Глава IV: Contra spem spero! (2/2)

Совсем не боясь запачкаться в крови. Она вновь с ним, и теперь ничто, даже сам бог, не сможет их разлучить.— Пойдём, — внезапно отчеканивает Эмили, делая смелый шаг вперед. — Я знаю короткий путь, - леди смело задаёт темп. Она выводит их из комнаты и идет по лестничной площадке так, словно здесь нет свежего трупа. Поначалу Дауд сбивается в ритме, ведь он совершенно не ожидал каких либо действий с её стороны. Её инициатив.— Подожди, что? - он останавливает Эмили только у верхней ступеньки.— Я пыталась сбежать. Если мы спустился вниз по лестнице, то выйдем к выходу для особых гостей. Там никого нет. Правда, для него нужен ключ, который есть только у Мадам Пруденции, - поясняет Эмили. Изувер заглатывает ком в горле. Она действительно пыталась? И...у неё получалось?

- Подожди, - Дауд высвобождает руку и кладёт её на плече, - мы можем попробовать выйти через крыши, - мужчина отстраняется и подходит к ближайшему окну.

- Через крыши? - она явно заинтересована предстоящим действом, но что-то тянет весёлый детский темп вниз, заставляя не задыхаться любопытством, а интересоваться. Окна здесь завешены пыльными тряпками, вместо полноценных штор. Изувер выглядывает и осматривает окрестности.

Солнце все ещё светит снаружи, но мужчину интересует вовсе не это. Он вновь смотрит на крыши. Но в этот раз, это даёт свой эффект, ведь Дауд замечает на них движение. Отсюдова сложно понять, кто это и что они делают, но одно он может сказать точно - это небольшая группа. И что-то подсказывало бывшему лорду, что он прекрасно знал, кем могут быть эти люди.- А хотя, быть особым гостем звучит очень заманчиво, - изувер отходит от окна и хватает Эмили за запястье, уводя вниз спеша. Если его догадки верны, то китобои либо уже знают, что происходит, либо начинают догадываться. В любом из случаем - лучше убирайся с места преступления. Девочка не задаёт вопросов.

Они быстро покидают ?Золотую кошку? и останавливаются только у тупиковой двери.

- Ты знаешь, что будет дальше? - интересуется мужчина в маске.

- Мне никогда не удавалось убежать туда, - слегка смущённо бормочет Эмили. Дауд вздыхает. Незнание делает работу труднее. Он вновь приседает, отрезая разницу в росте.

- Слушай, Эмили. Сейчас мне нужно, чтобы ты сконцентрировала свое внимание на мне и не боялась. Делала все, что я скажу, не задавая вопросов. Я обещаю, что как только мы окажемся в безопасном месте, я объясню тебе все, что ты захочешь узнать. Хорошо? - она смотрит на него внимательно, строго и спокойно, словно и до этого знала, как ей нужно будет действовать. Её брови припадают к носу и девушка уверено кивает. Отлично. Дауд вновь улыбается, после чего подводится и открывает дверь.

Их тут же встречает тьма. Густая и липкая, словно морское дно. Где бы они не оказались, воздух там стоит пыльный и вохкий.

Изувер концентрирует магию на глазах и мрак быстро расступается в его мире. Они оказались в небольшом тупиковом подземном помещении. Здесь лежит несколько матрацев и стоят стулья. Есть книжная полка и даже пустая печь. Чуть дальше несколько ступеней, ведущих далее.

- Пошли, - тихо говорит Дауд, прежде, чем сдвинуться с места. Они поднимаются выше и замечают яркий свет, бьющий из-за непонятного входа. Туда то, компания и направляется.

Они оказываются на нижней улице выходящей к площади Холджера. Дауд сразу понял это, как только услышал мат и ругань на платформах выше.

Пара пробегает по улице, в противоположную от толпы сторону, но вскоре нарывается на тупик. Изувер поднимает голову выше, и замечает несколько труб, по которым можно удобно взобраться.- Держись, - шипит мужчина, прежде чем вскинуть руку. Сердце трепещет, ведь он не знает, может ли перемещать других людей, вместе с собой. Уже привычный дым захватывает его и в одно мгновение Дауд оказывается на месте – в 10 метрах над землей. Эмили резко давит на руку, пытаясь не упасть с трубы. Мужчина тянет на себя, останавливая катастрофу.

- Ты в порядке? – тихо спрашивает Дауд.

- Да, только голова кружится, - так же отвечает девушка.

- Отлично. Тогда пошли, - киллер ведет её вперед, помогает взобраться на крыши я тяжелые выступы, которые, будучи один, перепрыгивал с кошачьей грацией. Он помогает ей при очередной телепортации.

До Самуэля они добрались без всяких проблем.

*** Вечер медленно наплывал на штаб Лоялистов, погружая мир в насыщенные оттенки золота и янтаря. Дауд сидит на крыше мастерской, свесив ноги и наблюдая за тем, как волны играются в реке, а чайки катаются на них, перекрикиваясь радостными возгласами.

Внезапно, слева слышатся шаги, уверенные, сильные и знакомые. Мужчина лениво поднимает голову, молча приветствуя офицера.— Можно я составлю тебе компанию? — из чистой вежливости спрашивает он, присаживаясь рядом. — Лидия попросила передать тебе, — с этими словами Эбнер, буквально, впихивает в чужие руки вилку и тарелку. Дауд небрежно смотрит на её содержимое — каша и разогретый кусок концертного мяса. Еда средней паршивости, но все ещё достаточно аппетитно, чтобы не давится. У соратника на тарелке тоже самое.— Приятного аппетита! — желает офицер, жадно отрезая кусок мяса, набирая каши на столовый прибор и заглатывая все целиком.— Спасибо. Тебе того же, — отвечает Крамер без явного энтузиазма. Он колеблется несколько секунд, прежде чем набрать на вилку каши. Мужчина подносит её ко рту, да так и не начинает есть, возражая еду на место.

Мясо…еда… Его желудок забить до отказа, пусть он и не ел со вчерашнего вечера. Дауд некоторое время сидит молча в сопровождении мягкого тепла своей тарелки и постукивания вилки об блюдечко.— Не будешь есть — еда остынет, — подмечает Грир.— Нет аппетита.— Если ты переживаешь за леди Эмили, то она сейчас внизу. Общается с лордом Пендлтоном и адмиралом Хэвлоком. А ещё там Каллиста, Уоллес и Пьеро. Каллиста сказала, что леди Эмили будет жить с ней. В её комнате есть котел, поэтому им не будет холодно. Да и к тому же, от тебя это не далеко, так что ты сможешь проверить её в любой момент, — заявляет Эбнер продолжая есть. Дауд смотрит на него несколько мгновений, молча благодаря за это, после чего вновь отворачивается. Он рад, очень рад, что будущая императрица снова рядом с ним, что она под защитой. Но узел нерешенного вопроса и всего, что сегодня произошло, давит на его кишки, заставляя забыть обо всем и сконцентрироваться на проблеме, что нуждается в решении.

— Дауд, — Грир явно пытается привлечь его внимание, но изувер продолжает смотреть просто прямо. — Что случилось? — но и эти слова остаются без ответа. Человек со шрамом чувствует на своем виске внимательный взгляд, но продолжает игнорировать. Дауд не желает грузить других своими проблемами ещё больше. Ему хотелось бы, для начала, саму себя понять.— Да…— Ничего, — резко заявляет он, посмотрев на Эбнера, сидящего рядом. — Ничего, — добавляет меченый мягче.— Тогда почему ты не ешь?— Я уже говорил. У меня нет аппетита.— После того, как ты в одиночку ворвался в ?Золотую кошку?, убил двух влиятельных лиц и выкрал Эмили, переполошив целый квартал, если не весь Дануолл… у тебя нет аппетита? - вопрос с явной издевкой.— Не только это…. — добавляет изувер, вызывая в чужом горле легкое ?а??.— Если тебя что-то тревожит, то ты можешь рассказать это мне, — тон офицера быстро скачет из шуточного в серьезный.— Ничего…

— Что-то случилось? – вновь допрашивается Грир.

— Во имя Чужого, что тебе нужно?Что тебе не нравится?— Я хочу, что бы ты поел.— Лучше подумай о себе.— Я то поем, а вот ты останешься голодным и уставшим.— Я в порядке, — огрызается Дауд, отворачиваясь в другую сторону. Лезут тут со своими требованиями...— Вот уж хрена с два.— Чего ты так из-за этого взъерошился? — изувер вновь смотрит на сидящего рядом. — У меня что, не может не быть аппетита?— Я просто беспокоюсь о тебе и хочу, что бы ты был счастлив. А полный желудок этому способствует.— Ты мне не мать родная, что кормить и ухаживать. Я поем тогда - когда мне будет угодно.— Похоже, мне скоро придётся ею стать… — Дауд демонстративно отложил тарелку, явно показывая, что будет стоять на своем. Эбнер тяжело вздыхает, и продолжает молча жевать собственную порцию. Вокруг них царит тишина недолгих пять минут, потому, что офицер вновь начинает говорить:— Что с китобоем делать будем? — уточнять кого именного, из двоих пленных имеет в виду мужчина, не требовалось. Они оба понимали, что в подобном контексте может быть только один из них.— Я все ещё не верю ему.— Ты все ещё не веришь ему, — раздраженно повторяет Эбнер.— Да. А почему должен?— Возможно потому, что онне врал, говоря о ?Золотой кошке? и о яде....— Это не… — перебивает Дауд.— И это я ещё не сказал о том, что он так же сильно желает смерти Корво, как и ты, самолично предлагая свою помощь, — заканчивает мысль Эбнер.

— Если бы он действительно хотел бы этого, то уже давно сказал его местонахождение. Но он лишь молчит, стоя на своём, тупом, убеждении.— Возможно потому что ты, всякий раз, смотришь на него как на ходячий мешок с рыбьими потрохами. Готовый зарезать, как только он не будет тебе нужен.— Что? Я не собирался его убивать.

— Прогнить в заточения перспектива не лучше, - резкий аргумент от офицера, что заставил сердца оппонента пропустить несколько ударов.

— Это может быть тщательной ловушкой, — парирует собеседник шепотом.— А может быть уникальной возможностью.— Китобоям нельзя верить. Они на его стороне.... — меченый ловит себя на мысли, что просто прослушивает диалог, что его не раз перебирал у себя в голове.— Ну, а у кого, как не у людей знающих Корво лучше многих, может появиться подобное желание? Мы же не знаем, что Ворон делал, а что нет. Вдруг, он, ну я не знаю, — Эбнер крутит вилку, в раздумьях, — брата его убил?— И тут у убийц внезапно проснулась совесть. Да, конечно, - зло иронизирует Дауд.

— Почему бы и нет?— Ты слишком добр к ним. Я не понимаю, как ты может быть столь добродушным к… убийцам, — Дауд изучает странную физиономию собеседника. Лицо Эбнера выражает дивную гамму эмоций. Сначала шок перетекает в тупую растерянность, после в недопонимание, и через странную ухмылку перетекая в легкую злость, скепсис или игривость. По крайней мере Дауд прочитал это так.— А я не понимаю, как ты можешь вести себя словно малолетняя девочка, когда тебе 42, — если бы меченый стоял, он бы непременно опешил от подобного заявления, выбивающегося из сценария.— Что? — скорее удивленно, нежели со злобой спрашивает Дауд.— Ты ведешь себя как маленькая, обиженная девчонка, — уточняет Эбнер. Дауд удивленно смотрит на него ещё несколько секунд ища подходящую реакцию на подобное заявление. Он то! И как девочка?! Да что Эбнер такое говорит! Он ни разу не похож!— А ты выглядишь как девочка, с этими длинными патлами, — огрызается Дауд.— Неправда, — бурчит офицер ухмыляясь. — По крайне мере, я могу подстричься в любой момент, а вот ты так и останешься девчонкой.— С чего ты вообще это взял… —бурчит меченный— Сколько ты ещё будешь сомневается и огрызаться на каждый чужой вдох? — офицер грюкает вилкой об тарелку, кажется, случайно, но выразительно громко. Эбнер молчит, ожидая ответа, но Дауд лишь колупает его взглядом и, кажется, ищет ответы на свои вопросы в нем. В строгих глазах и разбитой губе. Спустя минуту напряженного зрительного контакта, мужчина со шрамом отводит взгляд, смотря куда-то вниз — толи на землю, толи на собственные ноги. Он не в состоянии самостоятельно ответить на этот вопрос. Мужчина с трудом признаёт, что не может сам себя понять. Почему он некому не доверяет? — потому что боится. Чего именно? — предательства, боли, обмана, лжи и одиночества. Почему? — потому что пережил это один раз, и не хочет вновь. Что нужно для того, что бы не боятся этого? — ...не знаю. Как этого добиться? — Дауд не знал, не понимал. Боится понимать и лжет сам себе. Боится и лжет всем вокруг. На самом деле, он знает, что ему нужно для того, чтобы вырваться из этого круга, и ответа он боялся больше, чем самого вопроса. Чем всей этой ситуации в принципе. ?Я не знаю ответа?, — повторял он себе из разу в раз. Подмечая как это жалко, как это глупо и как наивно. Но продолжая, глупо и наивно продолжая твердить "Не знаю". Ведь это так легко.— Дауд, — вновь окликает его Эбнер. — Если ты будешь сомневается во всех, то все будут сомневается в тебе. Нельзя так, — офицер говорит тихо, почти переходя в шепот, но мужчина слышал его словно тот орал на ухо.— Почему? — Дауду казалось, что вопрос оторван от всего контекста, и поэтому он повторил, громче и настойчивее. — Почему нельзя?— Потому что никто не будет верить тебе и ты не сможешь найти опору, когда тебе это понадобится… Я хочу верить тебе, Дауд,— офицер все ещё смотрит на него и что-то внутри трещит под этим взглядом.

Ему больно.— Почему? — в голове туман, дурманящий сознание. Мужчина хотел огрызнуться в ответ на заботу, что проявляют в его адрес.

Ударить, за то, что лезут в душу. Убить, за то, что могут прятать за этой, наверняка же, фальшивой любовью.

Забыть, за то, что однажды уйдут. Но все что он выдавливает из себя — это очевидные вопросы с соответствующими ответами. Теми, что нужны ему как воздух прямо сейчас.— Потому что я знаю, что ты просто пытаешься сделать как лучше...— Ты не можешь быть так в этом уверен.— Могу. Все могут, - офицер тяжко вздыхает, прежде чем продолжить. – Слушай. Я понимаю, почему ты не хочешь верить ему, но каждый заслуживает на второй шанс. Дауд хмурится, слушая Эбнера. Перед глазами он больше не видит внутренний двор паба, с сухой травой, а только тьму холодной затхлой камеры, залитой вредным, противным желто-белым светом. И не чувствует запах еды, настоянный влажный воздух, не слышит шум воды — только противный смрад, что невидимой чешуёй оседает на коже, впитываясь в неё, как табак въедается в ткань.

Второй шанс? Берроуз давал ему много вторых шансов. Дауд подводится на ноги резко и начинает уходить.

Он не желает говорить, думать об этом и все это чувствовать. Снова вспоминать тюрьму и события, что привели его туда. Изувер действительно считал, что этот разговор мог бы ему помочь. Но он только ещё больше раскачивал моральные качели. Внезапно, кисть схватила большая и тёплая ладонь. Непривычно огромная, почти расскалённая, на фоне холодной кожи. Она держала его запястье крепко, но все еще аккуратно, нежно. Мужчина поднимает взгляд и видит Эбнера, стоящего на ногах и держащего его за руку. Его силуэт казался чужим и неправильным в чёрных сочетаниях мира. Таким благим, что сложно поверить, что он сам прикоснулся к ладони, запачканной в невидимой крови.- Отпусти меня, - больше приказывает, чем просит лорд в отставке.- Ты веришь мне? Дауд, ты веришь в меня? - спрашивает он.

- Отпусти.

- Ответь на вопросы и можешь катиться хоть на все 4-ре стороны, -Нечто продолжает хрустеть. Больно, гадко, неприятно.

Нет! Хватит! Меченый выпрямляет сгорбленную спину и заглядывает ему прямо в глаза. Он взбешен всем, что происходит, и поведение Эбнера забирает в нем последние крупицы самообладания. Зачем он вообще заговорил обо всем этом? Зачем давить на больное? Чтобы сделать больно? Чтобы видеть его мучения?Зачем он вообще помогает Дауду, и любезничает с ним, ведет себя как курица-наседка? Потому что считает его жалким и беззащитным? Потому что считает что он не может выбраться из болота, куда сам себя загнал?! ОН ПРАВ!

- Ты. Хочешь знать, верю ли я тебе? - ядовито спрашивает Дауд, наклоняясь вперед. И только по напряженным мышцам понятно, каков будет исход этого разговора:

- А с чего я должен? - изувер выдергиваетруку из чужой кисти, словно отрывая нити. - Ходишь, тут, панькаешься со мной, как кусок идиота. Втираешься в доверие, чтобы потом мной, блять, воспользоваться. Тебе, как и всем в этом ёбучем сука мире, нужны только мои знания и умения. Пока я у тебя его не забрал!! - Дауд говорил сухо, и чётко, словно репетировал эти слова многие недели. Его темп нарастает с каждым словом, только в конце перейдя из глухого рычания в полноценный возглас. От злости мужчина сжимает руки в кулаки, и метка срабатывает, замораживая время, готовясь к телепортации. В черно-белом мире, Дауд тяжко дышит и смотрит на застывшего Эбнера. Он выглядит потерянным и опечаленным.

Изувер резко заглатывает воздух и осознание ударяет в него волной.

Он уже давно думал над чем-то подобным. Над тем, что офицер так же может придать его однажды, что Эбнер его лишь использует. В конце концов, перед ним стоит человек, что обязан хорошо владеть подобными навыками: убеждения и манипуляции. Но мужчина со шрамом постоянно опровергал эти мысли. Пилить сук, на котором сидишь очень опрометчиво. Да вот теперь ситуация изменилась. Теперь, рядом есть Эмили. Да конечно, она еще слишком юная, что бы понять его состояние (особенно учитывая что Дауд молчит в тряпочку), но это не отменяет того факта, что само её присутствие заставляет мужчину чувствовать себя лучше и целостнее.

Дауд не думал, что он говорит, когда кричал на Грира. И пусть он прогонял это в себе не раз, лишь высказавшись понял, что....это ошибочные утверждения. И пусть говорить об намерениях офицера в открытую нельзя, с уверенностью можно заявить лишь,что Эбнер никогда не давал Дауду причины думать так. В конце концов, это именно он помогал в разработке плана побега, и он поддерживал его все это время. Он говорил с Даудом даже когда он сам не понимал, как важно для него все это. Все эти обычные разговоры. Ему определенно стоит извиниться. Но сейчас злость кипит в чугуне обиды и эта смесь бьет в уши, перекрывая собой здравый смысл. Время вновь начинает идти.

- Да пошёл ты нахер, блять, - тихо выплёвывает он толи себе, толи Гриру. Крамер вскидывает левую ладонь, и прежде чем подумать над последствиями, телепортируется на крышу Песьих ям. Дауд не оборачивается и тут же исчезает, блинкая на другую крышу. Внутри ревёт и печёт от глупости и злости. Мужчина желает остановиться, упасть, забыться, вывернуться наизнанку, но ноги несут его все дальше в закрытый и заброшенный квартал, где и располагался паб. На забытые улицы, где никто не стал бы его искать.

Он использует магию до предела, чтобы почувствовать головокружение, боль в руке. Желает, чтобы эти неприятные физические чувства заглушили гадкие моральные, но в итоге они ихтолько обостряют. От гнева Дауд пинает все попадавшие на пути камушки, бьет железную дверь, с пометкой карантина, с треском выбивает несколько заколоченных окон и даже не сразу понимает, что Эбнер прекрасно видел, как он использовал магию. Какой козырь он ему дал. Дауд перебирает все известные ему маты, и выплескивает их на все в этом белом свете. Буря утихает только ночью. Когда луна спряталась за тучами, погружая город в кромешную тьму.

Изувер возвращается домой, следуя на свет и звуки воды.*** Дауд лежал в своей кровати, воткнув взгляд в потолок.

Голова гудит, набитая тяжёлыми раздумьями обо всем, что сказал офицер. Ведь пришло время обдумать все на холодную голову. Доверие.

Просто поверь в себя, просто поверь другому.

Сказать легче чем сделать. Дауда не пугало само явление доверия - его пугали последствия.

Императрица доверяла ему - и вот теперь она мертва, по его же вине. А изувер остался один. Он верил и Хайрему, пусть они и не очень жаловали друг друга. Он остался один. Доверял и страже Башни, и Соколову, что был в тот момент рядом. Он доверял многим... и теперь он здесь. Кажется, действительно, один. Даже несмотря на то, что Эмили теперь рядом, и что где-то этажом ниже отдыхает близкий душе человек, пусть и посланный нахер. Несмотря на то, что рядом с ним кипела мирная жизнь, располагающая к таянию льда, в его душе. Мужчина понимал: рано или поздно он узнает, где прячутся китобои. А уж откуда: проследит, выпытает или узнает из первых уст - дело иное. Чем раньше - тем лучше, само собой, но... все умеют врать. Все умеют предавать. А ведь светленький сам признался, что предал Корво. Что мешает ему вновь пойти, по проверенному пути?

Дауд уже какой час лежал вот так, почти неподвижно, всматриваясь в деревянные балки над собой. Тени от слабого освещения блекло танцевали в так огня, то и дело подстраиваясь под чужое сердцебиение. Изувер метается от ?да? до ?нет?. Перебрасывался глупыми аргументами сам в себя, атакуя домыслами и переживаниями, не желая прогибаться и прийти к самому очевидному, самому простому из вариантов – наконец нормально выслушать противоположную сторону.

Как же отвратительно он себя чувствует.

Желудок под завязку был забит скрытными мыслями. От этойстранной наполненности болели и его легкие, и ребра. Ныли почки, крутились кишки. Спина так же ныла под этой болью. В горле до сих пор стоит неприятный привкус горечи, а в пятки колют иглы. Воют свежие раны, под повязками. Ему хотелось даже вызвать искусственную рвоту, чтобы хоть на мгновение стало легче. Переключить свое внимание от этого всего… безобразия, но у него это не получалось.— Леди Эмили! — негромко послышалась откуда-то издалека.?Леди Эмили, да, конечно. Мне нужно её защищать, чтобы не случилось. Может ли и она предать меня? Нет... или да? Но, как же так. Я ведь нужен ей. Она столько времени была одна. Не думаю, что все те эмоции были фальшивкой …так стоп?, — Дауд напряжённо поднял голову, слегка поднявшись торсом. Ему послышалось или…— Тише, — негромко, словно ветерок, шикнул детский голосок с той же стороны. Нет, значит не послышалось. Почудились мягкие шаги по металлическим листам.— Леди Эмили, Лорду-Защитнику нужен отдых,— настойчиво, пусть и явно тише, повторил взрослый голос.?Каллиста?? — мужчина медленно подводится с кровати и, прошагав дугу, подходит к окну-входу таким образом, чтобы его не было видно снаружи.— Я не буду его будить. Я просто… проверю в порядке ли он, — шёпотом отрезала Эмили, сделав еще несколько аккуратных шагов.— Леди Эмили, стойте... — женщина так же немного подошла.— Все хорошо, Каллиста. Я все равно не сплю, — Дауд выглянул из-за угла, напугав дам. Эмили просто ошарашено на него посмотрела. Она находилась буквально в нескольких шагах от входа в его убежище.

Гувернантка же, стоящая по ту сторону импровизированного мостика, вздохнула и побледнела, острием посмотрев на внезапно появившуюся персону.

— Лорд Дауд! Ой, то есть, Дауд. Прошу прощения, мы уже уходим. Вам нужен отдых, леди Эмили, — настойчиво повторила Карноу.— Вы можете заходить ко мне в любое время дня и ночи, — мужчина перевёл взгляд на Эмили, что все еще стояла между говорившими. Может она поможет ему немного развеяться? Да и к тому же, после прибытия в штаб, они толком и не виделись. Эмили была занята, осматривая новое место жительства, а Дауд… вел себя как маленькая девочка.Может быть, им действительно будет полезно поговорить друг с другом.— Что-то случилось? — немного мягче спрашивает меченный.— Я… просто не могла уснуть, — пробормотала Эмили смущённо, отводя взгляд. Дауд удивлённо вскинул брови лишь на мгновение. Какое удивительное совпадение. Поизучав ближайший силуэт пару мгновений, он сделал несколько шагов глубже в комнату и Колдуин скользнула за ним, принимая немое приглашение.— Прости, если я разбудила тебя, я просто…действительно не могла уснуть, - все еще тихо говорила она за спиной.— Все хорошо, Эмили. Я не спал, — подойдя к раме двери, бывший лорд посмотрел в сторону импровизированного входа. Похоже, Керноу решила дать им немного личного пространства.

Они прошлись к единственной кровати в комнате. Дауд посадил юную даму ближе к стене и подушке – там где мягче - а сам сел рядом, с краю.

На Эмили была только небольшая ночнушка, с небрежно натянутой наверх кофточкой, вероятно, самой Каллисти. Одежда выглядела очень лёгкой, но ей, по всей видимости, было не холодно.

Дочь так сильно отличалась от своей матери. Даже сейчас, будучи ребёнком. Джесс никогда не была эталоном послушности, конечно. Она часто вредничала, совершала действия необдуманно, на эмоциях, но при этом всегда оставалась женственной. Спокойной, словно так и нужно было, словно по-другому не могло быть.

Она была хитрой и остроумной, но шла на подлость всегда неохотно. Это не означало, что почившая императрица не умела врать. Она была лучшим вруном во всей империи. Но уметь, не значит любить. Эмили же... другая. По крайней мере отложилась в его памяти такой: энергичной, эмоциональной, не очень женственной и настырной, но доброй и хитрой, можно даже сказать, коварной. (По меркам ребёнка лет 10-ти). Пара несколько мгновений сидела в гробовом молчании.— Они говорили мне, что... ты умер, — эти слова порезали бывшего лорда, словно нож масло и откатили сверху ледяной водой.

Эмили произнесла это, слишком серьёзно. Детский голос порезала такая боль и сухость, что ему самому становилось не по себе.

Девочка сидела ровно, вытянув ноги и уткнув взгляд в матрац, с нечитаемым выражением лица. Она нервно потирала руки, но, почему-то, ближе к локтям. Словно там были раны, напоминающие о себе дискомфортом.

— Я..... — горько выдавила Эмили, но не смогла произнести больше ничего, вздрогнув всем телом в тихом всхлипе. Эти звуки выбили из Дауда дух и остатки самообладания. Ком в горле поддался на язык.

Это ему действительно говорит девятилетняя маленькая девочка?

Только сейчас он заметил, как дрожат её локоны и как часто поднимается грудь. Страх давил на Эмили тяжким грузом, заставляя непривычно сгорбился. Меченный часто моргает, прогоняя собственную грусть и обнимая её мягко, словно неуверенно.— Мне было так страшно и… одиноко. Я-я так долго им…не… я, — строгость рассыпались в её голосе, как песок бежит сквозь пальцы. Она задыхается, прижимаясь ближе, а Дауд лишь удваивает это стремление, обнимая её увереннее и крепче.

Это точно-точно говорит Эмили — чистое беззаботное дитя из воспоминаний, а не голос пережитых эмоций?

Сердце глухо и редко отбывалось в груди. Так, что могучие удары волнами ударялись от ребра и хребты позвонка. Эмили положила лоб на его плече. Крамер чувствовал как пульсирует её голова, и как одежда намокает от слез.— Никому нельзя верить… — выдавал Дауд, хмурясь.

О~. Как бы ему хотелось лишить её этих паршивых воспоминаний и чёрных моралей. Чтобы её детство было чистым, а не запачканным болью и кровью,предательством. Страхом. Он не желал ей зла. Только добра, коим наполнена обычная жизнь обычных маленьких детей.

— Для тебя я буду мёртв, только когда ты лично в этом убедишься, - это грубые, но правильные слова. Жестокая истинная мира, которую ей, к большому сожалению, нужно выучить сейчас.— Я…не хочу,— промямлила Колдуин сквозь слезы, слегка глотая буквы. - Не хочу… убеждаться, — как он, блять, её понимал.— Прости меня, Эмили. Прости, - Дауд горбится сильнее, выдыхая ей в спину редко. Потому что воздух напоминал воду, которой он все не мог надышаться.- За что ты извиняешься? - спрашивает она в пустоту, ибо Дауд продолжает гнуть свою линию, переходя в бормотание:- Прости меня... Прости. Я обещаю, что куда бы ни уходил, всегда буду возвращаться. Не брошу никогда и ни за что, — он и сам слабо верил словам, что говорил. Врал и не краснел. Её слезы резали Дауд так сильно, словно он сам рыдал взахлёб и с каждой каплей, упавшей с чужих глаз, что-то внутри продолжало хрустеть. Гадко и громко ломаться под грузом двух разбитых сердец. Она уткнулась ему в плече носом.— Почему…они не любили тебя? — все ещё в слезах поинтересовалась Эмили. Дауд немного отстранился, высвобождая её из объятий, и посмотрел на девочку. Круглые щеки, казалось, упали, укрывшись полем румянца. Красные глаза смотрели на него, но больше без той жизнерадости, что была там раньше. Пухлые губы дрожали от напряжения.

Бывший лорд мягко улыбается. Дауд аккуратно провёл большим пальцем по щеке, ловя одну из падающих слез. Эмили словно пришла в себя и начала вытирать глаза от влаги, что все приходила и приходила.— Почему они…называли тебя ?ведьминым отродьем?? Желали смерти на костре? Мне было так больно слышать это… — мужчина позволил ей самостоятельно попытаться успокоить бушующие эмоции, а сам медленно приглаживал растрепанные чёрные волосы.

— Не бери в голову. Некоторые, просто не могут понять, что люди умеют... - и на этом моменте Дауд проглотил собственный язык.

Меняться Он хотел сказать "меняться".

Он знал, что люди меняются, но, кажется, забыл эту истину. Дауд вспомнил то, что знал всегда, лишь сейчас, сказав это вслух.

Ведь, если рассуждать его же логикой: как императрицу - не важно, Джессамину или Эмили - можно доверить в руки выходцу из трущоб, ведьмину сыну, серконцу, грубияну и убийце? Но ведь доверили.

Он поместил собственных племянников в то, что не любит всем сердцем и от чего сам долго страдал - стереотипы.

Почему он не верил им, почему злился? Потому что китобои убили Императрицу. Личности, что в его мире слились в абстрактного монстра. Великого врага. Главную цель.

Он не видел в них людей.

- Дауд? - мужчина резко реагирует на собственное имя, позабыв, что не один. Он ещё несколько раз моргает, рассматривая Эмили, что пусть и смотрела на него - с интересом и страхом - не переставала держаться за старую рубашку. Словно удерживая его (или себя) на краю пропасти.- Меняться. Люди умеют меняться, — спокойно и негромко произнес он. Потому что слова через силу преодолели ком на языке. Девочка задумалась, опустив взгляд лишь на мгновение.— Твоя… мама была ведьмой? — все не унималась она. Дауд урывчато скользил по её лицу взглядом. Его вновь охватила жаркая волна воспоминаний о собственном детстве. Он глухо выдохнул, возвращаясь обратно в настоящее.

Эмили.

Можно ли ей говорить подобное?— Ведьмой? Не~т, — тянет изувер, кисло улыбаясь. Слезы все еще щипали маленькие девичьи глаза, но теперь леди была сконцентрирована на бывшем лорде и выглядела менее грустной. Дауд пододвинулся дальше на кровать, повернувшись к собеседнику больше.— Она была просто очень умной женщиной с непростой долей, — уточнил он.— Умной? Так как Соколов?— Нет. Антон один единственный такой на свете, — мужчина задумался, кого корректнее будет привести в пример.— Она была скорее, как Джессамина, — они оба притихли, когда услышали это имя.— Она любила тебя?— Любила, но по-своему. — Эмили с любопытством посмотрела на Дауда.— ?По-своему?? — этот вопрос вызвал горький вздох. Можно ли раннюю смерть считать любовью? А нищету? Можно? А если это все, что она могла ему дать? Это — любовь?— Да. Любила, как могла сильно и многим пожертвовала.— Что с ней случилось?— Она...— Дауд снова запнулся. Как можно было адекватно перефразировать: ?Сгорела заживо, просто за свое существование??— Внезапно пропала из моей жизни, — девочка поникла.— Мамы ведь больше нет, правда? – спросила Эмили выдержав паузу. Дауд не ответил.

— Я так скучаю по ней. Мне её так не хватает. Ты так же скучал по своей? — тихо произнесла она.— Да, скучал. Очень сильно. Скучаю, по ним обоим каждый день. И по тебе скучал, каждую минуту, что был один, — Дауд почувствовал, как она прижалась ещё ближе и, похоже, немного успокоилась. Слезы продолжали блестеть на щеках, не переставая идти, но ритм её дыхания замедляется и хватка ослабла.— Я тоже очень скучала… Почему они сделали это? Мама…так старалась сделать мир лучше… так старалась. Так, почему? — но как бы расслабленно она не выглядела, голос дрожал, как натянутая струна в шторм.— Этого я не знаю, - Дауд отрицательно качнул головой. - Но я уверяю тебя, что сделаю все возможное для того, чтобы её убийцы получили по заслугам.

- Нет.

Её стоит порицать за такие мысли. Дауд хотел бы видеть Эмили столь же великой правительницей, какой была её мама и дедушка. Чтобы она была для них золотым правителем, не тираном, не злом во плоти. Но стоит ли порицать эту злобу? Закономерную ненависть к людям, что на её глазах убили мать, ранили дорогого человека, похитили и заставили пережить все это? Нет. Не вправить ни он, ни кто либо ещё. Они похожи до абсурда, как отвратительно правдивые карикатуры друг друга. И это расстраивало Дауда. Свое собственное в ней отражение.

Он уж хотел прикоснуться к её голове, погладить черные волосы. Но руки налились свистом и ели двигались. Пальцы скользнули под маленькие бока, в странном обнимании. Слово огромный пес, закрыл её за собой, стараясь дать мягкое, мнимое чувство комфорта. И ей, и себе.

Гукающее сердце разлилось волной тепла и заботы. Это чувство уже давно стало ему неким наркотиком. Оберегать кого-то, без страха отдать всего себя за это. Быть благодарным за то, что этот человек существует, что он рядом и продолжает дышать — это та жизнь, что была ему подарена и что ему понравилась. Он уже не надеялся вновь почувствовать это в себе. Боялся, что придется прятать глубине до конца дней.— Кто желал её смерти? — тише прошептала Эмили. Пусть этот вопрос и был явно риторическим, но Дауд просто не мог позволить себе не ответить на него, даже и не прямо.— Много кто желает смерти людям королевских кровей, вроде тебя. Для этого и…- он резко заткнулся, словно ужаленный. Ком скользнул ближе к кончику языка. Воздух казался паром, которым он не мог нормально дышать.

Все эти эмоции, они собрались у него на языке, они скопились в этих словах и в человеке, что сидит напротив. То, что хрустело внутри в один момент сломалось, когда чёрные - опухшие от слез и протирания - наивные детские глаза попытались заглянуть вглубь его едкой души.- И... что? - безвинный вопрос стал последней каплей. Эмоции так быстро сменяли друг друга, что сохранять здравый рассудок становилось почти невозможным. Груз мыслей, радость, печаль, удовольствие, стыд, горечь, гнев, страх, одиночество — все это перемешалось в нем взрывоопасной смесью. Дауд заставил себя отстраниться, отвернулся от Эмили, прежде чем... Слёзы, жившие внутри, упали на щеки.

Он четыре месяца держал эти мысли в себе, но сейчас, в присутствии Эмили… девочки, что он любил, как собственную дочь и той, которую обрек на месяцы одиночества. Той, чию мать он не смог уберечь, пусть это и было его прямой обязанностью... он не мог. Просто не мог сдержаться, и наслаждаться любовью той, на чьей жизни оставил такой след. Шрам. Что уж говорить об том, чтобы взять её под свою защиту. Глаза болели и слезились. Лицо искривилось в гневе, на всех и на себя. И он прогнулся в спине ещё сильнее прежнего. Мир резко схлопнулся внутри. Он напрягает руки на её плечах, и не замечает как время то идет, то замирает.

Дауд внезапно понял, что ему неимоверно стыдно находится в её компании. Как он мог все эти года считать себя ?лордом-защитником? если даже не в силах уберечь безвинное дитя от груза собственного сердца? Наивный дурак!

Слабак!

Отброс!

Дикарь!Ведьмак! Тонкие пальцы внезапно коснулись его руки. Мягко, нежно, успокаивающее. Мужчина набрал полные легкие воздуха и украдкой поднял взгляд на Эмили.

Чёрные глаза.

Они зацепились в него крючками. Мужчина тут же отвернулся, чувствуя, как взгляд тянет кожу. Грубое лицо налилось румянцем.

Он желал остановиться, растворился, исчезнуть из мира! Только, что бы она не видела его слез. Слез, пожалуй, самого дорого человека. Эмили и так пережила слишком многое. Но эти глаза, они, словно пиявки, выкачивали из него последнее желание заткнуться, успокоиться и закрыться в себе. Левая ладонь запекла, загудела и только кислый вход через силу, помог Дауд сдержать позывы к телепортации, подзывая новую волну горя.— Прости меня, Эмили. Я....я просто.....я не…я не Лорд- Защитник, — признание слетело с до неправильности легко. — Я никогда и не был. Я… - грубый голос дрожал, как и пальцы,как и брови, как и весь он. Сердце бешено колотило, кололо его. Голова кипела от всех чувств, что разрывали изувера изнутри. Дауд закрывает лицо руками, в попытке спрятаться от мира. Какой стыд! Плакать у неё на глазах! Он то! 42-х летний мужчина! Тот, кого, словно грозы, боялись стражники, и плачет как маленькая девочка! Глаза все слезились, воздух обжигал горло при каждом входе. Сломанное хрустит пол напором эмоций. Он просто не мог остановиться.— Нет, — чётко выразила девочка. Это слово отразилось в комнате странным эхо. — Ты мой Лорд-Защитник, — тонкие пальцы вновь обхватили большие ладони, уводя их вниз, дабы открыть глаза. Их взгляды снова встретились. Грустные, потерянные.— Прости, Эмили. Я…не могу. Я не достоин быть им…не после всего, что случилось…сегодня…тогда…всегда— Нет... — вновь повторила она, но в этот раз почти умоляя его. — Я... приказываю тебе им быть, как будущая императрица. Мама бы так не считала тебя виновным ни чем!— Нет. Это... не так работает. Нет, Эмили…прости..... все произошедшее... я не достоин, я не могу....кто угодно будет лучше меня на этой роли.... - но Эмили и не дала ему закончить. Просто обхватив голову ладонями и заставив положить на своё плече. Внутри щиплет и ноет. Он обречённо вздыхает, поддаваясь напору. Лорд-защитник снова обнимает её, не снимая головы с плеча. Слезы текли по его лицу, унося с собой и многое из того, что накопилось за все это время. Он наконец-то почувствовал себя лучше.

- Неважно, что подумают люди… - тихо произнесла она, спустя почти минуту молчания. Дауд узнал эту фразу, этот тон, но так и не открыл глаз, дабы посмотреть на выражения лица. Но что-то внутри подсказывало ему, что мужчина прекрасно знает, как выглядит её уверенность и горе.— Как пожелаете, леди Эмили, — почти промурлыкал он. Произнося это, Дауд почувствовал, как снова обретает смысл ждать нового утра, а не пытаться утонуть в забвении странных кошмаров. Он мягко её обнимает, поддерживая эмоциональный порыв. Знала ли Джессамина, что при её смерти, две сломанные души найдут опору друг в друге? Наверняка.— Помнится мне, — заговорил он хриплым и усталым тоном.— Ты хотела послушать про китов и пиратов, которых я встретил во время плавания?

Дауд и Эмили позволили себе забыть об бо всем на свете, и просто наслаждаться компанией друг друга. Люди, опасности, невзгоды, переживания - все это пусть подождёт до завтра. Вместе они растворились в том безвремении что кружилась вокруг чёрными клубами глубокой ночи.