Проволока. (1/1)

- ...«Свобода»! – сказал Лёд в микрофон. «Да-а-а-а!!!» - громкий гул из зала. Марат ударил по струнам гитары, вступая. Это было третье их выступление за последние две недели. Для новичков они уже были довольно популярны и на будущей неделе даже должны выступать в одном из самых известных рок-клубов Москвы. Их продюсер не терял времени даром, и раскручивал группу всерьез. - «...Твоя свобода – синяя птица, Но поймать ее нереально. Ты должен остановиться, И не искать свиданий... Живи! Живи ещё один час! Не опускай руки! Синюю птицу не поймать, загоняя её в силки. Не опускай руки, хоть крови твоей горячо. Однажды она прилетит, и сядет тебе на плечо...» «И всё-таки... как же клёво!» - подумал Марат, с удовольствием перебирая струны своей гитары, - Какая отпадная музыка... и этот голос!.. Мы действительно лучшие. Вот так! Сильнее!» - он взял на гитаре сложный проигрыш, который никогда ещё не получался, как следует, поскольку пальцы должны были практически молниеносно менять аккорды, которых было довольно много. Но сейчас всё прошло как по маслу. Спустя пять минут грянули последние басы, и песня закончилась. «У-а-а-а-а!!!» - Спасибо, – ответил Лёд в микрофон на рёв публики. «Бар-хат-ность!» «Бар-хат-ность»!..» - дружно скандировал зал. Музыканты вопросительно переглянулись с солистом. Это был уже не первый раз, когда их вызывали на бис. И практически всегда просили именно эту песню. В последний раз Лёд провозгласил, стекая в гримёрке со стула, что скорее застрелится, чем снова будет петь этот кошмар. - Окей, – Лунковский побеждённо тряхнул головой откидывая от лица прядь длинных волос, – Последняя песня на сегодня – «Бархатность»! «Да-а-а-а!...» Участники группы пожали плечами и взялись за инструменты. Вновь зазвучала музыка проклятого рая, и Марат погрузился с головой в эти ноты, из последних сил думая, как не забыть свою роль в этой песне.________

- У вас уже набралось довольно много песен, – сказал Артур Мор, когда они после очередного концерта умывались и переодевались в гримерке. – Целых двадцать. Можно выпустить альбом на СD. У вас, не побоюсь этого слова, толпы фанатов. -Что скажешь, Лёд, запишем? – хмыкнул Артём, пряча свой синтезатор в чехол. - Я не знаю. Сергей, ты как думаешь? – спросил тот. - А? – барабанщик и клавишник переглянулись. «С каких это пор Лёд спрашивает мнение других?» - вздернув бровь, подумал Марат, натягивая футболку. - Почему бы и нет, – пожал плечами Днепров, – Это только добавит нам популярности. - Хорошо, – тут же согласился Руслан, – Давайте выпустим, – он продолжил обуваться. «Ха... и все-таки видно, что ему плевать, - вздохнул Ветров, глядя на лидера группы, - Как бы хорошо он ни играл». - Этот альбом можно назвать «Бархатность», – сказал Артур Мор, – Поскольку именно эта песня пользуется особой популярностью у фанатов. И как вы её только написали, что такая реакция у всех? Я, когда услышал ее, подумал, что не в себе. Что за секрет? Члены группы захмыкали. - Её сочинил Лёд, а мы только подыгрывали, – сказал Андрей. Продюсер уставился на Лунковского. - Никто не выдает профессиональные тайны, и я не исключение, – ответил Руслан. - Ну, не хочешь, как хочешь, – закуривая, протянул Мор, – А у вас больше нет песен о любви? У каждой популярной группы их минимум пять. Лёд вдруг улыбнулся, отпивая воды из бутылки: - Все наши песни о любви, только нужно уметь видеть её в них, – он поставил минералку на стол, и застегнув молнию на куртке, вышел из гримерной, - До встречи. - Он всегда такой странный? – спросил Мор с каким-то неожиданно мерзким смешком. Марат на мгновение испытал беспричинное отвращение к нему, но это чувство тут же вытеснилось из памяти мыслями о Руслане.

- Он не странный. Он просто знает, – сказал Ветров, и тоже ушел, чувствуя недоуменный взгляд в спину. Марат спустился вниз по лестнице, и вышел на улицу, освещённую фонарями с гуляющим по ней лёгким ветром, щиплющим ноздри слабым вечерним морозом. «А ведь действительно... Все эти песни о любви. О любви к свободе, к человеческой душе, о любви к тому, чего на первый взгляд не видно... - Ветров неспеша направился к остановке, - Теперь я понял, что это за чувство, которое я испытываю, слушая, как он поёт. Это любовь. Ощущаешь себя влюбленным. Да, так и есть...», - почти сразу подошел его автобус, идущий до Чистых Прудов._________

Когда Марат вернулся в общежитие, был уже второй час ночи. - Ты где был? – спросил Лёд, когда Ветров вошел в основную комнату. - На Чистых Прудах, по городу гулял, а что? – ответил он, отмечая, что в голосе Руслана хоть и едва заметно, но звучит тревога. - Ничего. Половина второго, – отрезал тот, что-то записывая в тетради, но тут же яростно зачеркивая, и, видимо, уже не первый раз. - Ну и ничего страшного. Я прекрасно добрался на такси, – хмыкнул Марат, – Что делаешь? - Песню пишу, – последовал ответ. - Ого... И как успехи? – поинтересовался Ветров, садясь на кровать Льда, и заглядывая в тетрадь. - Никак. Марат удивленно вздернул брови – все было поперечеркано так, словно Лунковский пытался процарапать тетрадь ручкой насквозь. - Ты что, так волновался? – улыбнулся Ветров. Лёд скосил на него глаза – светлые даже в слабом свете ночника. - С какой стати? - Тебе лучше знать, – ответил тот. «Получи, фашист, гранату, - подумал Марат, - Твои же слова». - Не льсти себе, – ответил Руслан. - Да, хотелось бы, но ты вечно делаешь так, что волей-неволей приходится... - начал Марат, но закончить не успел, потому что почувствовал губы Льда на своих, и так офигел, что с трудом ответил на поцелуй. Через мгновение Лунковский разорвал его, отпуская подбородок Ветрова. - Ты... – Марат был в легком шоке. - Помолчи, – Руслан снова поцеловал его, но на этот раз Ветров не собирался отдавать ему инициативу. Обняв Лунковского за талию, Марат опустил его на кровать, чувствуя, как руки Льда обхватили его за шею.

«Как тот, кто никогда не знал любви, может говорить и петь ее голосом?.. - подумал Ветров, скользя губами возле рта Руслана, а после по щеке, в забвенной истоме проводя пальцами по лилейной шее и плечу под воротом клетчатой рубашки, - Я хочу узнать твою тайну...», - он спустился поцелуями на шею, последовательно расстегивая пуговицы на одежде Руслана, касаясь рукой груди и чувствуя, как рука Льда скользнула под его футболку вверх по спине, проводя по ней всё ещё прохладными пальцами.«Какая холодная кожа...», - подумал Марат, беря его другую руку и целуя втонкую ладонь. Эти безответные руки - раньше ласкавшие лишь клавиши роялей, сегодня будут принадлежать только ему. Он снял футболку, и глаза Льда, наполовину скрытые ресницами, чуть приоткрылись: - Ты так и не снял её. Марат посмотрел, и обнаружил на своей шее оставшуюся ещё с фестиваля цепочку в виде колючей проволоки в сочетании с цветками розы. - Я забыл, – пробормотал он, садясь на кровати. - И... тебе не больно? – Руслан приподнялся на локте, глядя тем самым прошивающим взглядом, от которого чувствуешь себя прозрачным, как стекло. Марат понял, о чём Лёд спрашивает. Вовсе не о проволоке, как казалось на первый взгляд. - Нет, не больно. Эта проволока всего лишь кажется колючей, а на самом деле создана только для защиты цветов. «Именно так». Лёд провел ладонью по груди Ветрова, медленно осязая каждый сантиметр горячей кожи, а после приник губами к его плечу. Странный, осторожный поцелуй, словно Руслан боялся обжечься. «Значит, всё-таки, да?» - спросил про себя Марат, спуская с желанных плеч рубашку и в возбуждённом волнении исследуя ладонями хрупкую жилистую спину с рельефным узором позвонков. «Да». Лёд спустился рукой вниз по животу Ветрова и остановился на ремне джинсов. Марат, обнимая его за плечи, коснулся кончиком языка уха Лунковского, а следом и поцелуем, ощущая, как от этого по хрустальному телу прокатывается дрожь вместе с тихим, но так ласкающим слух чувственным дыханием.«...Каким бы холодным ни был лёд, он никогда не устоит перед теплом, ведь только оно дарит ту единственную, хоть и смертную, но живую жизнь». Последняя одежда с тихим шорохом упала на пол. Марат скользнул языком между губ Льда, чувствуя его резкий выдох, переходящий в глухой стон от своего вхождения. «Твой голос – это голос моего сердца. Я хочу, чтобы он всегда звучал», - неспешные, плавные движения, словно колышущие мёртвую тишину комнаты, прерывистое, громче обычного, дыхание – всё это словно сливалось в единое целое, завлекая, утягивая тебя туда, где мыслям нет и никогда не было места – в мир чувств. Чувств, лишенных глаз. Сейчас Марат знал, каковы эти чувства: его – тёплые, напоминающие жаркое лето; и Льда – прохладные, мимолётно касающиеся его, как неуловимые порывы северного ветра в июньский зной. Какое разное, вроде бы неподходящее сочетание, но именно тогда всё становится понятным, обретая резкий контраст. За прошедшую ночь Ветров уже смутно себе представлял, где начинается его и заканчивается кожа Руслана. Каждый изгиб тела Холодного Кая впечатался в его память, даря приятную дрожь лишь от одного штриха этого образа. Мигнув перегоревшей лампочкой, погас ночник. «Не будь ты так холоден, я бы подумал, что сплю...».________

Открыв глаза, Марат некоторое время бездумно смотрел на сияющий свет зимнего неба, который проникал в комнату сквозь оконное стекло. Ясное утро конца декабря – цвет спокойствия и забвенной безмятежности. Отведя глаза от окна, Ветров наткнулся взглядом на платиновую шевелюру рядом со своей щекой. Лёд спал, лежа спиной к нему, и Марат крепче обнял его за плечи, слегка касаясь губами тонкой шеи под серебристыми волосами, слушая тихое спокойное дыхание.

«Он уже не такой холодный, как раньше», - заметил про себя Марат, осторожно, чтобы не разбудить, прикасаясь к плечу Руслана. Кожа действительно не была ледяной, как прежде. Что-то среднее между прохладной и теплой. «И всё-таки, настоящий он куда лучше», - подумал Ветров, садясь на кровати, и глядя на облаченное в паутину сна лицо Льда. Не было сейчас в нем той резкой холодной красоты, заставляющей людей напрягаться в тревоге, с опасением, что сейчас получишь ледяной кол в сердце. Была лёгкость. Настоящая лёгкость, где нет ничего лишнего и острого. Совершенная нежность. Что-то звякнуло. Марат, вздрогнув от неожиданности, опустил взгляд вниз, и обнаружил рядом с собой на кровати порванную цепочку в виде колючей проволоки, незаметно соскользнувшую с его шеи. Он подумал, что это символично. Послышался легкий шорох. Лёд, двинув рукой, перевернулся на спину, сонно щурясь, и убирая попавшую в рот платиновую прядь. - Привет, – Марат зевнул. - Угу, – Руслан, как-то широко раскрыв глаза, обводил взглядом комнату, словно видя её впервые. Наконец, он остановил глаза на Ветрове и сказал: - Чёрт, всё-таки ты затащил меня в постель. - Я?! – Марата эта фраза искренно удивила, – А по-моему, это ты меня. Ты первый начал. - Я тебя только поцеловал, – голос звучал как обычно, но голубые глаза поблескивали хитрецой. Марат вздернул кверху бровь. - Значит, не целуй меня больше, а то я это неправильно понимаю, – хмыкнул он.

Лёд ухмыльнулся: - Заметь: ты сам это предложил, только потом будешь не рад. - Всё может быть, - улыбнулся Марат, - Но, думаю, я ещё не готов к таким жертвам. Лёд ничего больше не сказал, лишь провел рукой по лицу, словно снимая налипшую паутину. Ветров наклонился и коснулся поцелуем губ Руслана, отмечая, что сейчас ощущение от него уже новое, но и не менее приятное, а, быть может, и более. Тут резко тренькнул телефон. - Подожди, смс пришло, – сказал Лёд, коротко отвечая на поцелуй и, отстранясь, взял с рядом стоящего письменного стола мобильный. - У нас сегодня запись альбома. Я и забыл совсем... – досадливо поморщился он, просмотрев сообщение, - Через два часа нужно ехать на студию. Достали... – он кинул телефон обратно, и откинулся на подушку. - Тебя тоже наш продюсер вымораживает? – хмыкнул Марат, вспоминая до ужаса неприятный смешок Мора во время их последней встречи. - Да. Скользкий гад. Знаю таких – с виду приятные, а на самом деле полная помойка внутри, – отозвался Лёд. - Возможно, ты недалёк от правды. Лёд промолчал. Марат искоса взглянул на него. - Слушай, а можно вопрос? - Можно. - Почему ты теперь постоянно спрашиваешь мнение Сергея? По всему, что связано с группой. - А это странно? – как-то слишком отстранённо пожал плечами Лёд. - Еще как! – усмехнулся Марат, – Это совсем на тебя не похоже. Тебе плевать на мнение окружающих. Руслан пристально посмотрел на него: - Просто я отдаю свой долг. Не хочу быть кому-то обязанным. - Что за долг? - Долгая история, – дёрнул алебастровым плечом Лёд, – Я обещал ему помочь – сделать его знаменитым гитаристом знаменитой группы. То есть, способствовать исполнению его мечты. Осталось совсем чуть-чуть... - Значит, после ты распустишь группу?! – округлил глаза Ветров, – Она для тебя - всего лишь нудная обязанность?! - Именно.

Губы Марата непроизвольно сжались. - Почему? Почему ты так ненавидишь петь?.. - спросил он, тщетно пытаясь скрыть досаду, - Точнее... почему пытаешься себя убедить в этом? - Я? Пытаюсь убедить? – поднял брови Лед, – Ты бредишь, Ветров. Марат чуть было не расхохотался: - Да неужели? Знаешь, что я заметил? Что я всегда начинаю бредить, когда оказываюсь прав. Я серьезно, - продолжил он, глядя на сузившиеся раскосые глаза, – Почему ты намеренно пытаешься забыть свою любовь к музыке и пению? - Это мои проблемы. И я не имею привычки грузить ими остальных, – ответил Лунковский, и Марат увидел, как голубые глаза затягивает лёд. Они словно приобрели светло-серый оттенок. - Нет, нужно, – Ветров крепко взял Льда за подбородок, повернув его голову к себе, – Ты так замкнулся, что не можешь выйти. А для этого нужно хоть раз кому-нибудь довериться. - Хватит! - Лед шлепнул Ветрова по руке, – Я не хочу об этом говорить. - Отлично! – парировал Марат, скрестив руки на груди, – Тогда всё останется, как есть. Не думаю, что тебе это нравится, хоть ты и отпираешься, как осёл. Послушай... - он наклонил голову и прижался лбом к затылку Руслана, который, опустив голову вниз, смотрел куда-то в складки одеяла, – Просто расскажи, и тебе станет легче. Просто доверься мне... Лёд закрыл глаза, слушая его. «Такой соблазнительный своей правдивостью голос...Так хочется за ним последовать, но... что, если...» - ...Я никому не расскажу. Просто поверь мне. - «Просто поверь мне... - она радостно улыбнулась, глядя на него его же глазами, сжимая руку, – Спой мне, пожалуйста. Именно сейчас». - «Почему сейчас? - он недоуменно смотрит на сестру, – Подожди, сейчас перейдем дорогу, и тогда...».- «Нет! Хотя бы тихо, иначе я умру», - в глазах цвета летнего неба вдруг мелькнул такой страх и отчаяние, что он не мог не подчиниться. Почему? Чего она так боится?... - Я не могу, - проронил Лед, – Я не могу... Марат от неожиданности даже выпрямился. «Что это с ним? - недоуменно подумал он, - Словно сейчас расплачется». - Эй... - он наклонился, чтобы хотя бы снизу увидеть лицо Лунковского, – Что такое? Я что-то не то сказал? - Нет, успокойся, – тихо ответил Руслан так, словно эта фраза была адресована не Ветрову, а ему самому. - Лёд... Тот вдруг поднял лицо, глядя на Марата какими-то странными, пустыми глазами. - Зачем я нужен тебе? Почему ты так упорно пытаешься узнать моё прошлое? - Я... - Марат впал в ступор от такого неожиданного вопроса. «И действительно. Мое желание узнать его уже превратилось чуть ли не в манию, и ещё это... - он скользнул взглядом по обнаженному телу Льда, наполовину скрытому одеялом, - Я так отчаянно желаю всё, что связано с ним, что... чёрт, я даже не могу сделать по этому поводу какой-либо вывод! Мои действия были совершенно неосмысленны и нелогичны, словно я... нет, конечно же, я не люблю его... точнее... я... - Марат в приступе растерянности запустил пальцы в волосы, не замечая, что Лёд на него внимательно смотрит, - ...Я даже не знаю, как назвать то, что чувствую...» - он наконец посмотрел на Руслана. - Просто ты мне нужен, и я хочу помочь тебе. Вот и всё, что я знаю. - Я понимаю, Марат, что ты чувствуешь, – сказал Лёд, как-то горько ухмыляясь, отводя от него и перенося на окно угрюмый взгляд, – Я тебе интересен, как и многим другим людям. У всех всегда возникало подобное любопытство, вот только оборачивалось оно совершенно разными последствиями. Люди, знаешь ли, от природы чудовищно пристрастны... - он встал с кровати и, надев спортивные штаны, подошел к окну, за которым падал снег. Где-то вдалеке, на магистрали тарахтели снегоуборочные машины наряду с легковушками и прочим транспортом, - ...И потому кто-то сразу же любил меня, а кто-то ненавидел. Ни разу не было чего-то среднего. Сплошные крайности. А всё это было от обычного смятения. Люди просто терялись, не зная, что сказать мне, как поступить, поскольку я человек другого типа, нежели они. Просто не привыкли. А досада от незнания, в свою очередь, очень щекочет самолюбие, что и вызывает негатив. Кого-то же просто очаровывала, не знаю, правда, чем, моя скрытность и необщительность. Возможно, потому что человек – очень дотошное по своей природе существо, и всегда пытается достучаться до истины, какой бы она ни была, пусть даже иногда делает это обманным путем, – он обернулся, глядя на Марата, – С тобой сейчас почти тоже самое. - Почти? – поднял бровь Ветров. Лёд кивнул: - Да. Вот почему я до сих пор не исчез, или, скорее, ты не исчез. Ты любишь меня, но одновременно я тебя раздражаю своим непонятным поведением. И снова всё то же смятение, непонимание мотивов... - он вдруг рассмеялся, – Но ты относишься ко всему, что тебе не нравится с терпением хорошо знающего меня человека. Это несколько смущает, и не дает так просто забыть тебя. Ты не первый, кто говорил мне «доверься», но, все-таки... - Что? – спросил Марат, глядя на темнеющий на фоне белого окна силуэт. Лёд поднял голову. - Я постараюсь исполнить твою просьбу.