Глава двадцать шестая. Пимп (1/1)

Лишь когда Усачев вышел из комнаты, до Стаса дошло, что он только что сделал. Облегчение от откровенности сменилось страхом, а потом уверенностью в правильности собственного решения. Другого выхода быть не могло: по всем меркам он ставил под удар только себя, да и слово Усачев дал, а не верить ему причин не было.– Это было… неразумно, – сказала адвокат, и Конченков вдруг осознал, что она ещё не ушла.– Возможно, – кивнул он.– Но я рада, что была свидетелем данной сделки, так что смогу повлиять на ход расследования, – продолжила Анастейша, просматривая документы. – Но если твои показания не смогут помочь делу, боюсь, я буду бессильна.Стас ничего не ответил.– Понимаешь, официально это дело об угоне машины, а угон совершил ты.– Дело о смерти Мунстара, – поправил её Конченков.– Его убил Англичанин, я правильно поняла? – сочувственно качнула головой женщина. – А соучастником был ты. Богомол не имеет к этому отношения, а для того, чтобы начал иметь, нужны улики.Конченков сидел и смотрел на пуговицы её пиджака – недорогого, наверняка купленного на распродаже. Да и откуда у общественного адвоката деньги на крутые шмотки? Это Стас, продолжай он работать на Макса, мог бы стать богатым дядей. Или трупом – это как посмотреть.– Я буду стараться защитить тебя, Стас, – мягко проговорила адвокат. – Но сразу говорю, что дела плохи.Конченков заторможено кивнул и снова уронил голову на металлическую столешницу. Дела его действительно были плохи.– Вы защищаете нас обоих? – спросил Стас.– Верно, – ответила она, вытаскивая данные по Лаврову. – Но твоему опекуну ничего не грозит. По крайней мере, если всё, сказанное тобой, действительно правда.А вот про это говорить с ней, пусть Анастейша и была его адвокатом, Стас не хотел. Потому что не хотел испортить всё ещё сильнее. В конце концов, это было пугающее решение, но даже сейчас он понимал, что не мог поступить иначе. Да и какой у него, чёрт подери, выход?– Я навещу Игоря Лаврова, поскольку детектив наверняка будет допрашивать его сейчас, – захлопывая папку и поднимаясь, проговорила Эрмэй. – Я настоятельно советую больше не делать заявлений без моего ведома и без моей рекомендации, поскольку это может негативно сказаться на твоём деле.– Мне больше нечего сказать, – устало покачал головой Стас, упираясь лбом в стол. – Я сдал самого опасного преступника в Детройте, если останутся живы моя сестра и Игорь – это уже будет победа.Мисс Эрмэй на это ничего не могла сказать. На это, на самом деле, никто не мог ничего сказать. Сам Стас едва ли мог что-то добавить. Он сделал шаг ― и теперь терять было уже нечего, потому что на кону стояло всё, что у него есть. А нужно ли в таком случае скрываться? Прятать свои чувства? Отказывать себе в том, что снится в этих грёбаных снах каждую, мать её, ночь?Адвокат уже выходила из комнаты, когда он поднял голову и произнёс:– Передайте ему, что если мы вернёмся домой, мой ответ “да”.Она непонимающе нахмурилась, но что-то в глазах Стаса заставило девушку согласно кивнуть. У неё тоже не оставалось выбора.Оставалось только ждать. Через два или три часа, когда ночь уже вошла в свои права, в комнату вернулся Усачев. На стене под потолком висели часы, похожие на школьные один к одному, и Конченков даже нервно рассмеялся, проводя параллель. Совершенно дурацкую и неуместную, потому что школа, хоть и оставалась такой же ненавистной, как и раньше, была куда более приятным местом, чем полицейский участок.– Игорь подтвердил твои показания в присутствии адвоката, поэтому мы не имеем права его больше задерживать, – проговорил Усачев. – А ещё он внёс залог за тебя, так что задерживать тебя мы тоже не имеем права.– Но следствие идёт? – уточнил Стас.– Верно, – подтвердил Руслан, усаживаясь поудобнее. – Я просто хочу тебя проинформировать…Он замолчал, смакуя это слово, а потом выбрал другое – куда более либеральное на его взгляд.– Напомнить. Я хочу напомнить, что ты не имеешь права покидать город и должен являться на допросы по первому требованию.– Я понимаю, – кивнул Стас. – Я… не стану скрываться.И он криво усмехнулся, поднимаясь вслед за детективом.– У вас в руках мои яйца, так что…– Просто помоги мне закрыть это дело, – прервал его Руслан, распахивая дверь. – Помоги мне, и я помогу тебе. Большего не требуется.Он не стал дожидаться ответа Конченкова и просто пошёл вперёд по коридору, навстречу невысокому парню в белом халате и в очках. Тот показался Стасу отдалённо знакомым, но вспоминать было некогда: дальше по коридору, у стойки администрации, стоял Босс и в упор рассматривал Пимпа. Или это прозвище было уже не актуально для них? Теперь он окончательно превратился для него в реального человека – того, который готов был жертвовать собой.Коридор растягивался до невероятных размеров, и Стасу всё казалось, что он никогда не дойдёт до него. Никогда не сможет приблизиться к нему, как бы ни пытался. Но вот коридор закончился, и глупый морок развеялся. Они стояли рядом, едва ли не касаясь рук друг друга.– Поехали домой, Стас, – проговорил Игорь устало, и Конченков кивнул. Дом встретил тёмными окнами. Собственно, ничего удивительного, потому что время близилось к пяти утра, а Юля никогда не была безрассудной девочкой. Разумеется, она давно легла спать.

– Я всё ещё считаю, что ты дурак, – наконец сказал Игорь, выбираясь из такси и захлопывая дверь.– Но? – продолжил за него Стас, пропихивая руки в карманы.– Без всяких ?но?, просто дурак, – качнул головой Лавров. – Этого мало?Стас не ответил.

Перед ними была пустынная улица, спокойная в своём благополучии старых частных районов. Одинокий фонарь выхватывал из темноты правильный круг света, по кромке которого кралась ночь, а красные фары машины отдалялись с каждой секундой.

– Такси придётся долго ждать, – заметил Конченков, вытягивая пачку сигарет. Он жутко нервничал и сейчас не знал, что должен делать. Передала ли его слова адвокат, или он не так всё понимает. Он так запутался…– Зачем? – переспросил Лавров, приближаясь.Стас щёлкал и щёлкал зажигалкой, дрожащими от напряжения пальцами пытаясь добыть огонёк, но Игорь положил свою ладонь на его руку, и пальцы тут же замерли. На самом деле Конченкову на мгновение показалось, что всё на свете замерло, стоило Лаврову прикоснуться к нему, и он даже не сразу смог поднять на него глаза. А ведь раньше такого никогда не происходило.– Я знаю ответ, но всё равно спрошу: ты позволишь мне остаться на ночь? – хрипло проговорил Лавров.

Сердце отсчитывало удары в горле, а руки дрожали так, что пальцы едва удерживали пачку сигарет. Вереница решений, варианты ответов и развития событий – всё это вспыхивало перед глазами, словно падающие звёзды, и Стас даже на мгновение зажмурился, сосредотачиваясь на этой секунде. Зачем торопиться? Ему нужно было чувствовать прикосновения и то, насколько Игорь близок, насколько реален. Не безжизненные чёрточки на бумаге, а тёплые касания. И ему так хотелось сказать, что время неумолимо ускользает, а он так и не решается перечеркнуть все свои сомнения и тревоги. Разве он не заплатил уже достаточную цену, чтобы почувствовать Игоря близко?

Вперёд, ну же…Ответить он так и не смог – коротко кивнул и протянул свою ладонь к руке Игоря, но не дотрагиваясь, а просто оставляя легкий намёк на прикосновение. Он сделал свой шаг, и дальше всё казалось уже проще.– Не двигайся, – попросил Стас негромко. А сам подошёл ещё ближе, почти вплотную, и аккуратно дотронулся до его губ.

Ничего не изменилось: свет от фонаря не погас, не исчезла ночь, а спокойствие улицы не было нарушено. Просто на губах теперь чувствовался терпкий привкус сигарет и горячее дыхание. И Игорь не был больше кем-то далеким и чужим. Наброском на его рисунках. Он стал горячим и настоящим ― тем, кто плавно провёл по его плечам ладонями и сжал их, не решаясь обнять по-настоящему или просто предвкушая это объятие. Ведь им не нужно было торопиться. Не сегодня. Не сейчас. Пусть летит к чертям этот чёртов Детройт с его пустынными улицами и слепыми глазницами домов. Пусть останутся лишь они, неспешно целующие друг друга под светом одинокого фонаря. Пусть время замрёт, позволяя им наслаждаться этим впервые и, быть может, в последний раз.А Лавров продолжал целовать его, нежно и осторожно, словно и сам не был уверен. И это делал тот самый Игорь, который только что называл его дураком и не мог понять, зачем Стас так поступил. Тот самый, который учил его стрелять из пистолета и готовил сэндвичи ему на завтрак. Неужели он искренне не понимал, почему Стас жертвовал собой? Зачем потянул на дно Богомола и самого себя, оставив на поверхности свою семью? Самого Лаврова?

Он был многогранен, этот поцелуй. Точка, превращающаяся в запятую. Отправной пункт, из которого дальше они будут идти уже вместе, не потому что, а вопреки.– Пойдём домой, – оторвавшись от его губ, но так и не разомкнув объятий, предложил Игорь.– Послушай… – начал было Стас, но Лавров не дал договорить и снова прижался к нему. И этот новый поцелуй оказался куда требовательнее и увереннее, как будто решение было уже принято. И это было прекрасно. Не осталось больше сомнений, и прикосновения ― такие горячие и властные ― позволяли вдруг поверить, что всё будет хорошо. Сейчас всё так правильно и нужно. Разве может быть иначе?– Давай пропустим фазу с цветами? – выдохнул Стас, скользнув рукой по его шее и проведя пальцами по волосам Игоря. Те кололись и были жесткими – ровно такие, какими Стас их и представлял.

Лавров ничего не ответил. Тихо кивнул и прикрыл глаза.– Идём?Они не стали включать свет на первом этаже. На ощупь пробирались по лестнице, стараясь не шуметь. И Стасу всё хотелось рассмеяться, потому что всё это казалось таким странным и глупым: скрываться от самого себя и своих желаний в собственном доме, где некому было его осуждать. Не считая Юли, конечно, но что-то ему подсказывало, что та едва бы удивилась.

– Спит? – проходя мимо спальни сестры, спросил Стас, и Игорь, заглянув, коротко кивнул. Конченков даже не смог разглядеть этот жест в темноте. Просто почувствовал на интуитивном уровне. Ему казалось, что сейчас все его рецепторы невероятно обострились, а сам он мог слышать мысли Игоря. В конце концов, он точно знал, какую цену заплатил за это.Половица под его весом скрипнула. Конченков чертыхнулся, но звук собственного голоса потонул в дыхании Лаврова. Тот толкнул дверь в его спальню и прижал Стаса к себе, почти баюкая, нежно целуя и по-прежнему обнимая. И в голове Стаса никак не было полного понимания происходящего. Он боялся, что сейчас откроет глаза и останется один в своей постели, а в лицо будут бить рассветные лучи солнца – безжалостные и холодные. А в этой темноте нельзя было увидеть Игоря, лишь слепо водить по лицу и плечам, запоминая его на ощупь, самостоятельно додумывая и вспоминая по памяти.

– Я могу включить свет? – прошептал Стас. – Я хочу… хочу видеть.Дыхание перехватило, потому что на самом деле было стыдно. Стыдно и жарко, но, удивительно, по спине бежали мурашки, а голова кружилась.

Игорь ничего не стал отвечать. Просто потянул его в темноте дальше по комнате, нащупывая выключатель и включая настольную лампу. Свет резанул по глазам, и Конченков некоторое время моргал, пытаясь привыкнуть.– Можно я… – начал Игорь, отпуская его ладонь, но Стас мотнул головой и сам отступил на шаг.Замок под его пальцами не поддавался, и он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, а потом вдруг поймал внимательный взгляд Игоря на себе. Тот был удивительно серьёзен и абсолютно спокоен и смотрел на него, позволяя прийти в себя. И Стас внезапно чётко осознал, что его страх совершенно не нужен. Игорь рядом. Он совсем близко и…Молния поддалась, и он сбросил толстовку, а потом решительно потянул длинную, безразмерную майку вверх, оголяя острые свои плечи и впалый живот. И ему было стыдно, потому что уж кто-кто, а он не был образцом красоты: тощий мальчишка, нескладный и смущённый. Вот только Игорь, казалось, не был ничуть разочарован. Он медленно приблизился и так аккуратно провёл пальцами по его груди, что по коже снова побежали мурашки.– Я тоже хочу видеть, – прошептал он и поцеловал.Этот поцелуй стал решающим. Стас вцепился в его плечи, сминая ткань куртки и стягивая её, а Игорь подхватил его на руки, продолжая целовать, задыхаясь от желания. И то, как тесно переплелись нежность и страсть, как смешалось дыхание на двоих, стало новой ступенью. Игорь медленно опустился вместе с ним на кровать, прерываясь только на то, чтобы снять одежду. И Конченков с восторгом смотрел на него, рассматривал широкую линию груди и редкие тёмные волосы, неявные кубики пресса, плавные линии косточек на бедрах – всё было по-настоящему и реально. Не так, как в фантазиях, и это нравилось ему безмерно, потому что достаточно было провести ладонью по его телу, чтобы ощутить тепло и нетерпеливое подрагивание.

– Я не мог поступить иначе, – заговорил Стас, сидя на его бёдрах и запоминая каждую мелочь, каждую деталь: шрам на локте, следы от прививок на плечах, те самые необыкновенные родинки на шее, – теперь он смог рассмотреть их ещё лучше и с восторгом осознал, что видел лишь часть созвездия: россыпь точек шла по ключицам и по груди, и теперь Стасу казалось, что Игорь ― произведение искусства. Картина, на которую по случайности попали капли краски, да так и остались, ничуть её не портя, а только добавляя индивидуальности. И ведь самым прекрасным в этой картине было то, что Игорь был живым. А ещё он принадлежал сейчас Стасу вместе со своими родинками, шрамами и отросшей щетиной, которая так ранила кожу на шее Конченкова, стоило Лаврову начать аккуратно целовать его.– Лучше бы просто выбросил тот грёбаный пистолет, – пробормотал Игорь, прижимая его к себе, и Стас чувствовал его горячие ладони на своей спине.– Прости, – выдохнул он и снова задохнулся в стоне, потому что Лавров одним движением рванул его спортивки вниз, чтобы в следующее мгновение собственнически сжать ягодицу.– Нет, – прошептал Игорь.И перевернул его, подминая под себя. Он не торопился, но чувствовалась в его движениях какая-то судорожная нетерпеливость, словно и он не верил, что ночь не развеется, лишив их этих мгновений наедине. Как будто боялся, что Стас передумает и попросит остановиться. Но Стас, конечно, не попросил, послушно приподнял бедра, помогая стянуть с себя остатки одежды, и сам помог раздеться Игорю. И стыд совсем исчез, потому что нельзя было оглядываться назад. Нельзя было терять эту возможность показать Игорю, как сильно он любит его. Так сильно, что готов вверить ему свою жизнь.– Прости, – проговорил он снова, когда горячие губы принялись чертить линию по его груди вниз.– Нет, – повторил Игорь, обхватывая его губами и раздвигая ноги.В этом было их искупление – в этих тихих стонах, просьбах Стаса и ответах Игоря. В отрицании и в отказе прощать. В жарких поцелуях, в прикосновениях, в этой ночи и в его решении, от которого было одновременно страшно и хорошо. Страшно, потому что это могло – да и было – фатально. Хорошо, потому что не нужно больше было думать и бояться.

– Прости, прошу, – простонал Стас, когда Игорь, поднявшись снова к нему и отчаянно поцеловав, заставил обвить свою талию ногами. – Прости, я не мог поступить иначе… Слышишь?– Я не прощу тебя, – мотнул головой Лавров.Он приподнял его бёдра, облизывая пальцы Стаса и заводя его руку за спину.

– Не прощу, – повторил он, самостоятельно вводя их в него. И боль – долгожданная и пугающая – стала аккомпанементом этой ночи, просто потому, что в боли они находили искупление.

Беспорядочные поцелуи сменялись влажными и аккуратными толчками, осторожными, ласковыми ― такими, которые заставляли Стаса извиваться в руках Лаврова и подчиняться, требовать больше и больше.– Я никогда не прощу тебя, потому что ты забыл, что у тебя есть я, – прошептал Игорь, одним плавным движением входя в него.

Стас выгнулся, запрокидывая голову и кусая запястье, чтобы не стонать слишком громко, а Лавров продолжал целовать его шею и острые ключицы, лаская и отвлекая, не двигаясь и позволяя привыкнуть.

– Дурак, – прошептал он, нежно проводя языком по его щеке. – Не думаешь о последствиях и о том, что будут чувствовать другие. Хочешь поиграть в рыцаря в сияющих доспехах?– Нет, – выдохнул Конченков, сам двигаясь на нём, превозмогая боль и испытывая почти мазохистское удовольствие от происходящего. Достаточно было чувствовать бережные прикосновения губ и рук Игоря, чтобы забыть обо всём. – Я просто хочу спасти тебя.Игорь придерживал его, не позволял насаживаться глубоко, не позволял ускоряться, сам прикрывая глаза от узости и жара тела. Венка на его виске вздулась, и Стас подумал, что хочет нарисовать и это – нарисовать Игоря, наслаждающимся его телом и дающим ему ласку.– Позволь мне самому решать, ладно? – выдохнул Лавров. – Прекращай делать больно себе, прекращай быть таким…И Стас поцеловал его, заставляя молчать, снова дёрнулся всем телом, и на этот раз Игорь не сдерживал себя – выдохнул глубоко, отвечая на поцелуй и сам целуя в ответ. Быть может, именно это и было его обещанием?Под тонкими пальцами Стаса оставались полосы, а по вискам бежали капли пота или слёз – он сам уже не знал, что происходит с ним. Наслаждение накрывало с головой, и он задыхался, выпивая весь воздух в комнате, концентрировался на ощущениях и старался смотреть, запоминать каждую чёрточку и изгиб тела Игоря. Эти родинки и шрамы, движение мышц и венки, бегущие вниз под кожей на шее. Он оставлял поцелуи на его теле и очень надеялся, что те зацветут весенними цветами, но помнил, что между ними навсегда будет осень, просто потому, что для него, скорее всего, всё кончено. Пусть хотя бы на коже Игоря будет часть него, пусть останется хотя бы ненадолго. Не навсегда, собственно, как и этот миг, эта ночь, а как напоминание, как новое созвездие.Боль уходила, притупилась, уступая место вспышкам острого удовольствия. Стас застонал тихонько, просяще, и Игоря не нужно было просить дважды, чтобы ускориться. Он тяжело дышал, собирая в кулак простынь и нависая над Стасом, позволяя царапать себя и оставлять метки. Быть может, он и сам думал о том, как стремительно умирает эта ночь. Как быстро она заканчивается, алея рассветной дымкой на горизонте.Но Стас больше не сдерживался и тихо прошептал:– Вместе?– Только так, – ответил Игорь, и это стало пиком. Клятва, скреплённая болью и удовольствием, жертвой самого Стаса и горечью сожалений. Это было прекрасно и трагично, вот только Конченков не хотел думать об этом.

– Я не хочу засыпать, потому что наступит завтра, – проговорил он, когда Игорь, тяжело дыша, притянул его к себе.– Я буду рядом, – прошептал тот, целуя его плечо.– Почему?Стас повернулся к нему, чтобы ещё раз посмотреть в его глаза. Он не знал, чего ждёт и что услышит. И очень удивился, когда Игорь произнёс:– Потому что я люблю тебя.