1 (1/1)

Так бывает, что мы делаем порой очень несвойственные для себя вещи, а потом стыдимся, оправдываемся или пытаемся забыть. Но лишь одна причина была сделать так, самая первостепенная, самая правильная причина: почувствовать себя живым. Нельзя запретить себе быть человеком, нельзя не идти на поводу у своих желаний. И пока твоё сердце бьётся, всё в порядке. Сделай то, что внезапным изображением с рябью появилось в твоём воображении. Если оно не прикончит тебя, сделай это, и больше никогда не думай, что ты глупец, раз совершаешь столь опрометчивые поступки. Забудь обо всём, что говорят о тебе люди, потому что однажды тебя кинут в глубокую прямоугольную яму, и земля будет со всех сторон. Ты больше никогда не вдохнёшь свежий воздух, не выпьешь кофе, не поздороваешься с соседом. Ты будешь мёртв. И когда пули и снаряды ежедневно рассекают воздух прямо над твоей дурной головой, ты не сможешь не думать о вечности, которая заберёт тебя однажды в свою бесконечную пустоту.Рядовой Эдвард не мог сказать точно, сколько прошло времени, как он засел в этом окопе и смотрел на линию фронта. Задница замёрзла капитально, руки и ноги замёрзли ещё сильнее, и по ощущениям казалось, что тянется всё это вечность. Он старался смотреть вперёд и быть внимательным, но получалось только первое. Мысли о странности мира одолевали его. Хэффрон думал о смерти, представлял своё безжизненное тело в чёрном провале, который выкопают специально для него унылые работники похоронного бюро или кладбища. Картинка была очень реальной. Её подкреплял опыт постоянного сидения в окопах. Что, интересно, скажут о нём люди? ?Он был верным другом, хорошим солдатом и умер с гордостью и честью!? Так не хотелось умирать. Если бы не всё это, он бы чувствовал себя молодым и бессмертным. Но теперь, пройдя с боевыми товарищами такой долгий изнуряющий путь, он знал, насколько хрупкое его тело. Пуля пройдёт расстояние между ним и врагом за считаные секунды и лишит его жизни с такой раздражающей лёгкостью, что и сообразить не успеет.И этот ужасный мороз, пробирающий до кишок. Сражаться с холодом оказалось действительно непосильной задачей; его не взять немногочисленными патронами, оставшимися в распоряжении роты, не победить в рукопашном бою. Помогли бы, разве что, танки, в которые можно забраться и так спрятаться от колючего ветра, дерущего сухую кожу. Эдвард пытался вспомнить, какого это вообще - не мёрзнуть, когда тебе не приходится складываться в три погибели в тщетной попытке удержать тепло в своём теле, но он уже не мог представить, как приятно лежать под здоровенным пуховым одеялом в холодные ночи. Ему даже подумалось, что после Бастони он уже никогда не сможет отогреться, потому что этот чёртов холод поселится в нём навсегда.Хэффрон был глубоко в себе, поэтому заметил лишь краем глаза, как кто-то забрался в окоп и сел рядом. Белая повязка с красным крестом на плече выдавала дока. Думает ли док о том же время от времени? Представляет ли свою смерть или ему достаточно того, что смертельно раненые рассказывают в минуты своей кончины?- Всё в порядке? - спросил он, прижимаясь к плечу Эдварда, и глядя на него в ожидании ответа. Но Эдвард молчал. Он не мог быстро отогнать от себя так заворожившие его размышления.- Бэйб?- Ага, - все же ответил Эдвард, почесав свой бесчувственный то ли красный, то ли уже синий нос.- Э-эй, как ты сделал это? - Роу взял его за руку, на которой заметил небольшую рану, и поднёс ближе к своему лицу, чтобы лучше рассмотреть. Хэффрон, почувствовав прикосновение, наконец, оторвался от горизонта и перевёл взгляд сначала на свою руку, а затем на лицо дока.- Ты сделал это, - сказал он и увидел, как док растерялся, вглядываясь в его глаза, затем видимо, вспомнил инцидент с Гарри, и лицо его сделалось виноватым. Док выглядел действительно очень сконфуженным. Номедик для того и медик, чтобы быстро брать себя в руки и делать свою работу. Роу достал из кармана синего цвета ткань и, помешкавшись, разорвал ее.Неожиданно Эдвард улыбнулся, чувствуя, как с колючей болью расползаются трещинки на губах.- Хей, Джин, ты назвал меня Бэйб, - Эдвард почувствовал, как теплеет в груди. Ему так нравилась его кличка. И он впервые слышал, чтобы док произносил её.- Разве? Когда? - док, поглощённый работой, высыпал антисептик на рану.- Прямо сейчас, - подтвердил Эдвард, послушно держа руку и глядя на сосредоточенное лицо Роу, поэтому немного смутился, когда док внезапно поднял голову и внимательно посмотрел в ответ. Половина его лица была освещена холодным солнцем, половина - в тени. Это завораживало.- Бэйб, - повторил док, впервые осознавая и ощущая какого это - называть другого человека по кличке и чувстовать связь с его жизнью. Голос медика глубокий, чуть хриплый, заставил стылую кровь бежать быстрее. Но Эдвард не подал виду, что ему до невозможности нравится слушать, как зовёт его Роу; только подумал про себя, что если бы док посидел вот так рядом пару часиков, говоря о чем угодно, то Хэффрон давно бы уже разогрелся, как затопленная печка, настолько быстро билось бы его сердце. Такой чарующий голос. - Ну да, назвал, - док слегка улыбнулся.Эдвард довольно засмеялся.- Бэ-эйб, - передразнил он французский акцент и низкий голос дока и получил в ответ укоризненный строгий взгляд.- Хэффрон, смотри, блядь, на линию.Эдвард издал ещё один смешок и отвернулся. Ему вдруг сделалось не по себе от осознания, что только война их двоих и связывает. Они вместе бегали по лесам, сидели в траншеях, теряли друзей. Вместе замерзали в этих снегах. Друзья обычно пьют пиво по выходным или занимаются спортом. В общем, делают что-то, что обоим нравится, но в компании друг друга. Впрочем, у Бэйба и Юджина было одно общее увлечение – желание выжить. Ну или хотя бы умереть быстро. Док Роу, в свою очередь, не думал о таких вещах, но заметил, что в последнее время стал чуть активнее, чем остальных, опекать рядового Хэффрона. Просто глаза сами находили его, только чтобы убедиться, что тот жив и в порядке. Про себя он называл это ?необходимым присмотром после потери товарища?. Эдвард же решил, что роте Изи просто повезло с ответственным медиком.- Готово, - док отпустил руку Эдварда и съёжился от мороза. Он пытался вспомнить, кого ещё надо проверить, но в голове шелестело перекати-поле. Где-то в глубине души он был готов признаться себе, что просто не хочет покидать этот окоп, в котором сидел Бэйб с такой замечательной улыбкой. Улыбка, правда, была потрясающей, такой искренней. Здесь и сейчас, рядом с ним, так спокойно. Никакой крови, хлещущей фонтаном из разорванных конечностей, никаких криков и молений о помощи. Ещё бы чуть-чуть, и Роу точно отключился бы на плече товарища, настолько ему стало легче.К горлу Хэффрона подступило одиночество, когда пальцы дока больше не касались его ладони. Он смотрел вперёд, туда, где среди деревьев, за поляной, затаился невидимый враг, несущий смерть его друзьям и, возможно, ему самому. Чему он действительно научился во время войны - так это не откладывать ничего на завтра, которого может не быть. Шальная пуля или яростный снаряд в любую секунду могут отобрать твою жизнь, и тут никакой санитар не сможет помочь. Так здесь всё и устроено. Ты оказываешься в однообразиидней с постоянным чувством опасности, как в мёртвой петле, и стараешься не задумываться о том, что будет даже в следующий час. Поэтому, достаточно осознав высокую вероятность своей смерти, Эдвард не хотел даже думать о возможных последствиях, когда повернулся всем корпусом к доку и положил свою перевязанную руку на его бледную холодную щеку. И если сначала он хотел ограничиться лишь мимолётным прикосновением, то сейчас, не встретив сопротивления со стороны Юджина, решился на большее, смотря куда-то чуть мимо чужого лица из страха встретиться взглядами. Он смотрел, как его рука, словно не принадлежа ему, плавно двигалась вверх, забралась под каску, задевая кончиком большого пальца бровь, и начал верить в реальность происходящего, только перебирая пальцами жёсткие волосы.- Бэйб? - если бы они не сидели так близко, Хэффрон вряд ли бы услышал Юджина, но он услышал и медленно повернул голову, чтобы увидеть, как на лице дока застыло выражение неуверенности и смятения, но взгляд был прямым и открытым.Юджин не мог пошевелиться, чувствуя себя совершенно безоружным перед Хэффроном, по лицу которого ничего нельзя было понять. Док боялся сделать что-то неправильно, ему казалось, что он чего-то не понимает.Эдвард не знал, о чём думал Роу в тот момент. Более того он не понимал, что творится в его собственной голове. Решив действовать исходя из желаний, он потянулся к Юджину, одновременно притягивая его голову к себе. Каска дока сначала съехала на бок, а затем с глухим звуком упала на оледеневшую землю. За секунду до поцелуя они увидели в глазах друг друга осознание, что как прежде больше не будет, и вместе закрыли глаза, когда их обветренные губы соприкоснулись. Сперва они замерли, и казалось, так и просидят, уткнувшись друг в дружку лицами. Но Эдвард наполнился непонятно откуда взявшейся решительностью. Просто он был уверен, что док оттолкнёт его руку куда подальше ещё в самом начале, и, видимо, опьянённый удачей, открыл в себе резервы храбрости, хранившиеся на случай очередного артобстрела. Хэффрон уверенно подался вперед и как мог нежно выцеловывал сомкнутые губы дока, и бог знает, сколько прошло времени, прежде чем Роу ответил, едва подавшись вперёд и чуть приоткрыв рот. Эдвард забыл обо всём на свете, крепче прижимаясь к нему. Но был болезненно спущен с небес на землю, когда попытался коснуться губ дока языком.Стоило Юджину ощутить мягкое и влажное прикосновение, и паника охватила его сознание, вынуждая отпрянуть назад, вывернувшись из чужих рук. Закрыв рот рукой, он попятился, вжавшись спиной в стену из оледеневшей земли.- Джин, - почти прошептал Эдвард, и нервный смешок разбился в воздухе. Но док был не в состоянии слушать. Он пришёл сюда, к Хэффрону, уставший и морально истощённый. Не куда-нибудь, а именно к нему, и теперь он чувствовал себя еще более запутавшимся. Ноги будто сами несли его ближе к Хэффрону, глаза сами смотрели на него, а губы – улыбались. Нет, эта Бастонь, этот холод, эти тяжелораненые, которые, в конце концов, остаются калеками или умирают: всё это скоро окончательно высосет из Роу все жизненные силы. А теперь ещё Бэйб со своим нервным смехом и улыбкой, выворачивающей душу наизнанку. Джин не хотел с этим мириться, не хотел подпускать к себе кого-либо. Ведь если в этого по сути ещё мальчишку попадёт пуля или осколок снаряда, док просто рехнётся. Медики не должны переходить в своей привязанности грань товарищества. Лучше даже не заводить себе друзей. Это для того, чтобы всегда сохранять разум холодным и не принимать близко к сердцу каждую смерть на своих руках.Шумно дыша, почти задыхаясь рассветным холодом, Роу выскочил из окопа и быстрым шагом понесся прочь. На ходу он руками закрывал лицо и потому не видел на своём пути капитана Уинтерса, который тут же поймал его за плечи, настороженно оглядывая.- Док. Док, ты в порядке? - спросил он, но Юджин не мог вымолвить ни слова. - Где твоя каска? Что случилось?- Я... я в порядке, - ответил, наконец, Роу. Но Ричард Уинтерс не отстал от него. Он уже несколько дней наблюдал за медиком роты Изи, и понял, что тот совсем плох.- Вот, присядь, - Уинтерс затолкал дока в ближайший окоп, откуда пахло горячим кофе, и попросил сидящего там Комптона позаботиться о Роу.Бак озадаченно переглянулся с Либготтом. Оба они пожали плечами и тут же оперативно организовали доку кружку с горячим напитком.Хэффрон растёр лицо руками, задумчиво покусал нижнюю губу.- Блядь! - выругался он, ударив себя кулаком по ноге. Перед глазами всё ещё стояла картина, как Джин отшатнулся и убежал прочь, словно от какой-то чумы или вооружённого до зубов немца. - Чёрт!Взгляд Хэффрона опустился на каску дока, которая упала, когда они... Он подобрал её, повертел в руках и уткнулся в углубление лицом. "Так ли пахнет док?" - пронеслось у него в голове. Но от каски пахло металлом. Вряд ли это можно назвать его запахом. Скорее всего, он пахнет потом, бинтами и сигаретным дымом.Бэйб чувствовал себя ужасно. Ему сделалось очень стыдно из-за своего поступка. Он вспомнил, как док обнимал его в окопе и угощал замёрзшим шоколадом, пытаясь поддержать после смерти Джулиана. Кажется, тогда впервые за последнее время он смог крепко заснуть. Хэффрон стиснул зубы. Он мысленно вернулся в ту ночь, когда ранили Гарри, и док никак не хотел идти на помощь, лёжа на дне земляной ямы в коконе из грубого одеяла. Эдвард впервые видел обычно собранного дока таким жалким и отчаявшимся, таким... беззащитным. Сердце сжалось в груди от боли и злости на самого себя. Как он посмел так поступить с Джином, которому была нужна поддержка и дружеское плечо рядом! Он поддался на соблазн, и это была его ошибка. Он даже не узнал, как у него дела, а эгоистично набросился, потакая своей прихоти, как безрассудный мальчишка. Глубоко вздохнув, Хэффрон пытался решить, что ему делать дальше. Стоит ли извиниться перед доком, или тот, может статься, вовсе не захочет его слушать? Забыть всё, как страшный сон, и тогда всё само вернётся на круги своя? Но это был не сон. На самом деле, Хэффрон бы многое отдал, чтобы ещё раз испытать тот восторг, когда Джин подался ему навстречу.Джин подался ему навстречу.- Он подался мне навстречу, - прошептал Хэффрон и ощутил, как в душе его что-то перевернулось. Что с этим делать, всё ещё непонятно, но хотя бы отступило удушающее чувство вины, из-за которого хотелось броситься туда, на открытую местность, где вражеские пули растерзали бы его грудь. Ещё пятнадцать минут назад всё было как всегда, всё было правильно и просто. А теперь он не сможет взглянуть на дока без волнения. Или стыда. Но если только предположить, что док был не против, ситуация менялась кардинально. Это уже больше похоже на взаимность. И всё равно как-то странно получилось.- Иди поешь чего, Бэйб, - прокряхтел пришедший на смену Маларки, спрыгивая в окоп. Хэффрон кивнул, подхватив каску Юджина и, пригнувшись, побежал меж деревьев, на которых почти не было снега. Весь он сугробами опрокинулся вниз при последнем обстреле.- Капитан, - громким шёпотом позвал Эдвард, увидев сидевшего у дерева Уинтерса, - не видели дока?- Там, - Уинтерс кивком головы указал направление и жестом подозвал рядового к себе. - Сейчас за доком Роу нужно присматривать. Он и так выдохся, а сегодня ночью на его глазах разбомбили Бастонь и лазарет, который там был. Мне только что доложили об этом.Где-то в животе Хэффрона в мерзкий сгусток собралась тревога. Он не знал о Рене. Он лишь предположил, что теперь у дока больше шансов окончательно сойти с ума, ведь некуда будет везти тяжелораненых, а запасы морфия на исходе. Значит, все страдающие от невыносимой боли, будут здесь, кричать и извиваться, в ужасных муках царапая землю, а Роу не сможет ни спасти их жизни, ни облегчить страдания. Настоящий ад для медика.Кивнув Уинтерсу, Хэффрон направился к накрытому окопу, в котором, надеялся, сидит док. Он так и не решился заглянуть внутрь, простояв на холодном ветру около минуты и держа каску дрожащими руками, и просто оставил ее на земле. Ему сильно хотелось взглянуть на Юджина, попросить прощения и поддержать, но ещё сильнее был страх увидеть в его глазах обиду и опустошение.Ближе к вечеру док вылез из окопа, сразу же наткнувшись взглядом на лежащую рядом каску. Не трудно было догадаться, кто принёс её сюда и аккуратно положил, не набравшись храбрости отдать лично. Роу поднял её, нахлобучил на голову и побежал к следующему окопу. Примерно в это время случился артобстрел. Переждав, пока всё затихнет, он отправился проверять ребят. В этот раз раненых, кажется, не было, и сковывающее напряжение отступало по мере того, как уменьшалось число непроверенных укрытий. Но он всё ещё не нашёл Хэффрона. Док хотел увидеть его и сам не знал зачем: и убедиться, что он жив, и вмазать ему хорошенько или хотя бы зло глянуть, наказывая за его самоуверенность. О да, Джин был зол. Будто у него было мало хлопот, так теперь ещё размышлять об Эдварде, пытаться понять его мотивы, пытаться понять свои мотивы, ведь док ответил. Он никак не мог этого объяснить. Просто почувствовал, как теряет контроль и тянется навстречу, оставляя на секунды зыбкий омут мыслей о бесполезности и тщетности всего, что он делал. Присев у окопа, в котором лежали Лаз и Дёрганный, Роу спросил:- Всё в порядке?- Да, док, да.- Видели Хэффрона?- Бэйба? Неа.Роу сам не заметил, как проверка роты превратилась в поиски Хэффрона. Но он просто не мог ничего делать, пока не убедится, что Эдвард жив.Медик побежал к следующему окопу. В компании Джона Мартина и Скипа сидел Хэффрон. Все трое отряхивались и поправляли одежду, убирая снег из рукавов. Бэйб сделал вид, что очень занят.- Порядок, док! – не дожидаясь вопроса, сказал Мартин.Роу кивнул и побежал дальше, зная, что его удаляющуюся спину провожает взглядом Эдвард. Они не удостоили друг друга даже словом, но оба испытали невероятное облегчение только оттого, что каждый из них жив. На полпути док вдруг вспомнил, что рассержен, и на ходу обернулся, только чтобы продемонстрировать Хэффрону своё негодование. Эдвард, чья высунутая голова смешно виднелась из укрытия, с достоинством выдержал удар и не отвернулся. Признаться, ему даже стало легче. Он искренне считал, что заслужил это.Следующие дня два выдалось спокойных. Док проверял солдат, их ступни и руки, подверженные обморожению; заставлял бойцов ходить, чтобы согреться, и сушить носки всеми возможными способами. Он занимал себя любым делом, лишь бы не думать о Хэффроне и не смотреть на него. Хэффрон, напротив, только и делал, что высматривал Роу. Он не собирался к нему подходить, просто так получалось само собой: глаза искали фигуру, на плече которой красовался красный крест. За время своего наблюдения Эдвард понял, что у дока редко меняется выражение лица. Он либо хмурый, либо совсем хмурый. Кажется, будто морщинка между сведёнными бровями навсегда останется у него на лбу, делая без того суровый взгляд ещё более тяжёлым.- Бэйб, свернёшь себе шею такими темпами, - усмехнулся Лаз. – Ну или проделаешь в доке Роу дырку.Эдвард, слегка смущённый замечанием, отвернулся от дока.- Если замучила какая болячка, подойди к нему, не стесняйся!- Ага, - буркнул Хэффрон, а про себя подумал, что было бы забавно, подойди он к доку и скажи, что тот его совсем замучил. Как какая-нибудь ?болячка?. ?Чувства к тебе стали для меня неожиданными, как простуда летом, как рак в пятнадцать, как …? - в своих мыслях Эдвард уже не мог остановиться.