Первая часть. (1/1)

Вновь я шел по пустынной вечерней улице в аккомпанементе со своим верным спутником одиночеством. Да, мы с ним сдружились в последнее время… Несмотря на все свои достижения, на всю свою «гениальность» и «неповторимость» я ощущаю себя мучительно одиноким. Сколько бы людей меня не окружало, это чувство не уходит, лишь сильнее давит на плечи неподъемным грузом.Какая-то невидимая грань отделяет меня от этого мира, мешая быть «своим». Даже находясь дома, я не могу сказать, что это и есть мое пристанище, место, где могу расслабиться, побыть самим собой.Тихие равномерные шаги гулко отдавались в голове, сейчас не занятой никакими мыслями. Сумрачное, затянутое тяжелыми тучами небо грозило вот-вот огорошить дождем. Я вздрогнул от того, что мне на нос упала тяжелая капля. Дождь все-таки начался. Прям под стать моему настроению, как в какой-нибудь дешевой мыльной опере. Я ускорил шаг, так как спешил – комендантский час, черт его дери. С тех пор, как мы с отцом не в ладах, за мной установлен жесткий контроль. Собственно говоря, чего он ожидал от меня, закатывая скандалы почти каждый день?Через несколько минут весь обзор загородили косые струи проливного дождя. Звонко барабаня по крышам домов, и заодно по мне, ледяные капли орошали землю, стекаяза шиворот майки. Я втянул голову в плечи и приоткрыл рот – до того холодной мне показалась «манна небесная». Не выдержав, кинулся вперед, временами оскальзываясь на поворотах. Вот вдали показался родной дом, хотя я очень сомневаюсь в том, что могу назвать его родным. Практически во всех окнах горел свет к тому моменту, как я подбежал к двери. Тихонько, стараясь не шуметь, потянул на себя дверь и шмыгнул в прихожую. Дожили – в своем доме крадусь, как вор.После водных процедур я смахивал на скандальную рок-звезду после очередного концерта: длинные черные волосы облепили лицо; по бледной коже стекали капли воды, задерживаясь на изгибах губ и ровном кончике носа; одежда прилипла к телу.— Я дома, — банальная фраза резанула слух своей обыденностью и никчемностью. В коридоре раздались тихие шаги, и в проеме показалась мама.— Вернулся, — с заботой произнесла она. Я слабо улыбаюсь в ответ и спешу скрыться на лестничной площадке, чтобы избежать столкновения с отцом. Скользнув рассеянным взглядом по стене, я со всего размаху врезался во что-то. «Что-то» недовольно засопело, подтверждая тем самым мои догадки.— Привет, пап, — кисло поприветствовав отца, я попытался обойти его, но не тут-то было. Глава семьи довольно грубо схватил меня за плечо и резко развернул к себе лицом. Я обреченно уставилсяна него, примерно представляя себе, какие синяки будут на коже утром.— Ты где шлялся? Знаешь, который уже час? – грозно начал отец, не менее грозно нависая надо мной. Понял, что придется снова выслушать полуторачасовую лекцию, с подробным описанием моей «никчемной жизни» и «отвратительного поведения». Н-да, а я не ошибся. Взор стал пустующим, сознание потекло в каком-то, только ему известном, направлении, а мысли поспешили разбежаться в стороны, словно суетливые тараканы, вспугнутые неожиданным тапком. Из своеобразного транса меня вывел звонкий щелчок и пульсирующая боль в щеке. В полной растерянности я застыл на месте. Лицо и уши нестерпимо горели от душащих меня эмоций. Он меня сейчас ударил?..— Что ты делаешь, Фугако?! – сквозь толщу апатии начали пробиваться звуки.— Молчи, Микото! Не вмешивайся! Распустили на свою голову! А еще старший, тьфу на тебя! Ты должен подавать пример Саске!Должен?— Да он даже не слушает! Итачи! – мгновенно среагировав, я перехватил руку отца, занесенную в очередном ударе.— Я у себя в комнате, если что, – визуальная слабость была лишь иллюзией. Я поддерживаю себя в хорошей форме, насколько это, конечно же, позволяет мое здоровье и телосложение. Бесспорно – узкие плечи, худоба и некоторая женственность в чертах лица – смотрятся не особо эффектно и беззащитно, но ведь я не виноват в том, что уродился точной копией матери, правда, с некоторыми отклонениями... типа пола… Иногда моя внешняя беспомощность играла на руку – такого дистрофика точно не станут задирать всякие отморозки, а если и станут — точно не будут подозревать во мне великого бойца. По-кошачьи тихо ступая, я взлетел вверх по лестнице, в два мига оказавшись перед дверью в свою комнату. Стараясь не вслушиваться в слова, доносящиеся с первого этажа, зарылся лицом в подушку. Устал. Просто нереально. Все-таки заставил себя встать – я же насквозь мокрый. Подставив лицо горячим струям, позволяю мыслям течь в свободном направлении. И они, весьма благодарные мне, поспешили расползтись кто куда. Тщательно вымывая волосы, я словно пытаюсь вместе с этим вымыть себе мозги, так, для профилактики, чтобы вообще избавиться от необходимости совершать мыслительныепроцессы. Покончив со столь деликатным занятием, как попытки к становлению полноценным дауном, я быстро ополаскиваюсь и спешу выскочить из ванной, пока меня не посетила очередная бредовая мысль, типа «а не вскрыть ли ради спортивного интереса вены?». Покачиваясь из стороны в сторону, кое-как дошел до вожделенной кровати. Все, теперь спать. Хотя, я знаю – как обычно выспаться не удастся. Вот уже больше месяца меня терзает бессонница, от того и хожу словно зомби. Я недовольно заерзал под теплым одеялом, надеясь на полноценный сон, и чем больше задумывался над тем, как бы заарканить треклятого Морфея, тем дальше отгонял от себя капризного самодура.— Успокойся, у него сейчас переходный возраст. Он еще одумается, изменится к лучшему… — твердила мать. Даже сквозь стиснутые подушками уши я расслышал, как папа тяжело вздохнул. Да уж, иногда полное отсутствие слуха вполне компенсируется сохранностью нервов.Будь на то моя воля – давно ушел из дома, чтобы не отравлять им жизнь своим существованием. Вот уже и рабочее место приглядел: новая организация «Акацки», занимающаяся разработкой нанотехнологийнедавно сделала мне предложение, над которым я обещал подумать. Хотя, в принципе, у меня есть предполагаемое место работы – фирма отца, главенствовать в которой я буду согласно завещанию. Однако было одно маленькое «но» и оно носило гордое имя Саске. Безусловно, мой младший братишка остается в буквальном смысле с носом. Этого я не могу допустить. Выросший в тени своего гениального старшего брата, Саске, тем не менее, не оставлял надежды «преодолеть стену», подразумевая под этим препятствием меня, естественно. С виду можно было без зазрений совести назвать его жизнерадостным и полноценным ребенком. Или всем так казалось? Не раз я видел, каким взглядом он провожал спину отца, так и не оценившего по достоинству потенциала братишки, а ведь он был куда как больше моего. Боль, горечь, обида смешивались с ненавистью… но не к безучастному отцу, вовсе нет, ко мне. Ведь это именно я являюсь той самой преградой в их с папой отношениях. Именно поэтому я начал отдаляться от родителей. Просто хочу, чтобы и Саске пригрели лучи родительской заботы, хочу увидеть, как они будут им восхищаться, как его хмурые черные глаза наконец осветит ослепительной вспышкой радость. Я любил его, люблю и буду любить, пусть он меня и ненавидит всеми фибрами своей светлой детской души. Раньше мы часто играли вместе, только уже тогда у меня было очень мало времени – я оканчивал школу в восемь лет, проучившись всего четыре года. Меня постоянно отправляли на всевозможные олимпиады и конкурсы. Вскоре первые места, кубки и почетные грамоты стали чем-то обыденным в нашей семье. «Так и должно быть, ведь это мой сын!» — с наигранным безразличием говорил папа, в душе ликуя. А мама… мама никогда не скрывала своих истинных чувств, искренне радуясь любым моим успехам.Вновь ткнувшись лицом в успевшую осточертеть округлость подушки, я моментально провалился в беспокойный сон.***С тихим вскриком проснулся и затравленно оглянулся по сторонам. Всего лишь кошмар. С облегчением шумно выдохнул воздух, набранный в легкие как перед прыжком в ледяную воду. Темные пряди слиплись на лбу от испарины. Грудь до сих пор тяжело вздымается и резко опадает. Недовольно морщусь и бросаю быстрый взгляд на циферблат часов, затем на календарь. Воскресенье. Ну надо же, выходной. Хриплый смешок срывается с потрескавшихся губ и разлетается по комнате беспокойной птицей.Так… пусто… Странно, и снизу никаких звуков. Резко сев, на кровати я несколько минут напряженно вслушиваюсь в гробовую тишину дома. Точно. Ни-ко-го. Я резко вскочил с постели и вышел из комнаты, тело пока еще очень плохо меня слушалось, благодаря чему я пошатывался из стороны в сторону. Дом встречает меня уютной тишиной и родными запахами. Ушли? Быстро обследовав дом, я прихожу к выводу, что родители и вправду куда-то уехали. Облокотившись о дверной косяк, я обвел кухню рассеянным взглядом, с утра не тронутую заботливой рукой домохозяйки. Немного сиротливо покачивается белоснежный тюль, влекомый дуновениями шального утреннего ветерка. Бирюком стоит заварочный чайник на столе, забытый всеми до очередного приема пищи. Раковина в гордом одиночестве поблескивает мелкими капельками воды, а вымытая посуда задорно переливается начищенными боками.Заприметив рядом с заварочником аккуратно сложенный листок бумаги, я приподнял брови и лениво потянулся к загадочному посланию. Записка. Ясно все. Дрожащими от ватной неги, никак не желающей меня отпускать после сна, пальцами я разворачиваю бумажкуи пытаюсь вникнуть в смысл написанных каллиграфическим почерком строчек.«Итачи, если ты сейчас читаешь эту записку, значит, мы с папой уехали по делам, вернемся только завтра к полудню. Будьте умницами с Саске. Кстати, не забудь разбудить его. Целую, мама.»Разбудить? Но сегодня же воскресенье… Ах да, у него тренировка в десять. В десять. А сейчас сколько?! Вскидываю руку и смотрю на часы. Стрелки, словно надсмехаясь, показывают ровно девять. С тоской понимаю, что за столь короткий промежуток времени оттото наверняка не успеет. Да уж. Нужно все равно разбудить его. Вздыхаю и отбрасываю уже ненужный листок. Разбудить Саске? Она явно издевается. Хах.Тихо стучу в дверь, конечно же, не получив ответа. Бесшумно скользнув в комнату брата, я подошелк его кровати. Спит. Такой забавный. Невольно ловлю себя на мысли, что он чертовски мил, когда спит зубами к стенке. Сначала неуверенно, а потом самозабвенно провожу рукой по взлохмаченным волосам братишки, зарываясь пальцами в черные пряди. Такие мягкие, шелковистые, словно шерстка котенка. Невинное выражение лица и строгие, вместе с тем не лишенные некой грации, черты делают его похожим на ангелочка. Только вот характер у него далеко не ангельский. Тихо смеюсь, наблюдая, как Саске недовольно причмокивает губами во сне и что-то бормочет себе под нос. От него доносится ненавязчивый запах лаванды и горьковатый полыни, вкупе с ними я различаю тонкий, едва уловимый аромат. Твой аромат, Саске. Неповторимый, от чего-то щемящий душу, он рождает во мне желание прижаться к тебе и никогда не отпускать, оградить от такого безразличного и чуть пренебрежительного отношения отца. Мои размышления прерывает ощущение рук, осторожно обвивших шею. С удивлением я перевожу взгляд натебя и улыбаюсь. А ведь ты не спал. Вот сорванец! Ты пристально, не по-детски серьезными глазами изучаешь гамму эмоций, отобразившихся на моем обычно безучастном лице. Постепенно уголки твоих губ вздрагивают и медленно ползут вверх.— Охаё, нии-сан! – грубоватым со сна голосом, поприветствовал ты меня. Я снова улыбнулся.— Вставай, оттото, а то опоздаешь на теннис, — я сопровождаю свои слова активным подталкиванием братишки с кровати. Твои глаза, такого непостижимо интересного и глубокого оттенка — и не карие, как у отца, и не угольно черные, как у нас с мамой, они были черными с синеватым отливом— сейчас подернуты мутной паутиной Морфея.— Саске, вставай, — более настойчиво подталкиваю я тебя.— Ммм… я хочу спать, Итачи-нии-сан… — темная голова вновь падает на подушки, взметнув иссиня-черными прядями.— Мгм, а на теннис я вместо тебя пойду?.. Вставай, глупый маленький брат, — так как ты до сих пор держишь меня за шею, выгляжу я со стороны весьма забавно: приходится сгибаться почти в три погибели, да еще и выворачивать несчастную шею под невероятным углом.— Ай… Саске… задушишь ведь… или без головы оставишь… — слова, больше похожие на свист, срываются с посиневших губ.— Э.. А.. да, гомене… — виновато тянешь ты и глядишь на меня из-под низко опущенных ресниц. Я жадно хватаю бесценный кислород широко раскрытым ртом, растирая уже успевшую покраснеть кожу. Надышавшись вволю, хитро гляжу на тебя и обманным маневром скидываю с постели.— Лежебока!.. Уже двадцать минут десятого!..Пытаясь сдержать смех, гляжу как у тебя вытянулось лицо и полезли на лоб глаза.— С… сколько?! – взгляд сразу прояснился, и ты резво вскакиваешь с пола, на всех порах несясь в ванную. Все-таки не сдержавшись, я начинаю безудержно смеяться. Какой же ты… смешной.***— Как успехи? – нам очень редко удается вот так поговорить с глазу на глаз, без посторонних, таккак папа считает меня врагом номер один для тебя. Почему? Да он просто боится, что я окажу на тебя плохое влияние, что он потеряет и тебя, как уже однажды потерял меня. Вместо ответа ты смущенно отводишь глаза и с удвоенным интересом принимаешься ковырять омлет. Не доверяешь? Обидно. Однако я не подаю вида и непринужденно перевожу тему разговора. По тебе видно, что ты до сих пор пытаешься понять мотивацию моего интереса.— Просто, беспокоюсь… вот и все…— Нэ?.. – ты растерян. Ах да, я сказал это вслух? Уже привык к тому, что торчу целыми днями бирюк бирюком.— Отвечаю на незаданный вопрос, — улыбаюсь я.— Ах это… Я… просто… в общем…— Да ладно, проехали.— Да все отлично. Честно-честно! – как будто может быть иначе!.. Я усмехаюсь своим мыслям и внимательно вслушиваюсь в твой самозабвенный лепет. Щеки раскраснелись, глаза посветлели и радостно блестят – я не без удовольствия отмечаю про себя эти незначительные перемены, и на душе становится тепло и спокойно. Ты так редко проявляешь эмоции в моем присутствии, что я жадно всматриваюсь в твое лицо, надеясь запечатлеть его в своей памяти, чтобы потом, когда снова останусь один, перебирать эти моменты, словно скупой купец золотые монеты.— М, Саске, у тебя есть сегодня планы на день? – наконец спрашиваю я, когда ты закончил.— Хм… ничего особенного… А что?— Просто хочу предложить пойти на прогулку, покататься на велосипедах. Как ты на это смотришь?— Ну… можно конечно же… — неуверенно тянешь ты.— Ну так что? – в моем голосе сквозит обреченность. Наверное, я уже наперед знаю твой ответ.— Уроков на завтра много задали…— Да?.. Значит, как-нибудь в следующий раз… — надеюсь, я достаточно хорошо скрыл разочарование и досаду, так и клокочущие в вулкане моей души, будто раскаленная лава.— Удачи… — тихо желаю я, провожая тебя на тренировку. Ты задорно улыбаешься и, махнув рукой, притворяешь за собой дверь. Один. Опять. Как невыносимо тяжело… Словно пытаясь сбежать от этого самого одиночества, я выхожу во дворик и сажусь на изумрудную зелень газона. Все равно, один. Сквозь мерный гул просыпающейся Конохи отчетливо слышу тихие шаги. Вот и он, мой лучший друг – Одиночество. Покорно позволив ему усесться рядом и накрыть плащом отчаяния, я отгораживаюсь от внешнего мира прочной глухой стеной апатии. Тяжело быть «иным», «непохожим»…