Глава 8 (1/2)
Вопреки ожиданиям обращенной, Айко не начала буйствовать, стоило им покинуть гостиную. Она не разразилась упреками и минутой после. Когда девушки столпились в коридоре в ожидании указаний, она и тогда не обронила ни слова. Амелия была готова выслушать любые упреки, получить впопыхах пару тройку смазанных оплеух, вынести сверкающий гневом взгляд. В конце концов, раздражение женщины было оправданным и рядом не стояло с тем, с чем девушка сталкивалась прежде. Однако, из своих личных соображений, Айко отсрочила их разговор, отослав Харелл вслед за остальными.
Кто-то мягко хлопнул ее по плечу, кто-то несильно потянул за рукав, кто-то легонько подтолкнул в спину. От вспышки сумбурных, нечаянных прикосновений, служанка сердито зажмурилась. Как аллергик, запущенный в полную запахов оранжерею.
После условного бранча все служанки возвратились к работе.
Амелия предпочла бы перенести все сразу, не растягивать пытку до вечера. Пусть ее отчитали бы прилюдно, пусть отрепали бы, даже если и знатно, зато тревожное ожидание чего-то неминуемого прекратилось бы. Стыд ее, конечно, стращал, но ?собственное лицо? не было для обращенной тем, что следовало оберегать, словно землю обетованную. Возможно, в сердцах гордых вампирш этика и занимала особое место, но Харелл гордостью не страдала. Чего стоит гордость, когда нечем гордиться. Они работают здесь, с нею на равных и где их драгоценная гордость, завещанная почтенными предками? Завалялась в неотдраенном котелке? Затаилась под растрепавшимся паланкином? Или выемках меж полов из ценнейшего мрамора? Мрамор, прекрасный и прочный мрамор – в расщелинах. Мрамор – отцветший пережиток прошлого. Все они – пережитки прошлого.
?Кроме меня. Они все то, чего не останется, что иссякнет вместе со временем. Но не сегодня. Сегодня меня будут ругать?.
Гнев, выдержанный, подкрепленный долгими размышлениями, зачастую опаснее взбалмошной вспышки ярости. К вечеру, когда пришло время отчитываться о проделанной работе, все собрались в покоях экономки. Айко, бойкая и темпераментная на людях, в работе проявляла изумительную практичность. Вампирши по одной отчитывались и исчезали, словно пляшущие от свечи тени. В покоях остались они одни.
— То, что произошло… я никак от тебя такой дурости не ожидала, — без осечки вынесла экономка, сужая свои от природы лукавые восточные глаза. На мгновение Амелии показалось, что женщина раскрыла тайну ее небольшой вылазки. — Простите, мне плохо спалось. — Амелия, ты не дитя, а взрослая девушка, почти дама. Пожалуйста, не забывай об этом. — Я Вас поняла, мне следует более ответственно относиться к работе. — Не поняла, — женщина нахмурила подкрашенные тонкие брови. — У дам могут быть тайны. Мало ли она спала, плохо ли ела. Необязательно давать другим это знать. Женщины о подобном не говорят. Это неэтично. Или ты думаешь, раз они, — и женщина указала пальцем на дверь. — Аристократки, то вылеплены из другого теста? Всегда беспечны и сон у них лучше? Они делят с тобой заботы и спят на тех же кроватях. Что бы ни случилось, держи свое при себе, и себя держи, что бы ни произошло, как это делают другие. Иначе потом глубоко пожалеешь о проявленной слабости. Никто не будет с тобою честен, никто не будет с тобою искренен. Каждая здесь имеет собственные скелеты в шкафу, и каждая прячет их лучше тебя. Прими это к сведению и скорректируй свое поведение себе в преимущество.
— Мм, спасибо большое, — поблагодарила Амелия неумело, как человек, не привыкший говорить что-либо по наитию.
?Ну, слава Богу, легко отделалась! Видно, мой измученный вид пробил ее на слезу, иначе к чему все эти разглагольствования. Искренне не понимаю, что не так с моим поведением, но раз она произнесла столько слов, значит, оно ей небезразлично?. —Кажется, ничего ты не поняла, непутевая, — грустно заметила женщина, опечаленно глядя куда-то вдаль. — Нет, я все поняла! Нужно чаще молчать и не болтать попусту. Обещаю, что впредь таких ошибок не допущу. Буду тише воды и ниже травы, Вы даже меня не заметите… —Вспоминай мои слова. Это послужит мне благодарностью. Амелия, ты случайно не хотела о чем-то меня спросить? ?Как странно. Госпожа Айко говорит так, что ты никогда не поймешь, что именно из произошедшего она имеет в виду. Как будто понимает больше других, а если не понимает? У страха глаза велики, не стоит так многое на нее взваливать. Почувствовала ли она тогда напряжение в комнате? Карла предупреждал, чтобы я держала рот на замке, ни о чем нельзя спрашивать. Айко прежде всего придворная, заслужила покоя. Глупо было бы вываливать на нее свою историю и ждать поддержки. Ни к чему ее в это втягивать?. — Нет, все замечательно, еще раз благодарю! —Откуда же ты взялся, несчастный ребенок?.. У человека, обратившего тебя, видно, не было сердца. Или оно было выковано из стали. Как жестоко даровать вечную жизнь тому, кто не сможет ее удержать… как жестоко. Но раз на этом все, то можешь… — Айко не успела договорить. Ее прервали пронзительные женские визги, исходящие из коридора. — Ах.. Негодницы! Ни на минуту вас не оставишь! Вскрики усилились. К ним прибавились звуки борьбы: треск рвущейся ткани, росчерки каблуков, сиплые хрипы. Айко орлицей поспешила к оставленным без присмотра ?птенцам?. Амелию одолевало любопытство, но разум подсказывал: лучше возможности улизнуть не подвернется. Отвлеченные внутренними пересудами служанки не заметят ее отсутствия. Айко же будет слишком занята поиском виноватых и применением всех сторон, чтобы придать значение ее исчезновению. Все будто способствовало их предстоящему разговору с Карлой. Не теряя ни минуты, Харелл поспешила наверх.*** ?Кажется, это она?, — предположила обращенная, в спешке перебегая от двери к двери. По-хорошему, отличий между ними не было, а последнее, на что Харелл обратила внимание тогда ночью, так это на расположение входов, как один, копировавших друг друга.
?По крайней мере, у меня есть время в запасе. А в придачу ко времени — вампирские обоняние и слух. Буду обследовать все двери в конце коридора. Одна из них точно окажется нужной!? Девушка поочередно прикладывалась щекой к шершавым деревянным поверхностям, вдыхала полной грудью застоявшийся кислород. В ноздри тут же ударял аромат старой древесины, облупившейся краски, сырости, затхлого, спертого воздуха. Следующая пара дверей встретила Амелию тем же ароматом. Пришел черед пятой. ?Древесина хорошая и без щелей, краска свежая: дверь явно обновляли. А внутри пахнет свежестью и вкусным мужским парфюмом, женские — сладкие. Это без сомнения комната Карлы, остается только постучать?. На стук не ответили. Харелл прислушалась. Ни шороха. ?Быть не может, чтобы я ошиблась. Эта комната — единственная жилая на этаже. Карла мог отойти или не расслышать моего стука. Но разве он не должен находиться на месте? Сам ведь приказал прийти без опозданий и при этом опаздывает. Видно, прародители не без греха. Выставляют правила для других, а сами не шибко им следуют... или я все же ошиблась?? Девушка устала от догадок и потянула за ручку. Пусть лучше ее накажут за излишнюю исполнительность, чем за опоздание. Комната оказалась пустой и, с первого взгляда, обжитой. Ее приветствовало широкое, почти в сажень, окно, открывавшее панорамный вид на сад и парадный вход. Окно прикрывали тяжелые жаккардовые шторы насыщенного багряного цвета, украшенные черными бархатными ламбрекенами с многочисленными драпировками. Напротив окна возвышался стол из темного дуба, прочный настолько, что мог бы вынести на себе тонну, с крепкими, впивающимися в пол, ножками. Аккуратными стопками были разложены на нем папки, на углу покоилась чернильница с воткнутым в нее заостренным пером. За столом — массивное кожаное кресло с дутой спинкой и подлокотниками. Тиковый паркет, тиковые панели на стенах. Старинные картины, иллюстрировавшие мифические сюжеты. Все в комнате кричало о богатстве и вкусе владельца. Амелии грустно было признавать, что кабинет Муками проигрывал этому по всем фронтам. ?Под таким полом даже не жалко быть похороненной...? — Я учту это на будущее. Харелл одернулась, как от пощечины, и готова была поспешно ретироваться, если бы Цукинами не преградил ей путь, хлопнув за собой дверью и подтолкнув девушку к середине комнаты. Меж его тонких пальцев, проглядывавших сквозь бахрому ажурных рукавов, была зажата стопка конвертов. Небольших, закрепленных маслянистыми печатями. Письма были только доставлены и не вскрыты. Очередная корреспонденция, поступившая в замок будто из воздуха. За время работы девушке ни разу не встретились ни почтовый ящик, куда письма могли бы приходить, ни человек, чей вид выдал бы в нем курьера, письма приносящего. Очевидно, прародители пользовались своим, особым способом коммуникации, который нельзя было перехватить. Будь на то возможность, выхватить письма и использовать их содержание против наследника, едва ли понадобилось втягивать девушку во все это.
Прародитель казался более увлеченным просмотром новостей, нежели ее присутствием. Он оглядывал письма бегло, словно выхватывая необходимые слова, только ища подтверждения собственным догадкам, но никак не впитывая новую для себя информацию. Не понравившиеся или не удовлетворившие его интерес, Карла просто подбрасывал воздух. Письма загорались слабым голубоватым пламенем и рассыпались пеплом, который тут же растворялся потоком ветра из окна.