Глава двадцать четвертая. Пимп (1/2)
Когда в фильме показывают крутых угонщиков, это выглядит эффектно: сразу можно подумать, что они действительно крутые парни, которые сами себе закон. Но когда тебе семнадцать, и ты сам угоняешь тачки, все оказывается совсем по-другому.
Стас сидел на последней парте. Седьмой урок медленно подходил к концу, и пластиковые часы с большим циферблатом над классной доской медленно отсчитывали секунды, растягивая каждый шаг так, словно это были года. Старая парта, за которой Конченков отчаянно пытался справиться с зевотой, вся была разрисована и расписана с внешней стороны (?сделай или сдохни, неудачник?) и обклеена жвачкой с внутренней, так что он старался не касаться острыми коленками липких комков. Учитель монотонно читал лекцию о захвате земель на востоке Мичигана в период первых поселенцев, а Стас думал, что это до коликов в животе смешно: каждый второй в классе барыжил крэком или сам употреблял его – едва ли хоть кто-то мог внятно пояснить, какое отношение боярышник[1] имеет к колонизации Америки.На самом деле, Конченков впервые задумался об этом серьезно – учеба никогда не была на первом плане, а в последнее время Стас даже не делал вид, что старается. Учеба для него была чем-то вроде условия, при котором можно избежать проблем: легкая арифметическая задачка – появляйся в школе, выслушивай нравоучения от учителей, которым на тебя насрать, и избавь своих родных от счастья лицезреть на пороге людей из агентства по защите детей. Другое дело, что это иногда не срабатывало, особенно в те дни, когда торчки палили закладки, а копы брали с поличным. Но даже в таких случаях бывали хорошие дни, а бывали…Два года назад Усачев принял его на улице: это было бы даже смешно, если бы не было так грустно – Стас ведь не планировал в тот день толкать товар, просто подсобил парню из гетто, которому было совсем худо от ломки. Вот только стоило на горизонте показаться полиции, как торчок дал такого стрекача, что ни о какой ломке и речи быть не могло, в то время как Пимп затупил – растерялся, не зная, куда бежать. В конце концов он рванул в переулок к фабричному району, но коп оказался проворнее: перехватил его с другой стороны и припер к стенке.Стас ещё долго задавался вопросом, а нужно ли ему было соглашаться, когда в темной комнате с зеркальной стеной и сороковкой под потолком Усачев спросил: ?Не хочешь помочь?? Что было бы, если бы он отказался? Где был бы сейчас? Скорее всего, он бы уже отсидел своё и вышел, но едва ли бы жизнь была лучше. Не исключено, что за решёткой его убили бы: тощий пацан, сбывающий крэк – легкая жертва. Интересно, сколько таких было? Наверняка десятки, а может, и сотни. Сотни парней, вынужденных крутиться, чтобы выжить – Мичиган не любит слабых.Конченков крутанул монетку на столе и ухмыльнулся: глупые рассуждения о том, что было бы, в то время, как за дверью класса его ждало нечто куда более пугающее. И он даже не знал, что хуже – то, что его дурацкие фантазии об Игоре начали выворачиваться под таким вот дурацким углом, или…Он слышал о трупе в порту. Слышал о том, что это был человек Богомола – люди любят поговорить, пусть правды в их словах мало. Стас слышал, что дело было вовсе не в тачках и не в наркоте: поговаривали, что парень сопровождал товар совершенно иной – то ли оружие, то ли взрывчатка, то ли ещё Бог весть что. А ещё он слышал, что товар этот осел на таможне, в руках копов, так и не достигнув точки назначения. Это были распространённые сплетни, но где в них была истина? Для Конченкова правда была одна – в порту Ист-Пойнта нашли человека, который работал на Богомола. Большего знать ему было не нужно, чтобы во рту скапливалась горькая слюна, а живот начинало крутить. Кто станет следующим? Он? Игорь?
И если свою кандидатуру он мог рассматривать со сдержанной обреченностью, то фигура Босса в луже крови на пирсе вызывала рвотные позывы. Никто не сказал Стасу, что ?легкая? нажива принесёт свою побочку в виде безвинных жертв. Никто не сказал ему, что, рискуя собой, он будет подставлять своих близких – да и с кем он вообще мог посоветоваться? С бабушкой? Она бы с большим удовольствием самостоятельно закопала его на заднем дворе под бутылочку ?Шатонеф-дю-Пап?, чем позволила вступить в банду. А никого больше у него и не было.Сейчас есть.Думать о том, с каких пор он записал Игоря в разряд близких – фактически семью – Стас не хотел. Другое дело, что ему самому нужно было решать, что предпринимать дальше: продолжать работать с Богомолом, осторожно и очень недолго, судя по тому, что происходило в последнее время, или уходить. Да только как? Поймёт ли Богомол, что все это время Стас был темной лошадкой и имел связи с копом? Слишком опасно и рискованно.Он никогда не шёл к Усачеву сам – коп разыскивал его самостоятельно и задавал вопросы. Это была честная сделка: Стас оставался на свободе со своей семьей, Руслан получал ответы. И никогда ещё это условие не нарушалось, потому что Усачев, пусть и был добрым самаритянином, при первом же случае засадил бы его в тюрьму. Этот вариант точно был лишним: его привлекут, привлекут Макса да ещё и Игоря, и тогда Юля останется совсем одна.
Конченков тяжело вздохнул и уронил голову на парту. Впервые он не знал, как выкрутиться, не предполагал даже, потому что все, что он мог – дальше плыть по течению и ждать чего-то. Только вот чего? Да вот хотя бы конца занятий – уже хоть что-то.Часовая стрелка остановилась на четырёх, замерла, задумавшись, и наконец прозвенел оглушительный звонок. В шуме разговоров и криков мистер Свонс пытался донести, что ждёт докладов на следующей неделе, но его мало кто слушал. И Стас тоже, потому что на телефон пришла смс от Игоря: ?Жду на парковке?.Конченков помедлил, собирая в рюкзак книги и тетради, занервничал и подумал, что за все эти семь уроков так и не смог решить, что же делать с его отношением к Лаврову. Изначально неправильные его чувства гипертрофировались в потребность защищать и находиться рядом, получать внимание, будто изголодавшийся по ласке пес. Словно тот действительно стал частью его семьи. Вот только отношение у Лаврова было куда проще, чем у него – это было очевидно, судя по заявлению рано утром. Или Босс просто не расценивал его как парня, с которым можно что-то построить? Шутил, словно он мальчишка с глупой влюбленностью?На самом деле не важно было, насколько его влюбленность была глупой и незрелой – Конченков мало задумывался о том, что чувствовал, концентрируясь на ощущениях: на том, как тяжело бухало в груди сердце, когда Игорь оказывался рядом. Как дергало внизу живота, стоило Лаврову улыбнуться криво и посмотреть на него с прищуром. Как спирало дыхание от мимолетного прикосновения – нужно больше и сильнее. Как рассыпались в прах все слова в Стасовой голове, когда Игорь появлялся с утра на пороге дома с пакетом круассанов или сэндвичей. Это было куда важнее анализа и его собственных выводов.
Лавров не стал его дожидаться: они встретились на входе в школу, когда Игорь пытался доказать охраннику, что опекун и имеет право войти в здание.
– Неужели это дерьмо происходит везде? – вспылил Лавров, спускаясь за Конченковым по лестнице.
– Дальше по коридору металлодетекторы стоят, – вместо ответа хмыкнул Конченков. – Дух школы.– Если бы малолетние мудаки не пытались прострелить себе и всем подряд головы, такого бы не было, – бросил Лавров, садясь в машину. – Чёртовы засранцы.Конченков криво улыбнулся, усаживаясь на переднее сиденье и подтягивая ноги на кресло. Собственно, бурчание Лаврова его и веселило.
– В мое время…
– Да-да, дедуля, – рассмеялся Конченков, пряча нос в вороте толстовки. – В твоё время такого не было.Лавров выдохнул тяжело, стукнул его ладонью по колену, чтобы убрал ноги с сиденья, и пристегнулся.
– Оружие было сложнее купить.– Ты бы купил, если бы смог? – с любопытством моргнул Стас.
– Нет, – качнул головой Лавров.