Аконит (2/2)

— Эта женщина — незаслуженный вами дар с небес, — шипит Джастин Шамаль сквозь зубы, после чего титаническими усилиями бросает брезгливое: — Ваша Светлость.

Ноа Волстео Виннайт даже не оборачивается. Лериана, всё ещё находясь в беспамятстве, непроизвольно льнёт к нему, ищет тепла и произносит родное имя одними только бледными, треснувшими губами.

Валяющиеся в углу лазарета золотые соцветия с красными разводами притягивают взгляд своей убийственной красотой и порождают ужас одним лишь видом. Так выглядит её любовь к нему — отравляющая жизнь красота, неземное чувство, таящее в себе горечь разочарования. Ноа гадко от самого себя. Безответная любовь — некрасиво. Больно. И мерзко даже для того, кто попросту не любит.

— Прекрасно знаю и без вас. Капитан. И голос его, подобно тем цветам, сочится ядом в сто крат опаснее. Окно в её комнату теперь всегда открыто настежь после того, как Хейли зашла на днях справиться о состоянии госпожи и сразу же свалилась с ног, вдохнув ядовитых испарений.

Родные стены плывут перед глазами точно так же, как и образы некогда любимых людей из прошлой жизни. Лериана бредит уже неделю. Тщетно хватается за ускользающее самообладание и остервенело смахивает с щёк слёзы. — Не ходите туда, господин!.. — слышит она будто бы сквозь толщу воды женский голос за дверью. — Хейли всё ещё не оправилась, хотя прошло уже пять дне... — Я должен.

Шелест лепестков, хаотично разбросанных на кровати, разрывает грудь яростью и страхом. Она гневно сжимает их, дрожащими руками подносит к лицу, пытаясь рассмотреть то, что убивает её, и содрогается беззвучным смехом, осознавая, что ни черта не видит. Руки непроизвольно тянутся вверх, тонкие пальцы хватаются за воздух, рисуют незамысловатые линии — только бы не опускать их на цветы. Лериана не знает, где реальность, а где наваждение. И даже не знает, чем именно является то, что она вдруг мимолётно касается кончиками пальцев чьего-то сильного и крепкого плеча. Лериана Макмиллан не понимает, когда оказывается на свежем воздухе. В саду, полном цветов, от аромата которых её уже порядком тошнит. Ноа неспешно опускается на траву, не выпуская невесту из рук, и ещё больше кутает её в свой плащ, замечая, как содрогаются плечи, обдаваемые прохладой ранней весны.

Девушка практически не видит. Тянет руку к родному лицу, желая впервые за долгое время коснуться его губ хотя бы кончиками пальцев. Его прикосновение будоражит своей аккуратностью — Ноа мягко перехватывает девичью ладонь и переплетает её пальцы со своими. Просто для того, чтобы она больше не боялась. Яд аконита, белладонны и бругмансии смешивается, разливается магмой по венам, выжигает лёгкие. В её груди — бомба замедленного действия, надёжно спрятанная, окутанная обманчиво красивыми соцветиями.

— Ноа... — Лериана содрогается в беззвучных рыданиях и ещё крепче сжимает мужскую руку. Слеза, тонкой дорожкой стекающая по щеке, оставляет след ожога на болезненно бледной коже.

— Мне жаль, — его слова проходятся эхом по уплывающему сознанию, нещадно изничтожают каждую попытку достучаться до него сквозь нерушимую стену равнодушия. Герцог буквально вжимает в себя её тело, шепчет о том, что всё обязательно будет хорошо, и покачивается из стороны в сторону, убаюкивая. — Мне очень жаль.

Доселе ослабшие пальцы мёртвой хваткой впиваются в мужскую рубашку, шёпот листвы разбавляет всхлипы вперемешку с кашлем. Мужчина тускло улыбается, без разбора поглаживает то каштановые пряди, то девичьи плечи, и впервые жалеет о том, что не решился дать шанс. О том, что никогда не любил, не любит и любить не будет. — Спасибо за то, что полюбила меня. Спасибо.

Когда Ноа решается посмотреть на ту, чью жизнь невольно разрушил, грудь сдавливает тягучим чувством тоски.

Девичья голова, подобно кукольной, безвольно опускается на его предплечье, позволяя увидеть зелёные глаза — стеклянные, погасшие, незряче смотрящие в небо. Лериана его больше не слышит.