Глава 43. Без начала и конца, или Тупик (2/2)

Снова открываю снимок. Намного хуже было, если бы кто-то сфотографировал нас на улице, держащимися за руки. Взгляд цепляется за крохотный значок в верхнем левом углу экрана. Помимо Жасмин, со мной пытался поговорить ещё кое-кто.

Эшли: ?Мы точно об одной фотке говорим??.Жасмин: ?Эшли, ты, правда, не видишь, КАК он на тебя смотрит? Он же весь светится!!!?.Эшли: ?Да??.Кричащим алым цветом в списке вызовов подсвечивается последний неотвеченный звонок. Именно это имя и ожидала увидеть. Алан. Дважды. Я невозможно ужасный человек.

Возвращаюсь к фотографии. Ничего в ней нет. Бенедикт снят в три четверти, поэтому можно точно сказать, что смотрит он именно на меня, а не на Элис или тем более Адама. Этот взгляд я уже видела на других фотографиях, ещё в ту пору, когда наблюдала его обладателя исключительно на мониторе ноутбука.Жасмин: ?Да. И это странно, что ты не хочешь этого замечать :\?.Не стоит придавать сегодняшнему вечеру слишком большого значения. Он просто пытался быть внимательным, вежливым и добрым ко мне. Но тепло от воспоминаний настойчиво разливается по телу, словно я оказалась на залитом солнцем пляже. Фрагменты последних часов, яркие и свежие в памяти, ощущения принимают меня в свои объятия, и на душе становится очень хорошо. Это сладкая нирвана, полузабытье. Реальность или выдумка? Над этим стоит ещё поразмыслить. Бенедикт увлекся разговором, пытался загладить неловкость и не разглядел моего лица в свете фар. Да, наверняка, так оно и было.

Эшли: ?Нет. Тебе кажется?.

Отправляю сообщение и поднимаюсь на ноги. Всё, что произошло сегодня, неважно по каким причинам, по случайности, ошибке или намеренно, всё это должно остаться там, где произошло. На тёмной и притихшей Родерик Роуд.

***Пожалуй, это было слишком близко.Она легко провела ладонью по его затылку, прогоняя вниз по спине полчище мурашек. Бенедикт чувствовал исходивший от неё жар, её дыхание, её запах, такой по-весеннему лёгкий и еле уловимый, и изо всех сил старался дышать ровно, не потерять контроль, не разочаровать и не потеряться в этих ощущениях, накатывающих вот уже несколько часов к ряду и превративший репетицию в одно мгновение. Их лица почти соприкасались, ещё несколько миллиметров и можно было бы коснуться её губ, провести щекою по щеке и замереть на мгновение, растягивая момент, закрепляя его в памяти, как тот, который ускользнул от него субботним вечером на Родерик Роуд.

… Эшли уже почти дотянулась до его щеки, когда он повернул голову и встретился с ней губами. Мягкое столкновение длилось целую долю секунды, умноженной на вечность. Замерли: она – от неожиданности, он – ожидая разрешения продолжить. Но этот самый миг дверь соседского, казалось, дремавшего дома, распахнулась, затем громко захлопнулась, до них донеслась брань чьего-то семейного скандала. Они вздрогнули и обернулись в сторону источника шума. Захлопали дверцы машины, взревел разбуженный мотор. Волшебство, спустившееся на землю с первыми каплями дождя, растворилось во мраке ночи…

Он протянул руку, чтобы помочь ей выйти в вертикальный шпагат, закружил, и они остановились, чтобы попасть в музыку. Его ладони мягко легли на ёё плечи, скользнули к талии, чуть ниже, задавая направление бедрам, и снова поднялись вверх. Эшли отвела корпус назад, прогнулась и снова уперлась ему в грудь. Жалкие миллиметры, разделявшие их тела ещё секунду назад, растаяли на миг, чтобы тут же вырасти до надёжного и пристойного расстояния вытянутой руки, но шаг, ещё шаг, несколько оборотов, и вот снова в унисон. И не вздохнуть. Они были близко друг к другу, близко, как никогда раньше за всё это время, сплетались, соединяли пальцы, запястья, тела, превращаясь в единое целое. Теневая позиция, её спина к его груди, доверяясь, позволяя управлять, поддаваясь. И волны, накатывающие, всепоглощающие, затмевающие память и рассудок. Нет ни света, ни паркета, ни зеркал. И снова руки на обнажённую талию, снова порознь, шаги, шаги, шаги и повороты, чтобы слиться в одно, впитать, почувствовать, коснуться. Поддержка с выходом в шпагат, и поворот, пройти всего пару футов, почувствовать внутреннюю сторону её бедра на своем. Удержаться. Не поддаваться. Контролировать и направлять.

Эшли приближалась и удалялась, он мог расслышать каждый её вдох, он наблюдал пластичность движений,и всего этого было так много, так невероятно чувственно и красиво, что, кажется, он даже забывал дышать временами, и уж совершенно точно не отводил глаз, глядя на всё то, что так долго боялся рассмотреть. Они следовали за музыкой, хоть её не слышали, и поддавались эмоциям, которым было тесно в этих стенах. Шаг, еще шаг, поворот и покружить, удерживая лишь за кончики пальцев. Но музыка подходит к концу, драгоценные секунды убегают, не давая победить очевидному, тому, что рвалось наружу, копилось и росло, хоть его и гнали прочь. Он приподнял её, держа за талию, на расстоянии, удерживая в нескольких дюймах от себя – последняя поддержка, пара нот и музыка закончилась, уступая место громкой тишине.

***- Ребята, вы просто супер! Это так волнующе, так эротично, так интимно. У меня даже мурашки по коже. Вы сейчас не бачату танцевали, вы.. просто потрясающе! – громко восторгается Том и хлопает в ладоши. – Не знаю, насколько Амелия будет хороша в этом, но твоя Одри должна танцевать именно так.Я с трудом отвожу взгляд от лица партнёра. Серо-голубые глаза наполнены чем-то новым, чем-то, чего я ещё не видела, и я опасливо вглядываюсь в их глубину. Не люблю перемены.

- Скажи Амелии, чтобы головой не вертела сильно и смотрела на партнёра, - наставляю я, выскальзывая из рук Бенедикта. С той ночи нам так не удалось поговорить, я малодушно ждала звонка, думала, что вот-вот раздаться стук в дверь, но ничего этого не получила. Наверное, мне показалось. – У зрителей должно быть впечатление, что они подглядывают за ними.Хореограф кивает, разумеется, он всё это и без меня знает. Бенедикт молча вытирает полотенцем лоб. На сегодня мы закончили.

Нет, не так. Мы закончили навсегда.