Глава 36. Воспоминания. (2/2)
Они помолчали.
- Хочешь сказать, что если б я не отнеслась спокойно, мы бы не расстались?- Нет, я совсем не то хотел сказать…
- Просто ты меня не любил, - констатировала Марго.- Не любил, - согласился Хулио. – Прости.- Мы могли бы стать прекрасной парой, - напела Марго, - только ты меня не любил. Но это не существенно. Я не в обиде.
Она улыбнулась и протянула руку. Хулио взял ее ладошку в свою.
- Я тебя очень люблю, очень, - сказала Марго. – Ты – лучшее, что у меня есть.
Он вздохнул. В горле стоял комок. Марго продолжала смотреть на него и улыбаться. Хулио встал и отвернулся, чтобы приоткрыть окно. Снаружи уже почти стемнело. Дождь прекратился, зато дул легкий ветер, и листва за окном была полна таинственных шорохов. Хулио высунулся, чтобы глотнуть свежего воздуха.
- Ты был на прогулке, и я ответила на ее первый звонок, - объяснила Марго его спине. – Девочка твоего мальчика – очень неуравновешенная. Где она таких ужасных слов набралась, бедняжка?
Хулио повернулся.
- Неважно, Марго. Все неважно, - улыбнувшись, сказал он, поцеловал ее в лоб и вышел.
Комната, в которой он рисовал, - что-то типа мастерской, где Даниэль вырезал разные деревянные штуки, - была рядом с гостиной на первом этаже. Хулио включил свет и остановился на пороге. Рисунок, на который он потратил четыре дня, сох на столе. Серебристое, с сиреневыми отсветами, дерево. В пышной кроне повсюду – зрелые, сочные плоды…
Нет, на это нужно решиться.
Хулио вернулся в гостиную, отыскал в баре бутылку вина – чилийского - и наполнил бокал. Отпил глоток, прошел в мастерскую и, безжалостно скомкав рисунок, отправил его в мусорную корзину.Это нарисовать нельзя. Бенхамина нарисовать нельзя. Что бы он ни нарисовал, это будет фальшью. Всегда недостаточно и меньше, чем…?Сделай так еще, пожалуйста, Хулио! Ааах!?Его мальчишка. Который не смог выдержать того, что на него навалилось. И принял решение строить жизнь без него.
Но это неважно. Совсем неважно. Потому что он знал теперь, что играли в тех декорациях, и знал также, что девчонка ошиблась. И что то, что он испытал, все то, что было между ними, то, что сделало его целым и двойным, - все это останется вместе с ним. Потому что есть вещи, - и он знал теперь и это тоже, - которые потерять невозможно.