Глава 25. Весна. (2/2)

Хулио снял пиджак – становилось откровенно жарко, вынул из кармана мобильник и набрал номер Бенхамина. Неужели мальчишка не ответит даже на звонок? Впрочем, середина дня, чему удивляться. Тот наверняка на съемках. Второй звонок. Нет, больше нет, он не собирается навязываться. И первого-то не надо было делать, но Марго права – он хочет видеть его, а поскольку видеть невозможно, то хотя бы слышать. Чертова весна!

Он пошел вдоль канала, изредка хлопая по перилам. Вспомнилась сцена с пробежкой Гильермо по случаю женитьбы Педро, ее тоже снимали где-то здесь. Только подставить плечо на этот раз некому. Да и не то это, что ему нужно.

Все, что ему нужно, - это работа. Когда-то и он тоже, как Бенхамин, ходил к психоаналитику, но потом выяснилось, что его собственные рассуждения куда эффективнее.

Хулио улыбнулся и подставил лицо ветру. Надо будет заложить в летний график выходные, чтобы навещать Марго. Было бы куда хуже, если бы оказалась права Паола, и надо, как говорит Марго, быть благодарным. Как она сказала, когда он пришел? В духе этих ее обычных заявлений: ?Можно оплакивать потерю, а можно радоваться тому, что живой?. Он так и не понял, какую конкретно потерю она имела в виду в тот момент, а сейчас вдруг вспомнился стакан Роми Фукса. Эта сцена ему нравилась. Хулио засмеялся в голос, запрокидывая голову, и все это – весна, солнце, то, что Марго должна была поправиться, и то, что он сейчас шел на работу, - все это было вместе с ним. Возможно, это и отнимется когда-нибудь, разумеется, должно отняться, но сейчас – есть, что есть.Первый звонок он упустил. От волнения выронил телефон, потом собирал его, включал. Но это оказалось неважным – Бенхамин перезвонил снова, почти сразу же, и в ответ на ?Привет. Ты звонил?? словно против воли вырвалось, Хулио и сам не знал, с усмешкой, без усмешки ли:

- Ну, здравствуй, сьелито.Сказал и замер, почти не дыша, мысленно ругая себя на чем свет стоит. И услышал в ответ вздох и затем смешливое и одновременно горькое:- Повтори еще раз.- Что?- Знаешь, тогда, на съемках, я иногда хотел, чтобы ты хоть раз так назвал меня, именно ты именно меня. Но если бы у меня, не дай Бог, когда-нибудь были такие отношения, как между Педро и Гильермо, если бы мой партнер позволил обращаться себе со мной так покровительственно, вот таким вот отеческим жестом брать за подбородок, я бы сразу ушел.

Хулио почти не слушал. Каждое слово, сказанное этим голосом, дрожа, оседало внутри, превращалось во что-то – то в каплю воды, то в луч, в котором танцевала пыль, то в кусочек радуги.- Но сегодня у меня очень дерьмовый день, так что можешь меня еще как-нибудь назвать.

- Что случилось?- Мой брак разваливается к чертовой матери, и мне все больше кажется, что мне не по силам его удержать. И вся ответственность только на мне. Я знаю, что тебе не до моих соплей, к тому же у меня есть терапевт, которая готова заниматься только мной хоть целые сутки, но иногда мне кажется, что я больше не выдержу. Не выдержу.

Разговор оборвался. Хулио постоял немного, глядя на погасший экран, потом нажал на иконку последнего входящего звонка. На том конце слышались короткие гудки. Он пошел вперед вдоль канала, пиная носком ботинка налетевший с газона мусор. Время поджимало, и надо было возвращаться на съемки.

По дороге он позвонил еще раз пять, на том конце не отвечали. Он решился и написал: ?Я не беспокоюсь по поводу твоих соплей, меня волнует твое состояние?.

Бенхамин перезвонил вечером, когда Хулио стоял на пороге собственного дома, слушая лай собак за дверью и гомон площади за спиной.

- Прости, - мрачно сказал Бенхамин. – Вероятно, в ближайшие дни, недели, месяцы я не буду адекватен в общении, так что считаю своим долгом предупредить.

- Смотря чего ты хочешь от меня в общении.Бенхамин вдруг расхохотался. И хохотал долго. Хулио пережидал, не вполне понимая, прекратится это или превратится в самую натуральную истерику.- Я даже боюсь думать о том, чего я хочу, - наконец сказал тот. – Знаешь, я понял, почему у нас так не ладилось на съемках.- Почему? – Хулио спустился с крыльца и пошел вдоль улицы. Съемки. Иногда он вдруг начинал верить, что магия существует и что тогда это было проклятье. Впрочем, человеческая жадность в сочетании с глупостью - это само по себе проклятье тоже.

- Потому что я с самого начала хотел произвести впечатление. Боялся совершить ошибку. Боялся, что ты сочтешь меня плохим актером.

Он на несколько секунд замер посреди тротуара:

- Это имело какое-то значение?- Да. Мне хотелось стать для тебя значимым. И это все испортило. Я хотел учиться у тебя, а вместо этого возмущался и звездил. - Бенхамин усмехнулся: – Перепутал роли. Ведь если ты звезда, как ты можешь учиться? А теперь эта возможность упущена. Вряд ли мы с тобой когда-нибудь вновь войдем в один проект.

- Да, это – вряд ли. Но тебе удалось…Хулио снова замер, обернулся, вцепившись в решетку, с которой сползал плющ, размышляя, давая себе последний шанс передумать.

- Что удалось?

Если он это скажет, уже не будет пути назад. Ни сейчас, ни потом. Выбрось к черту своего страдающего еврейского мальчика… ты ему ничего не должен. Живи свою жизнь, а не бегай от нее в театр.- Хулио, что мне удалось? Что ты молчишь? Не молчи, пожалуйста!?Щеночек?. Хулио усмехнулся, запрокинул голову, разглядывая россыпь звезд на вечернем небе, и произнес:- Тебе удалось стать значимым для меня.