По следам былого величия (2/2)
– Неужели ты все еще жалеешь их? – оборачивается Гильгамеш к своему спутнику, сверкая алыми очами, словно бы налитыми кровью, предвещающие неминуемую кару, готовую вот-вот Дамокловым мечом обрушиться на их головы. – Слышишь ты это? Слышишь неистовые крики вдалеке, громовые раскаты? Только это не гром, предвещающий дождь, прохладу и возрождение давно уже затерявшейся во тьме веков жизни, это отголоски далеких взрывов. Они разрушают то, что сами построили, считая, что это ублажит их ложного, жадного до крови бога, пред которым они падают ниц в неистовом исступлении, молясь и каясь, покуда держат в цепях своих же братьев, готовые вот-вот перерезать им глотку, словно бы жертвенному агнцу у алтаря. Они из века в век превращают мой прекрасный сад в иссохшую пустыню, подобно той, в самом сердце которой стоим мы сейчас. Им не по силам изничтожить его, даже будучи уродливым и искаженным, он остается прекрасным в моих глазах, но я, как истинный его хозяин, не позволю в самом его центре расти сорнякам, отравляющим почву, в которую должны пускать корни прекрасные кустарники и деревья со сладкими плодами. А то, что ты сказал о мастере, лишь проблески былого стремления человечества построить утопический мир. Я, будучи законным королем, имя которого они стали забывать, упиваясь своей сладкой ложью, избирая себе правителей-плебеев, не способных ни на что, кроме истязания и наглого паразитирования на моем наследии, почти полностью ими уничтоженного, должен избавить мой прекрасный мир от этой гнили, позволив саду вновь расцвести, а выжившим и достойнейшим людям снова засиять, превосходя богов, а не творя бесчинства, прикрываясь именем Господа.
Чистейшее золото сияет в проглядывающих сквозь тучи пыли солнечных лучах в могучих руках Гильгамеша, являя миру прекрасное сокровище тончайшей работы. Баб-Илу, резной, украшенный драгоценными камнями ключ царского права, открывающий путь прямиком в Золотую столицу, что поныне блещет своим великолепием. До сих пор находит отклик она в прекраснейших сокровищах царя, несмотря на нынешний упадок древнего города, обладать которым позволено лишь ему одному. Блещет златой ключ, разгораясь неистовым заревом пожара, словно бы оплетая небесную твердь подобно дикому плющу, открывает врата прямиком к самому прекрасному и могущественному сокровищу. Меч истинного созидания и разрушения, непостижимый человеческому разуму, разверзающий небо и землю, подобно ключу, открывающими врата в первородный ад. Сжимает он его в руке крепко, но не слетают роковые слова с царских губ, каждой клеточкой тела ощущая умоляющий взгляд Энкиду, стоящего до этого момента все еще позади него самого.
Подходит Энкиду к своему самому дорогому другу и кладет холодную ладонь по верх его руки, цепко сжимающий роковое орудие, одним взмахом способным уничтожить все.
– Сколь часто я говорил тебе, друг мой, что жизнь – это самый ценный дар, который нужно беречь. Нельзя уподобляться тем жестоким людям, что беспощадно сеют смерть и разрушение вокруг. Ты царь всех людей. Был им и останешься вовек. Не пристало тебе уподобляться господам современной эпохи.
Пусть слова его резки и хочется воспротивиться им Гильгамешу, но ласковое прикосновение Энкиду и мягкий вкрадчивый голос его, подобный журчанию горной реки, не дают его праведному гневу вырваться наружу. Всегда его слова, его голос, его присутствие действовали умиротворяюще на лугаля. Это будет неизменно вовек.
– Да, люди не идеальны, у них свои изъяны, – продолжает говорить Энкиду, вглядываясь в алые глаза своего друга, различая там всполохи его гнева, что пытается лесное дитя потушить. — Но все же, Гил... Этим и прекрасна жизнь. Каждый человек важен. Есть те люди, чье влияние на этот мир спасает его! Не разрушен полностью твой сад как раз счет них. Я чувствую, что их не меньше, чем всех тех, кто сеет лишь хаос вокруг себя. Мне больно видеть сколь затуманен разум у тех, кто убивает своих собратьев во славу их жестокого бога... Мы сражались за то, чтобы не допустить подобное. Но все же мы не смогли полностью искоренить подобное. И в этот раз мы не имеем права вмешиваться. Побороть подобное могут лишь те сильные духом люди, что выведут эту эпоху к свету. Это то, что они должны свершить. Пока человек жив, пока его стремления не угасают вместе с решимостью — он может свершить настоящее чудо! Совершить невозможное! Даже один хрупкий человек может спасти наш мир. Люди прекрасны в своих стремлениях, в своем желании жить, в своей храбрости и самоотверженности! Многие запутались, но я верю в то, что они рано или поздно найдут правильный путь.
– Люди до крайности слепы, словно стадо овец, разбегающееся в стороны при малейшей опасности и сталкивающееся друг с другом лбами. Им нужен истинный, сильный правитель и судья, который в праве решать их судьбы, – морщится Гильгамеш с раздражением от слов своего друга и скидывает руку Энкиду со своей.
– Да. Правитель. Судья. Наставник. Не важно. Им нужен тот, кто смог бы показать им правильный путь, – кивает ему Энкиду, подходя ближе. – Уничтожая народы, ты ничего не добьешься. Не вернешь наше царство. И не изменишь людей. Лишь сам пойдешь по пути еще большего насилия, что не принесет ничего кроме горя. Мы не к этому стремились, Гил. Посмотри на это с другой стороны. Посмотри на нашего Мастера и то, что она делает! Ты уважаешь ее, я знаю. И она не единственная такая! Жизнь нужно беречь всеми силами. Ведь она и люди подобные ей – самое ценное, что есть в Мире.
В подтверждение слов своих замечает краем глаза Энкиду средь груд разбитых камней, зелень листьев. И подходит ближе, чтобы рассмотреть это невозможное в здешних местах явление.
Белоснежный цветок расцветает средь осколков былого величественного прошлого, пробивается робко меж руин. Росток надежды на светлое будущее, что видел хаос войн. Выросший на месте величайшей цивилизации, впитавший кровь и боль убитых здесь безумцев, но несущий в себе память древнейшего народа. Улыбается ему Энкиду, проводит ласково тонкими пальцами по нежным лепесткам и словно пытается через прикосновение свое дать этому цветку силы жить. Наделяет частью своей силы, чтобы смог застать этот цветок время, когда поднимется с колен человечество и начнет новую эру.
– Посмотри сюда, Гил... – тепло зовет своего друга Энкиду, продолжая с любовью смотреть на цветок. – Даже средь подобного хаоса, удушающего зноя и безжизненной пустыни, все равно пробивается такое чудо. Что хочет жить. Тянется к свету и сулит то, что вопреки всему, этот Мир еще не обречен. И застанет этот цветок время, когда человечество снова будет великим.
– Пожалуй, ты прав, – лугаль подходит поближе, рассматривая хрупкие лепестки цветка, сумевшего пробиться и вырасти на крови и голых, горячих от солнца камнях. – Мудрому королю должно проявлять милосердие к своим подданным, даже столь недостойным. Невыносимо было бы жить в идеальном, не имеющем изъянов и особенностей мире. Но и забывать о том, что правосудие их настигнет, они не должны. Впрочем, кара неминуемо настигнет их сама. Рано или поздно.
Он расправляет плечи гордо, величественно, обращая свой суровый взгляд на огни далекого города, кажется, замершего в ожидании собственной участи и еще не успевшего вернуться в прежнее состояние. Солнце, доселе скрытое за облаками песка и пыли, робко просвечивает сквозь них, лаская своими лучами древний город, ластясь к господину этого мира и приветствуя его, словно давнего друга. С усмешкой оборачивается он, отдавая дань уважения настойчивости жизни, не желающей уйти в забвение, подобно ему самому в годы подвигов и великих свершений. Жизнь непременно рвется заявить о себе, а истинная, смелая и горделивая человеческая натура по прежнему остается главным украшением его прекрасного сада, которое никогда не наскучит ему, царю над людьми, Гильгамешу.