Ход Восьмой. Приручение. (1/2)

Ступив вперед, я была уверена в выборе своем. Но моя решительность дрогнула, когда услыхала я приглушенный рык. Ни-зверь-ни-человек стоял ближе к воде, но стая волков окружила его, ощерившись. О добром сердце Энкиду знала я, но о недобром помысле волков смекнула поздно. Ноги мои вросли в землю, я не смела и шелохнуться. Разум метался в отчаянной попытке отыскать хоть какой-то путь для спасения. И, хотя я была напугана, одна мысль продолжала крутиться в голове: "Лишь бы Бирхуртур не напал и не напугал их". Полагать подобное было настоящей глупостью - я вполне могла оказаться растерзанной этой стаей. Все же Энкиду был добр с зверьми, людей он не особо жаловал. Но вопреки оправданному страху, мысль продолжала вертеться.

Существо подняло то, что у человека я назвала бы рукой, и нарастающий рык растворился в лесном шуме. Волки отступили к нему за спину, но все еще не дружелюбно поглядывали в мою сторону. Судорожно сглотнув, я ощутила, как тело отпускает окаменение. Рога его, как длинные ветки, тянулись вверх и задевали листья высоких деревьев. Он шел в мою сторону, а я все еще боялась пошевелиться. Остановился он на расстоянии пяти шагов и склонил голову в сторону, как собака, что озадачена непониманием. Я медленно подняла руки вверх и остановила, повернув ладони к нему. Так я хотела показать, что безоружна, но Энкиду понял меня по-своему.

Издав неслыханный мне доселе рев, он сорвался с места. Вот тут я уже поверила в то, что пришел мой час. Хорошо все же, что Гильгамеш провел Обряд Омовения, теперь без страха могу спуститься в Иркаллу, в Царство Мрака... Я зажмурилась, предвещая, как это существо расплющит меня. Но боли не было. Влажное дыхание коснулось моих ладоней, я вздрогнула, отдергивая руки и прижимая их к груди. Существо неуклюже попятилось от меня, будто бы огромной и страшной тут на самом деле была я. Между нами возникло непонимание. Каждый из нас не понимал, что делать дальше. Но разумом тут обладала лишь я одна, посему вести его предстояло мне. Я снова протянула руку. Энкиду нерешительно приблизился к ней, активно потягивая ноздрями воздух. Было неловко, но я терпела, пока он изучал мой запах. Городские женщины пахнут не так, как охотники. Я медленно подняла вторую руку, желая коснуться его. То, что у человека я назвала бы лицом, у него не было ни лицом, ни мордой. На гладкой рогатой голове не было лика как такового, не было и носа, не было и губ. Маленькие глазки были будто всажены в голову, еще и немного криво - правый был выше левого на толщину пальца. Ноздри же - две неровные дыры. Рот широкий, но раз губ не было, понять, что эта линия - рот, получалось только когда он открывал его. Странно было мне от того с какой небрежностью создан был Энкиду. Жалко было существо, что дрогнуло, стоило мне лишь коснуться кончиками пальцев его лица. Я осторожно гладила это бесформенное создание, приговаривая: - Какой большой ты, какой могучий. Самый сильный в лесу. Прошу защиты твоей, коль прибываю на землях тебе подвластных.

Я не была уверена в том, что существо понимает речь человеческую, но неожиданно для меня, он взбрыкнулся, фыркнул и распластался на земле. Решила я, что он готовится к прыжку, но неожиданное осознание посетило голову мою. Так к земле пригибаются собаки, выражая почтение хозяину. Энкиду с волками прожил все эти дни и вел себя также, как волк. Даже лежа он был с меня ростом. Я опасливо протянула руку, и моя ладонь легла на его голову, аккурат между рогами. Энкиду не дрогнул, не шелохнулся. Было в этом много странного, но страх отступил окончательно. И только ощутила я себя в безопасности, как вновь до моего слуха донесся рык, я обернулась. На водопой пришли львы. Рычали они на волков, видно, высказывая за задержку на водопое. Но потом они заметили и меня с Энкиду.

Лев - Царский зверь, гордый, сильный, стремящийся показать свое величие всем. И допустить пребывание на водопое человека безнаказанно, конечно, не мог. В отличии от волков, лев не сообщает о своем намерении, не предупреждает. Он скрывается в высоких травах и следит за тобой, медленно и бесшумно приближаясь. Момент, в который ты поймешь, что огромный кот охотится на тебя, будет уже поздно. Вот и я, наблюдая за рычащей перепалкой зверей не заметила, как львицы окружали меня, подбираясь с разных сторон. Они уже готовились к прыжку, когда с бешеным ревом Энкиду подскочил, хватая меня и поворачиваясь, закрыл собой. Львицы прыгнули и вцепились в несчастного моего защитника, но у него не было плоти и жевать там было нечего. Однако существо взвыло от боли. Львицы отскочили и, пригибаясь, принялись ходить кругами вокруг Энкиду. Держа меня, сражаться он не мог, волки уже сцепились с оставшимся прайдом. Помощи ждать неоткуда.

Гневно зарычав, Энкиду закинул меня на плечо и рванул вперед. Благословением Иштар успела я зацепиться за его ветвистый рог и не упасть, на теле же его держаться не за что, широкую шею не обхватишь. Мчался он прямо на волков, отчаянно дерущихся со львами. Кричащий огромный монстр, несущийся во весь опор, смог напугать гордых львов, и те, оставив в покое волков, поспешили скрыться. Но Энкиду продолжал нестись сквозь стены деревьев, направляясь в глубину леса. Я же молилась в мыслях своих всем Богам разом, надеясь уцелеть.

*** - Вот куда она делась? Ее Ламашту* унесла что ли? - я был зол, очень зол. Стоило мне сказать этой дочери ишака, чтоб она оставалась в Уруке, как ее и след простыл! И если ее не львы сожрали, то для нее же лучше будет не озвучивать никому тот наш разговор. Хотя, чем больше времени проходит, тем больше сдается мне, что я убью ее по возвращению. Мало ли куда она там ходила и с кем о чем говорила.

- Великий Царь, храмовая стража уже весь город обыскала. Нет Шамхат в Уруке. Сестра ее тоже не знает, куда ушла Шамхат, лишь сказала, что та совсем засветло куда-то отправилась. - уткнувшись лбом в пол, вещал советник.

- И неужели никто не видел и никто не знает куда она ушла? - я вопросительно вскинул бровь, борясь с желанием пнуть тупую лысую бошку жирной туши.

- Но-но-но... - затараторил советник - люди видели, как намедни она гуляла с писарем храмовым и что-то обсуждала.

- Приведи мне этого писца. Немедленно! - преклоняясь, советник спешно попятился к выходу из огромного зала.

"Сначала Шамаш не ответил на мой зов, даже в мыслях не явился. Теперь ушла из города Шамхат, которой я намеренно велел не покидать Урук. Что же задумали Боги? Уж ясно, откуда ветер дует. Однако, я провел обряд. Что им еще надо?" - я сел на трон, все глубже погружаясь в свои думы.

*** Энкиду принес меня в глубокую темную пещеру. Похоже, что тут обитала его стая, по земле были разбросаны обглоданные кости разных животных. Стойкий запах падали заполонил все пространство, было трудно дышать, но Энкиду будто не замечал его. Он помог мне слезть с его спины. Спустившись на землю, я тут же упала, как мешок с зерном. Ноги не держали меня и тряслись, будто бы все это расстояние я сама пробежала. Энкиду сел рядом, опять вопросительно склонив голову в бок.

- Спасибо тебе, славный Энкиду, за помощь.

Уже тянувшаяся ко мне лапа остановилась в воздухе. Спутник мой пробурчал что-то непонятное на своем языке, что понимали, похоже, одни лишь звери. - Что такое? - я обеими руками взялась за замершую в воздухе лапу и крепко сжала. Похоже, имя, что я назвала, смутило его. Но понять пока что сути его он не мог. Мне же стоило дать ему разум, чтоб он сумел постичь это и все другое.

Я отпустила его лапу и поднялась с земли, ощутив силу в ногах. Нежно улыбнувшись, как жена мужу, я скинула с себя голубую хлопковую ткань, что служила мне плащом и скреплялась брошью в форме восьмиконечной звезды*. Дальше я медленно стянула свои цветные одежды, подпорченные пылью в пути, и подвязала длинные зеленые волосы широкой лентой. Энкиду непонимающе смотрел на меня, посему я поманила его указательными пальцами, вытянув руки вперед. Он нерешительно приблизился и принялся вновь обнюхивать меня. Начав с ног, медленно шероховатая голова его двигалась вверх. Я же нежно гладила его затылок и рога.

- Как волчица волку, хочу принадлежать тебе.

Такое объяснение он понял. Похоже речь была ему понятна, не понятны были лишь образы и быт человеческий. Но стоит указать на сходство мира людей и животных, как он начинал понимать. Эту ночь он познавал меня, обнюхивал, боялся коснуться лишний раз, будто я могла сломаться от его прикосновений. Я же гладила его шершавое тело, позволяя привыкнуть к моей компании. Утро было трудным. Явно проснувшийся раньше меня Энкиду отбыл в лес охотиться с стаей. И вернулся он с добычей для меня. Позднее я узнаю, что сам Энкиду не ест плоти, но меня он решил кормить, как волчицу. Туша мертвой лани была брошена на плащ, из которого я сотворила ложе. Запах крови, запах смерти... Я взвизгнула, подлетая с земли, и попятилась от трупа животного. Энкиду приглушённо проревел, я же не могла взять себя в руки. Подобного пробуждения у меня ещё не бывало.

- Великий Шамаш! Зачем ты приволок сюда это? - я почти сорвалась на крик, по пещере разлеталось гулкое эхо.

В ответ Энкиду как-то печально простонал и понурил голову. Его глиняное лицо не могло выражать эмоций, но я понимала его огорчение. Быть может стоило мне помягче отнестись к нему, не знающего жизни города, не смыслящего быта людского.

- Прости меня, могучий Энкиду. Я не хотела расстроить тебя, пренебречь твоим даром. - я подбежала к нему и обняла насколько хватило рук моих. Он вновь прогудел что-то непонятное, но уже в положительной манере. Я попросила его вытащить тушу наружу и отдать своим четвероногим товарищам, и он послушался меня. В этот день я попыталась накормить его лепешками, что заботливо собрала мне в дорогу матушка Бирхуртура, но Энкиду начал фырчать и вжиматься в стены пещеры. Уж совсем не пришлась ему по душе стряпня людская, не знакома была ему пища из огня. Я вздохнула, как все же нелегко было с ним сладить.

В эту ночь я усыпала его тело поцелуями, гладила, но так и не смогла пробудить в нем новых чувств. Энкиду жался ко мне, но не было в норове его похоти, не было животного желания обладать. Вот уже вторую ночь не могла я последовать велению Аруру. Кстати бы пришлась помощь Иштар, но Богиня не соизволила почтить своим присутствием, как всегда. Шамаш вознес Солнце на небеса, и ступил новый день на землю. Сим утром меня не будил Энкиду дарами, он просто сидел рядом и смотрел на меня, пока я спала. Будто верный пес, ждущий милости хозяйки. Странно было мне, что кто-то такой могущественный, такой большой может слушаться меня, не тронет меня без дозволения, не посмеет взять силой. И в это утро не прикоснулся он к лепешкам и сикеру не пил, но уже не сторонился. Я попросила его показать мне лес, и он охотно исполнил мое желание. Нынче не неслись мы по лесу, а мерно бродили. Волки не пошли с нами. Они не принимали меня, но и не нападали.

В сени вековых деревьев было прохладно. Зеленый лес полнился шумом, полнился жизнью. Маленькие птички прятались в густой листве пышных кустарников, шныряли меж высоких трав. Их нежные песни лились ручьем и заполняли собой этот бескрайний лес. Оживленный Урук тоже был полон шума, и люди, подобно этим маленьким птичкам, шныряли меж узких улочек, но это бесконечное движение не дарило счастья сердцу. Не в пример гомону городскому, нежная птичья трель очаровывала сердце. Я дышала полной грудью, и восторг захватывал меня. Этот лес казался другим миром, и этот мир был мне по душе.

Энкиду тяжело ступал всеми своими четырьмя лапами. Я же сидела у него на спине и наслаждалась видом. Странным показалось мне то, что никто из лесных обитателей, даже самых малых, не страшился шага его. Не прерывалась птичья песнь, когда он проходил мимо широко раскинувшегося кустарника. Некоторые пташки даже слетались поближе, кто посмелее - садились на его широкую спину и, поворачивая свои маленькие головки, старались рассмотреть меня своими глазками-бусинками. Мне хотелось коснуться их, но малютки бодро отскакивали от меня, при каждой попытке дотянуться. Довольно быстро оставила я свое намерение, и мы спокойно двигались дальше, не мешая друг другу.

Оказалось, что Энкиду вез меня к водопою. И там, соскользнув с его глиняной спины, поспешила я к водам прохладным. Ладони, как чашу, наполнила и к губам поднесла. Столь чистой воды еще пить мне не доводилось. Неподалеку пили воду газели*. Видно, специально Энкиду привел меня к водопою в этот час, чтоб никто не попытался напасть на меня. Стройные длинноногие звери, кажется, не боялись меня. Быть может от того, что со мной был Энкиду, а может потому, что не походила я на охотника.

К воде мой добрый друг не шел, он сел в траву и наблюдал за мной. Его глиняное тело тут же покрылось разного рода мелкой живностью. При всем его виде, его громадности, они не боялись его, а скорее, тянулись к нему. Он что-то урчал, и они отвечали ему на своих звериных языках. Как же чист он был, как невинен. Подобен ребенку в сердце своем. Но Гильгамеш не сможет опереться на дитя, ему нужен друг, что будет равным.

Омывшись прохладной водой, я вышла на берег. Нагота моя не смущала его боле, но и интереса особого я не видела.

- Могучий Энкиду, там, откуда пришла я, есть большой дом. Прекрасный дом, в котором живет моя Богиня - Мудрая Иштар. - решила рассказать о себе больше я, быть может Урук сможет его заинтересовать.

- Иштар однажды смогла даже Всемогущего Энки провести, и украла у него Мэ, и принесла его людским правителям, чтоб те могли мудро править на Земле, как Боги правят на Небе.

Энкиду что-то проворчал, но мне показался его глас одобрительным, он внимал моим словам. И пришла мне в голову мысль, показать человеческие развлечения. Народ Урука, хоть и страдает сейчас, а раньше любил веселье. И песни петь, и танцевать. Решила я рассказать историю*, что особенно любят все петь в День Священного Брака. Я присела на нагретый солнцем валун и запела:

Рассветного солнца лучи коснулись тверди Земной

Великой Иштар сподобилось спуститься одной

Спуститься одной в Царство Мрака, в жилище Иркаллы

Миновав Мир Земной, нисходила Инанна в Земли Нергала.

Вошедший в тот дом, света лишен

Света не видит, лишь тьмой окружен

И питье его - прах, а еда его - глина