Глава первая. Детройт (1/2)
По старому железнодорожному пути гнали составы – длинные, груженные машинами вагоны – детище старого Детройта. Шумели поезда, шумел город, мерцая тысячами огней, куда более ярких, чем фары проезжающих мимо машин. Это было целое светопреставление, эти бесконечные потоки легковых автомобилей днём и фур – ночью. А уж в этой части Детройта так особенно.Под серыми стенами старых улиц, выстроенных ещё до Великой Депрессии, теперь теснились неприметные магазинчики – неуклюжие, неряшливые, с первого же дня собственного существования обречённые на банкротство. И затесавшаяся на углу 696 шоссе мастерская со слепо глядящими на железную дорогу воротами не была исключением. Но шли года, жаркое лето сменялось холодной зимой, по пустынным улицам летали скомканные газетные листы с меняющимися лишь датами, и мастерская, как и покосившиеся поодаль магазины, стояла на своём месте. И каждое утро с лязгом поднимались железные жалюзи, жадно ловя на разукрашенных неумелыми граффити стенах скудные лучи серого, блёклого, как и всё в этом городе, солнца.Когда-то, чуть меньше сотни лет назад, тут вовсю работала фабрика, оптимистично выпускавшая ежедневно сотнями, тысячами детали для голодных до бензина машин – в те времена нефть стоила дешевле воды, а средний класс с удовольствием тратил деньги на автомобили. Фабрики множились, Детройт рос вширь и вверх, подпирая облака небоскрёбами и обвивая землю сотнями лент дорог. Пока всё в одночасье не рухнуло вместе с опустевшими высотками и ненужными дорогами. И повторись Чёрный Четверг ещё раз, Детройт ничуть бы не пошатнулся – ниже падать на сей раз было некуда. Жёлтый фонарь над проржавевшей вывеской с отваливающейся буквой “s” в словах “Boss mechanisms” высвечивал бледный круг на гравийке у въезда в гараж. За несколько миль отсюда гудел поезд, отбывая от старой грузовой станции, прощался с остающимися на ночь товарками, ещё не заполненными шинами, деталями движков, бамперами и тормозными колодками. Лениво блестели рельсы. Лениво сияла блёклой головкой сыра Луна. Лениво качались ветки сухих деревьев под ночным бризом. Ночь молчала.– Ты как хочешь, а я поехал домой, – Фадеев зевнул и потёр измазанные в мазуте руки о чёрные шорты, справедливо полагая, что “на тёмном тёмное же видно не будет”.– Езжай, – сидящий на поддоне Игорь вытянул ноги и откинул голову, прислонившись к косяку.
Намокшая за день майка пропахла потом, и он отстранённо думал, что нужно тоже поскорее ехать домой, чтобы залезть под душ и смыть с себя усталость.За сегодняшний день – напряжённый, как и всегда – к ним обратились всего лишь несколько подростков со старым пикапом в надежде сэкономить несколько сотен долларов на ремонте. Они сэкономили, а вот Босс в очередной раз повёлся на поводу у щенячьих глаз малолеток.
– Босс… – Дима помедлил у своего байка, пальцами дёргая крепление ремешков на шлеме, но так и не рискнул продолжить.– Денег нет, – хмыкнул Лавров, предугадывая его мысли. В его ладонях щёлкнула зажигалка, вспыхнула оранжевым огоньком, порождая сигаретный дым (или становясь его частью?), а потом погасла.– Хуёво, – философски выдохнул Фадеев, натягивая шлем и взбираясь на старенький Харлей. У того, всего усыпанного боевыми шрамами, пестрела по правому боку красотка в бикини, подмигивая нарисованным глазом, а левое крыло выделялось изогнутым приветствием – неудачное падение на мосту.Позволь Дима Лаврову разобраться с этой вмятиной, байк снова был бы как новенький, но Фадеев никогда не отличался последовательностью: однажды завалившись на трассе и попав в клинику на три месяца, справедливо решил, что лучше бы ему такое больше не повторять – пусть боевые шрамы Харлея останутся как напоминание о его невнимательности.
А через три недели отправился в мотопроезд по Северной Америке. И снова навернулся – правда, на этот раз без больнички. И на том спасибо.– Сколько осталось до выплаты аренды?Фадеев закинул рюкзак на плечо и наклонил голову, глядя на сонного Босса. И, по-хорошему, он хотел бы узнать не только то, сколько осталось до погашения счетов и пени, но и когда он получит свои кровные – тысячу с полтиной долга. Но он не спросил – и Игорь был благодарен.
– С хера прицепился? – раздражённо дёрнул бровью он. – Делать больше нечего? Я могу предложить заняться машинами.– Боюсь потерять работу.– Лучше сам потеряйся.И Лавров поднялся на ноги – медленно и неторопливо, вальяжно, как королевский слон. На самом деле, всё в его виде слабо вязалось с захламлённой мастерской: даже старый комбинезон с завязанными на поясе рукавами сидел на нём едва ли не лучше смокинга. Хотя всё дело было лишь в умении себя подать: уж чего-чего, а самодостаточности и самоуверенности Боссу было не занимать.
– Пора бы что-то думать, – проговорил напоследок Фадеев, ногой поддавая газку на байке– тот взревел жадным зверем, огласил кличем всю округу, но слушателей, кроме них двоих, и не нашёл: рабочий день давно остался позади.– Я подумаю, – уверил Игорь, прикусил зубами сигарету, а освободившейся рукой продемонстрировал средний палец – доходчиво и по существу. И, не будь он таким уставшим, точно бы расслышал в рёве отъезжающего байка задорное Димкино “шёл лесом”. Но он не слышал: отвернувшись, смотрел на разобранную Импалу 67 года – жертву времени и плохого ухода.
Так бывает: дела не задаются, и как бы ты ни рвал жопу, пытаясь уцепить у жизни лишний кусок пирога, ничего не выходит. Карма, как сказали бы индусы. Пиздец, как сказал бы Босс. Но не в его правилах было признаваться в собственных неудачах, потому что, как известно, те бывают у всех, кроме него. И это было его девизом по жизни: уверенность в собственных силах и игра до конца. За его спиной проносился ещё один состав; горячий ветер врывался бурным потоком в гараж, покачивая вывеску, и Босс наслаждался прохладой – долгожданной в этом пекле. И ехать домой решительно перехотелось, поэтому он, подхватив перчатки с края раковины в углу гаража, открыл бампер Шевроле.Машина – красивая некогда – сейчас казалась чахоточной девой, растерявшей всю прелесть, кроме, пожалуй что, форм. Босс любовно провёл пальцем по крылу машины, с восторгом замечая, что та ещё вполне себе блестит, пусть и тускло, чёрным боком под люминесцентными лампами гаража.Один из клапанов движка, того самого, родного этой малышке – треснул в двух местах, и Босс фактически объездил весь Мичиган, выискивая замену. Причём не один лишь клапан (медную кругляшку с изошедшими коростой краями), а весь двигатель. И сейчас тот уныло темнел на полу, укрытый для верности старой простынёй с цветочным рисунком.
У Игоря никак не доходили руки наконец заняться Шеви, а может, он и не решался, понимая, что у успешного парня с сотней клиентов никак не должно хватать времени на собственные машины. А вот, пожалуйста, есть время. И что бы это могло значить?.. Под капотом было душно, и oн то и дело вытирал взмокший лоб грязным полотенцем, оставляя на коже тёмные разводы. Отросшая борода лезла в рот, щекоча губы, но пальцы были слишком заняты гайками, так что Босс презабавно отплёвывался. И будь тут Фадеев, он непременно бы что-нибудь сострил, наслаждаясь моментом, но Фадеева здесь не было.
С улицы всё так же веяло ночной прохладой, рукоятка отвёртки всё так же натирала давно уже превратившуюся в кость мозоль, всё так же парило под капотом. И проносившиеся изредка составы нарушали тишину ровно до тех пор, пока где-то за границей слуха не замаячили полицейские сирены.
Лавров разогнулся, чуть не треснувшись о крышку капота темечком, и стянул перчатки с пальцев, по привычке поправляя на бёдрах комбинезон.В отдалении раздались звуки стрельбы, визг тормозов, сирены по-прежнему ревели – и куда громче, фактически надрывно, приближаясь к мастерской с каждой секундой.
Надсадно скрипнули тормозные колодки – Игорь даже поморщился, едва ли не чувствуя запах гари, а затем всё затихло: ещё ныла на двух нотах удаляющаяся сирена, зато не было слышно пальбы. И ночь опять затихала, баюкая под густым, горячим воздухом Детройт.