Глава первая (1/2)

В Нью-Йорке — опять ничего нового. Ни под солнцем, ни под луной.Те же люди в офисах ?Рэнд Энтерпрайзис?. Те же рожи на светских вечерах. Те же галстуки в гардеробе — и можно, конечно, купить новые, но разницы не будет: похожие расцветки, похожие фасоны и те же петли на шее, завязанные безупречными скользящими узлами.Дэнни, стоило ему вернуться в Нью-Йорк, тоже стал прежним. Пропадает на улицах, геройствует вовсю. Нет, он пытался, честно пытался быть полезным в компании и соответствовать своему статусу — так же, как Уорд вникал в древнекитайские письмена, офигительную историю Железных Кулаков примерно от сотворения мира и в то, что география Азии вообще не такая, как рассказывали в школе. Так вот, у Уорда заниматься не своим делом выходило лучше. И ему даже нравилось.Насколько хорошо у Дэнни выходит быть потомственным бизнесменом с Манхэттена, можно лишний раз осознать прямо сейчас. Когда Уорд имитирует радость встречи с местными — и не только местными — богачами так же искусно, как некоторые женщины имитируют оргазм. Главное — натурально охать и не переигрывать лицом, остальное приложится. Уорд ходит от одной кучки гостей к другой кучке гостей, очень правдоподобно улыбается, пожимает руки, врёт что-то об изучении азиатского рынка, на которое они потратили полгода. Про нужды и спрос, про гуманитарные программы, про рекомендуемые отели, точечный массаж и супы из змей. И всякую такую хрень. Всё равно слушают вполуха, даже не понимают, что Уорд за всё путешествие не ложился на массажный стол, не ел в дорогих ресторанах и купался только в тех горячих источниках, за которые не надо платить: он же знает, что на Манхэттене в цене — ложь, это золотой фантик почти к любому товару, и поэтому сразу по возвращении первым делом нагуглил им обоим правдоподобную дорожную историю.Которую Дэнни, к слову, так и не выучил.Потому что Дэнни Рэнд — вообще, вообще никакой бизнесмен, и даже лицо компании — очень сомнительное, потому что вечно какое-то поцарапанное, и на благотворительный вечер, который сам же и затеял, он не явился. Наверняка скачет сейчас, как горный козёл, которых они видели в естественной среде обитания в огромном количестве, где-нибудь по подворотням. Царапает лицо компании.А Уорд снова отдувается за него. С безупречной петлёй на шее — вроде от Оскара де ла Рента; с суперспособностью быть безупречным, как эта петля. Выживать на светских вечерах ничуть не проще, чем на ночных улицах, вот только ни светящиеся кулаки, ни заряженные ци пули не помогут.Нужно улыбаться, улыбаться, улыбаться.Драть их всех.Очередная пожатая ладонь оказывается такой потной, что Уорд хочет вернуться назад на пару веков — когда в высшем свете было принято носить перчатки. А ещё лучше — сразу в то время, когда мужчины здоровались друг с другом на расстоянии. Помахивали дубинками, ревели и били себя в грудь.Даже первобытное общество было приятнее. Почти наверняка.И, как только все дежурные правила приличия соблюдены, Уорд улыбается во все тридцать два, незаметно вытирает ладонь о свой пиджак и старается скорее потеряться в толпе. Отходит, пятясь, потому что лучше быть начеку, если кто-то снова направится к нему обменяться любезностями, так же не глядя заводит руку за спину, открывает дверь на балкон — и вываливается на свежий воздух спиной вперёд, уверенный, что здесь никого нет.На балконе некому улыбаться, чтобы заводить полезные связи. И курить теперь не модно — моднее бегать по утрам и постить в инстаграме фото с тренировок в спортзале.

Дэнни может стать лицом современного Манхэттена, помешанного на деньгах и здоровом образе жизни.Поцарапанным лицом современного Манхэттена.Руки сами собой поднимаются навстречу закрывшейся двери, и Уорд с наслаждением показывает оставшимся внутри оба средних пальца. Потом нетерпеливо рвёт с шеи петлю галстука — и вдруг слышит женский голос.Она здесь одна.— Валлийские лучники, — говорит незнакомка. — Валлийские… и английские. Это вроде как с них началось. Говорят, во время Столетней войны французы отрезали пленным лучникам указательные и средние пальцы, чтобы те не могли стрелять. После битвы при Азенкуре англичане и валлийцы показывали их французам. Вот как ты сейчас. Типа, смотрите, все пальцы на месте, я свободен, жив и готов стрелять.Она отпивает из своего бокала красное вино, пока Уорд изучает её взглядом. Должно быть неловко за такое эффектное появление на балконе, но почему-то ничуть не неловко. Он не знает её или не может вспомнить, что странно: кажется, словно все лица здесь уже примелькались, и обычно вместе с очередным, отделившимся от однородной массы, в памяти всплывает и имя. Сейчас привычная схема не работает, и от этого сразу появляется смутное ощущение, будто что-то не так. Уорд встаёт рядом с ней и облокачивается на прозрачное ограждение балкона.У неё чёрные-чёрные волосы, уложенные как у Одри Хёпберн, и такая же чёлка; длинное и совершенно классическое — как петля на шее Уорда — платье в пол, которое сначала кажется чёрным. Ненавязчивый разрез, открытые плечи, открытая ровная спина, длинные белые перчатки, тройная нитка жемчуга на шее. Когда Уорд, пару раз моргнув, привыкает к темноте, платье становится тёмно-фиолетовым, а вот какого цвета глаза девушки и сколько ей лет, всё равно не понять.Музыканты за закрытой дверью играют серенаду из старого фильма, и Уорд зачем-то вспоминает, что Гленн Миллер затерялся над Ла-Маншем, и его самолёт так и не нашли.Вероятно, аэрофобия заразна.— Вы — валлийский лучник? — Незнакомка улыбается.Уорд качает головой.— Нет. Но я свободен, жив и готов стрелять.— Не самые нужные качества в этом районе Нью-Йорка. — Она поднимает брови и снова делает глоток. — Ноесли вы свободны, какого чёрта вы делаете на этом приёме?

Вот когда становится неловко.— Видите ли, — Уорд машинально поправляет галстук, но всё равно не затягивает его, оставляет узел болтаться ниже положенного, — если не можешь победить врага, стоит возглавить его войско. Уорд Мичам, к вашим услугам, мисс.— Оу. Значит, хозяин вечера.Её глаза блестят то ли от интереса, то ли от вина, и Уорд, пытаясь не разглядывать её лицо слишком уж пристально, переводит взгляд на её шею. Зря: за тройной нитью жемчуга виднеется тёмное пятно. Засос? Кровоподтёк?В любом случае, эта ?Одри? — не такая уж правильная. Что она — интересная штучка, можно было угадать и по началу диалога, но Уорд, наверное, отвык от знакомств с женщинами. Во время их с Дэнни азиатских приключений было не до того, чтобы кого-нибудь снять на одну ночь. Или они оба не думали об этом.Сейчас же почему-то очень трудно не представлять, как на этой тонкой шее вместо ожерелья затягивается чёрный кожаный ошейник. Что же ещё представлять под музыку Миллера?— Давайте угадаю: вы пытаетесь меня узнать? Причём, видимо, по шее.Она всё ещё улыбается, но прикрывает ладонью пятно. Уорд очухивается — и снова начинает перебирать в памяти списки приглашённых — им же! — воротил, их семей и спутниц.Музыка играет, заглушая урчащую чужую болтовню. Они — одни на высоте, над стремительно темнеющим Нью-Йорком, над его разгорающимися огнями.Может, её внёс в список Дэнни?— Давайте помогу, — предлагает ?Одри? через минуту напряжённой тишины. — Меня зовут Кейт.— Рад знакомству, но… — Наверное, ей стоит признаться честно, раз она тоже вышла ?подышать воздухом?. Давно: в зале Уорд её тоже припомнить не может. — Не помогло.Она смеётся.— Ну и ладно. Хотя, наверное, здорово было бы проводить такие праздники, на которых знаешь и хочешь видеть всех приглашённых.— Но я рад вас видеть, Кейт.— Вот что, к чёрту формальную вежливость. Принеси мне ещё выпить? Ещё красного. Я не хочу отсюда уходить, правда. И жаль, что ты не пришёл раньше, пока я смотрела на закат. Это было так красиво. Как будто весь Мидтаун горит.— Спасибо архитекторам, которые придумали остеклять небоскрёбы целиком.— Да, я знала, что тебе понравится.Теперь очередь Уорда подозрительно щуриться.— Откуда? Я же хозяин вечера. Мне должна нравиться вся эта… тусовка.Кейт вручает ему свой пустой бокал. Подходит ещё ближе. Развязывает галстук и завязывает его снова, и это удивительно ловко выходит даже в перчатках. Вроде бы и не туго, но дышать очень тяжело. Вечер прямо сейчас можно сделать томным, и раньше, может быть, Уорд бы не тормозил. Но очень много всего случилось за последние полтора года, очень много скверного. А ещё лучше не тянуть руки к девушке, которая может оказаться чьей-нибудь юной женой. Это же так модно среди пятидесяти-шестидесятилетних манхэттенских толстосумов.— Во-первых, тебе очень хотелось сказать всем этим людям, — Кейт кивает на дверь, — то же самое, что хотели сказать англичане и валлийцы французам. А во-вторых, я очень много о тебе слышала.

— Там ни слова правды, наверняка, — выдыхает Уорд.— Сомневаюсь. — Кейт подмигивает ему и забирает свой бокал. — Это очень надёжный и близкий к тебе источник.Джой, наверное.Уорд бросает на неё ещё один взгляд — и возвращается в зал. Здесь никто и не заметил, что он уходил, так уж принято на нынешних званых вечерах — плевать на хозяина. И Уорд сейчас даже рад этому. Он который уже раз за вечер мысленно шлёт всё к чёрту: да наплевать, что она может оказаться чьей-то женой, что у неё могут быть необычные вкусы, что её родители могут хотеть выдать дочку за кого-нибудь с контрольным пакетом акций.Он свободен, жив и готов стрелять.И вот когда Уорд уже несёт два бокала к балконной двери, с потолка вдруг начинает идти дождь. Музыка постепенно гаснет, инструмент за инструментом, заглушается женским визгом, означающим гибель причёсок и нарядов. Кто-то задевает Уорда плечом, но он не проливает вино. Как во сне, подносит ко рту один бокал, выпивает его залпом, делает то же самое со вторым.Сработала пожарная сигнализация, но дымом не пахнет.Уорд доходит до балкона против потока людей, так и держа опустевшие бокалы в руке — за ножки, перевёрнутыми, слегка пренебрежительно. Стекло на тревожной кнопке у двери разбито, а никто даже не заметил; пара туфель брошена у порога, и Кейт нигде нет.Туфли он поднимает со вздохом. Так и стоит, с ними и с бокалами, игнорируя эвакуацию.Почему-то после двух бокалов вина он жалеет вовсе не о том, что сейчас придётся разбираться с ложным вызовом и приносить извинения за инцидент.***— Доброе утро, Уорд.Очень трудно не послать Дэнни к чёрту, как будто он — продолжение вчерашнего вечера. Дэнни-Дэнни, снова явился в офис в джинсах и кроссовках, будто пиджак и отглаженная рубашка способны исправить ситуацию, и костяшки нежелезных кулаков сбиты. А ещё по лицу видно, что спал он больше Уорда. Поэтому никакого ответа Дэнни не получает, а Уорд так и продолжает молча пялиться на туфли, стоящие у него прямо на столе.— Уорд?На чёрно-фиолетовые туфли, у которых поцарапан один каблук.— Уорд? — Дэнни бесцеремонно щёлкает пальцами у него перед глазами и не добивается никакого эффекта. — Ладно, можешь не отвечать, но твоё следующее замечание о моих нарушениях делового этикета я не приму.— Ты опять пришёл в офис в кроссовках и джинсах.— Уже лучше.— Действительно. Джинсы лучше спортивных штанов.Дэнни посмеивается, закатывая глаза. Уорду почему-то не смешно — он всё это произносит совершенно серьёзным тоном, хотя в Азии они окончательно нашли общий язык.— Это туфли от Маноло Бланик, созданные для брэнда Виктории Бэкхем. Модель ?Трейси?. Тонкий ремешок вокруг лодыжки, комбинация матовой и лакированной кожи, выпущены в чёрном и баклажановом цвете.— Ты меня пугаешь, Уорд.— Я покупал такие же для Джой, только чёрные.— Эти, надеюсь, не твои. От мужчины, знающего про баклажановый оттенок, всякого можно ожидать. Я бы сказал, что они фиолетовые… — говорит Дэнни и зависает. — Фиолетовые.— Это не мои.— Ага.Дэнни, так и не сказав, зачем заходил, выходит из кабинета Уорда и начинает звонить кому-то на ходу. Уорд провожает его взглядом: сквозь стеклянные стены далеко видно. И, только глядя в спину Дэнни, вспоминает, что сам хотел задать ему пару вопросов. О списках приглашённых.Приходится проверить их самому.Он не находит ни одной незнакомой Кейт. Зато в списках есть незнакомая ему Кэтрин Элизабет Бишоп. Дочь Дерека Бишопа, владельца медиахолдинга ?Бишоп Груп?. Пока Уорд терзает поисковики — спасибо техническому прогрессу, можно многое узнать самостоятельно, без службы безопасности и других прошаренных помощников, — он пытается вспомнить, был ли на вечере Бишоп-старший. Он хорошо того знает: пару раз обращался, чтобы договориться насчёт публикаций про ?Рэнд Энтерпрайзис?.А ещё Дерек Бишоп участвует во всех благотворительных проектах. Будто пытается купить индульгенции оптом. Даже думать не хочется, что он такого натворил. Но вчера его не было, точно, хотя пожертвования он внёс: Дерек со своим брюшком, лысиной и седеющей бородой обычно заметен. Наверное, прислал вместо себя дочь.Ей тоже уже пора подумать об искуплении грехов, похоже.Грешков, поправляет себя Уорд. Маленьких грешков. Ему ли, бывшему наркоману и двукратному отцеубийце, судить девчонку на десять лет младше за неприятные пустяки? Этот путь проходят все ?золотые детки? — путь саморазрушения, который каждый выбирает по себе. Просто не всех ловят на горячем; просто саморазрушение бывает разной степени тяжести. Можно, как Джой, ни разу не попасться на шалостях вроде интрижек с девушками и редких отрывов на закрытых вечеринках. Можно, как Уорд, обзавестись погибельной зависимостью — особенно если хранишь такой же погибельный секрет.Кэтрин Элизабет Бишоп, если судить по сплетням и фотографиям папарацци, крайне редко ночует дома, иногда садится за руль пьяная и вообще её поведение оставляет желать лучшего. Оно и понятно: когда ей было одиннадцать, миссис Бишоп погибла на горнолыжном курорте — трагически, напоминают газеты, — и отец отдал Кейт в элитную школу для девочек и параллельно в спортивную академию, и она раз за разом брала награды на соревнованиях по фехтованию. Только с её тринадцати до её пятнадцати ничего не гуглится — наверное, был подростковый бунт. Старшая дочь Бишопа не чудила: была старше на момент смерти матери, и перенесла, видимо, легче. Или чудила аккуратно, как Джой, не попадая на карандаш к жёлтой прессе, и уже благополучно вышла замуж давным-давно. А Кэтрин вместо какого-нибудь престижного университета уехала в Венис и вернулась вот только когда Уорд и Дэнни были в Азии.Понятно, почему они не пересекались: скорее всего, Уорд видел её маленькой девочкой, даже внимания не обращал.И у них десять лет разницы: Кэтрин — двадцать, Уорду — тридцать. Целая пропасть. Наверное, он вчера, выйдя на свет, показался ей антиквариатом, она пожалела о своём предложении выпить вместе — вот и устроила эту выходку.Хорошо, что у неё пока есть на это запал, думает Уорд, крутя между пальцев тяжёлую ручку в металлическом корпусе. Она чёрт знает сколько не кончается, эта ручка; наверное, потому, что в современном мире чернилами только подписи ставят. Уорд к ней привык. И ручки, конечно, статусный предмет, но ими можно пользоваться несколько лет, а вот какая девушка наденет туфли, выпущенные пять лет назад, на пафосное мероприятие, где одни богачи? Да, конечно, под платьем в пол их могут не разглядеть. Но…Либо Кейт предполагала, что бросит их, и надела какие не жалко, либо надела вроде бы подходящие к случаю разношенные, в которых удобно бегать. Но почему-то всё равно скинула.Увлекшись мыслями, Уорд больно бьёт себя ручкой по носу, айкает, роняет её — и лезет под стол.Надо работать.И надо принести извинения тем, кто вчера был на вечере. Уорд только начал.Пока он вытаскивает ручку из-под стола, задевая головой столешницу, в кабинете раздаются шаги. Мягкие, как будто кто-то пришёл в спортивной обуви. Кто бы это мог быть, даже трудно предположить, конечно.— Дэнни, ты вспомнил, чего хотел? — Уорд вылезает из-под стола с проклятой ручкой, не пригладив волосы — и замолкает.Оказывается, на Манхэттене есть второй человек, который считает, что явиться в офис крупной корпорации в кроссовках — нормально. Спасибо, что не босиком. Да, на ней тоже джинсы и кроссовки, и сверху — фиолетовый пиджак, надетый на футболку. И длинные волосы распущены.

Даже хуже, чем Дэнни.— Ты футфетишист? — интересуется Кейт, задумчиво рассматривая собственную туфлю и не глядя на Уорда.

— Нет, я валлийский лучник. Где-то глубоко в душе. Возможно, был им в прошлой жизни. Что ты здесь де…— Дэнни позвонил. Сказал, что мои фиолетовые туфли стоят у тебя на столе.— А-а, Дэнни, — Уорд садится в кресло и откатывается чуть назад, чтобы лучше видеть Кейт. — Вы знаете друг друга?— Да, как-то так получилось, недавно познакомились.— В секте, проповедующей допустимость кроссовок в деловом дресс-коде?— Что? Нет, — Кейт смеётся, цепляя обе своих туфли и собираясь забрать их. — В чём я должна была прийти, если моими любимыми туфлями украсил свой рабочий стол какой-то футфетишист?Уорд хватается за туфли раньше, чем успевает подумать. Интуитивное движение, почти инстинктивное, похожее на неуклюжий подростковый флирт.— Про футфетиш можно было бы говорить, если бы они были надеты на ноги.— Мне их надеть?!— Может, пообедаем? — выпаливает Уорд. — В смысле, всё честно: я верну тебе туфли в обмен на обед. Это же не просто туфли, это улика. Так легко поцарапать каблук стеклом, да?— Вполне честно, — вдруг соглашается Кейт. — Я знаю клёвую пиццерию. А теперь отдай.***Итак, они знакомы меньше суток, и всё как-то странно и дерзко начинается. Но Уорд уже знает о Кейт достаточно. Больше, чем о многих своих предыдущих женщинах; больше, чем знал о Бетани. И до того, как они впервые сделали это в подсобке, и до того, как она ушла, и до того, как Уорд нашёл её на фейсбуке, счастливую в новых отношениях с человеком, которого, видимо, будет называть папой ребёнок Уорда.Кейт любит пиццу, фехтование, фиолетовый цвет, который не называет баклажановым, красное вино и прямые разговоры — последнее ощущается как глоток свежего воздуха после душного зала или загазованного шоссе. А ещё, как Уорд узнаёт в уютной и пустой в первой половине дня пиццерии с большими окнами и светлыми шторами, она любит собак, винтажные автомобили и людей, которые не вписываются в привычные шаблоны. Как ей рассказал Дэнни, Уорд из таких. Да, она хорошо знает Дэнни, и Уорд не может толком понять, откуда: после возвращения из Азии тот отлучается только по ночам, почти всё время проводит в офисе, может ли быть…— Эй! — Кейт, улыбаясь, щёлкает пальцами перед лицом Уорда, как Дэнни утром. — Я говорю, извини за испорченный вечер. Я просто увидела, как отец с мачехой направляются к балкону, ну и подумала, что это будет весело.— Твой отец разве был на вечере?— Ты даже жал ему руку. — Кейт отрывает себе ещё один кусок пиццы и жуёт, держа его прямо за корочку, игнорируя завёрнутые в салфетку приборы. Уорд смотрит на её пальцы с коротко обрезанными фиолетовыми ногтями, рассеянно гадает, сползёт ли с расплавленного сыра кусочек колбасы до того, как Кейт его съест, и пытается вспомнить Дерека Бишопа на вчерашнем мероприятии.Неужели Уорд успел настолько задолбаться, что и на лица не смотрел?— Зато Уитни Фрост так бежала, залюбуешься, — весело вещает Кейт. — Надо же, золотистый лифчик под белым мокрым платьем, как будто побывала в девяностых на концерте Мадонны!Уорд кашляет.Точно. Уитни Фрост из ?Фрост Лабораториз?. Она писала ему ещё в Азию, потом сама была в отъезде, и вчера они должны были что-то там обговорить. Вроде она хотела предложить какой-то совместный проект, но весь вечер до эвакуации провела с какими-то давними знакомыми.Теперь в голову так и лезет, что у этой роскошной молодой дамы, имеющей огромное наследство и яркую внешность, выдающую итальянские корни, под белоснежным платьем был золотистый лифчик.— Думаю, это даже восьмидесятые, — заключает Уорд, откашлявшись, и осторожно смотрит на Кейт. — Но неудобно, конечно. У нас с ней был намечен разговор.— Какие-то дела? — Кейт вдруг смотрит на него очень внимательно.Глаза у неё голубые.— Да. Правда, так и не знаю, что она может нам предложить, мы не успели обговорить. Но вроде ?Фрост Лабораториз? за последние годы получили несколько патентов и пользуются успехом в Голливуде. Что-то в области пластической хирургии или омолаживающих криотехнологий, полагаю. Популярная нынче область и прибыльная.Кейт комкает салфетку, вытерев ею пальцы. Качает головой. Спрашивает, ещё дожёвывая:— Шлышал про биохакинг?— Био… что? Это что-то из фантастики?— Нет, это что-то из реальности, где по Манхэттену прыгает зелёное чудище в фиолетовых трусах. Достижение современной науки. Учёные, типа, ищут способы продлить жизнь, использовать скрытые ресурсы организма, улучшить человеческие способности. Ну, не до такой степени, конечно, чтобы лазеры из глаз, но…Она что-то ищет в своём смартфоне. Протягивает его Уорду через стол, и Уорд не очень понимающе смотрит на фото мужчины, приобнимающего Кейт за талию. Тот выглядит как высокая стройная помесь молодых Тома Круза и Кристиана Бейла, и он вчера определённо жал руку Уорду, но его имени вспомнить не вышло.— Это папа, — вдруг говорит Кейт.

— Дерек?!— Да, теперь он выглядит лучше тебя.Оскорблённый Уорд проводит ладонью по вытянувшемуся лицу.— Прости, — торопливо добавляет Кейт.— Зато понятно, в кого ты такая красивая.— Нет, я больше похожа на маму, и меня пугает, что ты находишь моего папу красивым. Но вообще он просто спит по восемь часов.— Как?— Лёжа в кровати, — Кейт разводит руками. — У него много помощников, он правильно делегирует обязанности.Уорд всё ещё смотрит на фото. Перед глазами у него стоит знакомый ему Дерек Бишоп, планомерно лысевший и обраставший брюшком на протяжении последних десяти лет, и одно изображение не хочет накладываться на другое.— И как… — он показывает на фото, подбирая слова.— Говорю же — биохакинг и генная инженерия, — Кейт пожимает плечами. — Я думала, что папаша решился на это после свадьбы с Хизер, которая на два года старше меня, но нет. Пришлось как-то залезть в старые документы. Он перечислял деньги в ?Фрост Лабораториз? ещё до моего рождения. Заранее вложился в своё омоложение и заключил договор, представляешь?— С отцом Уитни?— Нет, с самой Уитни.— Но она же выглядит лет на тридцать?..— По моим данным, ей сорок девять, — безжалостно режет Кейт. — Если бы я была хозяйкой такой компании, тоже бы неплохо сохранилась, но мой папа владеет всего лишь медиахолдингом, так что к моим услугам в таком почтенном возрасте будет только фотошоп.— И лучшие в Нью-Йорке специалисты по фотошопу.— Верно, — Кейт довольно щёлкает пальцами и откидывается на спинку диванчика. — Мне кажется, я понимаю, почему ты — лучший друг Дэнни. Ты классный.— Кейт, я совсем не классный.— Откуда ты знаешь, что я вкладываю в понятие ?классный?? — Кейт, всерьёз намереваясь выполнить договорённость про обед за возвращённые туфли, достаёт карточку.Уорд её опережает и даёт подошедшему официанту свою.— А откуда ты знаешь Дэнни?— Говорю же, это случайность, — Кейт поднимает бровь. — Познакомились вот. Папа даже одобрил наше общение. Ну, знаешь, у Дэнни же контрольный пакет акций.— Знаю.Дэнни и правда отлучается в основном по ночам.Выходит, у него всё же получилось начать новые отношения после болезненного разрыва с Коллин. В Азии, засыпая в одном номере, в одном автомобиле, в одной палатке, они часто скатывались к этой теме, как девочки-скауты после отбоя, и Уорд сожалел о Бет, а Дэнни — о Коллин. И Уорд за друга, конечно, рад; и спортивная и лёгкая в общении Кейт, так и не переобувшаяся в туфли и способная на идиотские поступки, ему подходит.Но всё равно почему-то обидно, и заказанный лимонад горчит. Лучше бы вино взяли.— Он всё время говорит о тебе, ну я и хотела узнать тебя поближе, но вчера вечером даже не догадалась сразу, что это ты, — говорит она почти виновато.А были бы живы родители Дэнни, втиралась бы в доверие к ним.Уорд пытается подумать об этом и рассердиться, но не выходит, и всё его внутреннее ?бу-бу-бу? снова оборачивается только против него самого. Это он — слишком взрослый, скучный и тяжёлый, и на самом деле рад возвращению в прежнюю жизнь, к прежнему занятию. И потому его тянет к таким людям, вроде Дэнни и Кейт, что всё в природе стремится к гармонии и балансу.Вместо того, чтобы сказать что-то обидное, Уорд говорит:— Я не против.И вздыхает.В конце концов, им придётся часто общаться.***Что-то беспокойно скребётся под рёбрами два дня, и это даже не мысли о том, что Кейт Бишоп попадает не только в типаж Дэнни, и не мучительные попытки не представлять, что это как раз Дэнни оставил тёмное пятно на её шее. Я счастлив, напоминает себе Уорд, счастлив, счастлив, рад за него, чёрт бы их всех побрал.

Возможно, стоит позвонить Коллин и выпить с ней, без всякого подтекста, просто за то, что у Дэнни всё налаживается.

Но под рёбрами скребётся не это, совсем не это, и Дэнни на озвученную жалобу на непонятное беспокойство предполагает, что из Уорда вот-вот вылезет Чужой.Массовая культура портит мальчиков из монастыря слишком быстро.Природу беспокойства Уорд наконец понимает, когда на третье утро, после заседания управляющего совета, ему сообщают, что звонила мисс Фрост и снова хотела обговорить какие-то дела. Надо же, всегда звонит сама, даже когда беседа отменяется из-за глупейшего форс-мажора.Знатная настойчивость.— Передайте ей мои извинения, — просит Уорд, — и скажите, что я буду ждать её завтра во второй половине дня, если ей удобно.

А потом ловит за руку Дэнни, намеревающегося поскорее сбежать с работы.— Мне нужна твоя помощь, — говорит Уорд вполголоса. — Хочу проверить кое-что. В неоцифрованных финансовых документах.— Тш, — почему-то шикает Дэнни.— Ты догадался, что это связано с моим беспокойством?— Конечно. Зачем бы ещё нужны были неоцифрованные старые документы?— Иногда мне кажется, что тебе вообще никакие не нужны. Так поможешь?— Извини. Не сегодня. Я… Занят вечером, у меня встреча. Если только пару часов прямо сейчас.Уорд отпускает запястье Дэнни. Пальцы сами разжимаются.— Тогда, конечно, иди. И привет передавай.— Эм, ладно.Дэнни смотрит на Уорда как-то вопросительно, но Уорд, автоматически улыбнувшись, поворачивается к нему спиной и идёт к лифту. Когда он спускается из архива, с толстенными папками в обнимку, на стоянку, автомобиля Дэнни там уже нет.Дома, в пустых минималистичных апартаментах, Уорд раскладывает по полу содержимое папок. Изучает их в абсолютной тишине, надеясь не найти того, что может найти. Хотя это вроде бы больше и не имеет значения.Дерек Бишоп платил ?Фрост Лабораториз? до рождения Кейт — значит, до двадцать второго декабря тысяча девятьсот девяносто шестого года. Пока стоит сосредоточиться на неоцифрованных документах до этого срока.И, сидя на полу среди полупустой светлой гостиной, листая потемневшие от времени бумаги, Уорд думает о том, что когда Кейт родилась — ему уже исполнилось десять, и они готовились отмечать Рождество с Рэндами за городом. А Дэнни был ещё маленький и бестолковый, ему было всего пять, и поиграть с ним во что-то дельное не было возможно. Вот Джой с ним возилась. И Уорд страшно скучал, а в это время где-то родилась Кейт.Забавно.За панорамными окнами — пасмурное майское небо, от края до края, изрезанное серыми блестящими небоскрёбами. Сегодня пейзаж как нельзя лучше подходит к интерьерам в апартаментах Уорда и к его настроению. Для картины стереотипных посиделок одинокого холостяка из ?высшего общества? за скучными бумажками и скучными мыслями не хватает только стакана виски, но крепкого алкоголя Уорд избегает. Человеку, поборовшему одну зависимость, слишком легко найти ей замену.Кейт ещё не должны продавать алкоголь, да и во многие клубы её пускать не должны, но, видимо, деньги решают всё.Почему старые финансовые документы — почти всегда на плохой сероватой бумаге?Какой болван придумал остеклять небоскрёбы целиком?Небо в начале этого мая куда чаще — пасмурное, и серость отражается от серости, умножается, захватывает город. Кажется, вот-вот пойдёт дождь, но дождь никуда не торопится. Уорд глушит минеральную воду и зелёный чай, чтобы не уснуть в тишине и не сдохнуть от увлекательности процесса, и ловит себя на невесёлой мысли, что будь здесь Джой или Дэнни, а лучше оба и наблюдательная Коллин до кучи, они бы тут быстро справились. Но как-то не сложилось.И дождя тоже не случается. К ночи хмурое небо приобретает беззвёздный чёрный оттенок, не бархатно-фиолетовый, и по апартаментам Уорда разливается холодный белый искусственный свет. Он даже как-то бодрит, и спустя много-много страниц Уорд находит то, что искал.Тысяча девятьсот девяносто четвёртый год. Внушительная сумма оформлена как займ, разделена на несколько траншей и отправлена на счета медлабораторий под Лос-Анджелесом. Уорд быстро скользит по названиям фирм в более поздних записях: они не вернули ни цента. По крайней мере, до девяносто восьмого года: дальнейших записей Уорд просто не уволок бы. Но там почти всё — уж точно всё официальное — есть и в цифровом виде. А вот девяносто четвёртый был непростым, кажется: и эти мутные транши, и инцидент с химикатами, стоивший зрения какому-то пацану. Уорд хорошо его помнит: поднимал историю происшествий, в которых была прямо или косвенно виновата ?Рэнд Энтерпрайзис?, и выделил этот случай потому, что городские службы выписали штраф за засорение канализации, а вот родные мальчика судиться не стали — как знали, что Гарольд сумеет отмахаться.Лаборатории, которым был отправлен займ, всемогущий гугл едва помнит. Нет, не однодневки, вряд ли кто-то заморочился с лабораториями-однодневками, но они наверняка влились в состав компании Фрост позже. Хотя бы на бумаге.Уэнделл Рэнд не приветствовал сомнительных партнёрств. Займ наверняка одобрил Гарольд, и проект — чем бы он ни был — наверняка вёл тоже он.Но Бишоп не имел совместных проектов с Фрост. Просто вкладывался, видимо, в собственное возможное волшебное омоложение.Гарольд боялся смерти. Гарольд боялся старости.С этого всё и началось.Что, если он уже тогда озадачился решением этого вопроса, но что-то не выгорело — вовремя или вовсе, — и пришлось обратиться к Руке?От этих предположений Уорду хочется срочно научиться превращать воду в вино, а лучше в виски или хотя бы мартини. Были бы стенки зажатого в руке стакана тоньше, Уорд бы его раздавил.Позвонить Дэнни? Нет, такие вещи стоит обсуждать с глазу на глаз в безопасном месте, а не по телефону, позвонив с известного всем номера на известный всем номер. И дёргать его со ?встречи? тоже как-то нехорошо. До утра потерпит. Позвонить Джой? Нет, хотя они и пытаются наладить отношения. Джой куда-то укатила отдыхать в кои-то веки. Где-то на задворках сознания Уорда мелькает мысль, что это очень здорово: если в Нью-Йорке снова разразится буря, в её эпицентре на этот раз не будет хотя бы Джой.У того, что в стакане минеральная вода, однозначно есть плюс: можно прямо сейчас сесть за руль и уехать кататься по ночному городу — без страха устроить аварию или схлопотать штраф и без цели убиться. Просто проветрить мозги.Уорд даже не причёсывается. Спускается на стоянку в утренних брюках и в простой чёрной рубашке, только кожаную куртку по дороге натягивает — кто его увидит в ночи?Нужно просто покататься по красивому ночному городу. Это успокаивает.

И проехать пару раз мимо крематория, чтобы напомнить себе: Гарольд Мичам мёртв и предан огню.***Как это получается, Уорд не понимает даже когда всё уже получилось.Вот он едет по тёмным улицам Нью-Йорка, расцвеченным огнями — только не к крематорию, где всё закончилось. Катается возле клубов Мидтауна, не вслушиваясь в однообразные басы, раздающиеся из дверей, из-за дрожащих стен; вспоминает фотографии из интернета. Кейт видели у многих из них, и Уорд зачем-то кружит возле, щёлкает кнопками магнитолы, перепрыгивая с радиоволны на радиоволну, всматривается в ночь. Почему-то подсознательно надеется увидеть Кейт возле одного из клубов с Дэнни, как нормальную парочку на нормальном свидании — и успокоиться. Надежда есть: никаких новостей о подозрительно ярких перестрелках не передают.Вот Уорд, продолжая рвать музыку с разных волн на клочки и держа на руле только одну руку, крадётся мимо очередного клуба, не в первый раз, повторяя вслух мантры ?Гарольд Мичам мёртв? и ?Я не подхожу Кейт?.И вот где-то в закоулках Мидтауна, под старомодной яркой вывеской, Уорд останавливает машину и глушит радио. Дальше в его виски ударяет кровь — раньше, чем он успевает подумать, раньше, чем он перестаёт сомневаться в том, что верно узнал силуэт.Это Кейт, и она пьяна, и она не с Дэнни, а с каким-то малолетним долговязым блондином, и ей, наверное, нравятся светловолосые, и он так понятно смотрит на неё и так трогает, это даже в свете вывески легко разобрать, а она же выпила…— Напомни, как тебя зовут, — небрежная фраза горе-кавалера долетает до Уорда перед тем, как он выходит из машины.Он свободен, жив и ужасающе трезв, и совершенно не готов стрелять, потому что вышел из дома без оружия, но Дэнни научил, как правильно сжимать кулак и как лучше бить. За их спинами — не один махач в Азии.И теперь Уорд не понимает, как это всё получилось. Сидит за рулём, отогнав автомобиль на соседнюю улицу и подняв стёкла: чтобы не было холодно в салоне и чтобы кто-нибудь любопытный не заглянул.Костяшки он не рассадил — но правая кисть даже как-то приятно гудит.Взлохмаченная и броско накрашенная Кейт молчит, кутаясь в его куртку на соседнем сиденье, и шумно дышит. Маленькое чёрное платье настолько маленькое, что на левом бедре видно кружево чулка.Не надо смотреть.— Куда тебя отвезти? — спрашивает Уорд. — К папе?— Я с ним не живу. Он дал мне денег, я купила дом.И когда Кейт называет адрес, Уорд вздрагивает. Даже перестаёт думать о том, что кто-нибудь мог и сфоткать, как мистер Мичам молча, вежливо и умело бьёт лицо какому-то сопляку и затаскивает в свою машину бухую мисс Бишоп. По адресу, который назвала Кейт, действительно когда-то был дом — до тех пор, пока не вернулся Дэнни.

Просто до его смерти это был его дом, и он жил там с родителями; потом Уорд видел, как Джой иногда украдкой гладит нацарапанную на крыльце надпись ?Дэнни, мама, папа? — как гладят буковки на надгробиях; а потом там никто не смог жить, и Джой выставила дом на продажу.Вот кто его купил.Это ирония или как это вернее назвать? Издевательство? Манхэттен — настолько маленькая деревня?Хотя, пожалуй, всё дело в том, что дорогую недвижимость могут позволить себе в основном люди одного круга.Там всё ещё есть эта надпись? Кейт попросила её замазать? Или Джой перед продажей? Если Дэнни приходил к Кейт, что он чувствовал?— Может, ко мне?

Это срывается с губ Уорда само. Так же незаметно, как недавно ладонь сложилась в кулак.— У тебя есть выпить?— А тебе не хватит?Кейт молчит.— Что-то было, — сдаётся Уорд и трогается с места.Она греется в его куртке: оказывается, выскочила из дома ещё засветло, не подумав, что ночь будет холодной, ничего не накинула. И нет, никакого Дэнни не видела и не знает, с кем встреча — хотя последнее звучит как-то сомнительно. За короткую дорогу они перебрасываются словами почти по-светски, хотя каждый раз, как Кейт открывает рот, в салоне немного повышается содержание алкоголя; а ещё она тоже перещёлкивает кнопки радио, останавливается на какой-то тоскливой классике и откидывается на спинку сиденья с удовлетворённым видом.— Любишь скрипку?— Это виолончель. Сен-Санс. Хорошее исполнение, между прочим.— Увлекаешься?— Окончила музыкальную школу. Как раз виолончель.— Папа заставил?Кейт качает головой.— Нет. Сама захотела. Мне правда нравится.Когда Уорд глушит двигатель, заехав на подземную стоянку, он чуть не зовёт Кейт в консерваторию. Вот уж что было бы глупее глупого в этих обстоятельствах, пожалуй: пьяная девушка, которая каким-то чудом твёрдо держится на высоких тонких каблуках и заворачивается в его куртку, бетонное подземелье, помнящие короткую стычку руки, в которых звенят ключи, и он ведёт девушку ночью к себе домой и попутно зовёт её в консерваторию. Чистый артхаус.Поэтому в лифте они взлетают молча, и Кейт всё ещё одёргивает короткое платье. Среди зеркальных стен, под ярким светом это движение куда заметнее, чем в полумраке салона автомобиля, когда следишь за дорогой. И в квартиру они тоже заходят молча.Кейт сразу же сбрасывает туфли. Становится маленькой-маленькой, меньше и изящнее, чем когда заявилась в офис в кроссовках, и собственная куртка кажется Уорду безразмерным грубым панцирем.Это всего несколько секунд или даже меньше: стремительное, головокружительное осознание, что ты попал, и что всё это совершенно неправильно и безнадёжно, и слишком быстро, чтобы быть правдой, и на самом деле не быстрее, чем обычно, и очень объяснимо. Мысли проносятся в голове у Уорда ослепительными пёстрыми вспышками, жгут и тут же теряются, пока Кейт, удивительно точно для пьяной переступая через расстеленные на полу бумаги, идёт к панорамному окну, почти невидимому сейчас. Прямо в чёрно-серый, без единой звезды или самолёта, пасмурный Нью-Йорк, блестящий, хаотично и бледно разукрашенный вкраплениями цветного света, как незаживающими царапинами и ссадинами.Ещё одно мгновение Уорд тратит на то, чтобы сделать над собой короткое усилие и не повалить её на пол прямо у окна, прямо на старые бумаги, на изучение которых он убил весь день. После уже не хочется, и вот это — совсем плохо.— У вас с Дэнни что-то есть? — выдыхает Уорд ей вслед.— Почему это у меня должно быть что-то с Дэнни? — Кейт невесело усмехается. — Нет. Ничего нет и не могло быть.— У тебя никого нет?— У меня даже собаки нет.— Ты замёрзла?Кейт кивает и поправляет куртку на плечах.— Тогда, может, чаю?— Нет. Хочу ещё выпить. Иногда очень надо. И, — Кейт наконец оборачивается, — ты же выпьешь со мной?— Если только немножко.Она следит за Уордом, и он чувствует этот взгляд, как, должно быть, чувствуешь на себе взгляд снайпера. Под этим прицелом Уорд собирает бумаги с пола, включает маленький электрокамин, которым раньше никогда не пользовался, и идёт к бару. Там почти пусто, и самое крепкое, что есть — подаренный кем-то мартини.— Ты ведь давно хотел спросить про Дэнни, — понимает Кейт. — Почему не спрашивал?Уорд не отвечает. Достаёт бокалы и безуспешно ищет оливки. Стягивает с дивана бледно-серый плед. Накидывает его на плечи Кейт вместо куртки.Кейт садится на пол у камина и вздыхает:— Ну, тебе пора узнать, какие удивительные вещи могут делать женщины ртом. Мне как-то сказали, что немногие женщины.От неожиданности он чуть не теряет равновесие, садясь рядом.— Я имею в виду разговоры. Словами через рот, — поясняет Кейт и берёт из пальцев Уорда бокал.***Поначалу всё безобидно. Как шаг за шагом заходить в тёплое мелкое море. Так и не заметишь, что зашёл слишком глубоко, а там опасные холодные течения на дне, и вязкий песок, и водоросли опутывают щиколотки, и уже не выплыть.Уорд давно не был у тёплого моря и не валялся просто так на песке, наблюдая за бегом волн; Кейт, разругавшись с отцом, сбежала со смешной суммой денег и полгода прожила в Венисе в чужом трейлере и ещё почти полтора — в дешёвом съёмном доме в шаге от пляжа, но так и не научилась кататься на сёрфе. Уорд так и не понял, как полностью расслабиться в медитации; Кейт поняла и прочувствовала это на крыше того самого старого трейлера, под шум прибоя на очередном голодном рассвете. Уорд не владеет кунг-фу, и Кейт тоже, но зато она разбирается в боксе, джиу-джитсу и крав мага, и даже угрожает показать Уорду пару захватов прямо здесь и сейчас. Да, в коротком платье.Он знает, чем это может кончиться. И это будет как-то неправильно. Поэтому просто сидит рядом с ней. Пьёт, гораздо меньше, чем она, — и комната кружится; смотрит прямо перед собой, в не совсем настоящий камин, и лишь иногда бросает взгляды на Кейт, и когда взгляды встречаются, где-то в горле щекочет. Он чувствует сквозь ткань рубашки и пледа её плечо, и Кейт время от времени толкает им Уорда: мол, как это — не был в Европе, не имеешь яхты, не отмечал Рождество на горнолыжном курорте и вообще не вставал на лыжи, не придумал ли ты это, чтобы быть непохожим на других миллиардеров? Не придумал, слишком много работал, слишком много ответственности и безумия, которое могли бы показать в фильме про восточные единоборства, но никак не в красивом кино о жизни Манхэттена. Уорд всё ещё немножко опасается говорить об этом, когда Кейт, глядя на электрические красные угольки, всё больше похожие на настоящие с каждым глотком мартини, вдруг перестаёт расслабленно посмеиваться. Она ещё долго продержалась: на гадкие темы можно было съехать гораздо раньше. Заговорить о том, зачем им что-то больше базовой самозащиты в такой хорошей жизни с картинки; высказаться, что папаша хвастался спортивными достижениями Кейт, как медалями породистой лошади или выставочной кошки, похожей на пуфик.Кейт подставляет опустевший в очередной раз бокал, смотрит, как Уорд наливает ей — возможно, просто пытается сфокусироваться получше — и внезапно признаётся:— Когда это случилось с Рэндами, я же была совсем маленькой. Мы тогда летали в Боулдер, мама с папой, Сью и я, часто отдыхали там в домике, который мама просто обожала. Сначала немножко боялась, что со всей моей семьёй случится то же самое, что мы все умрём. Потом подросла — и стала просто жалеть Дэнни, который был моим ровесником и погиб. А сейчас я ему завидую.— Завидуешь?! Почему?— Он хотя бы точно знает, что его родители мертвы. И знает, как это случилось.