Глава 18. Лето прошло. (1/1)
Винсент Валентайн, бывший Турк и нынешний носитель демонической сущности, стоял в гостиной Хилен Лоджа, смотрел на Сефирота светящимися красным глазами и издавал звук, подозрительно похожий на рычание.Сефирот сложил руки на груди. Он два часа отказывался разговаривать с Клаудом после того, как тот сказал ему оставить меч в спальне — хоть Сефирот и понимал, что их отношения требуют определенной степени… компромисса, но это не означает, что он намерен уступить просто так.Темные волосы Винсента, длинные и перепутанные, были стянуты красной банданой. Одет он был в черное, а поверх — в запыленный и истрепавшийся по подолу алый плащ. Но в остальном он выглядел ровно так же, как на фотографии с родителями Сефирота. Что, естественно, было невозможно.— Насколько я помню, тебе должно быть около шестидесяти лет.— Шестьдесят два, — Винсент скинул плащ и бросил его на диван, не отрывая взгляда от Сефирота. — Извини, что пялюсь.— Ты собираешься сказать, что я похож на свою мать? — спросил Сефирот, внимательно следя за ним.— Нет, я не собирался этого говорить. Но ты похож. Подозреваю, ты хотел меня видеть именно поэтому. Из-за твоей матери?— Да, — Сефирот развернулся, прошел на кухню и жестом указал на стол, где лежала фотография Винсента с Лукрецией и Ходжо.Не садясь, Винсент взял фотографию в руки.— Сколько же лет я не курил, — неожиданно для Сефирота произнес он. — Хаос терпеть не может вкус табака, — он отложил фотографию и оперся о стол, наблюдая, как Сефирот ставит чайник на плиту. — Что ты хотел узнать?— Вы были… вместе. Все трое.Винсент не стал затрудняться отрицанием или просить разъяснений.— Да, — кивнул он.— Почему? — напрямик спросил Сефирот. — Он был безумен. Она… я не знаю ничего о ней, потому что никто не посчитал нужным мне рассказать о ее существовании, но учитывая то, что она добровольно экспериментировала над собственным ребенком, догадываюсь, что она совсем не была образцовой родительницей.— У Шинра много грехов, — тихо сказал Винсент. — Как и у твоих родителей. Как и у меня.— Избавь меня от своих утверждений морального равенства, Валентайн, — отмахнулся Сефирот. — Мне не интересно твое стремление к искуплению грехов.Особенно в свете того, что Сефирот сам не был уверен, что не разделяет это конкретное стремление. Он знал, что совершал поступки, которые хотел бы не совершать, но его практичной натуре любая мысль о покаянии казалась в лучшем случае бесполезной. В нем не было никакого смысла, раз уж он не может вернуться в прошлое и все изменить. Сделанного не воротишь.Винсент снова склонил голову.— Я встретил Лукрецию, когда работал в Отделе административных расследований. Меня приписали к Научному отделу, потому что президент Шинра знал о связах моей семьи с научным миром, — Винсент дернул ртом. — Мой отец исследовал демонические сущности и погиб во время эксперимента. Который проводил со своей аспиранткой — уверен, ты догадываешься, кто это был.— Моя мать, — ровно ответил Сефирот. Было странно произносить слово ?мать? теперь, когда он знал, что оно относится к ученой, от которой он унаследовал улыбку и хохолки волос, а не к пришельцу с претензией на божественность.— Да. Хотя поначалу я об этом не знал. Честно говоря, я никогда не понимал точно, почему она не рассказала мне, но Лукреция — твоя мать — она была очень… она не была похожа на знакомых мне женщин. Мой опыт говорил мне, что женщины должны быть женами, или матерями, или домашней прислугой. Я понимаю, что это очень старомодно, но, как ты заметил, я старше, чем выгляжу, — Винсент скривился. — Лукреция была гениальной, но неуравновешенной, — его взгляд снова вернулся к Сефироту, когда тот снял с огня чайник и разлил чай в пару кружек.— Может, это прозвучит слегка шокирующе, Валентайн, но про это я уже догадался, — сказал Сефирот.Винсент издал звук, в котором Сефирпот с некоторой заминкой распознал смех.— А еще она была единственной в Шинра, помимо профессора Гаста, кто мог длительное время работать с твоим отцом.Гаст. Давно Сефирот не задумывался об этом имени. Он вырос с этими двумя — профессором Ходжо и профессором Гастом.И убил дочь Гаста на священном алтаре, чтобы призвать конец света.Возможно, ему было что искупать. Перед тем, как исчезнуть, Гаст был по-своему добр к нему. Вообще-то, из всех людей, что знал Сефирот, он больше всего был похож на настоящего отца. Его жена однажды принесла ему игрушку, хотя оставить ее Ходжо не позволил, потому что не дури, мальчик, плюшевые медведи это ничто иное, как кусок ткани неправильной формы. Вместо этого он вручил Сефироту топографическую карту для изучения.Сефирот передал Винсенту его чай. Тот, судя по всему, был слишком подозрителен, чтобы его пить, но кружку принял и зажал ее в затянутых в перчатки ладонях.— У меня заняло много времени, чтобы понять, что их совместимость объяснялась одержимостью твоей матери ее работой. Твои родители были опасно амбициозными, безжалостно практичными и очень эмоциональными людьми. Как, по-видимому, и их сын.— Я учился быть лучшим, — прищурился Сефирот. — Не то, чтобы у меня был выбор.— Да, а потом ты подумал, что ты бог, избранный управлять планетой и уничтожить ее, — напомнил ему Винсент. — При явной нехватке доказательств, подтверждающих твою правоту.Как бы он не хотел, с этим Сефирот спорить не мог.— Если они были настолько ужасны, почему ты был с ними?— Я тебе уже говорил. Мои грехи велики, — просто ответил Винсент. — И не все они связаны с твоими родителями. Я был Турком, — он, наконец, сел и, к удивлению Сефирота, сделал глоток чая. Может, он решил скорее рискнуть быть отравленным, чем разговаривать о том, как спал с Ходжо и Лукрецией. Сефирот не мог его винить, даже если бы это были не его родители.— Сложно объяснить, каким консервативным было мое воспитание, несмотря на… странности, на отцовский интерес к демонологии, — Винсент взглянул на Сефирота сквозь завесу волос, — Не знаю, как рассказать все остальное.— Кажется, я уже говорил, что мне не интересны твои нравственные банальности.— Ты говорил о моральном равенстве, — ответил Винсент. — И это не совсем о моральности. Просто это… настолько личное, что я с трудом могу обсуждать подобное со своей женой, не говоря уже о сыне обсуждаемых людей.Он не сказал ?с тем, кого я пытался убить?, заставив Сефирота задуматься. Тем не менее, ему нужны были ответы, а не увертки.— Возможно, твой демон сможет рассказать. Сомневаюсь, что его чувствительность легко оскорбить.
Пристальный взгляд Винсента перетек в яростную усмешку так быстро, что Сефирот вынуждено проморгался. Глаза Винсента вспыхнули, а в смехе — и голосе тоже — не осталось ничего людского, ничего напоминающего угрюмого сдержанного человека.— Ему не нравиться об этом думать, — сообщил голос, а в улыбке сверкнули хищные клыки. — О том, как твоя сучка-мамаша соблазнила его, а Ходжо застукал их вдвоем, но вместо того, чтобы разозлиться, присоединился к компании. Мой носитель никогда не предполагал, что его когда-нибудь поимеет мужик, хотя он врет, говоря, что это мысль никогда не приходила ему на ум раньше. Или позже.Мысль о том, что Ходжо состоял с кем-то в иных отношениях помимо научных, была настолько нелепой, что Сефирот чуть не рассмеялся. Демоническое создание, казалось, ожидало, что Сефирота заденет, что его мать назвали сукой, но он лишь отмахнулся.— Меня не интересует история сексуальных отношений Валентайна вне отношений с моими родителями.— А Страйфа интересует, —хитро ответил демон. — Как тебе такое?На мгновение Сефирот удивился, хотя, возможно, и не должен был. Если у него были определенные вкусовые предпочтения, то и у Клауда они тоже наверняка были. Валентайн был весьма привлекательным человеком, с мрачным взглядом, длинной гривой темных волос, а демон добавлял капельку опасности. Клауд мог отрицать все хоть до морковкиных заговен, но Сефирот знал, что это так и есть.— Неудивительно, — сухо ответил Сефирот. — Если я понял тебя правильно, моя мать соблазнила Валентайна, а мой отец поймал их за делом и присоединился?— Изначально идею с соблазнением предложил твой отец, — продолжил демон, подавшись вперед, словно жаждал посплетничать. — Ему нравились миленькие и трагичные. Яблочко от яблони, ммм?— Генезис вырос богатым и избалованным, его трудно назвать трагичным, — склонил голову Сефирот. — А Анжил был самым уравновешенным человеком, какого я когда-либо встречал. Если только ты не имеешь в виду их несчастный конец, но к тому времени мы были всего лишь бывшими сослуживцами и не более. Клауд же, как мне кажется, возмутится из принципа, если это слово будет применено к нему, — Сефирот сделал глоток чая. — Я соглашусь, что все они привлекательны, но не думаю, что стал бы использовать в их адрес слово миленькие.— Зануда, — вздохнул демон и принялся лакать чай раздвоенным языком, словно кошка молоко.— Это мне уже говорили, — Сефирот смотрел, как демонические черты медленно исчезают и снова появляется Винсент. Он не изменялся полностью, но даже такая перемена его явно утомила.Он терпеливо уставился на Сефирота и поднял в слегка дрожащей руке чашку, чтобы сделать глоток.— Получил ответ на свой вопрос?— Да, вполне достаточный, — ответил Сефирот и не мог удержать, чтобы не спросить: — Ты слышишь, что он говорит, когда он выходит вперед?— Как сейчас? Да. Когда происходит полная трансформация, я, как правило, отрубаюсь. И как примечательно, что я обсуждаю своего демона с тем, чья мать наградила меня им.— Кстати, — Сефирот кивнул на чашку в руках Винсента. — Признаю, я удивлен, что ты не посчитал, что чай отравлен.Винсент пожал плечами и сделал еще один глоток.— Хаос сообщил, что все в порядке, когда ты передал мне чашку, он может определить содержимое по пару. Мое отравление доставит ему неудобство, даже если и не сможет меня убить.
Разговаривать про демона Винсента было очень интересно, но он здесь для того, чтобы Сефирот разобрался со своим собственным.— Значит, мои родители соблазнили тебя, тебя это явно устраивало, но...?— А, — Винсент кашлянул. — Я… представь себе, я никогда не думал, что буду обсуждать все это с их ребенком.— Ммм.— У нас троих были очень насыщенные, но относительно краткие отношения. Мне было… некомфортно быть с мужчиной, потому что эта идея шла вразрез с моим воспитанием. Опять же, мне тогда было едва за двадцать, теперь, конечно, я не испытываю таких проблем с ответственным выбором зрелых людей…— Это не имеет отношения к делу, — прервал его Сефирот. — Я едва ли изменю свои наклонности в угоду твоему мнению, и меня не волнует, и никогда не волновало раньше, как они выглядят для кого-то еще.Винсент неожиданно улыбнулся.— Твой отец говорил практически то же самое.А вот это Сефироту совсем не понравилось.— Прекрасно. Приятно знать, что хоть одна положительная черта у нас общая.— Ты похож на свою мать, но чувство юмора у тебя почти такое же, как у него.Сефирот уставился на него. Непонятно почему, но этот факт казался ему гораздо страннее, чем образ Ходжо в романтических отношениях.— Кто сказал, что я шутил? В любом случае, он определенно не казался одаренным чем-то даже отдаленно похожем на чувство юмора, насколько я заметил.— Нет, — тихо ответил Винсент. — Я понимаю, что, возможно, после… после всего он его потерял. Но нет, когда я впервые познакомился с ним, он был той еще язвой.— А потом… — подтолкнул Сефирот.— А потом все полетело к черту, — Винсент откинулся в кресле, уставившись Сефироту куда-то за плечо. — Она узнала, что я в курсе ее работы с моим отцом, и что она присутствовала при его смерти. По сей день я не понимаю почему, но этот факт заставил ее разыскать меня и заявить, что наши отношения закончены. Невероятно странно, словно бы находка папки с этими документами послужила чем-то вроде метального переключателя.Сефирота продрало морозом, сразу вспомнился Нибельхейм и убийство Генезисом своих родителей в Баноре.— Может, так все и было.Винсент моргнул и прищурился.— Что?— Я провел все эти месяцы за расследованием, пытаясь выяснить почему я сам, как ты выражаешься, сошел с ума, посчитал собственной матерью пришельца, а себя — богом этого мира. Программа Солджер подходила к завершению, а Шинра заранее встроила, скажем так, в своих Солджеров Первого класса удобный механизм самоуничтожения, — Сефирот спокойно встретил взгляд Винсента. — Генезис и Анжил позаботились о Баноре, Лазарде и Башне Шинра. Я — о Заке Фейре и Нибельхейме. Но мой отец не хотел, чтобы я погиб, так что моя ментальная программа предписывала мне вернуться с головой Дженовы, чтобы у него был доступ к ее генам. Он планировал использовать их на младенце, которого создал бы из моей ДНК и ДНК Аэрис Гейнсборо, последней живой Сетра.— Боги, — пробормотал Винсент и закрыл глаза. — Он хотел завершить и свою работу, и вместе с ней — работу твоей матери.— Подходящее признание, ммм? — продолжил Сефирот. — Но меня убил простой пехотинец, и на этом все закончилось. Тем не менее, я это к тому, что вполне может существовать вероятность, что Ходжо хотел каким-то образом убрать тебя от моей матери, когда проект S, так сказать, начался.— Твоя мать все равно не оставила бы его ради меня. Я неоднократно просил ее выйти за меня замуж, но она говорила, что не может, — Винсент на мгновение спрятался за завесой волос очень знакомым жестом. Знание, что Винсент был близок с его матерью, заставило его мимолетно задуматься об отцовстве и правильности касающихся этого записей Ходжо.Неважно. Он не был заинтересован в том, чтобы у него были родители, и уж точно никто на Планете не хотел бы иметь его своим сыном.— Значит, она узнала, что ты знаешь, что она была там в момент гибели твоего отца, — снова подтолкнул он. — И…?— И она винила в этом себя. Я пытался убедить ее в том, что она не виновата, но годы спустя я... скажем так, нашел вполне веские доказательства того, что ответственность была как раз на ней, — глаза Винсента снова вспыхнули, ярко и жутко. — Она с Ходжо рассказали мне о своем плане провести эксперимент с Дженовой и о том, как они планируют использовать в нем собственного ребенка. Я пытался протестовать, но они не слышали ничего. Они знали, что творили, и, как сказал мне твой отец, ?меня это не касалось?.— Ты уверен, что я был тем самым ребенком?— Да.— Откуда?— Я был там большую часть ее беременности, и она… она постоянно говорила мне, как именно собирается назвать тебя, и значение этого имени. Но после начала инъекций ей сразу стало плохо. Она винила себя за переработки и недосып, но позже призналась, что ей снятся ужасные кошмары о том, как ее ребенок устраивает конец света.Они молча смотрели друг на друга через стол, а потом Винсент вновь заговорил.— Признаюсь, я посчитал это просто символизмом, думал, что она жалеет о том, что сделала, вводя себе и ребенку гены пришельца. Но ее было не отговорить, и однажды она потеряла сознание прямо на работе. Я поругался с Ходжо и пригрозил, что увезу ее в более безопасное место, — он мрачно усмехнулся. — Ходжо выстрелил мне в грудь, но я был все еще в сознании, когда появилась она. Они поспорили, но мои воспоминания о том, что произошло, закономерно туманные. Все, что я знаю наверняка — я очутился в мако-цистерне, — он вздохнул. — Думаю, она хотела, чтобы я не путался у нее под ногами, но не хотела, чтобы я умер на самом деле. Я помню ее в лаборатории, как она говорила мне, что скоро вытащит меня. На какое-то время она пропала, по моим предположением, она тогда родила тебя, а потом вернулась обратно и вселила в меня Хаоса.Сефирот попытался осмыслить услышанное.— Ты утверждаешь, что доктор Лукреция Кресцент по-прежнему работала на Шинра после того, как родился я?Винсент, казалось, немного удивился, а значит Сефироту не удалось сохранить бесстрастность в голосе, как он того хотел.— Ну, в какой-то мере. Она работала не в Мидгаре, — объяснил Винсент. — Она работала в Нибельхейме. Ты родился там, и Ходжо вернулся с тобой в Шинра. Она осталась, по всей видимости, восстанавливаться после родов и продолжать свои эксперименты на мне. Ходжо не позволил ей ни увидеть тебя, ни подержать на руках, и забрал тебя в тот же момент, как ты родился.— Тогда, вполне вероятно, она никогда не была нужна ему для чего-то иного, кроме как вынашивания ребенка, — задумался Сефирот.— Я мало что помню про то время, что провел в цистерне, погружение в Мако оказывает воздействие на память. Но я помню, что он появлялся пару раз, и однажды упомянул, что она продолжает работу над диссертацией про меня — казалось, он гордится ей, — Винсент скривил лицо. — Это последний раз на моей памяти, когда он появлялся, — голос Винсента помрачнел и стих. — До того, как я убил его. Это тогда он признался Клауду, что он был твоим отцом, а Дженова никакая тебе не мать. Он знал, что умрет и, думаю, хотел, чтобы мы все узнали, что бог, собирающийся уничтожить нашу планету — его сын.Вот это было больше похоже на того Ходжо, которого знал и к которому питал отвращение Сефирот.— Значит, моя мать осталась в поместье Шинра, когда мой отец забрал меня в Мидгар. Ты убил моего отца, а моя мать ушла жить в пещеру.— Из-за генов Дженовы она уже не могла умереть, и все же я бы не сказал, что ее состояние можно назвать жизнью. Она испытывала колоссальное чувство вины за свое участие в том, что произошло с тобой.— Неплохо бы было, — Сефирот без восторга поднял бровь. — Но это больше похоже не на чувство вины, а на желание избежать ответственности. Из твоей истории следует, что это ей не впервой.— Да, — кивнул Винсент. — Проницательное наблюдение. Мне потребовалось много времени, чтобы понять это про нее. Я остался спать в поместье, потому что считал себя виноватым во всем. В ее болезни, в своей неспособности удержать ее от экспериментов… ну, над тобой.— Ты не виноват. Если во мне ее гены и гены моего отца, то твои действия не могли обернуться ничем иным, кроме твоей смерти. То, что ни один из них не убил тебя заставляет меня склониться к мысли, что они что-то чувствовали к тебе, раз уж никто из них не был готов избавиться от тебя.Винсент моргнул, а потом издал лающий звук, который Сефирот принял за смех.— Ага. Думаю, что так все и было. Но не заблуждайся, Сефирот. Когда-то давно я любил твою мать, и очень долго винил себя в произошедшем. Но все прошло. И я никогда не стану сожалеть о том, что убил твоего отца.— Хорошо, — Сефирот изучающе посмотрел на него. Он знал, что по большому счету это не важно, но не мог не спросить. — Существует ли какой-либо шанс, что мой отец не он, а ты? — как мог прямо спросил он.Винсент, казалось, не удивился вопросу.— Я думал над этим. Возможно, это объяснило бы почему она в конце концов оставила меня в живых, но тогда не понятно, почему ей был небезразличен отец ребенка, а не… — он отвел взгляд.— А не сам ребенок? — спросил Сефирот. Когда Винсент не ответил, он продолжил: — Ты сам сказал. Она боялась того, чем я стану, и не хотела брать ответственность. Она спряталась в Нибельхейме с тобой и со своей диссертацией, оставив меня с Ходжо, чтобы я стал… тем, кем я стал.— Ты винишь во всем ее, — в голосе Винсента слышался намек на прежние оправдания.— Дело не в обвинении, — ответил Сефирот спокойно. — Я хочу ответов для себя, и теперь они у меня есть. В отчетах утверждается, что я биологический отпрыск Ходжо, но я подозреваю, что документы могут быть подделаны, раз уж он сам их заверял. Но как бы я ни был признателен не обладать его ДНК, по всей видимости, не имеет значения кто на самом деле мой отец.— Не имеет значения, — глаза Винсента блеснули красным. — Даже так?— Моя генная структура настолько искажена, что довольно бессмысленно пытаться разобрать ее на отдельные части, верно? Гены Дженовы, Мако и прочие усовершенствования слишком хорошо сделали свое дело. Кроме того, учитывая все, что ты рассказал, я вполне уверен, что Ходжо действительно мой отец.— Потому что ты не заперся на двадцать лет из-за вины за поступки другого человека?Сефирот задумался на мгновение. Если формулировать так, то Винсент, скорее, был отцом Клауда.— Отчасти. Я слишком одержим, чтобы оставить все как есть. Иначе бы я не возвращался трижды из мертвых, чтобы назло преследовать одного и того же человека за то, что тот убил меня, — может это и не было главной причиной, но пока что сойдет.— Если хочешь провести тест, чтобы раз и навсегда доказать это… это самое малое, что я могу сделать для нее, — Винсент сжал губы. — Я понял, что она была интриганкой и, в каком-то смысле, не той женщиной, которой я ее считал, но я очень ее любил. И я буду всегда сожалеть, что не смог сделать хоть что-то. Для тебя, — он уставился на столешницу. — Я выступил против тебя, и сделаю это снова. Но это не значит, что я не хотел бы, чтобы все было по-другому.— Позволь мне кое-что прояснить, — на какое-то мгновение эти слова затронули Сефирота гораздо сильнее, чем он готов был признать. — Будь ты моим отцом — если ты и есть мой отец — то это не изменило бы того, что я сделал и никак не смогло бы остановить меня. Тогда ты не нес за меня ответственности, и уж точно не несешь ее сейчас.Винсент поднял голову, уперся в Сефирота неожиданно прямым взглядом и заговорил, тихо, но решительно.— Кто-то должен был нести за тебя ответственность, — сказал он яростно. — Вместо этого я слишком беспокоился о ней, она — обо мне, а Ходжо — о своем эксперименте. И никто — о тебе.— Довольно, — последнее, в чем он нуждался, так это в жалости Винсента. Сефирот встал. — Ты рассказал мне все, что я хотел знать.— И что конкретно? — Винсент тоже встал. — Я предполагал, что ты спрашиваешь о моих отношениях с твоими родителями, чтобы узнать о своих настоящих родителях. Но если тебе не интересно знать, отец ли я тебе, почему задавал все эти вопросы?Сефирот почти решил не отвечать. Он прошел к двери, что вела на веранду, и положил ладонь на стекло. Вот так же он стоял перед Дженовой, но потом стекло под ладонью потеплело. Он мог бы соврать Винсенту, мог бы отказаться отвечать, а мог бы сказать правду. В конце концов, он выбрал последнее.— Как я уже говорил, моя генетика изначально так запутана, что я не знаю, имеет ли значение сейчас, кто были мои биологические родители. Но, полагаю, я хотел получить ответ на вопрос, что первично, природа или воспитание. Сошел ли я с ума из-за того, что моя генетическая схема была сконструирована таким образом, что не предполагала иного итога? Или я сдвинулся после потери двух важных для меня людей, как произошло с моими родителями, когда они потеряли тебя?Человек за спиной молчал. Сефирот мог видеть отражение Винсента в зеркале у того за спиной.— Ты переоцениваешь мою важность для твоих родителей, Сефирот. Это фото? — он поднял фотографию, зная, что Сефирот видит его в отражении в стекле. — Это то, что могло бы быть. Но не то, что было. Есть разница между тем, чтобы потерять кого-то и тем, чтобы запереть кого-то против воли, потому что любишь его, но не можешь отпустить.Может и нет. Ты не убиваешь то, что любишь, прошептал голос Клауда. Ты сходишь с ума, пытаясь это сохранить.Сефирот промолчал.— Как бы то ни было, я понимаю, что ты имеешь в виду. Я все время думаю, сколько меня прежнего осталось на самом деле. И не стану тебе врать и говорить, что мести и любви было достаточно, чтобы я прекратил об этом задумываться. Но они помогли мне понять, что по-настоящему важно. Любовь особенно, хотя не стану отрицать, что испытал удовлетворение, когда убил Ходжо, — демон снова ярко проступил при этих словах. — Этот грех я с радостью искуплю. Но любить кого-то… безмерно помогло.— Я нахожу любовные банальности такими же бесполезными, как и семейные, — Сефирот притворился, что не замечает недостаток уверенности в собственном голосе. — Я проведу тесты. Но если я твой сын, то не хочу, чтобы ты обвинял в том, что поддался горю и похоронил себя в ящике на двадцать с лишним лет.— Ладно, — фыркнул Винсент. — Хотя не могу обещать, что приглашу тебя к себе на выходные. Моя жена все еще хочет тебя убить.— Боюсь, ей придется занять место в очень длинной очереди, — Сефирот чувствовал, как уходит какое-то напряжение. Он обернулся и кивнул Винсенту. — Спасибо, что приехал и лично ответил на мои вопросы.Винсент был явно озадачен этой благодарностью. Сефирот закатил глаза.— У меня безупречные манеры. Они не имеют ничего общего с моей вменяемостью.— Кстати, о вменяемости, — раздался щелчок, и Сефирот обнаружил, что смотрит в дуло Винсентова пистолета. — Сын мне ты или не сын, если навредишь Клауду, я тебя убью.— Не сможешь, — Сефирот тоскливо подумал о своем клинке, покоящемся на кровати в спальне Клауда. — Но признаю, что ты попытаешься.И конечно же, ранее уехавший на мотоцикле Клауд выбрал именно этот момент, чтобы вернуться домой. Винсент и Сефирот, оба услышали его благодаря усиленному слуху. Но никто из них не сдвинулся с места, так что когда Клауд вошел, то обнаружил стоящего перед стеклянной дверью Сефирота и целящегося в него Винсента.Клауд был весь в пыли после дня езды на мотоцикле. Грязь заляпала белую футболку, размазалась по лицу, и даже застряла кое-где в волосах. Очки он сдвинул на лоб, и волосы из-за этого торчали еще сильнее.— Здравствуй, Клауд, — сказал Сефирот. — Винсент как раз угрожает мне из-за тебя.— Не стоит, — ответил Клауд. — Все нормально, Винсент. Ты в любом случае не можешь читать мне нотации про неудачный романтический выбор. Я видел те фотки. Ходжо? — он скривился. — Ну, по крайней мере, ты нашел Юффи, — Клауд наконец оторвал взгляд от Сефирота и положил руку Винсенту на плечо. — Рад тебя видеть.— А я — тебя. Хотя я не совсем уверен насчет твоей компании, но уверен, ты знаешь, что делаешь.— Если ты действительно так считаешь, то убери пистолет, — Клауд улыбнулся старому другу, слабо, но искренне. Сефирот внимательно наблюдал за ними, припомнив демоново ?а Страйфа интересует? и злясь на себя за это воспоминание.— Привычка, — Винсент спрятал оружие… куда-то в многочисленные складки и карманы на одежде, Сефирот не мог точно сказать куда. — Когда ты хочешь провести эти тесты? Я не уверен, можно ли доверять кому-то в Шинра, но в правильности за ее пределами я тоже не уверен. Похоже, что они, как всегда, забрали себе всех ученых.— Руфус обеспечит правильность проведения процедуры и достоверность результатов, — ответил Сефирот и нахмурился на Клауда. — Ты не разулся? Опять? Ты понимаешь, что практически уничтожил ковер своими грязными следами?— Я понимаю. Мне просто пофиг, — Клауд обернулся к Винсенту, который, казалось, был слегка удивлен их общением — он явно ожидал смертельной драки, а не бытового конфликта из-за неспособности Клауда оставить обувь на коврике, предназначенном специально для этой цели. — Тебе придется привыкнуть к тому, что он постоянно читает нотации.— Хм. А я никогда не привыкну к тому, что после службы в армии ты совершенно неспособен поддерживать вокруг себя чистоту.— Ты действительно в своем уме, — напрямик выдал Винсент.— Не помню, говорил ли, — пробормотал Сефирот. — Я осознаю, кто я и что сделал, и я… не заинтересован в повторении прошлого. Я не испытываю желания покончить с существованием этого миром, если ты спрашиваешь об этом.Я просто не знаю, хочу ли покончить со своим существованием.Винсент резко кивнул и ушел сказать кое-что Клауду. Сефирот подозревал, что это серия предупреждений и обещаний поддержки на случай, если он снова свихнется и сбежит. Сефирот посмотрел на грязные следы на полу, достал метлу и принялся подметать.Он был так уверен, что ему все равно, окажись Винсент его отцом вместо Ходжо, но оказалось, что все-таки ему хотелось знать наверняка. Возможно, потому что идея заставить Клауда убить его, чтобы он мог наконец прекратить свое существование и весь этот… так сказать, сон, было скорее в духе Винсента, а не Ходжо.Сефирот не думал, что это имеет значение. В его генах, может, и нет ничего от Сетра, они не несут ничего возвеличивающего и предначертанного, но они все равно в полном беспорядке. И вряд ли Винсент сойдет с ума, если окажется, что его сын почти уничтожил мир, но Сефирот все равно намеревался все выяснить. Если Винсент хочет правды, Сефирот ему ее предоставит.Он устал и проголодался. Он вдруг осознал, насколько сильно ощущает себя человеком. Сильнее всего с момента возвращения его воспоминаний, и подивился, почему так. Было ли причиной этому присутствие Винсента, с которым он делил если не биологическую ДНК, то гены Дженовы, или это дала знать связь Винсента с родителями Сефирота и его прошлым. Он задумался, что произойдет, если он отправится в пещеру, в которой его мать из чувства вины заключила себя в кристалл. Станет ли она говорить с ним? Клауд должен знать, где это пещера, но у Сефирота была очевидно прискорбная репутация, когда дело касалось личных контактов с кем-то, кого он считал своей матерью. Возможно, стоило оставить все как есть.Клауд вернулся обратно в дом, когда Сефирот заканчивал готовить ужин.— Ты думаешь, Винсент может быть твоим отцом? Боги, ну и хрень же.— Это потому, что ты хотел переспать с ним?Клауд оторвался от бутылки воды, которую выудил из холодильника — на этот раз он потрудился разуться — и моргнул. Он стащил очки, и волосы теперь торчали еще сильнее и пушистее. И вообще, он был похож на вывалявшегося в пыли чокобо.— Чего? Он женат на Юффи.— Он был раньше с мужчиной, — Сефирот сам не знал, почему вообще говорит об этом. — С моим отцом.— Как ободряюще, — фыркнул Клауд и облокотился о холодильник. — Ревнуешь?Сефирот склонил голову вбок и обдумал сказанное. Он никогда раньше не ревновал, хотя Генезис порой был склонен поревновать. В основном Анжила, но пару раз ревновал и Сефирота.— Не уверен, что знаю, что это такое.— Эм, — Клауд прикончил воду и шокирующе выкинул бутылку во вторсырье. — Не знаю даже, что и сказать. Помимо того, что не собираюсь — все и так уже слишком запутано, — он указал на них двоих. — Не собираюсь все усложнять, вовлекая кого-то еще.Сефирот в два шага пересек кухню и поймал Клауда, прижав к холодильнику своим телом.— Хорошо, — он подался вперед и куснул Клауду ухо. — Я убью их, если соберешься.— Не убьешь, — Клауд пихнул его в грудь. — Ты никого не убьешь, и все. Все кончено. Понял?— О, Клауд, — Сефирот рассмеялся, схватил Клауда за запястье, убрал его руку с груди и прижал ее над головой к нержавеющей стали холодильника. — У тебя никогда не получалось избавиться от меня, когда ты ненавидел меня. Почему ты думаешь, что сейчас будет как-то по-другому?
— Проклятье, — зарычал на него Клауд, но Сефирот уже достаточно хорошо знал его, чтобы понять, что огонь в его глазах был не просто злостью. — Твой чудесный тофу подгорает.Сефирот был настолько увлечен Клаудом, что забыл про ужин на плите. Запах начал отдавать горелым, но он схватил Клауда за горло и крепко поцеловал, напирая изо всех сил.Клауд, как всегда, показал в ответ, чего стоит.— Это значит, что теперь у тебя есть фамилия? — спросил позже Клауд, когда они мыли посуду. — Никогда точно не знал, Ходжо это его имя или фамилия.Сефирот тоже не знал. Казалось абсурдным называть его как-то иначе, не ?профессор? или ?доктор?.— Не то, чтобы вокруг разгуливала куча моих тезок, так что я не совсем уверен, что мне нужна фамилия.— Все равно, — Клауд улыбнулся ему, а потом рассмеялся, чисто, словно колокольчик. — Если тебе придется выбирать между Сефиротом Кресцентом и Сефиротом Валентайном, то я даже не знаю, что тебе посоветовать. Оба варианта дурацкие.— У тебя вообще фамилия Страйф, — заметил Сефирот.— Ну, ты же не можешь отрицать, что она мне не подходит. Возможно, тебе тоже стоит выбрать себе что-то такое. Если хочешь, у меня есть несколько предложений. Целый список предложений, — ухмыльнулся он.— Да кто бы сомневался.* * *Он стоял посреди леса, голые деревья вздымались ветвями в небо, словно изогнутые кости.Безжизненная потрескавшаяся земля под подошвами его ботинок. Сверху сияло желтым небо, словно в солнце в полдень, безжалостно и так жарко, что он чувствовал, как пот заливает брови и шею под воротником униформы.Он немного прошелся, но ничего вокруг не изменилось, ландшафт оставался таким же унылым. Только мертвая земля, мертвые деревья и мертвое русло реки, полное камней.А потом он заметил, что начался дождь.Сефирот протянул ладони, смотря, как вода течет сквозь пальцы и падает на землю. Воздух начал остывать, а в небе огненная рыжина начала меняться на предгрозовую серость. Он посмотрел вниз и увидел, как вода сглаживает трещины в земле, как начинает заполнять пустое бесплодное русло исчезнувшего ручья.Ветви деревьев не двигались, но ему было видно, как они начинают цвести.Он снова посмотрел вниз. Одинокий цветок расцветал около его ног, проклюнувшись из свежей грязи, он тянулся вверх, и его, казалось, не беспокоили ни дождь, ни ветер, ни грязь.— Хитро, — он присел на корточки. До цветка дотрагиваться он не стал, но смотрел выжидающе.
— Я могла бы сказать — я же тебе говорила, — ответил голос, непонятно почему казалось, что он доноситься от цветка. Голос казался очень самодовольным. — Но еще не время. Пока. Разве это не мило? Когда все живое, а не мертвое?— Это сон, — плоско ответил Сефирот. — К тому же, очень банальный.— Судя по всему, это единственный способ заставить тебя что-то заметить, — ответил цветок.Однажды Сефирот уже сорвал этот цветок, но снова делать это не стал. Пока. Он надеялся, что это назойливое растение знает, что он рассматривает такой вариант.— Это ведь ты все устроила?— Ты вспомнишь, когда придет время. А когда вспомнишь, приходи в мою церковь. Принеси мне цветы, — легкость в голосе сменилась на что-то другое, что-то беспредельное и вечное, совсем не похожее на кроваво-пульсирующе-напряженный тембр голоса Дженовы, которым она разговаривала с ним. — Ты не можешь остановить весну, когда она приходит, Сефирот.Сверху до него долетел слабый раскат грома.— Это никогда не исчезнет. Это часть меня, — он знал, чувствовал это. Вода напитывала бесплодную землю, деревья оживали, расцветали цветы, а внутри него все еще ждала своего часа буря. Ему по-прежнему будет сниться огонь, и он будет просыпаться со вкусом пепла во рту.— Зиму ты тоже не можешь остановить, — сказал цветок. — Тебе остается только найти теплое место, чтобы дождаться весны.Больше никаких избитых банальностей от дерзкой растительности не последовало, так что Сефирот отвернулся, подставив лицо наступающей грозе, закрыл глаза и почувствовал вкус дождя на губах.