III. Это утро (1/1)

От чего обычно просыпаются все на свете люди? Громкого звонка утреннего будильника? Ночного кошмара, в котором была погоня с участием ужасного чудовища? Тряски за плечо, сопровождаемой многократным повторением слова ?вставай?? Головной боли? Да, всё это чаще всего способно пробудить нас от сна. Но способен ли человек проснуться от тихого сопения под ушком и ощущения приятного тепла у себя на груди? Скорее всего нет, но отчего же тогда сегодня проснулся обычный питерский парень Глеб Костин, спящий на диване в гостях у хорошо выпившего друга? На часах без пятнадцати шесть. Он лёг спать вчера слишком рано, отложив все свои дела ради заботы о нетрезвом товарище. Это сильно выбивало из настроения и пробуждение получилось не слишком бодрым. Глаза открывались неохотно, веки медленно приподнимались, словно бы весили раз в двадцать больше, чем обычно. Глаза сразу направились на небольшую щель между занавесками на окне, через которую в комнату лился, словно сказочный ручей, поток белого и словно холодного утреннего света. За окном царило зимнее спокойствие. Снег тонкой шалью лежал на старинных барельефах, украшавших многие дома центрального Петербурга. Для кого-то уже начинался рабочий день: из открытого окна доносились голоса идущих туда-сюда масс людей. В голове проскользнула мысль о том, что надо бы встать да раскрыть занавески пошире да подставиться под струю холодного воздуха, чтобы утро окончательно проникло и в эту душную квартиру, и в тело молодого дизайнера. Однако этому не суждено было сбыться — тяжеленная лень сразила наповал и не позволила даже поднять голову и сесть. Вместо борьбы Глеб решил обратить внимание на лежащего рядом. Тот всё ещё спал мёртвым сном. Костин бы с радостью проспал ещё пару часов, но чуть больше энергии ему придало урчание в животе. Вчера вечером он улёгся спать совершенно голодным! Глеб резко сбросил с себя одеяло, поднялся с дивана, накинул на себя футболку и твёрдой походкой по прохладному отправился на кухню. Устранив небольшую сухость во рту кружкой воды, парень заглянул в холодильник. Выбор не изобиловал: несколько яиц, половина коробки молока, пиво, водка, сливочное масло. В шкафчике обнаружилась начатая коробка сухого завтрака и чайная заварка. ?Что ж, голодным не останусь?, - подумал Глеб и поставил сковороду разогреваться на плиту. Добрый кусок масла упал на горячую поверхность и тут же распространил по кухне приятный запах завтрака. Пять минут и порция глазуньи оказалась на столе вместе с пожаренными на той же сковороде тостами. Закинув ногу на ногу, Глеб вальяжно начал поглощать пищу, запивая горячим чаем. Он надеялся, что запах еды расплывётся по квартире достаточно широко, чтобы разбудить Ивана. Хотя, возможно, это не пойдёт на пользу, и похмелье окажется намного ужаснее для Акуры, чем просто сон. Плотно позавтракав, Глеб снова направился к постели друга. В этот раз, посмотрев на спящее лицо товарища, он необыкновенно умилился. Нешироко раскрытый рот, растрёпанные за ночь волосы, носик, глазки — ко всему, что касалось Вани, Глеб проявлял огромную и искреннюю любовь. Он положил свою руку на вылезшее из одеяла плечо друга, слегка погладил его. Кожа была мягкой и тёплой. Рука скользнула по шее и оказалась на лице. Ладонь не очень приятно пощекотала молодая щетина. По лицу Костина разошлась милая улыбка, а на щеках выступил румянец вопреки утреннему холоду. Он не мог просто смотреть на это лицо. Оно тянуло парня, будто бы заставляло обратить на себя внимание, вызывало желание... поцеловать? Глеб нагнулся ниже и приземлил свои губы прямо в щетинистую щеку, словно самолёт в поле. Да, он любил своего Ваньку и мог чмокать его сколько угодно, но все предыдущие поцелуи не были такими... настоящими! После этого Глеб почувствовал себя настоящим ангелом-хранителем, любящим своего дурного человека больше себя самого. ?Какое замечательное чувство!? - подумал Глеб, схватившись на место на груди, откуда вот-вот должно было выпрыгнуть сердце и сев на колени. Ему было необъяснимо хорошо, и он бы ни за что на свете не променял тот момент, в котором находился тогда. Внезапно о себе дала знать утренняя похоть: Глеб взглянул вниз и увидел, что сквозь трусы вверх вздымается нечто, похожее на гору. Утром часто такое бывает, и парни, не обращая на это внимания, обычно идут чистить зубы, или же гасят своими усилиями. Но Глебу этого казалось мало. Ему захотелось удовлетворения, и он пожелал получить его побыстрее. Рядом был его спящий друг, и Костин всё таки принял решение. Он залез на диван, прижался своей грудью к спине спящего на боку Акуры, обнял его так, чтобы рука оказалась на груди товарища. Десять секунд — никакой реакции. Глеб решил проскользнуть рукой дальше вниз, чтобы ладонь оказалась на нижней части живота, почти у резинки трусов. Иван всё так же сопит, никак не реагируя на действия товарища. Ещё чуть ниже — пальцы щекочет уже другая щетина, более длинная и густая. Лицо Костина ещё гуще ударил румянец, подчёркивая возбуждение, как и шумное и учащающееся дыхание. Сглотнув слюну, Глеб сделал последний рывок и добрался до лежащего в расслабленном состоянии члена. Он был мягким, и, казалось, безжизненным, но парень собирался это исправить. Пальцы обхватили пока ещё сухую головку и начали двигаться вверх вниз, стимулируя чувствительную зону. Другая рука уже была запущена в собственные трусы и целым кулаком мастурбировала в полную силу, отчего на конце выступала прозрачная жидкость. Одновременно с этим Глеб чувствовал, как постепенно твердеет и теплеет, наливаясь кровью, агрегат Ивана, лицо которого теперь стало отчётливо шевелиться, а тело подрагивать. Он попытался перевернуться во сне, что-то неразборчиво бормоча, но это нисколько не убавило порядочно разогнавшегося друга.

Семь тридцать. Сработал телефонный будильник, по которому худощавый Глеб вставал каждый день. Однако сейчас он не разбудил никого, кроме лёгкого раздражения на лице Ивана Акуры, который сразу же выключил устройство. "Глеб, у тебя такой противный звонок, поменяй его пожалуйста!" - отреагировал Иван, лежащий на диване нога на ногу. В его руке тлела, пуская вверх серый дым, сигарета, пепел с которой парень сбрасывал в стоящую у постели импровизированную пепельницу из жестяной кофейной банки. Глеб лежал по соседству и листал какой-то иностранный журнал про моду и стиль. Большое количество такой литературы было аккуратно сложено в прикроватной тумбе неизвестно зачем. Костин ненавидел запах сигарет, тем более в таком замкнутом пространстве, как квартира, но здесь он лежал абсолютно спокойно, даже ни разу не сморщившись. Время текло медленно и бесшумно, даже из наушников не текла никакая музыка, лишь только переворачивающиеся страницы журнала иногда разрывали гробовую тишину. Можно было почувствовать каждую минуту, каждую секунду, идущую прямо сейчас. Ваня сделал хорошую затяжку и шумно выдохнул большой клуб дыма, едва не закашлявшись. Ленивым вальяжным движением он поднял с пола банку и затушил сигаретный бычок об кучку таких же. Голова была свободна от мыслей, и парни просто кайфовали, забыв обо всём на свете. Внезапно первобытную тишину решил разрушить Иван Акура:

— В чём сила, брат? - сохранив интонацию Сергея Бодрова спросил он, повернув голову в сторону Глеба. Глаза были опущены ниже лица собеседника и в них читалась некая уверенность, будто бы сейчас последует великолепное откровение.— В чём? - Глеб явно не ожидал именно такого вопроса и решил отложить журнал в сторону, обратив свой взор в сторону товарища, который без нотки смеха на лице смотрел вниз.

— В дружбе, брат! - весёлым голосом раздалось из уст Акуры. Он усмехнулся, а по его лицу расплылась добрая улыбка, - теперь я понял, что нет для меня ничего ценнее тебя, друг!— Лучшее, что я слышал во всей своей жизни. А ведь я слышал слова голоса Вирджила Абло и Иана Коннора! - ответил на слова Акуры Глеб и тоже впустил в своё лицо добрую улыбку, которая, однако, была лишь предпосылкой к долгому и надрывистому хохоту. Но перед тем, как рассмеяться самому, Костин ждал, пока рассмеётся его собеседник.

Глеб не ошибся: Иван действительно разразился громким смехом и, закрыв лицо руками, начал кататься по постели вправо-влево, пока не врезался в лежащего рядом шутника. Тот решил остановить хохочущего товарища звонким поцелуем в лоб. Внезапно Иван прекратил смеяться и взглянул в прямо в глаза другу. Глеб тоже широко раскрыл глаза и уставился на Акуру, махнув своими шикарными ресницами. Каждому из них только что открылась глубочайшая бездна глаз, в которой наверняка таилось то, о чём парни не знали до этого. Костин знал, что мог увидеть его друг — бесконечное обожание и любовь таилась в глазах молодого питерского дизайнера. Сам он вглядывался в глаза своего партнёра и восхищался их красотой. Ему даже казалось, что в них есть какой-то свет, приятный такой, тёплый и согревающий душу. Из глубины слегка мутных очей Ивана Глеба что-то тронуло, какое-то чувство. Непонятное, но такое сладкое и приятное, оно завлекло обеих парней на продолжительное время и заставило пялиться друг на друга, словно двух дураков. Это могло продолжаться, наверное, вечность, но тут Иван разрушил вновь отстроенную тишину:

— Знаешь, брат, тебя я не променяю ни на одну суку в этом мире, - словно сладкий молочный ликёр вылились эти слова из уст Акуры, не сводившего глаз с Глеба. Он был абсолютно искренен и в этот момент Костин увидел в нём то, что хотел увидеть долгое время до этого, - Нахуй эту Катю с её Мишей! Кто ещё подаст мне с утра бутылочку холодного пива, чтобы я не провёл всё утро, умирая от похмелья? Конечно же Костин Глеб Юрьевич!— Спасибо, Вань. Я тебя тоже ни на что в жизни не променяю... - ответил Глеб, затем закрыл глаза и осторожно подсёк руку Акуре, чтобы от свалился прямо ему на грудь. Затем он обнял его сильно-сильно, как будто кто-то пытался отнять драгоценного Ивана.

Иван не стал сопротивляться объятиям и тоже обхватил спину товарища руками, чтобы ещё сильнее сблизить два мужских тела. Он слышал, с каким бешеным, но торжественным, словно гимн, ритмом билось сердце Глеба. Так они могли бы лежать ещё дольше, чем смотреть друг другу в глаза, но этому не суждено было сбыться. Гомосексуальную идиллию нарушило оповещение телефона Глеба, лежащего на прикроватной тумбе. В мессенджер писал один из близких друзей "БОГЕМЫ', Тихон Бойко, который звал Костина на очередную дизайнерскую тусовку. По удивительному совпадению, сообщение пришло и Акуре: Иван Бойко, тоже побратим Ивана и Глеба, просил приехать в один из питерских клубов для того, чтобы разогреть толпу. Разумеется, ребята не планировали пролежать целый день вместе. Когда-нибудь всё равно бы пришлось расстаться. Довольно быстро они привели себя в порядок и оделись, предусмотрительно вызвав два такси. На выходе из парадной они скромно обнялись одной рукой, словно между этими двумя парнями не было никакой нежности и любви. Весь следующий день они будут думать друг о друге, вспоминая кожаный диван, одеяло и глубину пацанских глаз. Дела поглотят их на долгое время, и неизвестно, когда они снова смогут встретиться и провести время так же, как в тот понедельник. Может, через день, а может и через неделю. Да, они были не разлей вода и старались видеться как можно чаще, но одно дело скупое объятие или поцелуй в объективе камер на каком-нибудь модном мероприятии, а совершенно другое — спокойное и интимное времяпрепровождение, в котором каждый из двух наслаждается друг другом. В конце две тысячи восемнадцатого Глебу и Ивану не повезло: наступающие новогодние праздники совершенно не хотели давать покоя, а потому воссоединиться парочка смогла лишь только в последний день декабря, когда, наверное, и должны случаться такие чудеса.

Считанные минуты оставались до того, как настанет Новый, две тысячи девятнадцатый, год. Все дела, которые только и можно было оставить на самый конец, были сделаны: организован праздничный дроп футболок и толстовок со переливающимися, словно райский изумруд, стразами, все посылки были аккуратно упакованы и отправлены покупателям всей России и зарубежья. Костин радостно подсчитывал заказы, в которыедо этого он любил класть фирменные значки и сумки, которые нельзя было купить нигде. Сейчас же ребята расщедрились и решили класть в посылки остатки вещей с предыдущих дропов уходящего года, которых накопилось весьма немало. Иван смог найти себе место солиста в музыкальном творческом объединении, исполняющем панк-рок, под названием "Алкогольная интоксикация", бросив карьеру успешного хип-хоп-исполнителя. Не без участия Глеба Акура смог перестать грустить об упущенных шансах с участницей группы "SEREBRO" Екатериной Кищук, а в память о периоде их бурного любовного общения Иван оставил у себя на теле метку в виде татуировки с надписью "I love my ex", заключённой в сердечко. Теперь же весь дуэт "БОГЕМА" сидел за широким столом, ломящимся от вредных, но таких вкусных новогодних блюд. И Глеб, и Иван, могли бы в этот момент находиться в узком семейном кругу, со своими родителями, бабушками, дедушками, дядями, тётями, племянниками и племянницами, или же в молодой весёлой компании друзей в какой-нибудь дорого обставленной квартире. Но нет, в качестве самой лучшей компании в этот светлый праздник и Иван, и Глеб решили выбрать друг друга. И наверняка никто из них не пожалел о своём выборе. На экране телевизора шалили весёлые старички и старушки в передаче "Голубой огонёк". За окном уже вовсю шумели новогодние салюты. Они окрашивали тёмное питерское небо в разноцветные потоки искр и огня, уходя в небытие после нескольких залпов, а потом снова возвращались, как только у людей внизу появлялось больше пиротехники. В комнате стоял полумрак, а лица двух парней освещал большой старинный подсвечник из серебра, стоящий на столе среди блюд. Так как Глеб Костин не пил, у него в руке блестел фужер с налитой в него желтоватой и пенящейся жидкостью под названием "Буратино". Иван же смог себе позволить пару бутылок шампанского "Дом Периньон". Он смотрел на своего товарища, обдумывая слова для своего тоста. Царящая вокруг атмосфера была слишком праздничной и никак не могла дать Ивану Акуре сосредоточиться на придумывании слов. Хотя, возможно, парень не мог собраться с мыслями потому, что перед этим уже выпил несколько рюмок другого пойла. Сорокаградусного и без закуски. Времени оставалось всё меньше и он решил действовать: встав со стула, он направил взгляд на сидящего напротив, поднял вверх над собой руку с напитком и стал говорить: "В этом году мы многое сделали, многого достигли, многое поняли. Так выпьем же за то, чтобы в новом году мы сделали и поняли ещё больше!" Закончив свой незамысловатый тост, Иван несколькими глотками осушил фужер с шампанским и грузно рухнул на стул, словно его толкнули. Сразу оторвался от стула Глеб и весело произнёс: "Отличный тост! Не могу не согласиться, брат!" В другой ситуации он мог бы раскритиковать тост, назвав его глупым или банальным, но сейчас, в время долгожданного отдыха со своей настоящей "второй половинкой", Костин не хотел распускать какой-либо негатив. Он спокойно, маленькими глотками выпил сладкий напиток. В этот момент на телевизоре начался показ московского Кремля, сопровождающийся соответствующим боем, величественным и грозным, но таким праздничным, к которому мы все привыкли с детства. Первый удар. Второй. Какой-то загадочный трепет стоит в душах людей, и Иван и Глеб не исключение. Чувственный и искренний Глеб даже слегка подрагивает, стоя с пустым фужером в руке. Третий. Четвёртый. В голову парням ударила мысль о том, что нужно встать в рядочек у окна, в котором как раз можно было увидеть новые столбы огня. Пятый. Шестой. Словно два солдатика, опоздавших на утреннее построение, Глеб и Ваня начали быстро строиться, приняв вид достаточно комичный. Они стали созерцать картину разноцветных всплесков в небе, пока куранты медленно, как им казалось, пробивали двенадцать. Семь. Восемь. Костин бросил шальной взгляд на друга, а потом по-злодейски улыбнулся, будто в его голове созрел настоящий план по захвату мира. Девять. Десять. Когда должен был раздаться одиннадцатый удар, Глеб неожиданно подсёк своей ногой Ивана, чем успешно свалил последнего на пол, однако, без травм. Затем он сам рухнул на упавшего товарища, обняв того руками. И под двенадцатый удар курантов Костин произнёс, вплотную прижавшись своими губами к уху Ивана: "С Новым годом, Ваня..." С этими словами он схватил товарища за подбородок двумя пальцами, повернул его к себе лицом и одарил сильным и нежным, словно мурлыканье кошки, поцелуем в губы, пока за окном радостная гуляющая толпа во всё горло поздравляла сама себя и целый мир с Новым, две тысячи девятнадцатым, годом!

Занавес.