Пролог. Об удачах и неудачах (1/1)

На кровати лежала усталая женщина, чьи черные волосы разметались по подушке, а на губах сияла мягкая улыбка. Черные глаза блестели счастьем. На руках она держала своего первого ребенка?— сына. Закутанный в нежное одеяльце, красноватый и странный, ребенок ещё не был похож ни на одного из родителей, хотя светлый, розовый пушок волос в некоторых местах был совершенно черным и словно намекал. Адайн*?— так звали мать?— говорила с лекарем, который принимал роды, и его выводы были неутешительны?— пусть магия у ребенка и есть, он родился недоношенным, оттого и слишком маленьким. Лекари были не уверены даже, что он выживет, но малыш выстоял. Вырастет болезненным и слабым, так говорили все, но мать надеялась, что их семейный огонь согреет его изнутри. Дверь распахнулась, и в палату зашёл рослый мужчина с выражением лица, совершенно несоответствующим его внешнему виду?— очень неуверенным и каким-то испуганным. Волосы цвета лепестков вишни были удивительно растрепаны, а угольные глаза блестели. Наверное, ему только что расписали все ужасы о слабости матери и ребенка. Но, увидев радостную жену, маг расслабился и как-то неуловимо оказался рядом с молодой матерью. Регин* всегда был спокойным,?— импульсивность и активность являлись прерогативой жены?— но сейчас он искренне волновался. Молодые родители с улыбками глядели на своего первого?— и определенно не последнего?— ребенка. Они пообещали себе, что, несмотря ни на что, их сын будет расти в любви и заботе и непременно вырастет сильным магом. А спустя неделю, в последний день нахождения у лекаря, родители решительно назвали малыша Мелас*. Глаза младенца были черными, но совершенно не такими, как у них самих?— глубокими и словно поглощающими свет. Кому-то другому Мелас мог показаться жутким (хотя он определенно таким был), но не своим родителям.*** Он не чувствовал тела, не понимал, не слышал и не видел. Он вообще не чувствовал ничего, кроме всеобъемлющего спокойствия. Оно заполняло его до краев, вытесняя прочие эмоции, укутывая в мягкое одело и шепча на ухо колыбельную. Тут он уловил какое-то несоответствие. Словно… Что-то было не так, неправильно. Будто он?— и не ?он? вовсе. Но не успела сформироваться новая мысль, как сознание вспыхнуло яркой звездой и теплая обволакивающая тьма схлынула, поддавшись свету. Он не хотел на свет, на этот обжигающий льдом свет. Он хотел вернуться в уют тьмы и вновь уснуть! Он не мог закричать или вырваться?— ужасный свет резал его своими лезвиями, промораживал до самой сути и испепелял яростным свечением. Он сходил с ума и выл от беспомощности. Он уже ненавидел этот мерзкий свет, даже не зная, что это такое. Он мечтал, чтобы тот растворился, развеялся, оставил его тьме. И свет подчинился. Он был его собственной магией, едва не уничтожившей юное дитя. Его родителям стоило подумать, прежде чем называть свое дитя ?черным?.*** Спустя неделю материнское чутье Адайн забило тревогу?— малыш мало ел и был смертельно бледным, да еще и похудел. Она немедленно отправилась к лекарю, оставив таверну?— их общее дело?— на мужа. Пока маг осматривал ее малыша, Драгнил не находила себе места. И ее волнение оправдалось?— лекарь сорвался с места и вызвал по кристаллу главного специалиста по магии, как ей потом объяснили. Маг хмурился и использовал заклинание за заклинанием, но ее ребенку становилось все хуже. Неизвестный специалист мрачно приказал вызвать темного мага. Такие не были редкостью, но действительно достойно обученные специалисты были на вес золота?— иногда даже в буквальном смысле. Вызванный мужчина в черной одежде только хмыкнул, лишь взглянув на Меласа и спросил:—?Как его зовут?Адайн сглотнула.—?Мелас.Мужчина громко расхохотался.—?Поздравляю, магия вашего ребенка уничтожает его изнутри.—?Что?!—?То. Вы чем думали, когда называли светлого мага ?черным?? Видно, что ничем. Как корабль назовешь, так и поплывет?— слышали поговорку? Вы назвали сына темным, и он стал им. Дети очень гибкие во всех смыслах и способны полностью перестроиться за жалкую неделю,?— маг был не просто недоволен, он был зол. Но, тем не менее, продолжал:—?А затем, словно ничего не случилось, воздействовали своей светлой магией, пробуждая его магию, как вам, очевидно, говорили. Но она воспротивилась темной сути своего владельца и попыталась искоренить тьму. Теперь у него выработалась неприязнь к свету и он бесповоротно черный, без единой капли света, хотя, согласно простейшим аксиомам, это невозможно. Вам повезло, что огненная магия нейтральна, иначе ваш мальчик сгорел бы еще и в собственном огне. И не факт, что только магически,?— маг был разочарован идиотизмом и необученностью местного населения. То есть, магией вас управляться научили, а вот простейшие знания не дали? Не смешите. —?Теперь его буду курировать я. Завтра приведете мужа, и я объясню вам, как его воспитывать. Женщине оставалось лишь кивнуть, глотая слезы. Они чуть не убили своего ребенка, своего драгоценного Меласа. Адайн сжала кулаки и решительно направилась к двери. Они воспитают сына, чего бы это не стоило. Иначе какие из них маги и родители, если они не способны справиться с трудностями?*** Меласу было три, когда он словно очнулся ото сна. Воспоминания приходили в основном во снах, но иногда он застывал на месте, стараясь не упасть от нахлынувшей информации. Никаких эмоций, только знания. Знания-знания-знания. Он бредил ими и записывал все с тщательностью исследователя новых земель. Каждая мелочь записывалась аккуратным, совсем не детским, почерком, дабы в будущем он понял то, чего не осознал сейчас. Меласа не особо волновало, что в прошлой жизни он был девушкой?— не факт, что с остальными не так же. Больше его занимали странные картинки, возникающие перед взором. Они не были воспоминаниями, всего лишь странные кадры, которых, он точно уверен, никогда с ним не случалось. Одна из них была одновременно самой запоминающейся и самой короткой?— какой-то мужчина, сидящий за столом в их таверне. Почему-то его внешность прочно въелась в сознание: загорелая кожа со странными узорами бирюзового цвета, глубокие болотные глаза и длинные темно-синие волосы в постоянном беспорядке. В то мгновение, когда он увидел эту картину во всех красках, на языке осел вкус чего-то свежего и всеобъемлющего, словно все стихии смешали в одну, но так гармонично и ловко, что ничего лишнего и мешающего. Особенно приятным был яркий вкус того, что ассоциировалось у мальчика с тьмой?— той теплой и утешающей, что клала на руки на плечи, словно родная мать. К слову о родителях. Каково было удивление Меласа, когда он однажды увидел в воспоминаниях некого Нацу Драгнила, а за ним и Зерефа. Пусть они были всего лишь персонажами, но эта фамилия отчего-то не давала покоя. Он понял лишь спустя год, почти позабыв о глупой истории из детства прошлой жизни. Однажды его родителей назвали по фамилии, и Мелас обомлел, совсем забыв держать равнодушное выражение лица, которое он строил каждый раз, стоило почувствовать на языке обжигающий холодом вкус светлой магии. К тому моменту Мелас уже перечитал все возможные книги из домашней библиотеки и понял, что так он чувствовал магию. Кто-то чуял запах, кто-то видел ее, а он ощущал вкус.*** Когда ему исполнилось пять, воспоминания о прошлой жизни прекратились. Кажется, он умер тогда, да? Мелас не помнил этого. Но он чувствовал что-то внутри,?— не магию, хотя и ее тоже?— некую эмоцию, подтачивающую его контроль и заставляющую все больше времени уделять странным видениям о том, чего никогда с ним не происходило. Он предположил, что это будущее, но никаких доказательств не было. Приходилось ждать и проявлять чудеса терпения при виде разнообразных постояльцев таверны. И дело было не в самом разнообразии, нет. Почти все они были светлыми магами, а он, Мелас, темным. На краю сознания витали неяркие воспоминания о чем-то, но стоило захотеть вспомнить, как голову разрывала яркая вспышка боли. Говорить об этом он не спешил. Он вообще мало о чем говорил родителям. Молчаливый, постоянно что-то читающий, пишущий или рисующий, Мелас воспринимался замкнутым гением. Родители были понимающими и не спешили лезть ребенку в душу, хотя очень хотели. Но однажды случилось то, что заставило мальчика возликовать, а родителей не на шутку взволноваться. Ему тогда было почти шесть. Поздний вечер, на улице?— дождь, постояльцев в таверне?— тьма. Мелас не любил людей, но любил сидеть у камина в трапезной части таверны, на первом этаже. Сидя в уголке за маленьким столиком и что-то старательно выписывая (ни родителям, ни прочим постояльцам было невдомек, что это древний алфавит), мальчик любил наблюдать за входящими людьми. Все же, несмотря на воспоминания и знания, он был всего лишь ребенком. Гениальным, начитанным, но ребенком. Тут на улице особенно сильно громыхнуло, и он вздрогнул. В таверну вошел человек в плаще, подозрительно почему-то знакомом. Отец, стоящий на барной стойкой, едва уловимо нахмурился, но вновь стал спокойным и что-то спросил у мужчины. Тот, похоже, ответил и двинулся за единственный свободный столик?— в углу, рядом с самим мальчиком. Сев, маг кивнул и скинул мокрый от дождевых капель капюшон. Меласа пронзило воспоминание: его видение, именно этого мужчину он видел несколько лет назад! На языке осел знакомый вкус магии. Тьма, вьющаяся кошкой вокруг него, потрепала Драгнила по розовым с черным волосам. Черные пустые глаза маленького мага широко распахнулись в удивлении и восторге. Бесконечный холод, с самого рождения поселившийся в теле, что было не отогнать ничем, отступил, впуская ощущение от горящего сбоку камина и тепло пушистого пледа, в который он был укутан.—?Простите, господин… —?звонкий мальчишеский голос разорвал раздумья загорелого мага и заставил вновь обратить на себя внимание. —?А как вас зовут? Такой простой и наивный вопрос, но он поставил его в тупик. Маг помолчал минуту, а затем ответил, низко и рычаще:—?Акнология.—?Приятно познакомиться, Акнология-сама! Мелас Драгнил,?— мальчик ярко улыбнулся, словно освещая своим присутствием темный угол. Губы мага словно сами раздвинулись в улыбке, слегка обнажая нечеловеческие клыки. В глазах Меласа загорелся еще больший восторг?— теплая тьма, мурчащая рядом, укутала мальчика, окончательно прогоняя холод. Шедший к столику с заказом трактирщик, Регин Драгнил, чуть не споткнулся от удивления. Его сын улыбался редко, еще реже?— искренне. Очень редко, иногда, найдя нечто интересное в древних трактатах, ребенок едва-едва раздвигал губы в намеке на улыбку. Тут же он улыбался во все зубы?— два из которых выпали?— и так и хотелось улыбнуться в ответ. Похоже, новому постояльцу тоже. Но Регин не обольщался?— такие маги просто так не улыбаются. А еще… глубокий плащ тьмы, вьющийся вокруг нечеловека сейчас окутывал его ребенка! Сжав зубы, маг поспешил поставить еду на стол и строго приказать сыну помочь ему. Улыбка ребенка тут же пропала, а в глазах малыша поселилась тоска. Будь Регин, чуть терпеливее и коснись он своего ребенка, тут же отшатнулся бы?— мгновение назад, сидя рядом с неизвестным сильным магом, Мелас был почти горячим, что просто невозможно. Несмотря на огненную магию, сын всегда был леденяще-холодным. И сейчас, когда улыбка Акнологии?— Мелас считал это имя восхитительным?— потухла, кожа вновь стала ледяной, а сердце затопил знакомый холод, что причинял еще больше боли, чем раньше.—?Удачного вечера, Акнология-сама,?— лицо мальчика было серьезно-грустным, когда он кланялся, прощаясь. Мужчина молча кивнул в ответ. Его улыбка тоже потухла, а едва уловимое тепло от того, что его впервые не боятся, сменилось холодом разочарования. Конечно. Он же убийца драконов, монстр, чудовище, обученное чудовищем. Но… Ему показалось, или этот ребенок был расстроен уходом?