающие мои ноги.

Темнея на глазах, Доктор Гарри Стайлс немигающими глазами насквозь прожигал запекшееся кровавое месиво. За секунду мне удалось обратить его в молчание.

Не успела я повернуться к нему спиной (в знак окончания разговора), как он сам пошёл прочь. И слава Богу!

Воспоминания, как он поддерживал меня в смотровой, смылись ливнем ненависти.

Резко затормозив в дверях, он остановился, как будто что-то забыл.

Наши глаза встретились. В воздухе витала невысказанная завершающая реплика.

— Если ты в следующий раз соберёшься устроить очередной номер, знай — публика будет встречать тебя не изумленными воплями, а минутой молчания.

На меня смотрело дёргавшееся в необъяснимом бешенстве лицо, на котором едва различались изумруды глаз.

— Тебя ждут через пять минут.

Проводив меня цепким взглядом, мужчина затворил дверь.

Коленки затряслись, руки вспотели, я еле-еле смога дойти до кровати.

...

Не успела я толком прийти в себя после встречи с Доктором, как меня вызвали по громкой связи, в добавок прислали уведомление на новые часы, и всё ради того, чтобы я явилась на выполнение следующего пункта в плане по ужесточению мер безопасности. Школе срочно понадобилось сфотографировать всех учениц.

Логично было сделать это после того, как я приведу себя в порядок, приму душ, сменю одежду, но спешка была столь велика, что без лишних возражений меня запихнули в небольшой кабинет, где уже собралось несколько учениц. Нас разделили на небольшие группы (опять же в целях безопасности школы, но не учениц), среди присутствующих я не обнаружила знакомых лиц: Сьюзан или Глории, а также Беатрис или Марго. Под пристальным надзором охранников ученицы усаживались на стул, в их лица светил яркий прожектор, а фотографировал один из преподавателей школы.

Заняв место в недлинный очереди, я торопливо пыталась на ощупь уложить волосы, придать румянца щекам методом самоизбиения и разгладить складки на одежде. Все манипуляции не принесли плодов, ведь по сравнению с другими ученицами я выглядела белой вороной.

Имея время понаблюдать за процессом, я отметила две вещи. Во-первых, все находящиеся на фотосессии ученицы кидали на меня косые, неодобрительные, презрительные взгляды. Выкраивая секунды, пока охранники отвлекались, они тут же принимались щебетать, обсуждая меня, тыча на меня пальцем и смеясь. Глупо не осознавать, что своим поведением я настроила всех против себя. Именно я была причиной нововведений в школе. Второе обстоятельство, повергшее меня в шок, — внешний вид учениц. Девушки выглядели опрятно, холёно, будто они проживали на курорте, а не в каторжном лагере. На лицах сияла и благоухала косметика: ровный тон, румяна, неяркая помада, подведённые брови и длинные ресницы. Чёрные стандартные футболки были чистыми и свежими, будто девушки только что получили их из химчистки.

Я же была полной противоположностью зажиточного образа жизни школьных учениц.

У меня не было возможности поразмышлять над вечной проблемой двойных стандартов, так как меня пригласил фотограф.

Я опустилась на стул, аккуратно сложила руки на коленях, ученицы тотчас замолкли и сосредоточенно уставились на меня. Не обращая на них внимания, я внимала пожеланиям фотографа.— Откиньте назад волосы, — продиктовал мужчина. — Да-да, так лучше.

В комнатке послышался сдавленный писк. Охранник грозно зыркнул на учениц, нарушивших тишину.

— Подбородок чуть повыше. Отлично. Вот так. Улыбнитесь, милая, — я попыталась, кажется, у меня не вышло. — Лишь уголками губ.

Это было сложновыполнимо, когда каждое твоё движение не перестают обсуждать и оценивать.

Устало вздохнув, я улыбнулась. Наверное, со стороны моя улыбка выглядела вымученной, вялой и ненастоящей, но в этот момент, сидя перед глазом фотоаппарата, я улыбалась в душé, улыбалась не внешне, а внутри себя. Помогла мне в этом яркая мысль, рисуемая воображением, — что бы ни произошло со мной за последние сутки, им не удалось вытравить из меня идею восстания, бунта. Даже если мне придётся умереть (уж Билл-то постарается), я уйду с четко оформленной эмоцией, которая будет только крепнуть и нарастать — ненависть.

— Смотри на неё, — шептала ученица, — ни кожи ни рожи. Ей даже фотошоп не поможет.

В этот момент раздался щелчок затвора и фотография была готова. Уверена, на моем лице отразилась боль от услышанных слов.??

Двигаясь к выходу, я заметила уже других девушек. Рыжеволосая ученица хвасталась подруге по счастью новым маникюром.

— Этот оттенок называется ?состаренный мрамор?. Правда, круть? — та закивала, заохала, стала расспрашивать, не сможет ли ей та одолжить ?пречудесный? лак.

В этот момент я проходила мимо, ученицы скопом брезгливо отвернулись.

Закатив глаза, я направилась на ужин.

В столовой продолжилась тенденция всеобщего глубоко пренебрежительного отношения и недоброжелательности ко мне как к ученице этой школы. Только я вошла, как глаза учениц замерли на мне, девушки отложили приборы и следили, как я, словно урод в цирке, шла к своему столику. Разговаривать им было запрещено, но я видела, как шевелились их рты и взволнованно вздымались груди. Кто-то из них был удивлён увидеть меня живой, кто-то не согласился с решением оставить меня в живых, лица учениц запылали от чистого негодования, а кто-то просто поддался чувству стадного инстинкта и с успехом копировал злорадство, охватившее едоков в столовой.

Мои соседки были уже на местах. Глория поприветствовала меня сочувственным взглядом и кроткой улыбкой. Заняв место, я мгновенно уткнулась в тарелку с едой, чтобы не сталкиваться глазами с ученицами. Даже ужин заставил меня почувствовать уже привычное разочарование: среди всего многообразия ингредиентов и компонентов не было десерта, чего-то сладкого, чтобы хотя бы на чуть-чуть поднять мне настроение. Теперь я точно знала, за этим стоял Доктор. На миг в моем сознании проскочила мысль: может, воспользоваться умными часами и выйти как-то на Доктора. Но часы оказались скорее глупыми, чем умными. Ни функции отправить сообщение, ни списка контактов в них не было.

От дум меня отвлёк неожиданный, громкий выкрик Беатрис, она сидела рядом со мной. Девушка вскочила, её стул опрокинулся. Столовую накрыла тишина, сквозь которую пробивался негодующий голос ученицы:

— Я не хочу с ней сидеть! Она предательница. Я отказываюсь!

Ученица буйствовала и вопила несвязные предложения, к ней быстро приблизился охранник и грозным тоном приказал вернуться на место. Та сопротивлялась, и охраннику пришлось полоснуть бедняжку дубинкой по спине. Упав на колени, та расквасила нос от импульса падения и завыла от боли.

Представление окончилось тем, что ученицу выволокли из столовой. На душе остался горький осадок, а на полу дорожка крови: пусть она и поносила меня, именно я была причиной, по которой ей причинили боль. И эту боль не могло заглушить ни одно обезболивающее.

Справившись с ужином за рекордное время, я первой (не считая Беатрис) вышла из столовой. Ушла я с позором, охранники были бессильны заткнуть рты сразу всей ватаге разъяренных учениц, меня освистали.

Должна ли я быть благодарна им за то, что сейчас я жива и могу чувствовать что-то, например, обиду, боль, озлобление, свирепость. Хотят ли они от меня в знак благодарности рабского поклонения их системе и полной отдачи на поприще спецагентуры. Думается ли им, что усыпляя наши подозрения пристойными условиями содержания, едой, другим обеспечением, они сделают нас невопрошающими приверженцами их идей. Они могут заставить нас верить во что угодно, будто мы работаем на благо государству, подпольно, неофициально; они могут попытаться приручить нас, купить тем, чего мы никогда не имели, а строптивых приобщить с помощью силы. Но разве они могут влезть тебе в голову и изъять тот нерв, тот участок, вырабатывающий гормон сопротивления и ненависть. Нескончаемую ненависть.

Произошедшее в столовой явилось прямым доказательством тому, что мои мечтания найти приверженцев так и останутся неосуществимыми грезами. Никто и никогда не осмелится перейти на сторону меньшинства. Я не смогу в открытую делать подкопы против начальства, пытаться любым даже самым низким способом обличить их, выстроить против них силы, подстрекать учениц на бунт, разжигать их. У меня нет плана, есть только идея, за которую я цепляюсь, за которую я готова стоически, без слов жалобы страдать, бесстрашно противостоять насилию, терпеть из последних сил и подстраиваться. Однако то, что многие нарекают словом ?душа? останется для них неприступным, они не смогут добраться до неё ни с помощью пыток и насилия, ни с помощью обещаний о лучшей жизни. Мне удастся перехитрить их только в том случае, если я...

— О чём задумалась? — прозвенел тонкий голосок за моей спиной. Оторвавшись от разглядывания ещё одной школьной новинки, я оглянулась и увидела Глорию.

Пребывая в своих мыслях, я не сразу нашлась, что ответить. Но говорливая Глория мгновенно защебетала, боясь, что в любой момент из-за угла вынырнет охранник с дубинкой.

— Да, брось ты, Эмелин, не стоит из-за них расстраиваться, — у меня, наверное, не лицо было, а сосредоточение напряженных мышц. — Побесятся, а потом успокоятся. Главное, что с тобой всё в порядке.

Не стесняясь своих эмоций, Глория заключила меня в крепкие объятия. Слишком крепкие, что у меня рёбра заскрипели от боли.

— Я же так перепугалась. Слава Богу, они с тобой ничего не сделали. Слава Богу, — причитала Глория, утирая ладонями лицо.

Мне трудно поверить, что в школе есть хотя бы один человек, который относится ко мне с сочувствием. Как же давно я не видела Глорию и не общалась с ней.

— Я когда увидела тебя там, у меня сердце подскочило к горлу, а рядом столпились охранники, ученицы, они что-то галдели, слов не разобрать, а я правда молила Всевышнего, чтобы ты...— Глория, успокойся! — я сжала её тёплую, гладкую ладошку. — Всё хорошо. Пожалуйста, выслушай меня. Ты сказала, что видела меня на балконе? — девушка кивнула. — Что было дальше — ты видела? Что они сделали после того, как я бросила яблоко?

— Ты бросила яблоко? — удивилась Глория.

— Это не так важно. Что случилось потом?

На лице Глории изобразилась боль, видимо, ей с трудом давались воспоминания, но она собрала силы, тяжело выдохнула и начала рассказывать:

— Он спустил на тебя собаку, — траурным голосом озвучила девушка, у меня меж лопаток скатился ледяной пот. — Она не кусала тебя, только сбила.

— Значит, я упала?

— Да.

Синхронно мы обратили взоры на мою правую ногу, сплошь покрытую синяком.

— Потом что?

— Если ты ничего не помнишь, стало быть, от падения ты потеряла сознание, — рассуждала Глория. — А потом на руки тебя взял Доктор.

— И? — я обомлела от шока.

— Он унёс тебя с балкона, следом вышел Он с собаками. Впервые я увидела тебя только за ужином, но в школе ходило столько слухов, самых ужасных и бредовых вплоть до...— Давай не будем вспоминать о плохом, сейчас я здесь и со мной всё в порядке.

Глорию, очевидно, мои слова не убедили. Она окинула меня суровым взглядом, особенно задерживающимся на разбитых ногах, потом заключила:

— Выглядишь ты ужасно, я бы не сказала, что с тобой всё в порядке.

— Я как раз собиралась в душ.Я не удержалась и рассмеялась. Оказывается, простой душевный разговор может стать лучшим лекарством. Под действием собачьей брани Доктора и Билла, вечно чувствуя себя в их ежовых рукавицах, я ходила такая угрюмая, напряжённая, а сейчас благодаря обычному обмену реплик я на время оставила тяжёлые думы и перестала вести себя как пуганный зверёк.

— Эмелин, — зашептала Глория, подходя ко мне вплотную. — Ты же собиралась убежать? — я посмотрела на неё недоуменно. — Ну, ты хотела убежать, я знаю, ты мне тогда говорила. А сейчас? Ты всё ещё планируешь побег? Если ты думаешь об этом, то...— Это в прошлом, — отрезала я.

У меня не может быть сообщников.

Мое новое кредо — это осмотрительность во всём.

Я подчинилась внешне, а не внутренне, и никому не обязательно об этом знать.

— Рада об этом слышать, — Глория облегченно выдохнула и посмотрела туда же, куда и я.

Новейшие технологии проникли и в объятое таинственной тьмой логово школьных кротов. На каждом этаже школы установили электронный экран, по функционалу он во многом превосходил смарт-часы. Теперь у каждой ученицы появился рейтинг поведения, то есть все обучающиеся в школе девушки были выстроены от самого высокого до самого низкого показателя, который складывался из поведения и успехов в обучении. Мой рейтинг, само самой разумеется, был самым низким. У меня было ноль баллов за поведение и десять за посещение занятий. Более того, успехи или неудачи учениц отмечались разными смайликами, мне заслуженно достался большой палец вниз — знак неодобрения. На этом же экране можно найти всю необходимую для учениц информацию: расписание занятий, сеансов кино по вечерам, меню столовой, напоминания о запланированных сборах и мероприятиях, прогноз погоды, твои оценки и задания от преподавателей, предстоящие экзамены и проверочные тесты. А также по всей школе установлены камеры наблюдения (это известный факт, но их усовершенствовали и увеличили в численном количестве), которые не только денно и нощно следят за передвижениями учениц, но и в любой неожиданный момент могут сделать фото, и это фото неминуемо проецируется на экран в рубрике ?Фото дня?. Не стоит говорить от том, что ученицы, не подозревающие о съёмке, на кадрах получаются с самыми наиглупейшими, неудачными выражениями лиц.

— Ты уже посмотрела расписание на завтра? — полюбопытствовала Глория, увлечённо нажимая на экран. Я не успевала следить, как быстро мелькала на экране информация.

— Я не совсем разобралась, как это всё работает, — честно призналась я, пялясь в экран.

— Давай, я покажу тебе. Вот эта иконка в виде книги открывает расписание. Видишь? — Глория ловко щёлкнула на ?книгу? и перед нами развернулся список.Ученицы были пронумерованы и обозначены кодовым номером, присвоенным в школе, и общим именем ?Эмпти?, рядом с каждой ученицей было указано имя преподавателя или наставника, а в конце каждой строки у всех стояло две буквы P A.

Я не знала наизусть свой номер (фамилия ли это или штрих-код), всё мое внимание привлекло два слова напротив одной из Эмпти — ?Доктор Стайлс?, что значило только одно — одной из учениц чертовски не повезло оказаться связанной каким-то заданием с самим Доктором.

— Ты нашла себя? — спросила я Глорию, и та ярким розовым ногтем указала мне на ?Эмпти 239080?, на задание девушку сопровождал её наставник — Моритц.— Понятия не имею, чтобы значили эти символы, но завтра и узнаем, — я не могла не отметить, что Глория была больше чем довольна завтрашнему мероприятию со своим наставником. Однако я не спешила расспрашивать ученицу об её отношениях с симпатичным блондином.

Меня мучила даже не моя участь, а личность той неудачницы, чьим партнером оказался Доктор.

— А как-то можно узнать имя ученицы, а не этот вот код? Например, кто стоит в паре с Доктором Стайлсом. Мне просто любопытно.

— Ты даже представить не можешь, на что способна эта штуковина!

Заулыбавшись в тридцать два зуба, Глория с гордостью решила продемонстрировать вершины, до которых добрался прогресс. Выбрав нужную строку, девушка тыкнула пальцем на код ученицы и перед нашими восхищёнными взорами всплыла картинка, на которой была изображена... я.Сердце ухнуло вниз.— Подожди, — я засуетилась. — Это какая-то ошибка. Ты точно туда нажала?

С помощью ?крестика? Глория свернула мою фотографию, и снова нажала на Эмпти в одном ряду с Доктором Стайлсом. На экране вновь вспыхнула я: непричесанная, неумытая, бледнолицая, с плотно сжатыми губами и испугом в глазах, под которыми нависли опухшие мешки. Это была не я, а жалкая копия той девушки, которая месяц назад переступила порог школы.

— Почему ты его так ненавидишь? — нахмурившись, заговорила Глория, — он же такой... — она томно вздохнула и открыла фотографию Доктора.

Я понимала, что имела в виду Глория, но мне было трудно соотнести привлекательного мужчину на фотографии с тем поведением, которое он демонстрирует по отношению ко мне. Уверена, с другими он самый добрый и пушистый пасхальный кролик.

— Чего вы тут разгалделись??

Как я и предполагала, рано или поздно на нас наткнулся охранник.

— Мы проверяли расписание, — Глория не стушевалась и прикинулась наивной ученицей, которой и хотят нас видеть в школе.

Громко топая башмаками, охранник-горилла подошёл к экрану и скептически взглянул на фотографию Доктора Гарри Стайлса. С экрана нам улыбался симпатичный брюнет с вьющимися волосами, распадающимися на прямой пробор, пронзительными зелёными глазами и чересчур розовыми губами. Отфотошопили всё-таки, а моё фото не могли!

— Нечего вам здесь расхаживать! — пробубнил он, закрывая все вкладки на чудо-экране.

— Постойте, у меня вопрос!

Мужчина внимательно на меня посмотрел, слушая.

— Что значат буквы P A в расписании?

Краем глаза я заметила, как восхитилась Глория моей смелости задать вопрос угрюмому, рявкающему охраннику. Ей самой не терпелось узнать, что ждёт всех нас завтра.

— Дай-ка вспомню, — мужчина, задумавшись, почесал затылок. — Точно не помню, как расшифровываются буквы, но значат они, что занятие пройдёт за стенами школы. Черт его знает, вроде так.— То есть как ?за стенами школы?? — изумилась Глория, глядя то на меня, то на удаляющегося охранника.

— Я непонятно изъяснился? Разошлись по комнатам! — прорычал охранник и лично проследил, чтобы мы с Глорией отлипли от единственного гаджета в современной школе.

На прощание девушка утешительно похлопала меня по плечу.

Проведя долгожданный час в душевой, я возвращалась к себе в комнату, чтобы наконец-то отоспаться. Отмыть мне удалось всё за исключением неотвязных мыслей о моём завтрашнем задании с Доктором Гарри Стайлсом. Никогда бы не подумала, что высшим счастьем для меня станут кусочек шоколада, горячий душ и десятичасовой сон.

Держа в памяти, что меня могут сфотографировать, я шла улыбаясь, в это время размышляя о завтрашней возможности побега. Вероятность была низкая, но всё-таки была. Слишком рискованно было каждый день проверять на себе арсенал наказаний, доступный школе.

Я улыбнулась до боли в скулах, пусть хоть на неожиданном фото я получусь с улыбкой. Боюсь, второй попытки переснять фото для школьного дела у меня не будет.

В общем, с глупой улыбкой на лице я передвигалась по длинному коридору, разглядывая двери в комнаты учениц. Было бы круто сходить к кому-то в гости, думала я. Вдруг другие ученицы живут лучше, чем я. Почему-то я была уверена в этом на сто процентов.

Двойные стандарты и Доктор Гарри Стайлс. Какая между ними связь? Одно неминуемо следует из другого или одно является причиной другого?

Проходя мимо очередной железной двери, об которую можно разбить голову и вскрыть череп, я заподозрила что-то неладное, когда во второй раз примерно в то же время услышала эти звуки. Точно в смертной муке любви мелодично стонала и взвывала девушка. Всё громче и громче звучал её хриплый голос, приказывающий партнеру не останавливаться. Наконец грянула финальная, самая высокая нота, и девушка почти в бездыханности прокричала что-то неразборчивое. Мужчина был более сдержан в любовных изливаниях. И вот в сладком томлении девушка замурлыкала:

— Милый, перенеси меня на кровать.

Если они делали это не на кровати, то где?!

Послышался шорох, девушка снова застонала.

— Черт! Как же я завтра пойду на миссию?

Моё сердце билось с таким ритмом, что я почувствовала лёгкое головокружение, даже помутнение. Мне потребовалось опереться о стену и несколько раз моргнуть, и в этот самый момент яркая полоска света разделила коридор на две половины.

Дверь быстро закрылась, но за этот короткий момент я успела выхватить заправленную половину кровати (двуспальной кровати!), нежно-розовый ковролин и чьи-то ботинки.

Прикусив от ужаса язык, я медленно вскинула глаза: на меня в упор глядели сверкающие в темноте коридора голубые кристаллы. Это был Моритц, а там, в комнате, стало быть, стонала Глория.

Я догадывалась.

Вместе с холодом вечера на меня напал страх, я чувствовала его пощипывание на спине, будто из темноты меня щекотал какой-то монстр. Но это всё было обманчивым ощущением.

— Я ничего не слышала, — этой сорвавшейся с языка фразой я выдала себя с потрохами.

Блондин хищно оскалился и покачал головой.

— Ответ неверный. — Голос его зазвучал грозно, но негромко.

Он резко выставил руку и упёр её в стену, блокируя мне проход. С моих губ сорвался непроизвольный вопль.

— Честно! — мне не пришлось бить на жалость, глаза наполнились слезами мгновенно, голос надломился. — Можно, я пойду в свою комнату?

Я не стыдилась своих слёз, в отличие от того момента с Доктором, я рассчитывала, что таким образом мне удастся добиться милости наставника, разжалобить его и выйти сухой из воды.

Но так мыслят глупые пятилетние девочки!

Глаза Моритца словно застыли в торжественном осознании того, какой подвернулся удачный момент, чтобы воздать мне по заслугам.

А как же камеры? Я отчаянно обыскивала взглядом потолок, будто хотела заглянуть в глаза тому человеку, кто следил за нами по ту сторону.Очевидно, блондин не боялся камер и вытекающих последствий.

Не проронив больше ни слова, он накрыл мой рот ладонью, потянул на себя и подхватил на руки. Омерзительный, всепоглощающий ужас наполнил моё существо. Я попыталась биться ногами, кричать, ударить его, повалить, метаться в руках, но в сознание проникли ужасающие своей правдивостью слова ?Ценой всегда была и есть боль?. В горле пересохло от бесплодных криков, во рту стоял неприятный металлический вкус. Я задыхалась.

Давясь страхом, я наблюдала, как мы углубляемся в беспросветный коридор, как без тени сомнения, зная заранее, блондин приблизился к двери по другую сторону от комнат учениц. На этой двери забыли повесить табличку ?Только для персонала?, ведь эта дверь одним лишь видом напоминала баррикаду, которую нам, ученицам, переступать нельзя.?

— Давно надо было это сделать, — голос его зазвучал ещё жёстче.

Сердце трепетало, как подстреленная птица. Я зажмурилась, чтобы не видеть свою смерть.

Suffering is an ineradicable part of life, even as fate and death. Without suffering and death human life cannot be complete.